Что скрывается за кулисами радио «Свобода»

Ефим Фиштейн, Людмила Телень, Руслан Гелисханов, Ольга Галицкая

Мой муж Ринат Валиулин, приглашенный в феврале этого года на должность Директора Русской службы, покинул «гостеприимные» стены правозащитной радиостанции «Свобода» 10 августа. Контракт с ним был расторгнут. Традиционную дневную летучку, которую проводят совместно московская и пражская редакции ведущий начал с поздравлений. «Коллеги! Поздравляю! Мы сделали это!» Что же они сделали? Они устроили ему гражданскую казнь. Ритуальное убийство. И уничтожили.

За прошедшие полгода я узнала о нравах и стиле жизни самой свободной радиостанции очень много удивительного. За гуманистическим фасадом пантеона свободы, демократии и защиты прав человека, как за нарисованным очагом в каморке папы Карло, скрывается чудесная страна. В этой стране борцы за свободу круглосуточно пишут друг на друга доносы самого гнусного содержания, разбирают на общих собраниях персональные дела, неустанно плетут друг против друга интриги, стараются изо всех сил понравиться соглядатаям, которых американское руководство расставило везде, как красные флажки. Кто первый донесет какую-нибудь гнусность на соседа – того и тапки. Разговаривать в редакции на темы работы с ними невозможно – они прикладывают палец к губам, в ужасе вращают глазами, и говорят леденящим шепотом – «Я тебе потом все расскажу».

При этом они мнят себя не просто столпами – а подлинными гуру российской журналистики, открыто и страстно ненавидят «Эхо Москвы» и любого входящего в их УЖК воспринимают как последнюю падаль, что непременно ему выказывают, не гнушаясь самими неприличными методами – от откровенного хамства до беспардонной клеветы. Невинный, уважительно-политкорректный пост Ольги Галицкой вызвал бурю неподдельного негодования, оскорбленные столпы из Праги требовали немедленного созыва общего собрания на тему «Вопиющее нарушение корпоративной этики».

Безупречная биография моего мужа доставила им немало хлопот – обнаружить компромат там невозможно: не был, не состоял, не участвовал. Каждый раз, когда он приезжал в Прагу, на стол ему сваливали кучу доносов из Москвы, один веселее другого. Договорились до того, что предложение ввести на радио должность продюсера (редактора по гостям) было интерпретировано, как попытка ввести цензуру)) На португальского журналиста, долгие годы сотрудничавшего с радио «Свобода», только за то, что его кандидатуру для поездки в Грозный одобрил новый директор, накатали телегу аж самому президенту радиостанции. На корявом американском языке бывшая звезда одесской бульварной прессы визжала: «Как, типа, бывший член компартии Португалии, может представлять интересы нашего правозащитного либерального радио?!»))))

Любое начинание нового директора встречало не просто враждебность, а откровенный саботаж. За каждым озвученным им предложением в Прагу тут же летели истерические доносы. А в Праге — милые интеллигентные люди, живут на полном довольствии, устраивают на радиостанцию своих родственников и любовниц, живут в оплаченных руководством квартирах и раз в неделю что-то там пиликают в эфире в защиту человечества. Бессрочные контракты великих журналистов — это их пропуск в вечную счастливую жизнь. Им не нужно доказывать в эфире свою профессиональную состоятельность – ведь их никто не слышит) Я говорю без всякой иронии – дело в том, что ни один из американских руководителей радио «Свобода» не интересуется этим радио, НИКОГДА его не слышал, да и русским языком не владеет. Куратор-надзиратель русской службы не знает русского языка. Главный редактор РСЕ/РС – тем более. Он предпочитает по радио слушать музыку, а новости узнавать во всемирной сети. Когда мы говорили с ним за дружеским ужином о сути радио, он в ответ на мою нехитрую мысль о том, то главное на радио – интонация, глубоко задумался и изрек: «Да, вы правы. Интонация. У Игоря Померанцева потрясающая интонация!» – «Вы слышали в эфире?» – обрадовалась я. – «Нет, зачем?» – удивился он.

Ведущие, кажется, давно держат свое руководство за полных дебилов, не устают заваливать их письмами – одами в свою честь, дабы убедить их в собственном величии. Называешь имя. «О! – восклицает бедный американец, — это выдающийся ведущий! Его слушают в Кремле!» – «Откуда вы знаете?» – «Он сам мне сказал».
Еще фамилия. «О! – это выдающаяся ведущая! К ней все ходят!» – «Так-таки все?» – «Она сама об этом сказала»
При этом беседы с гостями в эфире отличаются редкостной сервильностью, и на прямой вопрос — «А почему вы, дорогие, не задаете гостям острых вопросов?», — столпы простодушно отвечают – «А они тогда к нам не придут».

Но самое отвратительное — это атмосфера тотального всепроникающего вранья и стукачества, возведенного в культ. Врут друг другу, врут друг на друга, общаются исключительно письмами – чтобы любое слово было запротоколировано, при этом легко отказываются от своих слов, сказанных без свидетелей и микрофонов. Поедая чужаков, они изо всех сил стараются соблюсти перекошенное лицо, как сказала одна из надзирательниц в московском бюро – «нам не нужны конфликтные ситуации». Именно поэтому с неудобными обходятся тихо, по-советски, по-гэбэшному: решение об увольнении принимается во время отпуска. Возвращаешься из отпуска – тебя встречают радостными улыбками, вскидывают вверх большой палец – «Хэллоу! Как отдохнул?», а потом тихо отводят в отдел кадров и, пряча глаза, зажав в трясущихся от собственной подлости руках тетрадку с подготовленными ответами на возможные вопросы ( чтоб не сбиться ), предлагают убраться вон. Откажешься подписать – начинается изощренный шантаж. С милой улыбкой. Мы найдем, типа, способ от вас избавиться. Да, ответа на вопрос – почему? — вы не дождетесь. «У нас не принято объяснять действия руководства».

У «Свободы» был шанс стать современной динамичной яркой и умной радиостанцией. Расширить круг гостей и экспертов, сократить количество повторов, обновить эфирную обложку, выстроить оригинальную программу выходных дней, открыть дискуссионные площадки, увеличить количество слушателей, привлечь молодую активную аудиторию, стать полноправным игроком на информационном поле, а не гнать новости с лент информагентств… Собственно, для того и был приглашен на радио новый директор, который не собирался вмешиваться в редакционную политику, а собирался заниматься РАДИО. Такого столкновения с абсолютно немотивированной ненавистью, с хамством, саботажем истеричных, завистливых, самовлюбленных господ, именующих себя журналистами, мало кто мог ожидать. А с другой стороны, с американского верха, — тотальный контроль и блокирование любых решений. Без письменного согласования с куратором русской службы в Праге — в московском бюро табуретку невозможно передвинуть. Судя по всему, перемены радио «Свобода» не грозят, и напрасно американское руководство тратит силы на поиски «эффективного менеджера». Свободное радио для свободных людей оказалось таким же мифом, как и «героические» карьеры его сотрудников. Единственная свобода, которой они научились пользоваться в полной мере – это свобода подлости.
[...]

Ксения Ларина

Слушатели радио «Свобода» с 80-90-х годов, несомненно, помнят Тенгиза Гудаву. Его передачи «После империи», «Либерти Лайв» были острыми и отражали широкий спектр мнений. Но в 2004 на «Свободе» произошли большие перемены, и были уволены «ветераны»: Тенгиз Гудава, Марио Корти, Сергей Юрьенен и Лев Ройтман. Все уволенные, кроме Марио, итальянца, были советские диссиденты, прекрасно разобравшиеся в сущности не только прежней, но и новой российской власти.



Этим шагом руководства радиостанции была чрезвычайно возмущена Елена Боннэр, она даже составила обращение к руководству, которое подписывали слушатели радио. Ничего не помогло.

А несколько недель назад по отдельным интернет-сайтам (в частности, newswe.com; grani.ru) прошла страшная весть: 25 апреля Тенгиз Гудава на 51-м году жизни «погиб при невыясненных обстоятельствах» в Праге, где жил с женой несколько лет. Судя по сообщениям, его сбила машина, водитель скрылся с места происшествия, и вовремя не была вызвана скорая помощь.

Согласитесь, сообщения крайне подозрительны! Подозрения усилятся, если обратиться к статьям Гудавы уже после увольнения со «Свободы». Некоторые из них опубликованы на украинском сайте maidan.ua. Кроме того, Гудава сотрудничал c газетой “Русская Германия». В своих статьях он резко критиковал нынешний российский режим, подробно разбирал причины и результаты войны с Грузией в августе 2008, а также выносил «приговор» изъянам американской и европейской демократии, которая, фактически, почти сдалась на милость российского режима. Он также разрабатывал философские основы современного «столкновения цивилизаций», пытаясь найти мирный выход из нынешней «войны с терроризмом». Словом, в недовольных им не было недостатка...

Обо всем этом грузинская журналистка Ия Мерквиладзе беседует с бывшим директором Русской службы радио «Свобода/Свободная Европа» Марио Корти.

Марио, расскажите о себе. Почему Вы ушли со «Свободы» 4 года назад? Тогда же ушел и ныне покойный Тенгиз Гудава, он очень был зол на Русскую службу радио «Свобода», обвинял ее в том, что она продалась ГБ...

Тенгиз погиб трагически. При невыясненных пока обстоятельствах. И мне тяжко, особенно за его семью. Трагизм сопровождает многих сотрудников радио «Свобода». К сожалению, мне пришлось пережить уже несколько смертей прекрасных моих коллег, обстоятельства которых тоже до сих пор не выяснены. Тенгиз полностью отождествлял себя со своей деятельностью на радио. Поэтому он особенно переживал, когда оказался без любимой работы, без своей чрезвычайно полезной передачи об отношениях между странами бывшего советского пространства. Ему удалось установить настоящий диалог в эфире. Он строил мосты между культурами и вероисповеданиями. Естественно, он недоумевал, почему именно от него и от его передачи отказываются. Что же касается его обвинений: он их обосновывал присутствием в штате Русской службы выпускников МГИМО – их, кажется, было 4 или 5.

Я впервые рассказываю о том, что же на самом деле произошло на РС/РСЕ. При этом всё, что я говорю, я говорю совершенно ответственно. То, о чем пойдет речь, я могу документировать. Я не ушел с радиостанции, а был сначала снят с поста директора Русской службы, а потом уволен. После моего снятия я мог красиво уйти, хлопнув дверью, тем более, что уже при увольнении я отказался от отступных, которые я мог бы получить, если бы согласился на непристойные и недостойные для меня, как для самой радиостанции, условия. Но я всегда относился и до сих пор отношусь с большим уважением и трепетом к этой почетной институции. Она выше некоторых людей, которые иногда туда, к сожалению, попадают. И еще я мечтал о каких-то изменениях в лучшую сторону. Тщетно. В конце концов, меня удалось уволить под предлогом «реструктуризации» Русской службы. К сожалению, при этом пострадали покойный Тенгиз и Сергей Юрьенен. С Ройтманом РС договорилась о его уходе по собственному желанию.

В какой-то момент истории РС/РСЕ произошло почти внезапное изменение состава высших эшелонов административного управления. Появились Джефф Тримбл, заменивший профессионала и джентльмена Боба Джиллетта на посту директора РС/РСЕ, и Том Дайн, заменивший компетентного и чрезвычайно ангажированного Кевина Клозе на посту президента корпорации. Они и привели, и расставили по местам «своих» людей. Джефф Тримбл оказался «мотором» реформы, а Том Дайн только и делал, что полагался на своего «орла», как он называл Джеффа: «He is an eagle”. «Своими» для них были люди, как правило, никак не выделявшиеся на бывшей своей работе и не имевшие никакого отношения к радиожурналистике. Они не могли понять, что радио «Свобода» — это особая культура. При упоминании слова «традиции» они смеялись. Им захотелось внести свою лепту в развитие радио — в оправдание собственного существования. Раз они сами «новые» — значит, надо сделать что-то другое, «новое». В конце концов, получился, к сожалению, just a change for the sake of change (перемены ради перемен). Они искали формулу успеха, которую нашли в московских разговорных радиостанциях вроде «Эха Москвы». Их ход мыслей был очень прост и поверхностен: раз эти радиостанции преуспели, значит, надо делать то, что делают они. И это называлось «новым». Но у тех был и есть ФМ, а у «Свободы» не было и нет. Была возможность получить лицензию на ФМ в ельцинское время, но эту возможность упустили. Есть короткие волны, в Москве есть средние, есть интернет-вещание. И все.
Необходимо было сосредоточиться на обеспечении и распространении сигнала в России. Непростая задача в российских условиях. Но они даже не знали, с чего начинать, и советов не слушались. Вместо этого они решили пойти по легкому, но губительному пути – реформировать Русскую службу изнутри, менять само вещание по содержанию и по форме. При этом они боялись ответственности, в связи с чем за большие деньги стали заказывать исследования на стороне в надежде найти поддержку своего жалкого видения и тем самым прикрывать себя мнениями экспертов. Сначала обратились к знаменитой в США «Annenberg School of Journalism”. Но результат получили не тот, которого они ожидали.

Международная группа журналистов, составленная этим уважаемым институтом для оценки нашей работы, пришла к выводам, в основном, положительным о деятельности Русской службы радио «Свобода». Тогда руководство заказало исследование об имидже радиостанции в России. И тут они просчитались. Результаты этого исследования тоже говорили в нашу пользу. Это продолжалось в таком духе, пока не нашлись более уступчивые «независимые» эксперты, которые подтвердили ход мыслей и правильность намерений руководства. Степень «независимости» этих экспертов тоже можно документировать.

В моей деятельности, кроме продолжения линии, заложенной еще моим предшественником, директором Русской службы Юрием Гендлером, я делал ставку на децентрализацию, на отказ от москвоцентризма, расширении сети корреспондентов в регионах. Мне казалось, что в Москве мало знают о том, что происходит в регионах, а в самих регионах оценят то, что на них обращают особое внимание. Я расширил Петербургское бюро, открыл бюро в Екатеринбурге. Поскольку у нас не было и не могло быть ФМ, я ставил, скорее, на средние волны. Они доступны, достаточно качественны, да и охват широкий. В Москве СВ у нас были и до сих пор есть при собственной лицензии. И я нашел совершенно конкретное аналогичное решение в Санкт-Петербурге, что позволило бы нам распространять сигнал на весь Северо-Запад России. Нам в Питере это тогда предлагали. Меня не услышали. Я предлагал цифровое вещание. Сейчас это уже оправдано. А завтра — тем более. Они смеялись.

В последнем, решающем исследовании содержалось несколько «стратегических» направлений реформы Русской службы. Среди них: концентрация вещания на Москве и Питере, главным образом, на Москве. «Забудьте о регионах», говорили нам. Увеличение разговорных передач и… вы будете смеяться, ставка на УКВ. Кто-то на мои возражения даже говорил о каких-то северокорейских приемниках, позволяющих ловить эти частоты. Но где УКВ в России тогда было, а тем более, сегодня?

Надо еще сказать, что в 2004 году рейтинги по России (по результатам исследования аудитории, организованного службой, традиционно работавшей для радио «Свобода») достигли невиданного за долгие годы пика — более 6 %. Тогда-то руководство и решило последовательно осуществить свой план и порвать с культурой, традицией, интеллектуальной изысканностью радиостанции, отказаться от всего того, что было заложено моим предшественником Юрием Гендлером совместно с бывшим президентом корпорации Кевином Клозе. Превратить «Свободу» в еще более разговорную, в своего рода «Эхо Москвы». Только без сигнала и, при этом, с претензиями на конкурентоспособность. Ну и так далее. Екатеринбургское бюро потом закрыли, Питерское бюро сократили на порядок. Когда в Питере «Свободу» сняли с УКВ, уже давно ее никто не слушал: ни у кого не оказалось этих фантастических северокорейских радиоприемников.

Так что все объясняется очень просто. Тут заурядная некомпетентность и амбиции людей, занимающихся не своим делом. И политика здесь ни при чем. С такими «менеджерами», как Тримбл и его люди (включая недалекого Тома Дайна) КГБ-ФСБ мог спать спокойно. Но у бедного Тенгиза не могло быть полной картины того, что происходит на радио «Свобода». Как, собственно, нет у большинства его коллег по Русской службе.

Естественно, что между мной и «новыми» людьми не могло быть и речи о взаимном доверии, взаимном уважении и взаимной приязни. Вот вам, грубо говоря, причины «изменения формата» РС и моего увольнения. Было и многое другое, о чем я когда-нибудь расскажу, но это пока несущественно. Для осуществления своего плана «администраторам» надо было поставить на руководящие посты Русской службы своих людей. Что они и сделали. Были закрыты многие культурные передачи, в том числе блестящие и популярные передачи Сергея Юрьенена, большие аналитические передачи, «Комментаторы за круглым столом», закрыли передачу Парамонова (потом, кажется, восстановили), закрыли популярную передачу Савицкого о джазе (недавно совсем восстановили), другим передачам изменили формат, были расширены «разговорные» передачи, и все в этом духе. Словом, радиостанция отказалась от собственной уникальности, от собственного «я», от своего лица. Такой процесс, кстати, шел тогда и продолжается в таком же духе сейчас на BBC, что вызывает бурные протесты со стороны довольно уважаемых людей в Великобритании, в том числе и именитых академиков.

Как Вы думаете, чем отличается постсоветская пресса от западной прессы вообще и от итальянской, в частности?

В основном, отсутствием западного опыта, и, если говорить о серьезной западной печати, неким отсутствием строгости. Она более публицистична и многословна. Я-то сам в этом интервью необычайно многословен, за что прошу прощения. Пресса насыщена прилагательными, атрибутами, порой трафаретными и банальными; смесью комментариев с фактами. Правда, не вся западная пресса строго отделяет факты и мнения. Есть разные журналистские школы. Но на Западе, до того как разрешают кому-то писать комментарии, сначала он должен доказать, что он на это способен. Часто публикуется непроверенная информация, бездоказательная, понаслышке. И все это проходит. Я не хочу сказать, что нет прекрасных журналистов и нет серьезных изданий, они есть. Но в море СМИ — теряются. Что же касается итальянской прессы. В Италии нет так называемых «бульварных» газет, нет желтой прессы (есть журналы). Поэтому в серьезных газетах можно встретить элементы желтизны.

Почему Вам ближе русские СМИ, чем итальянские?

Дело в том, что гораздо больше половины своей жизни и провел вне Италии. А как радиожурналист я вырос на радио «Свобода». И многим обязан моим коллегам, которые меня поддерживали и помогали расти. В первую очередь, Юрию Гендлеру, Сергею Юрьенену. Меня больше и лучше знают в России. Я неплохо пишу по-русски. Свои передачи на радио я сочинял на русском языке, естественно. Я писал книги по-русски. И лестных рецензий было много. Недавно я собрал свои журналистские сочинения и выпустил сборник с подзаголовком «Опыт российской журналистики». Однако я с большим удовольствием читаю итальянскую прессу. И вообще, скоро собираюсь окончательно поселиться в Италии.

В наши дни очень часто СМИ в постсоветских странах не отличаются от партийного буклета. Это издержки «свободы слова» или самоцензура? Как избежать этого?

В основном, самоцензура. Желание угодить кому-то. Иногда чистое подхалимство. Неуважение к собственной профессии. Журналист пытается угодить своему редактору, скорее, собственному представлению о том, что ожидает от него редактор; редактор пытается угодить главному редактору; главный редактор – хозяину. Причем, бывает, что хозяин ожидает от главного редактора не совсем то, что ему предоставляют. И так далее. Это ограничение профессиональной свободы снизу. Разумеется, я отнюдь не недооцениваю ограничения сверху, о чем много писалось и пишется, в том числе и в России, и всем известно. Но свобода начинается снизу, ее тебе не дарят, ее надо завоевывать некими усилиями и определенной ценой. Еще надо добавить, что журналистская братия не организована, нет цеха, нет профсоюзов журналистских, по-настоящему заботящихся о профессиональном уровне, этике и достоинстве журналистов. Нет четкого законодательного разграничения прав журналистов и, скажем, издателей. И журналисты сами ничего не предпринимают в этом направлении.

Что представляет собой «рейтинг свободы СМИ», который определяет Freedom House и другие организации? В США во время избирательной кампании авторитетная газета NY Times не опубликовала статью Джона Маккейна. Почему это был скандал на одну неделю?

В основном, рейтинги соответствуют действительности. Иногда они страдают неким формализмом, отсутствием глубинного знания ситуации в той или другой стране, или слишком доверчивым отношением к аналитикам той или другой страны — не всегда беспристрастным, — с которыми они работают. Рейтинги свободы прессы в Италии, например, стали гораздо хуже после избрания Берлускони. И я хорошо представляю, почему и на каком основании: конфликт интересов и т.д. Однако меня не поймут, если я скажу, что именно в Италии после Берлускони свободы прессы, свободы критики стало гораздо больше, чем было до него. В Италии это на виду у всех, в том числе тех, кто жалуется на отсутствие полной свободы прессы и слова.

Что же касается Маккейна, у него были и есть все шансы говорить и публиковать все, что он хочет, в других СМИ США, что он и делал. И тут мы сталкиваемся с еще одним заблуждением, типичным для постсоветских стран. Свобода слова и свобода печати суть разные вещи. Ни одно средство массовой информации в мире не обязано публиковать того или иного журналиста, ту или иную статью кого бы то ни было, предоставить слово тому или иному политику. Одно дело цензура, другое – редакционная политика. И «Нью Йорк Таймс» имела право не публиковать Маккейна. Пресса на Западе достаточно плюралистична, способов выразить свое мнение масса, и всегда найдется то или иное СМИ, которое тебя опубликует.

Как бы Вы оценили освещение событий в Грузии в русской прессе до августовской войны и сейчас? СМИ готовились к этой войне?

Русская пресса отражала и отражает чувства, эмоции и верования большинства русских. Это еще не значит, что пресса должна заниматься именно таким «отражением», хотя многие убеждены в том, что именно так и надо. Пресса должна информировать. В прессе должна присутствовать серьезная аналитика и пресса должна задавать вопросы, порой неприятные. Но об этом, если будет возможность, мы еще поговорим.

Существуют ли в Италии СМИ, которые напрямую финансируются государством? Если да, то какова их популярность? Может ли сегодня государство позволить себе финансировать медиа?

Как ни странно и печально, вся пресса в Италии финансируется, хотя бы частично, государством. Даже такая независимая газета, как «Коррьере делла сера», получает в год от государства, то есть от налогоплательщика, 25 миллионов евро. При том, что за газету платят и читатели, да она еще зарабатывает рекламой. Не говоря уже о государственном телевидении, которое показывает непристойные спектакли и платит бешеные деньги ведущим за счет налогоплательщика. И ничего. Граждане Италии, в отличие от американцев, не доросли еще до понимания того, что государство должно отчитываться перед ними за любую растраченную копейку. Однако это печальное состояние дел не должно приводить никого в заблуждение. В Италии, чем больше денег медиа получает от государства, тем усерднее они критикуют правительство. Сейчас, когда правительство решило немножко сокращать ассигнования газетам, поднялся довольно большой хай. Это почти невозможно объяснить иностранцу. Разумеется, я лично против финансирования налогоплательщиками каких бы то ни было изданий.

Bob Woodworth и Ed Merou – это уже прошлое? Где больше всего развита расследовательская журналистика? Жива ли она вообще и на какой стадии она? Есть ли шанс у «нового Вудворта» «скинуть» президента или сейчас не те времена? Вудворта не убили, а Политковскую – да...

Журналистские расследования — дорогое удовольствие, трудоемкое, требующее участия помощников, экспертов. К такому жанру — особые требования, причем сугубо журналистские. Необходимо неопровержимо доказать то, о чем пишешь, в первую очередь, доказать своему редактору. В той или иной форме расследования возможны. Делаются везде в Европе, например, съемки скрытой камерой. Это самый легкий и дешевый способ. Шансы, как у Вудворта, представляются не на каждом шагу. Вудворт, кроме того, нашел поддержку у своего главного редактора. Убийства журналистов происходили и в Италии. Убивала журналистов мафия, убивали красные бригады. То, что произошло с Политковской, да и с другими до нее и после нее, убитыми в России, для журналистов очень и очень печально. Самое печальное то, что эти, уже многочисленные, убийства журналистов не раскрыты. Политковская любила свою страну. Она хотела, чтобы Россия стала такой страной, в которой люди уважают друг друга, демократической, без произвола, без пыток, страной, в которой достоинство человека, любого человека, ставится на первое место.

Есть ли в Италии, как в России, запретные для СМИ темы? Например, в Грузии – это церковь.

В Италии есть. Но не только в Италии. Во всей Европе. Это болезнь, которой нас заразила Америка. Название этой болезни — политкорректность. А политкорректность — это когда в христианском мире можно публиковать карикатуры на Христа или Папу Римского, но нельзя — на пророка Мухаммеда.

Только ли на пророка Мухаммеда нельзя делать карикатуры, оскорбляющие достоинство верующих? А на Моисея? На иудеев? А можно ли подвергать сомнению факт Холокоста? И разве плохо, что существуют подобные запреты на оскорбление национального или религиозного достоинства? По-моему, политкорректность не «болезнь», а свойство культуры – не оскорблять чужих святынь! Тем более, что карикатуры на пророка Мухаммеда, о которых идет речь, были явно провокационно-оскорбительны, их подбросила Лубянка – об этом писал Литвиненко, указав даже имя автора – жена редактора датской газеты является сотрудником КГБ!

Я в принципе не очень ценю конспирологию. Карикатуры были датскими, что бы ни говорили. При чем тут Лубянка? Когда в Голландии вышел фильм (пусть безвкусный, пусть не очень талантливый, как считают некоторые) о страданиях женщин под исламским гнетом, тоже был большой скандал. И там Лубянка ни при чем. Когда Ориана Фаллачи опубликовала свою блестящую и правдивую книгу «Ярость и гордость» (“The Rage and the Pride”), тоже была бурная и непропорциональная реакция исламского мира и приверженцев «политкорректности». И тут тоже Лубянка ни при чем. В Италии публикуют карикатуры на Христа и на Папу совершенно свободно. И на Моисея я видел карикатуры. Но мало кто осмеливается даже критиковать Ислам. На Западе много говорят о неизбежности мультиэтнического, мультикультурного общества. Меньше говорят о том, что произойдет, если в той или иной демократической стране возобладает культура, враждебная западным либеральным ценностям. И, в частности, что произойдет, если в результате демографических процессов будут преобладать мусульманское население и фундаменталистские тенденции в исламе. Вот это мы больше всего боимся высказывать и обсуждать вслух. Более всего стесняемся поставить вопрос о необходимости конкретных мер по предотвращению возможной угрозы нашей культуре со стороны культур, менее толерантных. Я не случайно говорил о первой поправке к американской конституции. Это самое великое достижение западной культуры в области свободы слова и печати. Политкорректность мешает называть вещи своими именами. Это форма цензуры и обыкновенный конформизм, торжество эвфемизма и двоемыслия. Политкорректность — это «новоречь» (newspeak) в оруэлловском смысле. «Святыней» можно провозглашать всё, что угодно. Что такое святыня для сатаниста? А с оскорблениями есть другие способы борьбы (судебные, тем же словом) нежели ограничения свободы слова.

А как насчет запретных тем в России? Там же выход за означенные властью рамки чреват неправедными судами, пытками, избиениями и даже убийством! Политковская – красноречивый пример!

Об известных ограничениях в России, контролем над центральными телеканалами нечего и говорить. Это общеизвестно. «Новая газета», «Эхо Москвы», Интернет позволяют себе любую критику. Такие журналисты как Юлия Латынина, а ее я больше всего и ценю, тоже. По поводу убийств я уже высказывался.

Как Вы оцениваете будущее печатных СМИ и радио? Есть ли перспектива того, что их поглотит интернет и ТВ?

ТВ уже, к сожалению, почти проглотило прессу. Интернет постепенно заменит собой все формы журналистики и превратит их в нечто другое. У радио всегда будет аудитория, есть будущее. Радио всегда можно слушать, когда занимаешься чем-то другим, что нельзя сказать о газетах, телевидении или интернете.

Ия Мерквиладзе