Изменения климата в Центральной Азии: каковы последствия? (+English)

Бенжамин Орлов – профессор Колумбийского университета и член рабочей группы научно-исследовательского института горных сообществ Университета Центральной Азии

По данным Всемирного банка, страны Центральной Азии могут столкнуться с большой вероятностью того, что в регионе произойдет более значительное потепление, чем в среднем по всему миру: к примеру, если в мире произойдет потепление на 4°C, средняя годовая температура в Центральной Азии к концу 21-го века поднимется на 7°C по сравнению с периодом с 1951 по 1980 гг. (а по сравнению с мировым показателем повышение достигнет 3 °C). Так что же подобный скачок температур означает для самого региона Центральной Азии? И какие последствия ожидаются для постсоветских республик?

В целом, потепление происходит по всему миру, но отдельные участки земли нагреваются с различной скоростью. Высокая температура в ЦА имеет несколько последствий. Первое – влияние высоких температур на водные ресурсы. Уровень воды в водоемах снизится по причине ускоренного испарения воды при более высоких температурах. Таяние ледников приведет к снижению количества воды. Второе – под давлением окажется растительный мир, который нуждаются в большем количестве воды. По мере повышения температуры объём потребляемой растениями воды повышается. Все, что орошается, также нуждается в большем объёме воды. Третье – в регионе произойдет смещение полосы растительности вверх, т.к. растения станут расти на тех участках, на которых будет наиболее подходящая температура для них. Таким образом, пустыни, которые являются самыми низовыми областями в ЦА, поднимутся вверх, то же самое произойдет и с луговыми участками. Леса станут перемещаться вверх к более высоким частям гор.

Подобная связь между водой, температурой и растительностью имеет большое значение для жизнедеятельности и экономической активности. Также все это важно с точки зрения жизнеспособности человека и условий для его жизни, т.к. при жарком лете растения и деревья играют важную роль в охлаждении воздуха и предоставлении тени. В больших и маленьких городах, а также в сельских районах деревья – обычное явление. Рост температуры окажет давление на растения природных и культурных ландшафтов.

И четвертое – при более высокой температуре ожидается ухудшение здоровья, в особенности это касается тепловых волн, которые в последние десятилетия наблюдаются по всей Азии и Европе. Тепловые волны окажут влияние на людей со слабым здоровьем, в частности, на детей и пожилых людей.

Каково влияние высокой температуры на сельское хозяйство? Можете привести пример?

Ярким примером является выращивание фруктовых садов, которые станут давать меньшие урожаи, т.к. деревья страдают от повышения температуры. Деревья станут использовать больше энергии для того, чтобы листья не опадали, и станут давать меньше плодов. Количество производимой молочной продукции снизится из-за того, что животные также будут страдать от жары. Вода нужна для поддержания должной температуры тела у животного или человека, и неважно, говорим мы о потоотделении или о выдыхаемом паре.

Очевидно, что мы имеем в виду жизнь в горах. Но как насчет стран ЦА, расположенных вниз по течению реки?

Водные ресурсы имеют большое значение для газовой и нефтяной промышленности в Казахстане и Туркменистане. Также они важны для Узбекистана, в котором крупная хлопковая отрасль играет важную роль в экономике. Исторически сложилось так, что было слабое управление при распределении воды в обеих странах. В период существования СССР господствовал принцип центрального планирования, на несколько лет вперед, а также массовое производство. Такой подход неприспособлен к нестабильному водоснабжению, которое необходимо решать на ежегодной основе.

Предполагается, что изначально в ЦА воды всегда было достаточно, это мнение уже укоренилось в сознании людей. Но в регионе переход к частной собственности осуществлялся недостаточно прозрачно, управление диктовалось политическими целями, а не факторами рационального использования природных ресурсов. Но на самом деле есть надежда, что понимание последствий, связанных с изменением климата, а также рыночная конкуренция заставят страны, расположенные вниз по течению, принять более эффективный подход в управлении водными ресурсами. На самом деле есть многочисленные возможности для улучшения распределения водных ресурсов и управления.

Каков Ваш прогноз относительно густонаселённой Ферганской долины?

В долине произойдет снижение уровня урожайности на орошаемой территории, где выращиваются хлопок и овощи. Высокая температура напрямую повлияет на снижение производства и может вызвать нашествие вредителей, т.к. растения ослаблены в жару и неспособны применять свою естественную защиту. Очень вероятно, что популяции насекомых будут процветать при более высокой температуре. Тем не менее, климатические изменения создают возможность для отбора улучшенных методов орошения, а также для перехода на жароустойчивые культуры и сорта сельскохозяйственных культур.

Например, вместо картофеля можно будет выращивать перец. Что касается хлопка, то потребуется радикальный переход на многолетнюю разновидность хлопчатника, который замечательно растёт при более высокой температуре. Это специальная культура хлопка, которая нуждается в меньшем поливе. Рыночная стоимость её выше обычного. Многолетние культуры хлопка обычно растут на уровне моря в экваториальной зоне (в таких странах, как Перу). Поэтому существует вероятность перехода хлопчатобумажной промышленности Узбекистана к типу хлопка, который может расти в условиях температур, встречающихся в пустыне.

В данном случае мы говорим о росте температуры в ЦА до 4°C?

Повышение уровня моря не должно затронуть ЦА. Тем не менее, оно окажет значительное влияние на мировые финансовые центры, которые расположены в прибрежных городах, к которым относятся Нью-Йорк и Лондон. Пока неясно, какой конкретно эффект будет оказан на мировую экономику. Я не говорю об апокалипсисе, но повышение температуры на 4°C приведет к огромным изменениям, которые произойдут по всему миру. В ЦА период аномально жаркой погоды станет более продолжительным. Летом в Ферганской долине температура достигает 40°C, а сезонные изменения могут начаться за месяц или два ранее или позже, и результатом этого станет резкий скачок температуры в районе от 40 до 45°C. В связи с этим в короткий промежуток времени растения и деревья будут подвергаться большему стрессу, и это приведет к их гибели. В результате, мы окажемся свидетелями изменения ландшафта.

Приведу пример: в Саудовской Аравии и странах Персидского залива высокая температура. Также эти страны обладают большими запасами воды, которыми они могут управлять, т.к., в свою очередь, являются нефтедобытчиками. У них достаточно денег и нефти для того, чтобы заниматься опреснением воды, которое позволяет получить доступ к грунтовым водам. Эти страны полностью субсидируют сельское хозяйство. В Саудовской Аравии выращивается пшеница, есть молочные фермы – все это страны могут себе позволить. Тем не менее, возможно, из-за роста температуры им придётся сделать приоритетным потребление воды для городских нужд, нежели для нужд сельского хозяйства. Возможно, наступит время, когда орошение сельского хозяйства покажется им роскошью. В связи с большой потребностью воды для внутреннего использования орошаемое сельское хозяйство невозможно будет сохранить. Подобная аналогия можно будет провести и со странами бассейна реки Сыр-Дарья, где городские и внутренние водные ресурсы окажутся в приоритете. Такой переход может быть более тяжелым, т.к. регион не настолько богат, насколько богаты Саудовская Аравия и страны Персидского залива.

Какова Ваша оценка способности адаптироваться к климатическим изменениям в ЦА? К каким действиям может привести адаптационная стратегия? Каковы варианты для густонаселённой Ферганской долины?

В Центральной Азии положительные элементы способности адаптироваться включают в себя: высокий уровень грамотности и образования, большая приверженность жителей региону, а также некоторая осведомленность общества из-за миграции. Известно, что мигранты способствуют устойчивости региона во время крайней нужды и стихийных бедствий. Мы наблюдали это на Гаити после урагана Мэтью и после прошлогоднего землетрясения, произошедшего в Непале. Тогда мигранты объединили усилия по отправке больших средств своим родным и друзьям, которые остались на родине. Если в ЦА произойдет глобальное потепление, то мигранты узнают об этом и увеличат денежные переводы домой.

Но есть и ограничения – отсутствие прозрачности и открытости местных правительств, отсутствие свободных СМИ и коммуникаций, а также отсутствие широкого гражданского диалога. Помимо этого, сложность пограничных споров в Ферганской долине создает напряженность по национальным и этническим линиям, что может помешать эффективному управлению водными ресурсами. Все данные предпосылки могут препятствовать поиску решений по приспособлению к изменениям климата. В связи с опасениями, связанными с воздействием изменения климата, все это действительно создает проблему для жителей ЦА.

Но есть и позитивные примеры в других странах. Река Иордан – пример того, как страны сотрудничают в вопросе управления водными ресурсами. Существует много аналогий между Мертвым морем на Ближнем Востоке и Аральским морем в ЦА. Так же, как и в случае с Аральским морем, которое пострадало от неумелого управления водными ресурсами бассейнов Амударьи и Сырдарьи, Мертвое море сталкивается с риском истощения при водоотборе из Иордана. Несмотря на это, есть хорошие новости: налажено сотрудничество между Иорданией, Израилем и Палестиной с некоторым участием Ливана и Сирии. Оно продолжается уже 60 лет с разработкой единого плана развития водных ресурсов Иорданской долины в середине 1950-х гг. Агентства, которые занимаются планированием использования водных ресурсов в вышеуказанных странах, разрабатывают план, пункты которого соблюдаются всеми участниками. Страны не делят воду поровну, но постоянно встречаются с целью обсуждения распределения воды. Сами израильтяне, иорданцы и палестинцы понимают, что необходимо находить общее решение. Таким образом, среди стран, которые до сих пор спорят по границам и имеют сложные отношения, по вопросу воду, однако, существует консенсус. Три страны понимают нужды друг друга. Я не говорю о том, что это гармоничный процесс, но, по крайней мере, все это ведёт к некоторому виду планирования.

И вопрос будет заключаться в том, что необходимо сделать для того, чтобы улучшить распределение водных ресурсов между Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном. Думаю, что процесс поиска решений в Ферганской долине будет медленным, и некоторые неудачи будут связаны с преемственностью управления. Например, некоторые чиновники министерств в Израиле, Иордании и Палестине меняются относительно редко. Но в странах ЦА реорганизация министерств и смена сотрудников происходит чаще. Вы можете посмотреть на примеры международного сотрудничества по вопросам водных ресурсов между странами конфликтующих бассейнов и посмотреть на состав комитетов, которые занимаются обсуждением вопросов о распределении воды. В состав этих комитетов входят министерства, академические круги, гражданское общество и представители бизнес-сообществ. Первый шаг сделать легко, а он потянет за собой следующие. Можно начать с обсуждения ряда данных о водных ресурсах стран. У стран, находящихся вверх по течению, есть данные контрольно-измерительных приборов, эту информацию хотели бы получить страны, расположенные вниз по течению. И процесс обмена данными в ЦА может занять десятилетия.

Вы верите в то, что в ЦА существуют все предпосылки для водного конфликта?

В Орегонском университете есть база данных по водоразделам, которая была создана под управлением профессора Аарона Вольфа. Он утверждает, что мир (ещё) не сталкивался с войнами за воду. Есть определенные трения, но обычно путём переговоров достигаются какие-то решения. Когда я думаю об Азии, я думаю, что по сравнению с ЦА проблемы водных ресурсов сложнее в Гималаях, Каракоруме и Гиндукуше. Реки, которые протекают из Индии в Пакистан, – объект напряжения, и давайте не забывать о том, что эти страны – обе ядерные державы – уже несколько раз воевали между собой.

Во всем мире мы видим напряжение. В частности, страны, расположенные вниз по течению, выражают свою озабоченность, когда страны, находящиеся вверх по течению, строят ГЭС. Так, например, строительство новых ГЭС в бассейне Нила в Эфиопии создало огромную проблему для египтян. Сирия и Ирак постоянно враждуют с Турцией из-за турецких ГЭС, построенных на реках Тигр и Евфрат. Несмотря на это, в настоящее время эти конфликты существуют больше на дипломатическом уровне. Я надеюсь, что подобная модель будет применена и в ЦА. Я не хочу зря надеяться, но и не хочу отчаиваться. Я не могу отвечать на вопросы о переговорах между центральноазиатскими странами, т.к. это ответственность региональных властей, но т.к. мы разговариваем, я понимаю, что даже данные об осадках могут быть полезными для гидрологических моделей, которые смогут спрогнозировать речной сток. Поэтому, возможно, странам следовало бы координировать свои метеорологические службы под эгидой глобальной программы, к которой относится Всемирная метеорологическая организация. Это один момент, где вы можете провести сравнение данных. Позиции Кыргызстана и Таджикистана не намного слабее, чем в бассейне Нила, где Египет намного сильнее Эфиопии и других приграничных стран, расположенных вверх по течению реки.

После знакомства с научными исследованиями можно предположить, что повышение температуры приведет к опустошению в виде засухи и нехватки воды в странах, расположенных вниз по течению (Узбекистан, Туркменистан и Казахстан), а Кыргызстан и Таджикистан, которые находятся вверх по течению, столкнутся с такими природными катаклизмами, как наводнения и оползни. Что необходимо предпринять в регионе для того, чтобы минимизировать подобный отрицательный эффект?

Существует сочетание подобных неблагоприятных факторов в странах, расположенных вверх и вниз по течению реки. Наиболее заметны природные катаклизмы в Кыргызстане и Таджикистане. Что касается отрицательных эффектов в ЦА, я хочу отметить опасность прорыва ледниковых озер (ПЛО) в этих странах. Примером управления рисков ПЛО для ЦА может стать Непал и Перу. В этих странах были установлены приборы для мониторинга наиболее опасных ледниковых озер посредством дистанционного обследования и снимков со спутника. Непал и Перу уже установили системы раннего оповещения в опасных районах. Были вложены средства в обучение местного населения для того, чтобы сами жители могли принимать участие в процессе разработки путей эвакуации.

Помимо этого, в Кыргызстане и Таджикистане под воздействием окажутся леса и пастбища, что, в свою очередь, окажет влияние на экономику. Последствием снижения растительности в горных районах станет увеличение оползней, которые будут происходить и в низовье. Тем не менее, в ЦА мы уже начали наблюдать песчаные бури, содержащие частицы соли, которые ветер выметает с засохшего дна Аральского моря.

В перспективе полезен пример Калифорнии, где на управление водными ресурсами повлиял ветер, который поднимал незащищенные отложения со дна соленого озера. На юге штата было озеро Оуэнс, которое было признано как источник загрязнения воздуха. Избыточное использование жителями вверх по течению воды из реки Оуэнс сократило уровень притока воды и, следовательно, обнажило соленое дно озера, в связи с чем Комитет охраны водных ресурсов и воздушного бассейна штата Калифорния объявил ирригационные сооружения на реке Оуэнс источником загрязнения воздуха. Таким образом, в рамках закона о качестве воздуха штата Калифорния был урегулирован вопрос, касающийся водных ресурсов.

Другой пример касается Йемена. Страна – относительно сухая, грунтовые воды облагаются большими налогами. В г. Сана (столица Йемена) вода – дефицит. Дефицит воды сильно влияет на уровень благоустроенности. У жителей города не хватает питьевой воды, также им не хватает воды для приготовления пищи, санитарии и всего остального. В итоге дефицит воды сказывается на здоровье населения. Детская смертность растёт, потому что люди стали использовать загрязненную воду. Отрицательное воздействие оказывается на женщин, которые постоянно вынуждены набирать и переносить воду. Пример Йемена показывает то, как дефицит воды влияет на экономическое развитие и здоровье человека.

Страны, расположенные вниз по течению, могут столкнуться с тем, что уровень дефицита воды возрастет, а сами они останутся неэффективными водопользователями. Изменит ли подобная угроза их потребление воды тогда, как в таких государствах, как Туркменистан и Узбекистан остаются проблемы прозрачности управления? Сложно ответить на этот вопрос, но интересно, станут ли люди более рациональными, когда будет затронут вопрос потребления воды. Весьма вероятно, что мы столкнемся с улучшенным управлением в городах, а не в сельскохозяйственной промышленности, т.к. обычно цены на воду в сельском хозяйстве искусственно занижены.

В городах спрос выше из-за количества населения. В Бразилии, например, один г. Форталеза смог улучшить распределение воды в муниципальной системе. Возможно, мы увидим, что немедленные усилия будут предприняты со стороны местных муниципалитетов, а не со стороны национальных правительств.

Как Кыргызстан и Таджикистан могут спасти ледники от быстрого таяния?

В данной ситуации очень мало можно сделать, так как повышение температуры происходит по всему миру. Обе страны могут присоединиться к другим странам для снижения стремительного роста уровня выбросов парниковых газов. Также они могли бы присоединиться к декларациям других стран, на территории которых есть ледники, таких как Бутан, Непал, Перу, Чили и другие. Например, маленькие островные государства могут много потерять вследствие повышения уровня моря. Поэтому они лоббируют данный вопрос с целью привлечения внимания всего мира к данной проблеме. И решением проблемы повышения уровня моря является снижение уровня выбросов парниковых газов.

В таком случае, страны, на территории которых есть ледники, могут использовать этот же принцип. Они могут привлечь процветающие страны, такие как Норвегия, Исландия, Австрия, Швейцария и Новая Зеландия, которые сталкиваются с пагубным воздействием отступания ледников. Таким образом, богатые и бедные страны могли бы объединиться для решения неотложного вопроса о выбросах парниковых газов.

Есть и другое решение, которое связано с полной зависимостью от угля в Кыргызстане и Таджикистане. Использование угля приводит к тому, что в Кыргызстане и Таджикистане образуется копоть, которая загрязняет воздух, например, в Бишкеке. Заметно, что в Бишкеке воздух сильно загрязнен из-за этого. Некоторую часть копоти ветер уносит на ледники. Каков процент копоти в Бишкеке, я не знаю. В Гималаях было проведено много исследований, которые демонстрируют влияние неэффективного использования угля, дизельного топлива и биотоплива. В Индии отрицательное воздействие источников копоти было зафиксировано в ледниках Гималаев.

Наблюдается ли похожее влияние в ЦА? Если есть доказательства того, что сажа оседает на горы Тянь-Шаня и Памира, то их можно будет получить с помощью исследования. Тем не менее, даже если мы уберем источники копоти в этом регионе, это составит только около 10 процентов влияния на таяние ледников по всему миру. Кыргызстан и Таджикистан могли бы сделать больше для подтверждения последствий ускоренного таяния ледников для того, чтобы получить инновационную помощь в адаптации и финансирование, которые можно получить от фондов зелёного климата и других мировых организаций, которые занимаются адаптацией и ведут разъяснительную работу по всему миру.

В СМИ была информация о том, что есть меры по спасению ледников от таяния, где ледники покрываются специальной плёнкой, которая предотвращает их нагревание. Вы верите в то, что подобные меры могут помочь?

Я бы сказал, что нет. В Швейцарии есть несколько мест, где региональные организации накрыли ледники плёнкой для того, чтобы ледники восстановились за зиму. Этот метод дорогой, медленный и не приносит больших изменений. Хотя он может иметь локальный эффект. Невозможно будет установить огромные навесы над Тянь-Шанем и горами Памира.

Вы верите в то, что Аральское море можно восстановить? Или момент упущен?

Я не знаком с тысячелетней историей Аральского моря. Недавний спад – это всего лишь короткий период для этого озера. Думаю, что в какое-то время оно увеличивается, а в какое-то уменьшается. В прошлом погода не была статичной. Она была непостоянной. Я бы не стал исключать возможности того, что море может заново восстановиться. Если в будущем использование воды для нужд человека станет рациональным, возможно, мы увидим, что в Аральское море будет поступать больше воды.

Тем не менее, большая неопределенность существует в отношении осадков в ЦА, а не в отношении температуры. Мы знаем, что температура повышается, но мы с наименьшей уверенностью можем говорить об осадках, и прошлым летом на территории ЦА в действительности были очень сильные дожди. Необходимо помнить о том, что температура и осадки – это две фундаментальных составляющих климата. Мы точно знаем, что Северный Ледовитый океан, который находится на севере России, нагревается, в связи с чем на его поверхности образуется меньше льда. В связи с этим, происходит более сильное испарение, а также изменяется направление и скорость ветра. Приведет ли это к усиленным дождям и влажности в ЦА, которые придут с севера?

Метеосистема приходит в ЦА с запада, а метеосистема с севера – нечастое явление. Тем не менее, все может измениться, а может и не меняться. В какой-то мере подобная неопределенность не позволяет все точно спланировать. Возможные изменения имеют значение не только для Аральского моря, но и для речных бассейнов Амударьи и Сырдарьи. Можно ожидать некоторые изменения в осадках.

Конечно, Аральское море объективно считается примером плохого управления водными ресурсами. А сейчас его также можно рассматривать в качестве примера негативного воздействия климатических изменений, однако, неопределенность остается. Есть надежда на то, что Аральское море немного восстановится, но нереалистично ожидать, что его уровень восстановится и станет таким же, каким он был в прошлом веке.

Что Вы порекомендуете Узбекистану, Таджикистану и Кыргызстану для разрешения споров о разделении воды в Ферганской долине?

В первую очередь, хочется надеяться, что страны ЦА приложат все усилия для улучшения системы управления водными ресурсами у себя внутри стран. Для этого потребуется систематический сбор данных и обмен информацией между гидроэнергетикой и сельским хозяйством. Это может улучшить сотрудничество внутри региона. Вопрос состоит в том, лучше разделить управление водными ресурсами Сырдарьи и Амударьи? Или лучше будет применить принцип совместного управления? Этот вопрос может решаться медленно, т.к. проблемы являются насущными. Нужно чётко очертить набор проблем и решений, над поиском которых нужно будет работать.

Относительный успех управления водными ресурсами на реке Иордан является конструктивным примером, применение которого можно опробовать и в ЦА. Региональные правительства могли бы рассмотреть данный пример и попробовать подобное решение в Ферганской долине.

В Центральной Азии наследие централизованного планирования продолжает сохраняться ещё с советских времен. Это, в свою очередь, создает ожидания, что решение будет исходить от центральных властей. По сути, с тех пор предпринимались неэффективные шаги для продвижения решений на уровне местного управления. Под подобными решениями я имею в виду местные инициативы по улучшению системы водоснабжения. Возможно, комитеты по управлению водными ресурсами в селах и водоохранные органы в городах смогут предложить примеры, которые переймут и остальные.

Benjamin Orlove is a professor at Columbia University and a member of the working group of the Mountain Societies Research Institute at the University of Central Asia

According to World Bank, Central Asia is likely to experience more intense warming than the global average: in a 4°C warmer world for instance, mean annual temperature over Central Asia at the end of the 21st century could rise by 7°C relative to 1951-1980 (or 3°C higher than the global mean). What does this rise in temperature mean to the region of Central Asia? And what are the implications for the post-Soviet republics?

In general, the whole world is warming, but different parts are warming at different paces. Higher temperatures in Central Asia have several consequences: 1) An effect of higher temperatures on water resources. Reservoirs will lose water because water evaporates more quickly at higher temperatures. The melting of glaciers will also reduce water availability. 2) There is also more pressure on plants because they require more water. As temperatures rise, plants require more water. Anything that is irrigated would require more water as well. 3) There will be an upward movement of belts of vegetation, as plants will grow in areas of the temperatures that best suit them. So the lowest areas which are deserts in Central Asia will creep upward and the grassland zone will do the same. Forests will go upward to the higher portions of the mountains. This link between water, temperature and vegetation is relevant for livelihoods and economic activities. It is also important for human livability and habitability because in places with hot summers, the plants and trees are important to provide shade and cooling. In the cities, towns and rural areas trees are common. The rising temperatures will put pressure on plants in natural and cultivated landscapes. 4) Loss of human health is expected over higher temperatures, particularly heat waves, as has been seen across Asia and Europe in recent decades. Heatwaves will affect more people with weak health, particularly, infants and elderly people.

How would higher temperatures influence agriculture? Would you provide us with an example?

A prime example would be orchard agriculture which would produce lower yields because trees themselves would be more stressed. Trees will use more energy to maintain their leaves, and trees are likely to produce fewer fruits. Dairy production would be reduced a as animals would become more stressed by heat. To maintain body temperature for an animal or human requires consumption of water, whether through perspiration or exhalation.

This is about mountains, obviously. But what about the downstream states in Central Asia?

Water resources are essential for gas and oil industries in Kazakhstan and Turkmenistan. It is also noteworthy for Uzbekistan where large-scale cotton production is vital for the government. In both states, water distribution has been poorly managed, historically. We are familiar with central planning, mass production and multi-year period of planning during Soviet rule, which meant less adaptation to inconsistent water supply from year-to-year. There’s an assumption that water is naturally abundant in this region. So there’s a legacy of this kind of mindset along with poorly managed transition to private ownership which implies a politically motivated management that is not susceptible to rational use of natural resources. But there’s actually a hope that pressure from a consequence of climate change, and market competition, will drive downstream states to greater efficiency in managing water resources. They may have numerous opportunities to improve water distribution and management.

But what your projection would be for the densely populated Ferghana Valley?

There will be a decline in yield in the irrigated valley with commercial cotton production and vegetable farming. Higher temperatures will reduce production directly, and increase the possibility of pest outbreaks, as plants lose their natural defenses and become weak due to over heat stress. Insect populations are more likely to thrive under higher temperature conditions. Nonetheless, climate change creates opportunities for selection of better irrigation techniques and for the shift to heat-tolerant crops and crop varieties. For instance, potato crops are probably going to be replaced with other crops such as peppers. Specifically, with cotton there could be a radical shift toward perennial cotton species that grow well under high temperatures. These are specialty cotton crops that require less water and they are priced higher on the market. Perennial cottons are grown normally at sea level in the equatorial zone (countries like Peru). So there is a potential for a transition in the cotton industry in Uzbekistan to types of cotton that are more suited to withstand temperatures in the desert.

And we are referring to a rise of temperatures in Central Asia by 4C degrees?

The rise of sea level is not likely to affect Central Asia. Nonetheless, it will devastate global financial centers which are located in the coastal cities like New York and London. What exactly that would mean for the world economy is not clear. I don’t mean to talk about the apocalypse but 4C degrees rise in temperatures will lead to greater changes around the globe. Central Asia may experience longer heatwaves. Temperatures in the summer reach 40C degrees in the Ferghana Valley and seasonal changes may start month or two earlier or later that could result in spikes of 40-45C degree temperatures. That is going to create short periods when plants and trees would be exposed to higher stress and ultimately, plants would die. In effect, we may witness transformation of the landscape. To give you an example, I’m thinking of Saudi Arabia and Persian Gulf states which currently have high temperatures and abundant water that they can manage as oil producers. These states have enough money and oil to be in a position to maintain desalinization which compliments their access to groundwater. They have heavily subsidized agriculture. Wheat grows in Saudi Arabia and they also have dairy farms, there because they can afford it. Nevertheless, as temperatures rise, they may have to prioritize water consumption for urban needs over agriculture. There may well be a time when they find irrigated agriculture is a luxury. It can’t be maintained due to greater need for domestic use of water. I’m going with this analogy to illustrate that there is a possibility of a similar transition in the Syr Darya basin that may prioritize urban and domestic water supplies. The transition may be more difficult, because the area is not as rich as Saudi Arabia and the Gulf states.

Your assessment of the adaptive capacity to climate change in Central Asia? How does adaptive capacity translate to action in the region? What are the options for the densely populated Ferghana Valley, for instance?

Positive elements of adaptive capacity in Central Asia include high levels of literacy and education, strong commitment to this region on the part of residents and some awareness of wider society due to migration. It’s known that migrant populations can contribute to the region’s resilience, in times of extreme need and times of disaster. We saw it in Haiti after hurricane Matthew and in Nepal last year after the earthquake when migrants have consolidated their efforts to send more funds back to their homelands. If there were a climate crisis in Central Asia, migrants would be aware of it and increase their remittances back home. But some of the limits for adaptive capacity include the lack of transparency and openness on the part of local governments, the lack of free press and communication, and the lack of broad civil dialogue. Also, complexity of border disputes in the Ferghana Valley creates tensions in national and ethnic loyalties which can interfere with effective water management. All these highlighted preconditions may impede solutions to climate change adjustment. It certainly is a challenge for Central Asian nations over concerns related to climate change impact. However, one should keep in mind positive examples elsewhere. The Jordan River is an instance of how states work together to manage water resources. There are many analogies between the Dead Sea in the Middle East and the Aral Sea in Central Asia. Just as in the case of the Aral Sea that was affected by mismanagement of water from Amy Darya and Syr Darya, the Dead Sea is facing a similar fate from extraction of water from the Jordan River. Nonetheless, the positive news from the Jordan River basin is that there is cooperation between Jordan, Israel and Palestine, with even some participation of Lebanon and Syria. This dates back over 60 years to the establishment of the Jordan Valley Unified Water Plan in the mid-1950s. The water planning agencies in all the countries develop plans which the others respect. The countries don’t share water equally but they do have regular meetings to discuss water distribution and there’s a realization among Israelis, Jordanians and Palestinians that they need solutions. So in the land where borders are still contested and negotiations are complicated, there is a consensus among them to negotiate on watershed. Three nations have awareness of other nation’s interests. I don’t mean it’s a harmonious process, but at least it leads to some planning. And the question would be, what to do in order to improve water allocation between Kyrgyz Republic, Tajikistan and Uzbekistan. I think this process of finding a solution in the Ferghana Valley is going to be slow and it will have various setbacks in terms of continuity of personnel. For instance, some of the ministry staff in Israel, Jordan and Palestine remain relatively stable. However, there is more turnover in Central Asian states. You could seek examples of international cooperation over water in conflict-ridden watersheds and see a composition of committees that discuss water distribution. It means they may include ministries, academics, civil society and possibly commercial interests. The first steps would be simple ones that could lead to other steps. One first step could be a sharing of datasets on water. So upstream states have the gauges and downstream states would love to have any information. And a process of sharing data might take a decade or two in Central Asia.

Do you believe that there is a potential for water conflict in Central Asia?

There is a database on watersheds at the University of Oregon headed by the researcher Aaron Wolf. His claim is that the world has not (yet) seen wars over water. There are tensions, but they typically reach negotiated solutions. When I look at Asia, I think that the water issues are harder in the Himalayas, Karakoram and Hindu Kush than here in Central Asia. Water resources that pass from India to Pakistan continue to raise tensions, and let us keep in mind that these two countries, both nuclear powers, have fought wars. We see tensions elsewhere in the world. In particular, downstream states express their concerns when upstream states build dams. It’s an enormous issue in the Nile basin with new dams in Ethiopia that Egyptians are unhappy about. Syria and Iraq are often angry at Turkey due to the Turkish dams in the Tiger and Euphrates Rivers. Nonetheless, to date those conflicts are largely diplomatic. I would hope that a similar pattern would continue in Central Asia, too. I do not want to get falsely optimistic but I just don’t want to be in despair, either. It is very speculative for me to offer set of questions over negotiations between the states in Central Asia because that would be on the part of the regional authorities but as we are talking I realize that even rainfall data would be useful for hydrological models to project river flow. And that might be something for meteorological services in this region to coordinate on under global program’s auspice such as the World Meteorological Organization. So this is one place where you could look for comparative instances. The power inequality of Kyrgyzstan and Tajikistan in Central Asia is much less than in the Nile basin where Egypt is so much stronger than Ethiopia and the other upstream countries.

After reading scientific studies one can argue that rising temperatures will bring devastation in the form of droughts and water scarcity to the downstream states of Uzbekistan, Turkmenistan and Kazakhstan while upstream Kyrgyzstan and Tajikistan are more than likely to deal with natural disasters such as floods and landslides. What would be the best practice in the region to minimize negative impact in this case?

There is a mix of these adverse impacts in the upstream and downstream states. Natural disasters are most visible in Kyrgyzstan and Tajikistan. With regards to negative impacts in Central Asia, I would highlight a risk of glacial lake outburst floods (GLOF) in Tajikistan and the Kyrgyz Republic. Central Asia could look at the global practice of managing GLOFs in Nepal and Peru. There, states installed facilities to monitor the most threatening glacial lakes through remote sensing and satellite images. Nepal and Peru have early warning systems in those areas. They invested into training of communities to ensure that local people participate in the designing process of evacuation routes.

In addition, in Kyrgyzstan and Tajikistan there also will be an increasing impact on forests and pastures which is going to affect livelihoods. As a consequence less vegetation in the mountainous states will exacerbate landslides that may also occur in the downstream states. Nonetheless, something that we are already seeing in Central Asia is dust storms mixed with salt particles from dried bed of the Aral Sea. To put in perspective, water management in California, for example, was shaped by wind events that lifted exposed sediments of a saline lake. There was Owens Lake in southern California which was actually declared a source of air pollution. When upstream users removed water from the Owens River, they reduced inflow into the lake and increased exposure of the salty lake bed, The State of California’s Air Resources Board declared the irrigation facilities at the Owens River as air pollution sources. So it regulated water under the California Air Quality Act. Another example of a water stressed nation is Yemen. This country is relatively arid and has heavily overtaxed ground water. Water in the capital city of Sanaa is increasingly scarce. The impact of water scarcity in the city has a heavy negative effect on livability. City residents lack sufficient water for drinking, cooking, sanitation, and other purposes. Scarcity of water leads to a greater impact on public health which may be observed on infant mortality rate as people turn to use of polluted waters. It places a negative impact on women who often collect and carry water. Yemen illustrates how water scarcity impacts economic development and human health.

As to downstream states, it is striking that they may face increased water scarcity while to remain inefficient water users. Will these threats transform their modeling of water use while having issues with governance where lack of transparency in governments such as Turkmenistan and Uzbekistan? It’s difficult to say but one wonders if there’ll be pockets of rationality when it comes to water use. Most likely, we will see a transition toward better management in the cities rather than in the agricultural industry because water prices for agriculture are typically artificially low. In the cities, demand is stronger owing to the population. In Brazil, there is a city of Fortaleza that has taken steps to improve municipal water distribution system. Perhaps, we would see immediate steps from the local municipalities than from the national governments.

How Kyrgyzstan and Tajikistan can save glaciers from rapid melting?

There is very little they could do in this situation due to increased temperatures worldwide. What they could do is they can join other countries to mitigate the rapid increase of greenhouse gases. Kyrgyz and Tajiks could join other glacier countries to present a declaration with Bhutan, Nepal, Peru, Chile and other states. For instance, small island nations have a great deal to lose over sea level rise. So they have lobbied to bring global attention to this concern. And the solution to the sea level rise is a decrease of the greenhouse gas emissions. So in this case, glacier countries could do that as well. Glacier countries include some wealthy states. I’m referring to Norway, Iceland, Austria, Switzerland and New Zealand which face deleterious impacts of glacier retreat. So rich and poor glacier countries could unite to raise urgency of the greenhouse gas emissions. There is some other small step that can be made which would outline a heavy reliance on coal in Kyrgyz Republic and Tajikistan. The use of coal produces soot in Kyrgyzstan and Tajikistan which pollutes the air in Bishkek, for instance. It makes air noticeably smoggy here in Bishkek. Some part of that soot is carried by wind to glaciers. What is a percentage in Bishkek, I don’t know. There are more studies in the Himalayas that show impacts of inefficient use of coal, diesel and biofuel. In India, negative effects of soot sources were recorded on the glaciers in Himalayas. Are there similar influences in Central Asia? If there’s evidence of increased deposition of black carbon in Tian Shan and Pamirs, then we can find out through research. Nonetheless, even if we eliminate soot sources in this region, that would be around 10% of processes that cause glacier melt worldwide. Kyrgyzstan and Tajikistan could do more to document impacts of the rapid melt to seek adaptation innovations and funding from green climate fund or other global organizations which target adaptation and press on the world.

There have been reports of a specific measure to save glaciers from melting which is covering them with plastic from exposure to heat. Do you believe that it can help?

I would say no. In Switzerland, there are few places where regional organizations do that to have glaciers for winter recreation. It’s expensive, slow and doesn’t make a big difference except it may bring a localized effect. You wouldn’t be able to bring in a huge tent over Tian Shan and another tent over Pamirs.

Do you believe that the Aral Sea can be revived? Or has it passed the point of no return?

I don’t know history of the Aral Sea over millennia. The recent decline is just one short period for this lake. I think that there are periods of growing and shrinking. Weather in the past wasn’t entirely static. There were variabilities. I wouldn’t exclude a possibility where it can grow back again. If there’s a future when water use addresses rational management for human needs, we’ll might see more discharge of water into the Aral Sea.

Nevertheless, there’s much more uncertainty about precipitation in Central Asia than there is about temperature. We know that temperatures are increasing, but we’re less certain about precipitation, and indeed there were unusually heavy rains this last summer. Keep in mind that temperature and precipitation are the two fundamental elements of climate. We do know that the Arctic Ocean, which lies to the north of Russia, is warming, leaving less ice on the surface of the ocean. That achieves greater evaporation and also, altered wind patterns. Will this projection lead to more rainfall and moisture in Central Asia from the North? Weather systems come to Central Asia from the West while weather systems from the North are infrequent. Nevertheless, it may change or may not. In a way, it’s very difficult to plan in this context of uncertainty. That would be significant not for only the Aral Sea but for the entire watersheds of Amu Darya and Syr Darya. Some changes to precipitation may be expected. The Aral Sea has certainly been taken an example of poor resource management of water. Now, it is also being taken as an example of adverse impact of climate change, but uncertainties remain. There’s a hope that there will be some amount of recovery of the Aral Sea but it’s unrealistic to expect that it will go back to its previous levels as it was in the last century.

What would you recommend Uzbekistan, Tajikistan and Kyrgyzstan could do to resolve water disputes in the Ferghana Valley?

First, I would hope that Central Asian states could make greater efforts to improve water management systems internally. That requires more systematic data collecting and sharing across sectors between hydropower and agriculture sectors. This would ultimately bring more focus on cooperation within the region. The question is would it be helpful to manage Syr Darya and Amu Darya separately? Or manage them jointly? This process or possibilities may move slowly as issues are pressing. It would require identification of a set of issues and solutions to work on. The relative success of the water management in the Jordan River is a constructive example to try here in Central Asia. Regional governments could look at it and see if it’s possible to probe the same solution in the Ferghana Valley. In Central Asia, the legacy of central planning continued since the end of Soviet rule. That in turn has created expectation that solutions would come from the central authorities. In effect, since then there have been inefficient steps to promote local governance solutions. By local solutions, I mean ground-based initiatives to improve water supply systems. Perhaps water management committees in villages and water authorities in towns can offer examples that will spread to others.