Уважаемые читатели, злопыхатели, фанаты и PR-агенты просим продублировать все обращения за последние три дня на почту [email protected] . Предыдущая редакционная почта утонула в пучине безумия. Заранее спасибо, Макс

Универсальное государство – капитализм в процессе превращения в информационную формацию развития человечества

13.02.2020 14:54

(Об «универсальном государстве» как альтернативе «failed states», о новой системе международной безопасности, о культуре и цивилизации достоинства и гордости, о европейском нормативе универсального государства и т.д.).

Об этом сообщает Роспрес

В предыдущих материалах мной обосновывался тезис о наступлении эры универсального государства как феномена, который возникает из складывающейся в условиях перехода к технологической эре и информационной формации ситуации трансформации всей международной системы на основе углубленного функционирования человеческого и социального капитала в самых развитых государствах мира. Главное государство планеты определится как основной экспортер социальных, технологических и цивилизационных идей и способов их реализации, которые будут обеспечивать функционирование всей человеческой цивилизации вплоть до периода наступления технологической сингулярности – полного господства нового информационного способа производства и воспроизводства общественной жизни, когда человек и технологии станут неразрывными.

Сегодня же хотелось бы поразмышлять над некоторыми современными тенденциями, ведущими к возникновению универсального государства как явления, и имеющимся культурно-цивилизационным опытом ведущих государств мира.

Разность понимания перспектив развития человека

Демократические государства должны стать более метафизическими, духовно укорененными (или традиционалистскими) в культурно-цивилизационном аспекте, а авторитарные – более революционными и инновационными, ломающими и отрицающими устаревшие традиции прошлого

Я уже довольно часто говорил, что в мире на сегодняшний день, а особенно после окончания активной фазы Холодной войны и падения тоталитаризма, сложилось дуалистическое представление о культурах, моделях рефлексий народов, которые в целом детерминируют процессы их общественного развития. С одной стороны это культура вины, свойственная демократическим западным странам и с другой – культура стыда, которая свойственна авторитарным восточным. Первая берет начало от способа рефлексии западного (греческого) рационализма, а вторая – от модели рефлексии восточного (мировоззренческого) универсализма, строящего свои постулаты на фундаменте заимствования моделей поведения из природы и животного мира. Западный рационализм на основе права собственности и праводоказательства вины поддерживает эффективный инновационный, а восточный универсализм на основе сохраняющихся моделей этики – традиционный (феодальный) характер отношений в обществе.

В целом и стыд, и вина, конечно, по разному поглощают силы и энергию, необходимые для борьбы с разного рода искушениями и действуют культурно-исторически разнонаправленно, а порой противореча друг другу при достижении собственного образа социальной жизни и соответствующего состояния достоинства и гордости, однако гордость и достоинство, взятые как конкретные определения свободы личности, придают значительно больше социальной энергии, которая питает волю нации и цивилизации к сопротивлению как при неэффективности демократии, так и в условиях общей антисоциальности авторитаризма. Поэтому и необходимо развивать культуру гордости и достоинства во всеобще-необходимом (философском) понимании. Ведь именно это по-настоящему является главным этическим определением подлинной человечности в современное время.

В этой связи встает очень важная проблема как для развитых демократических стран, которые движутся по направлению к стандартам универсального государства, так и для развивающихся стран, которые в целом продвигаются авторитарным способом по пути к своей дальнейшей несостоятельности (failed states) в социальном и, в целом, национально-государственном измерении.

В первом случае это проблема совершенствования демократии, перераспределение силы государства между тремя основными сферами его деятельности – экономической, политической и социальной, а далее между многочисленными субъектами и бенефициарами социальности. Во втором – проблема слома и порой болезненной замены авторитарного метода, революционного перераспределения полномочий между ветвями власти в сторону их уравновешивания, если такое станет возможным.

И как ни парадоксально, в современное время обе группы стран должны позаимствовать друг у друга некоторые формы и способы, направления и методы осуществления власти и реализации властных полномочий по разрешению стоящих перед ними проблем. Я имею в виду то, что демократические государства должны стать более метафизическими, духовно укорененными (или традиционалистскими) в культурно-цивилизационном аспекте, а авторитарные – более революционными и инновационными, ломающими и отрицающими устаревшие традиции прошлого.

Более того, сегодня необходимо заново переподтвердить действие фундаментального тезиса диалектического подхода, который обосновывает естественно-исторический (поступательно-противоречивый) характер человеческого развития, основанный на смене способов общественного воспроизводства, и утверждает цивилизационное лидерство и первенство тех стран, которые были и остаются образцами развития прежде всего капиталистического способа производства. На сегодняшний день это первые 30 стран рейтинга развития человеческого капитала или государства ОЭСР.

Экспресс «Универсальное государство»

В составе коалиции – экспресса универсального государства, возглавляемого локомотивом – США, находятся страны, экспортирующие выдающиеся научные, экономические, политические и социальные технологии

К тому же, как я также неоднократно подчеркивал, в истории уже есть примеры таких стран, которые достигли оптимально глубокого соответствия между социальным равновесием власти и общества, традициями и инновациями, политикой, экономикой и культурой и их метафизических образов. Это, конечно, Германия и Япония, самосознание наций которых глубоко метафизически, фундаментально философски отражает суть современного национального социального стандарта жизнедеятельности их наций. Именно эти страны будут играть значительно большую роль в международной системе безопасности будущего как составные части феномена универсального государства и физически, как локальные универсальные государства. В составе коалиции – экспресса универсального государства, возглавляемого локомотивом – США, эти страны уже отвечают критерию великих держав, поскольку они достаточно долго занимаются экспортом выдающихся научных, экономических, политических и социальных технологий, хотя в отдельности и не представляют собой громадной военной силы, которая стоит на страже миропорядка и обеспечивает мировое торгово-экономическое партнёрство и сотрудничество.

Что касается США, то статус сверхдержавы данное государство обеспечило себе даже не столько выдающимся ВВП, который в значительной мере обеспечил глобальное военное присутствие и превосходство, не просто всеобщим доверием к американской экономике и валюте, но именно определением перспективного технологического развития, первенством научных и технологических инноваций, которые в год из года имеют тенденцию экспоненциального роста, а также контролем за их созиданием. Объём такого рода американского экспорта сегодня превосходит практически все остальные страны мира вместе взятые (за исключением ЕС, который очень тесно связан с США трансфертом технологий). А это есть сегодня глобальная тенденция и определяющая экономическая основа развития и продвижения общечеловеческих ценностей и стандартов на пути их универсализации.

Коалиция развитых государств и партнёров под лидерством США может «разобраться с отступниками» от этих новых общечеловеческих параметров ценностей уже не просто военным способом, но главное – экономическими санкциями особо жесткого режима экспортного контроля, отрезав, к примеру, ту же Россию за её агрессивные действия «от доступа к любым современным технологиям и/или программным продуктам так же, как в своё время поправка Джексона-Веника 1974 года, которая не допускала экспорта в СССР высокотехнологичной продукции»[1]. И в этом процессе продвижения нового способа продвижения и защиты общечеловеческих ценностей, Европе предстоит сыграть особую роль.

Европейский норматив универсального государства

В новом супер-Евросоюзе появится единая собственная армия, единая собственная спецслужба, единое уголовное законодательство, единая налоговая система и Центральный банк

Европейский Союз взятый как политико-экономическая целостность со времени своего образования в 1992 году, конечно, также прочно встал на путь построения универсального государства. И хотя пока его влияние на международные отношения с позиций силы не так велико, как у США, тем не менее, оно имеет значительный культурно-исторический потенциал как система европейских демократических и цивилизационных ценностей («мягкая сила»), которая изначально исторически первичней американской и составляет культурно-цивилизационное ядро последней. Поэтому, цивилизация Европы в виде ЕС, представляя собой материнское плато культуры США, и США в качестве мощнейшего экономического партнёра ЕС, составляют друг с другом значительно более мощное цивилизационное плато, части которого дополняют и обогащают друг друга и в сфере военно-политического сотрудничества по линии НАТО, что делает данный союз практически несокрушимым.

Если американское государство не в первую очередь озабочено формированием общеамериканской общественности (хотя и состоит из отдельных штатов), то, по мнению Юргена Хабермаса, ратующего за укрепление, прежде всего, политических и вообще социальных, а не одних только финансово-экономических сфер объединения стран ЕС, Европа сегодня специально (превентивно) должна заняться формированием пока отсутствующей “общеевропейской общественности”. Однако вся разница США с ЕС заключается в том, что если американское общество «зациклено” на конкурентоспособности, и в США есть сильный, генерирующий экономическое развитие средний класс, ориентирующийся на инновации, то и солидарность в США, делающая государство мировым лидером, выступает следствием такой конкурентно-партнёрской генерации. В этом главное отличие либеральной демократии США от социальной европейской демократии, где трудности с солидарностью в ЕС выступают как результат отхода от функционального подхода к целеполаганию: между идеей грядущего политического единства ЕС и содержанием новых тенденций социально-экономического развития в государствах ЕС существует большая разница и несостыкованность. Развитие Шенгенского соглашения и расширение Еврозоны натолкнулись на миграционный и долговой кризис.

Тем не менее, если посмотреть на то, как растёт ВВП на душу населения через призму расширения или физического роста ЕС (в среднем плюс одна страна в 2,32 года или 28 стран за 65 лет евроинтеграции), то становится понятно, почему ЕС до сих пор не превзошел США. Сначала вынужденные восстанавливать экономику после Второй мировой войны европейские страны структурировали свои отношения на основе выработанных принципов, используя все новые и новые способы экономической и социальной интеграции для противостояния с социалистической системой. Созданные далее в ответ на крушение социалистической системы, и Шенгенское соглашение, и Еврозона, также с самого начала были противоречиво сопряжены с идеей дальнейшего расширения ЕС и ориентированы на это сопряжение политически. Поэтому и сегодня основные ресурсы ЕС расходуются на подтягивание до уровня стандартов ЕС стран-новичков, на достижение общеевропейского уровня социально-экономических стандартов жизни. Сегодня же, когда программа расширения ЕС формально приостановлена, тем не менее, содержательная работа со странами потенциальными кандидатами идёт полным ходом, поскольку авторитарный идеологический противник до сих пор существует и противодействует проекту ЕС, касается ли это Украины, Молдовы и Грузии или уже имеющих статус кандидата – Македонии, Албании, Сербии, Турции и Черногории.

Именно поэтому перед ЕС стоит первоочередная и двуединая задача: с одной стороны, усилить конкурентоспособные качества экономики государств Союза, отменяя, где не надо общее регулирование ЕС (о чём неоднократно заявляла Великобритания) и, с другой, внедрять единые политические и социальные стандарты жизни. Супранациональное европейское государство появится тогда, когда слабые государства ЕС пойдут за сильными (хороший пример, когда Германия посредством Тройки заставила Грецию подчиниться её условиям выхода из греческого долгового кризиса) или во всяком случае не будут мешать им в продвижении к более высоким стандартам жизни.

С другой стороны, нельзя согласиться и с Хабермасом, поскольку в ЕС уже достаточно долго существует общеевропейская общественность, которая в концентрированном виде представлена и сосредоточена в Европарламенте. Но, она, наоборот, до сих пор лишь мешала повышению общей конкурентоспособности как отдельных государств ЕС, так и Союза в целом, все больше набирая вес и значение. Нивелируя различия на законодательном уровне, Европарламент, тем не менее, не смог нивелировать фактические различия между 17 странами Еврозоны: между Севером и Югом Европой, между Западом и Востоком. Как отмечают язвительно некоторые исследователи, «результатом союза тщеславия ведущих континентальных держав и продажности их менее крупных стран-партнёров стало возникновение неоднородной группы из 17 экономик с различной динамикой, облачённых в единый евро-мундир и наслаждавшихся единым кредитным рейтингом. Вместо того чтобы помочь им сблизиться, единая валюта лишь обострила их фундаментальные отличия друг от друга. Местное производство в средиземноморских странах в нижней части производственной цепочки (текстиль, керамика, товары из кожи) было выдавлено китайским импортом, в то время как немецкие компании получили большую долю рынка в верхней части цепочки (машины, химическая промышленность, автомобили). В то же время, благодаря глобализационному пузырю, доступность кредитов создала иллюзию того, что общеевропейский уровень развития выравнивается и стремится к уровню самых развитых своих членов, так как потребление в южных странах подпитывалось трансграничным кредитованием, осуществлявшимся североевропейскими банками»[2].

Поэтому, сегодня, особенно после британского референдума о выходе Великобритании из ЕС, Европейский Союз может реализовать все возможности значительного усиления политического единства и повышения конкурентоспособности, если передовые европейские нации смогут инициировать процесс новой структурной и функциональной перестройки в направлении универсализации прежде всего политической структуры хотя бы для тех стран, которые реально имеют развитые социально-экономические системы. И такой проект уже анонсирован, ведь, как стало известным, документ под названием «Сильная Европа в небезопасном мире», подготовленный главами МИД Германии и Франции, 27 июня был представлен коллегам из Вышеградской группы (Польша, Чехия, Словакия и Венгрия). Принятие положений этого меморандума всеми государствами ЕС превратит ЕС из политического союза государств в единое европейское государство со всеми вытекающими из этого последствиями.

В этом новом супер-Евросоюзе появится единая собственная армия, единая собственная спецслужба, единое уголовное законодательство, единая налоговая система и Центральный банк. Короче говоря, государства ЕС, с одной стороны, лишатся всего, что способно защитить интересы суверенного государства стандарта прежних систем международных отношений, начиная с Вестфальской и кончая Ялтинско-Потсдамской, но, с другой, обретут возможность создания со своими стратегическими партнёрами и союзниками собственного универсального государства и, соответственно, новой системы международных отношений и безопасности, которая сделает ЕС более сильной и безопасной.

О новой системе международной безопасности

Желая заново одержать победу в ново-гибридной Холодной войне, передовые страны ещё более политически консолидируются, и данная консолидация будет идти уже по канонам сетевой структуры организации информационной формации в сфере технологического и социально-экономического развития

Кстати, что касается новой системы международной безопасности, то она сегодня уже буквально стоит на повестке дня международной политики после российской агрессии в Украине и начинает активно формообразовываться. Исследователи уже сейчас отмечают, что мир возвращается к практике Холодной войны[3], что происходит уже на новом витке истории, когда человечество вступило в информационную формацию своего развития. Передовые страны, столкнувшись с рецидивами пещерной политики со стороны слегка модифицированного коммунистического блока, который желает восстановить своё былое «величие», закономерно стали возобновлять и усиливать использование собственных стратегий времен Холодной войны. США, и я думаю, что в скором времени и Евросоюз, очень быстро возвратят полный объём санкций против России, которые вводились когда то против СССР. Желая заново одержать победу в ново-гибридной Холодной войне, передовые страны ещё более политически консолидируются, и данная консолидация будет идти уже по канонам сетевой структуры организации информационной формации в сфере технологического и социально-экономического развития, как важных путях формирования универсального государства.

Понимает ли Китай, в какую пропасть его может затянуть военно-политическое сотрудничество с Россией, желающей в очередной раз «встать с колен», или объявленное Си Цзиньпином усиление координации позиций России и Китая, осуществления друг с другом сотрудничества в рамках вопросов глобального и регионального характера, с тем, чтобы обеспечить общую стратегическую безопасность двух стран, является лишь комплементарной декларацией? А может Китай желает воспользоваться ухудшением социально-экономической ситуации в России и извлечь пользу для себя. Одна китайская стратегема, кстати, называется «Грабить во время пожара», а другая «Наблюдать за огнём с противоположного берега». Все это, как я полагаю, в духе Сунь Цзы.

С другой стороны, понимают ли британцы, и в целом, европейцы, какой итог может ожидать «распадающийся» (по мнению В.Путина) из-за «brexit» Евросоюз? Делает ли Запад «один шаг назад», чтобы сделать «два шага вперед» – построить своё универсальное государство в Европе и совместно с союзниками построить новую систему международной безопасности, соответствующую информационной формации развития человечества?

Что касается других крупных государств, то, например, в России наблюдается процесс возвращения к ситуации начала прошлого века: авторитаризм самодержавного толка будет разрушен критическим отставанием России по способу управления и, соответственно, качеству жизни и от развитых государств мира. Как в своё время был разрушен тоталитаризм СССР. Россия как «сильное государство» (категория Ф.Фукуямы), не имеющее долгосрочных перспектив развития человеческого капитала и общества, идёт по пути Советского Союза к своему социально-экономическому и далее к политическому краху. При соответствующей стратегии её ослабления, она будет дезинтегрирована или, проще говоря, развалена.

Китай же, имеющий после начала «политики открытости и реформ» в своём арсенале сильный модернизационный импульс, с большей долей вероятности может ослабить дезинтеграционные центробежные тенденции, но отсутствие современной демократической институциональной системы прав и свобод личности, вкупе с «низким стартом» экономики и традиционализмом общества, не позволят ему в среднесрочной и долгосрочной перспективе стать одним из универсальных государств и участвовать в создании новых «правил игры». Тем более, что Китай в значительной степени – лишь экспортер товаров, а не наукоемких технологий. Он может только достаточно уверенно поставлять заимствованные и отработанные западные технологии (например, различные производства в Казахстан) для индустриализации слабых государств, которые хотят избежать участи стать полностью «failed states».

Другие крупные государства – Бразилия, Индия и т.д. – также в силу свойственных им путей развития не смогут претендовать на качество универсальности.

Судьба ЕС: все в руках европейских наций

Европейская система развития инноваций должна быть перестроена и универсализирована в направлении расширения её открытости, упрощения, гибкости и работы в режиме усиления обратных связей с конечными бенефициарами – гражданами ЕС

Конечно же, в условиях наступления информационной формации развития человечества важнейшим критерием сверхдержавы становится наличие экспорта всех видов технологий, и в этом плане ЕС в последние годы предпринял колоссальные усилия. Первые в мире, начиная с Рамочной программы ЕС, комплексные многоуровневые программы научно-технологического развития, первое долгосрочное планирование и стратегическое управление инновациями в Европейском Союзе говорили о стратегической направленности в сферу инноваций, однако долгий процесс принятия решений в ЕС, процесс их согласования, сводил ожидаемый эффект на нет. Поэтому европейская система развития инноваций должна быть, как минимум, перестроена и универсализирована в направлении расширения её открытости, упрощения, гибкости и работы в режиме усиления обратных связей с конечными бенефициарами – гражданами ЕС. И это опять требует универсализации государственно-правовой системы ЕС.

Как отмечается в исследованиях, современная стратегия развития Европейского Союза «Европа 2020» уже «устанавливает пять основных приоритетных задач: повышение занятости населения, внедрение инноваций, улучшение качества образования, социальная интеграция и решение проблем, связанных с изменением климата и недостатком энергетических и других ресурсов.

Для исполнения поставленных задач с 1 января 2014 года началась реализация новой рамочной программы «Горизонт 2020», ядро которой составляют три основных приоритетных направления, а именно: генерирование передовых знаний для укрепления позиций Евросоюза среди ведущих научных держав мира; достижение индустриального лидерства и поддержка бизнеса, включая малые и средние предприятия и инновации; решение социальных проблем в ответ на вызовы современности, определенные в стратегии «Европа 2020», – с помощью исполнения всех стадий инновационной цепочки от получения результатов исследований до их коммерциализации и вывода на рынок. При этом принимаются во внимание не только технологические, но и социальные инновации. Ещё одним, четвертым, компонентом является программа неядерных исследований Объединенного научно-исследовательского центра.

Кроме того, для поддержки отстающих экономик и регионов Европы около 86 млрд. евро будет предоставлено фондами европейской программы выравнивания или около 25% всех средств структурных фондов. В общем бюджете ЕС доля расходов на исследования и инновации также возрастет до 8,5% в 2020 году по сравнению с 6,7% в 2013-м.

Таким образом, инновационный союз направлен на улучшение доступа к источникам финансирования исследований и разработок в Европе. «Горизонт 2020» позволит приблизить научные открытия к потребностям рынка в инновационной продукции, а также будет способствовать поиску ответов на глобальные вызовы. ЕС постепенно преодолевает неблагоприятные условия, препятствующие частному сектору инвестировать в исследования, разработки и инновации, с помощью создания реально действующего Европейского исследовательского пространства, призванного решать социальные проблемы, обозначенные в стратегии «Европа 2020»»[4].

В конечном счёте, результатом такого структурирования и открытия новых возможностей инноваций станет достижение гораздо большего разнообразие товаров, услуг и прежде всего информации, которая станет доступной для любого человека. Если судить хотя бы по разнообразию и многообразию товаров в американских супермаркетах и сравнить, скажем, со странами третьего мира, то здесь мы увидим существенную разницу в номенклатуре по количеству и качеству. Это наглядное подтверждение многообразия и разнообразия связей в обществе, увеличения их производительных возможностей и социальных значений. Чем свободней и чем развитые в сетевом отношении государство и общество, тем больше возможностей и продуктов (товаров, услуг, информации и т.д.) они представляют каждому отдельному человеку для реализации его человеческого потенциала.

Наконец, коротко о самом важном.

Наука, как инновационная творческая деятельность, выводящая на новые горизонты видения будущего, сегодня стала мейнстримом передового государственного развития в том смысле, что по совокупной степени долгосрочной гуманистической направленности, эффективности и результативности она стала превосходить такие формы общественного сознания, как религия, политика и право, которые во все предыдущие времена были основными, системообразующими формами общественного сознания в государствах. В известной степени, религия, политика и право уходят в основание системы человеческих отношений, основой же их начинают в полной мере быть мораль и наука.

Даже если судить по динамике роста числа атеистов, например, в США, то на тихоокеанском северо-западе в 2015 году отмечены наиболее высокие показатели, чем в предыдущие годы. «Религиозно беспартийные» (атеисты) составляют в Портлэнде 42% населения, в Сан-Франциско и Сиэттле порядка 33%. В среднем же по Соединённым Штатам Америки атеисты составляют на сегодняшний день 20%, тогда как в 2014 году их было 17%, в 2013 – 16%, а десять лет назад всего 10%. Очень обнадеживающая и показательная динамика, свидетельствующая о росте самосознания граждан, опирающихся на науку и технологии.

Более того, считается, что трудно представить себе развитый социальный образ жизни в универсальном государстве будущего без главенства религии и политики. Тем не менее, уже сейчас в Европе и в США наблюдается огромный всплеск увлечения различного рода инновационными фестивалями, экспозициями, выставками и презентациями, которые на самом деле и демонстрируют тот самый свободный и инновационно ориентированный образ и дух жизни в универсальном государстве. Это не витрина, не реклама и не выставка достижений народного хозяйства, а самые настоящие примеры того, как люди будут жить и действовать в будущем. Свобода как творчество социальной жизни и, одновременно, новых технологий на таких тусовках демонстрирует доселе неизвестные и перспективные образцы. Уже сегодня в США сильные мира сего от технологий, среди которых Марк Цукерберг, Ларри Пейдж, Илон Маск и другие активно занимаются социальным экспериментированием и социальным прогнозированием будущего. Они сами вполне сознательно и добровольно стали участниками и партнёрами такого ультрасовременного американского фестиваля, как Burning Man, который сумасшедшим образом соединяет экспрессивный и экспериментальный подход, направленный к научному, художественному, сексуальному или духовному опыту, с корпоративной культурой Кремниевой долины.

Короче говоря, «Burning Man – это экспериментальный взгляд на то, как мог бы выглядеть город, созданный с необузданным креативным и инновационным взглядом на вещи». Для инновационной элиты «это возможность испытать новые гаджеты и позволить себе самые дикие социальные эксперименты, какие только можно представить»[5]. И именно в такой атмосфере, где асоциальные явления могли, по мнению обывателей, расцвести пышным светом, оказывается наоборот, наблюдается гигантский всплеск социального сотрудничества, мощный подъём социального капитала нации, который собственно и есть самый могучий мультипликатор деятельностного подхода к человеческому развитию.

Вместо заключения

Вот такая, происходящая в передовых странах мира, переоценка ценностей (от понимания свободы как способности преодоления обстоятельств, осознанной необходимости – к её пониманию как трансценденции ко Всеобщему, к Универсуму – творчеству самой природы универсального), деконструкция самой природы человеческого бытия, отвечает важнейшему критерию укрепления веры в самого человека, который и метафизически, и практически, становится субъектом не только своей истории, своей жизни и судьбы. Субъект, как активная часть Универсума, познающая и деятельностная часть субстанции, становится равным субстанции, становится субъектом субстанциальных изменений. Эта высокая диалектика отношений субстанции и субъекта, которая достигнет, кстати, по мнению Рэя Курцвейла, уровня технологической сингулярности уже к 2045 году, завершит полный цикл предыстории человеческой цивилизации, вслед за которой, как утверждают реалисты и оптимисты, начнётся её подлинная история.

Итак, ни «конца истории», ни «последнего человека» не будет никогда, пока существуют определяющие образ жизни способы общественного производства, основанные на отличных друг от друга формах отношений между людьми. И хотя информация в будущем, скорее всего, перестанет быть товаром, тем не менее, отношения людей по поводу той же информации останутся структурными: место либеральной демократии займет цифровая или информационная демократия, прологом которой по мнению лауреата Нобелевской премии Роберта Шиллера в XXI веке станет антинациональная революция[6]. Она «будет направлена против экономических последствий существования национальных государств. Её мишенью станет несправедливость, возникающая из того факта, что некоторые люди совершенно случайно рождаются в бедных странах, а другие – в богатых. По мере того, как всё больше людей начинает работать на транснациональные фирмы, а также встречаться и узнавать всё больше людей из других стран, мы острее начинаем чувствовать эту несправедливость»[7]. Информационная формация в этом смысле будет таким же следующим этапом развития человечества, каким в менделеевской периодической системе химических элементов вслед за последним открытым 120-тым станет новый.

Информационный способ многократно по отношению к капиталистическому способу увеличит возможности человека, как это собственно сделал и капитализм по отношению к феодализму. Однако, ответ на вопрос о том, что последует дальше, будет зависеть от того, как этот способ жизни и достижения большей справедливости откроет человечеству новые перспективы постижения и трансформации Универсума. Неисчерпаемость форм общественной жизни, как и сама неисчерпаемость форм Универсума, как кажется, это сегодня уже аксиома, не требующая доказательств.

[2] Тщеславие и продажность: будущее ЕС (большой перевод из London Review of Books). –http://sputnikipogrom.com/politics/5478/vanityandvenality/#.V99sWzu3ST8

[3] См.: Robert Legvold. Return to Cold War.

[5] http://rusbase.com/story/burning-man-silicon-valley/

[7] Там же.

Новости