Коктейль Фирташа

Из окон верхнего этажа «Паруса», самого дорогого на Украине офисного небоскреба, виден весь Киев. В просторном кабинете хозяина небоскреба Дмитрия Фирташа кресла обтянуты кожей аллигатора. На полу сшитый из квадратов меха, похоже оленьих шкур, ковер. Книжные шкафы негусто заполнены увесистыми томами: видные экономисты, изречения великих…

Фирташу не привыкать вести дела с сильными мира сего. Он был знаком с Туркменбаши, президентами Украины, а однажды попал на прием к английской королеве. «С кем я никогда не встречался, так это с Путиным», — уверяет он.

Как такое возможно? Он на глазах у всех строил империю на близости к европейскому экспорту газа, для Москвы это святая святых. И при этом утверждает, что «не имел никаких отношений» с человеком, без благоволения которого, как считается, в «Газпроме» не принимается ни одно стратегическое решение.

А ведь ему позволили торговать газом на Украине и в Европе. Он продавал «коктейль», на четверть состоявший из дорогого российского газа, на три четверти — из дешевого туркменского, и на разнице цен зарабатывал миллиарды. Доля Фирташа в дивидендах совместной с «Газпромом» посреднической компании RosUkrEnergo (RUE) составляла около $1 млн в день.

Сейчас по взаимному согласию «Газпрома» и бизнесмена RUE умирает. Но это не мешает самому Фирташу, пережившему смену трех украинских, двух российских и двух туркменских президентов, прекрасно себя чувствовать. Group DF, названная по первым буквам его имени и фамилии, потихоньку прибрала к рукам разрозненные активы: химические фабрики на Украине и в России, в Средней Азии и Эстонии, газопроводную фирму в Туркмении и многое другое.


Самой удачной инвестицией Фирташ называет приезд в 1991 году из украинских Черновцов в Москву.

Высшего образования Фирташ не получил. Отслужив в армии, он не вернулся в родное село Сеньков на Тернопольщине, а поехал в Черновцы и стал работать пожарным; когда перестали платить зарплату, он занялся «купи-продай» — тем, чем «занимались все в местечковом городке». Как признавался Фирташ в интервью Financial Times, на торговле он заработал около $100 000 и отправился в столицу Союза. Поселился в гостинице «Россия», которая была, по его словам, «как лампочка для мух, на которую слетаются все» — чиновники и коммерсанты со всего распавшегося СССР.

Через год его капитал составил «почти $1 млн», а к 1994 году, рассказывает он, «время шальных денег прошло». Для большого бизнеса нужны были связи с большими чиновниками, и тут ему подфартило. В «России», все еще служившей и бизнес-клубом, и биржей, он познакомился с чиновником туркменского Минторга, который отвечал за поставки продовольствия и был готов брать «тысячи и тысячи тонн». Фирташ собрал в складчину со знакомыми $10 млн, закупил продукты, отправил в Туркмению, но деньги не вернулись. Поехав в Ашхабад, он выяснил, что можно получить квоту на поставки газа на Украину и зарабатывать на бартерных схемах. Как вспоминает Фирташ, ему не нужно было даже ходить по высоким кабинетам. Все делали сами туркмены.

В доме того чиновника он познакомился с Игорем Макаровым, будущим главой «Итеры», который получал за продовольствие нефть.


В начале 1994 года Игорь Макаров стал главным оператором бартерных схем в Туркмении. Он родом из Туркмении, в местном правительстве заседали его друзья детства, а кроме того, он сумел выручить руководителя «Газпрома» Рема Вяхирева, поссорившегося с Туркменбаши. Вяхирев однажды прилюдно заявил, что, если туркмены не хотят продавать свой газ по его цене, они будут «песок есть», а потом «приползут». «А Игорь [Макаров] сумел сложить эту ситуацию», — объясняет бывший зампред «Газпрома» Александр Рязанов в интервью Forbes.

Благодаря связям с «Газпромом» бизнес «Итеры» начал быстро расти. Хотя аффилированность фирмы Макарова с менеджерами монополии так и не была подтверждена, после смены руководства в «Газпроме» по крайней мере два топ-менеджера «вяхиревской» команды — Александр Пушкин и Вячеслав Шеремет — получили в «Итере» работу. А перед этим «Газпром» «перекачал» в «Итеру» несколько важных добывающих активов, запасы которых в сумме превышают запасы некоторых эмиратов.

Став одним из партнеров «Итеры», Фирташ заработал на ее подъеме. Квота бизнесмена на поставку газа из Туркмении на Украину, которой Макаров делился с украинским коммерсантом, составляла $500–600 млн. Благодаря бартеру чистая прибыль доходила до половины этой суммы, признает Фирташ. Он поставлял уже не только продовольствие и ширпотреб, а буровые станки, железнодорожную технику, удобрения. И чтобы иметь собственный товар, начал скупать заводы и фабрики. Первые покупки пришлись на 1998 год. В разрушенном гражданской войной Таджикистане Фирташ приобрел химкомбинат «Таджиказот». «В нагрузку» ему досталась швейная фабрика. Фирташ искал партнеров для сбыта его продукции и познакомился в Киеве с Андрашем Кноппом, вице-президентом табачной компании Reemtsma. Фирташ и Кнопп наладили экспорт джинсов в Европу. Дистрибьюторскую компанию Кнопп зарегистрировал в своем родном селе Чабды — там потом «пропишется» знаменитая Eural Trans Gaz.

Примерно в то время, рассказывает Фирташ, Макаров сказал, что партнерам нужна серьезная компания, через которую шли бы все товарные поставки с Украины в Туркмению. И возникла Highrock Holding — якобы ее зарегистрировали юристы Макарова. Так ли это, в «Итере» рассказывать отказались, а в интервью Financial Times Макаров утверждал, что никогда не владел долей в Highrock и «не имел экономического интереса».

Неудивительно, что Фирташ и Макаров перекладывают друг на друга ответственность за создание Highrock. Фирташ говорит, что, уже купив компанию, обнаружил, что директором одной из фирм-учредителей работает Галина Телеш, жена Семена Могилевича, за которым много лет охотятся спецслужбы нескольких государств, а ФБР включила его в первую десятку разыскиваемых экономических преступников. В свою очередь Могилевич передал Forbes через адвоката, что «никогда не имел отношения к газовому бизнесу» и не видит «предмета для разговора». Тем не менее, как следует из дипломатической переписки, опубликованной сайтом Wikileaks, Фирташ объяснял американскому послу на Украине, что в 1990-е годы ему нужно было одобрение Могилевича для ведения бизнеса. А еще признавался, что однажды обсуждал поставки газа с Макаровым в присутствии Могилевича.

Фирташ говорит, что уволил жену Могилевича из Highrock, и все сведения о связи с Могилевичем называет наветом. Если бы это было правдой, говорит он, бывший украинский премьер Юлия Тимошенко, жестокий оппонент Фирташа, не преминула бы использовать против него материалы дела Могилевича, собранного украинской Службой безопасности. Но, как официально подтверждали в СБУ, дело было уничтожено, как только главой службы назначили ближайшего соратника Тимошенко. А в конце 1990-х и начале 2000-х годов на дурную славу Могилевича вообще можно было махнуть рукой: в отличие от «Итеры», на которую приходилось 55% экспорта газа на Украину, Фирташ был никому не известен.


Однако в 2001 году у «Итеры» начались серьезные проблемы. Владимир Путин назначил руководителем «Газпрома» Алексея Миллера (за которым присматривал Дмитрий Медведев). За Миллером в «Газпром» потянулись финансисты и аппаратчики: бывший директор советского Донау-Банка Александр Медведев, его коллега Андрей Акимов, Александр Рязанов, экс-директор Сургутского газоперерабатывающего завода. Им предложили заняться восстановлением управляемости внутреннего рынка и вернуть розданные при Вяхиреве активы. У «Итеры» отняли ключевые месторождения и заставили ее отказаться от газовых контрактов с Туркменией, а в 2002 году «Газпром» сократил ее квоту и на поставки на Украину.

Тут как раз выстрелил Фирташ. Поставлять туркменский и российский газ на Украину «Газпром» и украинский «Нафтогаз» вместо «Итеры» поручили фирме EuralTransGas. Странное получилось партнерство: огромная монополия и фирма с уставным фондом $12 000, зарегистрированная в венгерском селе Чабды. Гендиректором выступил Андраш Кнопп — тот самый, с которым Фирташ торговал джинсами. Помогал Кноппу израильский юрист Зеев Гордон, его клиентами в разное время были Фирташ и Могилевич. Гордон заявил Forbes, что с Могилевичем не работает с конца 1990-х годов, с Фирташем виделся в последний раз в 2005 году и, будучи адвокатом, не может ничего рассказывать о бывших клиентах. Но в 2005 году он был более откровенен с Global Witness, организацией, которая борется с нарушениями прав человека в странах — экспортерах природных ресурсов. Ее сотрудник Том Мэйн передал Forbes расшифровки той беседы. По словам юриста, заняться регистрацией его попросил Фирташ. Он слетал в Венгрию, подписал документы и оставил Кноппу доверенность. Позже Кнопп переписал часть компании на румынскую актрису и двух ее знакомых. (Кнопп передал через пресс-службу Group DF, что не хочет отвечать на вопросы, а Фирташ объясняет, что Гордон понадобился, чтобы быстро создать компанию.)

«Появление Eural TG— это результат компромисса интересов «Газпрома» и НАК «Нафтогаз Украины»,— объяснял в интервью «Ведомостям» Александр Рязанов.— При этом использование Eural TG дает «Газпрому» и «Нафтогазу» равные дополнительные доходы». Представитель «Газпрома» не стал что-либо комментировать Forbes.


Фирташа впервые увидели в «Газпроме» во время подписания договора, по которому ETG назначили посредником при экспорте газа на Украину, вспоминает Рязанов. Привезли его украинский первый вице-премьер Олег Дубина и глава «Нафтогаза» Юрий Бойко. Фирташ быстро перезнакомился с первыми лицами «Газпрома». В то время от монолитного вяхиревского правления, когда все решал «хозяин», ничего не осталось. «Сегодня в «Газпроме» у каждого своя поляна и, если придешь не на ту, с тобой не будут разговаривать», — объясняет Фирташ.

Уже в первый год ETG получила большую, чем была у «Итеры», долю поставок через Украину (57%, по оценке Hermitage Capital, который был миноритарным акционером «Газпрома»). При этом из прокачанных по трубопроводам «Газпрома» 13 млрд куб. м газа на Украине было продано 7,7 куб. м. (по цене $65 за 1000 куб. м), а в Германии, Польше и Словакии — на главном рынке «Газпрома» — 5,2 млрд куб. м (в среднем по $131). «Газпром» изо всех сил помогал ETG: Внешэкономбанк предоставил под гарантии монополии $227 млн, а дочерний Газпромбанк — еще $70 млн.

На самом деле это был не настоящий кредит, а схема, объясняет Фирташ. «Газпрому» нужны были деньги, и, чтобы не перегружать баланс монополии, ее менеджеры попросили Фирташа оформить займы на себя и авансом перечислить их за транзит газа. Это хороший пример: деловые отношения всегда «строились на интересе», доверительно делится с Forbes Фирташ. Но не на таком «интересе», как все это понимают (тут он трет указательным и средним пальцем о большой). Украине нужен был дешевый газ: она не могла покупать по европейским ценам. Туркменам — более высокие цены, чем при Вяхиреве. «Газпрому» — чтобы работал украинский транзит. Так что зарабатывал Фирташ, по его словам, на том, что «знал все эти слабые места и для каждого пытался найти решения». «И никаких взяток топ-менеджерам, президентам, — говорит он. — Как только я сказал бы «я вам дам заработать», я бы из кабинета выходил в наручниках».

Именно такую роль Фирташ, по его словам, сыграл во время одной из «газовых войн». В конце 2005-го — начале 2006 года похолодание в отношениях России и Украины после «оранжевой революции» подтолкнуло «Газпром» отказаться от льготных цен. Он стал требовать повышения, а, когда украинцы отказались, перекрыл под Новый год вентиль.

И в «Газпроме», и в «Нафтогазе» понимали, что европейский уровень цен Украина не осилит, но 4 января, когда конфликт был исчерпан, ТВ-картинка вызвала у зрителей оторопь: глава «Нафтогаза» объявил, что они будут покупать газ по $95, а глава «Газпрома» — что будет продавать по $230. Обе стороны праздновали победу, и обе были правы.

Как рассказывает Рязанов, Путин пригрозил неуступчивым украинцам, что, если они не согласятся на обсуждавшуюся цену, он сам поднимет ее еще выше. Договориться снова не удалось, и Путин якобы спросил Миллера, какой должна быть цена для Украины, если за основу взять европейскую. Вышло, что без таможенных пошлин и оплаты транспортировки Украина должна платить $230. Эту цифру Путин и назвал как окончательную. Каждый тогда работал на своего зрителя, объясняет Фирташ, и только посвященным было известно, что за свадьбу платит он. Фирташ метался между Москвой и Карпатами, куда президент Ющенко уехал кататься на лыжах. Украинский президент посылал Фирташа в Москву выторговывать газ по $95. А Миллер отправлял обратно с цифрой $230.

Ситуацию спасло решение «Газпрома» выделить 9 млрд кубов, которые продавала бы в Европе новая посредническая компания —RosUkrEnergo.


Фирташа Работая через ETG, «Газпром» то и дело становился мишенью для нападок: схема, в результате которой малоизвестная фирма получала доступ к многомиллионным контрактам, была слишком одиозной. Масла в огонь подлило выступление американского посла на Украине, обвинившего ETG в связях с криминалом. Представители «Нафтогаза» поспешили объявить, что вся ответственность лежит на «Газпроме», заключавшем соглашения с ETG. «Газпром» признал, что несет репутационные потери, но «не в силах что-либо изменить». В общем, от ETG нужно было избавляться, и она не дожила до отведенного договором с «Газпромом» срока окончания поставок — 2006 года.

В 2004 году президенты Путин и Кучма договорились изменить схему поставок — и за несколько дней руководители двух газовых монополий подписали в Москве документы о замене ETG на швейцарского трейдера RosUkrEnergo (RUE), равные доли в котором принадлежали «внучке» Газпромбанка и «дочке» австрийского Raiffeisen Zentralbank.

Если верить Рязанову, то даже он, зампред «Газпрома», не знал, что бенефициар новой компании — Фирташ. «Мы понимали, что Raiffeisen — номинальный держатель, — говорит Рязанов. — Хотя у Миллера наверняка информация была».

Имена реальных владельцев с украинской стороны «Газпром» и Raiffeisen раскрыли лишь в 2006 году. Выяснилось, что 5% RUE принадлежит одесскому банкиру Ивану Фурсину. Рассказать Forbes о себе он отказался, а Фирташ сказал, что Фурсин «просто давний партнер, которому принадлежит 10% во всех его проектах» и что в управлении RUE Фурсин не участвовал.

Вольфганг Пучек, член совета директоров Raiffeisen Investments, входивший в координационный комитет RUE, в воспоминания углубляться не стал, сославшись на свое интервью Financial Times в мае 2006 года. Тогда он заявил, что банк проверял Фирташа на связь с криминалом и «выяснились некоторые подробности», которые предприниматель объяснил, а затем никаких связей не было.

Только родившись, RUE стала хорошо зарабатывать. Уже в 2005 году она отправила на Украину 8 млрд кубов российского газа (по $80–93 за 1000 куб. м) и 36 млрд кубов туркменского (по $44). Газ из украинских хранилищ она продавала в Европу по $150. В тот год ее выручка превысила $4 млрд, а прибыль — $700 млн.


Но деньги сами по себе были уже слишком мелкой целью для Фирташа. По версии его и Рязанова, RUE, в отличие от Eural TG, создавалась с далеко идущими замыслами: заработки предполагалось направлять на строительство газопроводов и покупку газодобывающих активов. Фирташ добавляет: еще и перерабатывающих. «Идея формирования RUE… состояла в том, чтобы создать компанию, которая бы служила инвестиционным механизмом для увеличения транзитных возможностей поставок среднеазиатского газа на Украину и в Западную Европу», — признался в 2006 году в своей статье в газете «Ведомости» Константин Чуйченко, тогда исполнительный директор RUE и топ-менеджер «Газпрома», а сегодня помощник президента Медведева. Фирташ и Рязанов называют несколько проектов, в которые планировалось вкладывать прибыль: месторождения в Казахстане и Узбекистане, газопровод, который шел по берегу Каспия из Туркмении через Казахстан в Россию.

Правда, человек, без которого, как говорят, в «Газпроме» не принимается стратегических решений, похоже, ничего об этом не знал. Ни в бытность Владимира Путина президентом, ни позже о создании такой империи ни разу не упоминалось, утверждает пресс-секретарь премьер-министра Дмитрий Песков.

Когда стало понятно, что проекты неосуществимы по политическим причинам, Фирташ, по его словам, предложил «Газпрому», что будет скупать активы на себя, а потом продаст их доли RUE. Фирташ утверждает, что даже начал инвестировать, купив месторождение в Словакии. Однако он сделал неверный шаг, стоивший ему немалого разочарования, а Рязанову — должности.

От обанкротившегося Гута-банка ВТБ получил за долги Астраханское газоконденсатное месторождение — крупнейшее в Европе. Его запасы оцениваются в 2,5 трлн куб. м газа (Фирташ даже утверждал, что в 4 трлн куб. м). Как рассказывают участники событий, банк писал письма в «Газпром» с предложением о продаже, а монополия молчала. Месторождение ее не привлекало. Сероводород в газе зашкаливал, нужно было много тратить на экологию. И тут о месторождении прослышал Фирташ, начал переговоры с ВТБ, предупредив об этом Рязанова. Тот якобы пошел с этой идеей к Миллеру, но глава «Газпрома» махнул рукой: мол, «нам не нужно». Началась подготовка к сделке.

Фирташ посчитал, что астраханский газ обойдется ему дешевле туркменского. Он уже мечтал, как построит в Астрахани комбинат и на основе технологии венгерской MOL, имеющей опыт переработки газа с высоким содержанием серы, начнет выпускать полипропилен, а также проложит трубу, чтобы экспортировать газ на Украину. Все должно было обойтись в $3,5 млрд.

Но в проект вмешалось российское руководство. В 2006 году украинский премьер Янукович в беседе с Путиным якобы упомянул, что Фирташ покупает российское месторождение. Путин об этом не знал, разгневался и, как рассказывают, приказал Миллеру найти виновного. Крайним назначили Рязанова и сделку остановили.

Рязанов уклончиво комментирует этот сюжет: мол, он в этой ситуации «оказался на острие». Но в том, что астраханское месторождение «надо было отдать украинской стороне», уверен и сейчас. Песков говорит, что о той сделке и ее отмене ничего не знает.


Но что такое неудача для такого изобретательного дельца, как Фирташ? Не получилось сделать из RUE грандиозную компанию, зато бизнесмен виртуозно использовал дивиденды фирмы, чтобы финансировать свои инвестиции.

Делалось это через трейдерскую фирму Emfesz. Она не только занималась продажей газа венгерским потребителям, но еще служила источником финансового потока, позволявшего Фирташу не ждать целый год дивидендов RUE (которые, между прочим, составили за 2005 год $366 млн, за 2006-й — $375 млн, за 2007-й — $390 млн), а получать кэш круглый год.

Работала схема так. Emfesz получала газ от RUE, продавала его, а выручку отдавала в кредит под низкий процент — LIBOR + 2% — своей материнской компании Mabofi, входящей в группу Фирташа. Оттуда деньги переправлялись в саму группу и шли на очередную сделку. Когда раз в год RUE выплачивала дивиденды, они перечислялись в Mabofi, та рассчитывалась с Emfesz за кредиты, и из этих денег трейдер оплачивал поставленный в течение года газ. После газовой войны RUE не распределила дивиденды, и схема сломалась. Директор Emfesz Иштван Гоци, работавший еще в ETG, рассказывает, что трейдер каждый год кредитовал Mabofi «на сотни миллионов долларов», но она была лишь передаточным звеном: сейчас на счетах Mabofi «осталось лишь $30–40».

Куда же шли инвестиции? Еще до появления RUE Фирташ купил в 2003 году «Ровноазот» (54%). В 2004 году среди его активов появился эстонский Nitrofert (100%) и «Крымский содовый завод» (90%), он также арендовал Вольногорский ГМК и Иршанский ГОК. В 2005 году был куплен «Крымский титан» (50% минус одна акция), в реконструкцию которого Фирташ вложил около $300 млн. В прошлом году к империи добавились три химзавода: «Концерн Стирол» (90%), северодонецкий (100%) и черкасский (95%) «Азоты», а также Междуреченский ГОК. Всю свою химию Фирташ начал объединять в Ostchem Holding, который, по его собственной оценке, будет выпускать 2,5% мировых азотных удобрений. В то же время бизнесмен взял под контроль государственные «Титан Украины», «Титан», «Сумыхимпром» и «Запорожский титаномагниевый комбинат». Их руководителями назначены бывшие топ-менеджеры предприятий Фирташа.

Вскоре использовать RUE как источник финансирования станет уже невозможно, но дешевые деньги Фирташу будут нужны. Их можно привлечь у населения: материнская компания RUE, Centragas, в мае нынешнего года выкупила за $440 млн допэмиссию Надра Банка. Фирташ стал владельцем примерно 90% банка, имеющего более 500 филиалов.


Казалось, что после российско-украинской газовой войны 2009–2010 годов начался закат RUE. Еще в 2008 году президенты Путин и Ющенко договорились исключить посредника. И что же, RUE ликвидировали?

Нет, она всего лишь сменила бизнес-модель и превратилась для «Газпрома» и Фирташа в денежный мешок. Когда поставки газа прекратились, у RUE в украинских ПХГ осталось 11 млрд кубов газа, закачанных до газовой войны. Украина настаивала, что газ принадлежит ей, и Фирташу не дали забрать и продать сырье. После долгих разбирательств в Стокгольмском арбитраже RUE отсудила свой газ и 1,1 млрд кубов в качестве штрафа. Выиграв суд, Фирташ договорился продать газ «Газпром экспорту» до конца года. Прибыль от этой операции может составить около $1 млрд. Эти деньги для него будут не лишними. Ведь Фирташ собирается бороться за россошанские «Минудобрения», которые Николай Ольшанский и Александр Ровт выставили на тендер, оценив в $1,3 млрд.

А еще «Газпром» одолжил у RUE под свою долю дивидендов до 2012 года $800 млн. И, готовясь к будущей ликвидации RUE, Фирташ самостоятельно заключил контракт на поставку в 2011 году на Украину 4 млрд куб. м среднеазиатского газа. Это закрывает потребности всех его химкомбинатов. Очевидно, что для этой сделки потребовалась добрая воля «Газпрома» — чтобы обеспечить транзит. Означает ли это, что особые отношения сохраняются?

Фирташ уверяет, что никогда не выстраивал никаких, кроме деловых, отношений с топ-менеджерами монополии. «Я готов был делиться. …Как жизнь показала, это единственный механизм за всю историю, который работал безукоризненно», — раскрывает он свое ноу-хау. Пока эта тактика доказывает свою эффективность. Доказательство тому — империя Фирташа, которого украинский Forbes поставил на девятое место в своей сотне богатейших, оценив его состояние в $996 млн. Скорее всего, он стоит куда больше.

Александр Левинский


[…] В интервью российскому Forbes Дмитрий Фирташ рассказал о торговле российским газом, покупке заводов, отношениях с президентами и кладовщиками, о Владимире Путине, который всех обыграл, и Юлии Тимошенко, которая этому подыграла.

— Занимаясь газовым бизнесом, вы зарабатывали на разнице цен среднеазиатского и российского газа. В итоге за счет европейских продаж, где цены были значительно выше, на Украине газ продавался дешевле, чем покупался…

— Это так. Мы имели в балансе компании 62 млрд куб. м среднеазиатского газа в год. Параллельно мы еще могли около 12 млрд куб. м в год докупать российского. Это очень большие объемы. Украина потребляла до кризиса — потому что сейчас очень большой перекос произошел — около 70-72 млрд куб. м. При этом 20 млрд кубов было собственных, а остальное — примерно 50 млрд — надо было закупать. Из этих 50 млрд куб. м примерно 40-42 млрд Украина потребляла, а часть объема держала в подземных хранилищах (ПХГ). Оттуда газ шел на экспорт. Цена среднеазиатского газа была понятной, тут не было «формулы» (по ней стоимость газа для европейского рынка, а с 2009 года и для Украины определяется исходя из цены замещающих видов топлива — мазута и газойля. — Forbes). Каждый год мы имели четко фиксированную цену, и это давало нам определенные возможности [рентабельности]. А кроме того у нас был избыток газа: нам хватало на Украину, и еще мы от 14 млрд до 17 млрд куб. м продавали в Европе на спотовом рынке (долгое время спотовые сделки, то есть продажа имеющегося товара «здесь и сейчас», были даже выгоднее, чем долгосрочные договоры «Газпрома». — Forbes). Так что основные заработки мы получали на Западе и компенсировали свои расходы внутри Украины.

— И при этом, как вы постоянно подчеркиваете, вы дотировали Украину. В чем это выражалось?

— В деньгах, конечно. Рано или поздно все надо считать в деньгах. Логика была простая, и никакого лукавства там нет. Поддерживая низкие цены на газ в Украине, мы продотировали ее экономику на несколько миллиардов долларов.

— Почему все-таки поставками занимались вы, а не российский «Газпром» и украинский «Нафтогаз»?

— В 2009-2010 годах скандалы вокруг газовой ситуации показали, что государства не готовы договариваться друг с другом. У каждого была разная идеология, разные задачи, а мы очень хорошо вписывались в ситуацию. RosUkrEnergo (RUE) создавалась как инвестиционная компания. Вы спросите, зачем? Смотрите: после EuralTransGas (ETG) я уже понимал все проблемы — и узбекские, и туркменские, и казахские, и газпромовские, и украинские. Например, у нас были обязательства перед Туркменистаном — обеспечить им увеличение поставок газа с тогдашних 34 млрд куб. м. Поэтому мы подписали контракт, что выйдем через определенное время на 50 млрд куб. м. Для этого нужно было расширять транспортную систему в Узбекистане, но узбеки говорили: «Ребята вам надо — вы вкладывайте, у нас нет денег». «Газпрому» нужны были западно-украинские ПХГ и расширение газопровода Богородчаны — Ужгород, чтобы организовать спотовую торговлю в Европе. Вот я и помогал всем им.

— Каким образом?

— Ну как же? ПХГ находятся на западе Украины. Чтобы попасть в хранилища, газ должен был пройти через всю страну, а в холодные зимы его просто разбирали по пути. Значит, нужно, чтобы в трубе было больше газа. Я нагружал туркменов, чтобы они дали больше газа, мы давали большее давление, я закрывал потребности Украины и давал возможность поднять [из ПХГ] газ для газпромовского экспорта. Так же в Узбекистане, через который шел туркменский газ. Узбеки всегда продавали 10-12 млрд кубов своего газа в год. Зимой им самим газа не хватало, но они хотели [продавая газ только в теплое время] получать деньги круглый год. И нам приходилось давать им с января до середины апреля туркменский газ, а денег с них не брать. Они закрывали свои нужды зимой, а с апреля до декабря продавали свой газ и возвращали нам наш объем. Скажите, делал бы это «Газпром»? Никогда в жизни! RUE хорошо работала, потому что я знал каждую проблему. Не забывайте, что до 2005 года «Газпром» не присутствовал в Средней Азии. И Азия, и Украина были ему неинтересны. Что можно было получить с Украины, где цена на газ падала до $18 за 1000 куб. м? «Газпром» добывал и экспортировал российский газ, и в этом была его задача.

— Но ведь «Газпром» все время был для вас и других игроков транзитером. Это очень выгодная позиция: он мог сказать «да» и прокачивать ваш газ, а мог сказать «нет»…

— Не совсем так. С одной стороны, «Газпром» прокачивал наш среднеазиатский газ через Россию, но с другой, Украина транзитировала газ, в том числе и российский, в Европу. Тут не было альтруизма. Это была вынужденная ситуация, и «Газпрому» приходилось с этим считаться.

— Почему все-таки «Газпром» так и не вошел в инвестиционные проекты RUE?

— Давайте посмотрим на структуру RUE. По сути, это восемь человек в координационном комитете — четыре топ-менеджера «Газпрома» и четыре с моей стороны — и по одному содиректору с обеих сторон. Директора ничего не решали. Это без координационного комитета ничего не могло работать, поскольку все решения в RUE сначала неофициально обсуждаются на комитете; потом документы направляют в «Газпром», там на правлении проходит голосование, и правление дает своим представителям в RUE полномочия, и только после этого они возвращаются в компанию и голосуют. Когда же встал вопрос о покупке активов, стало понятно, что «Газпром» не способен принять решение быстро. Тогда было решено: я буду покупать за свои деньги с обязательством, что как только в «Газпроме» закончат свои процедуры, я буду должен передать активы в RUE. Я под этим подписался.

— И куда пошли инвестиции?

— Мы инвестировали всюду: в Узбекистан, в Украину, в подземные хранилища, даже в словацкие месторождения.


— Я все пытаюсь понять, как вам удавалось находить общий язык в разных условиях. В Средней Азии — одни. В «Газпроме» — другие. Российское правительство, администрация президента… На Украине свои особенности, в Европе — свои. Как вам удавалось договариваться со всеми?

— Ничего уникального тут нет. Я не был ничьим внебрачным сыном или родственником.

— Но ведь поначалу, в 1990-х годах ваш бизнес был совсем небольшой…

— Маленький.

— Согласитесь, так не бывает, чтобы человек с маленьким бизнесом вдруг пришел в украинское правительство, в «Газпром» или в Туркмению, а ему бы сказали: мы тебе верим, будем с тобой работать…

— Не забывайте, что я много лет поставлял в Туркмению сначала продовольствие, потом удобрения, станки. Меня там знала каждая собака. Не буду говорить «от президента и до…», но каждый кладовщик, водитель на каре знал. Тут не важно, президент дал добро или не президент, — товар принимают кладовщики. Я ходил и по министерствам, я там не был чужим. И никогда их не обманывал.

— Ну хорошо. Вот «Таджиказот» — ваше первое химическое предприятие. Как вам удалось договориться?

— Логика была очень простая. В Таджикистане тогда только закончилась война, желающих ездить туда не было. Когда я приехал в эту страну, там во время переговоров все сидели с автоматами. Я помню, сидел за столом у президента страны, и за это время ему три раза докладывали, что власть у них то забрали, то вернули. А на завод бомбы падали, ворота были открыты, даже собак там не было, все было разворовано… Таджики не верили, что его можно будет восстановить, а я опыта не имел, потому что никогда не был производственником. Я привез специалистов и спросил: «Это вообще можно восстановить?». Мне ответили: «Конечно. Вопрос денег и желания». В итоге мы вложили в него где-то под $100 млн.

— А почему вы вообще решили вкладываться в химию? Вы занимались поставками продовольствия, какой-то техники — и тут бац…

— Нет, не «бац». Я к тому времени поставлял в Туркмению и химию: карбамид, селитру, аммиак. А завод мне был нужен потому, что он был в 400 км от границы с Туркменией. Я производил там удобрения и мог закрывать свои квоты.

— И все-таки, как получалось, что вы оказывались в нужное время в нужном месте, рядом с нужными людьми?

— Я всегда говорю: какая бы большая компания ни была, в ней работают люди. В каждой компании есть правильные пара человек, которые ее тянут. Если ты с ними находишь понимание… Что такое дружба? Это правильно сбалансированные финансовые отношения. Если ты понимаешь, что кому надо…

— Не поверю, что, занимаясь крупными поставками газа, вы не общались с первыми лицами. В какой момент вы познакомились с Туркменбаши?

— Ну, я не помню. Это даже неинтересно.

— Очень интересно. Вы должны были его обаять…

— Не должен. Все происходило очень просто: туркмены были готовы работать с любым, кто приходил с товаром… Первопроходцем там был [создатель корпорации «Республика» Игорь] Бакай. Украине нужен был газ, и до него никто не знал, как работать с газом, а он со всеми договорился. Какой бы ни был Бакай, я всегда говорю, что Украина должна ему при жизни поставить памятник. Только за то, что он кормил страну на протяжении 3-5 лет по $18 за газ. Неважно, как он это делал. Понятно, что эти деньги зарабатывались в Средней Азии, а не в Украине и не в России. Понятно, что Средняя Азия не делала подарков: просто у Туркменбаши не было денег, а население надо было кормить. Госплан закончился, поставки закончились, Россия брать газ не хотела, потому что не знала, что со своим делать… Туркмены сами знали, как все правильно обставить. Потому что им нужно было решить главную задачу: кормить страну.

— Но в «Газпроме»-то надо было наладить отношения?

— И там не надо было ничего налаживать. Мы заключили договоры со Средней Азией. Мы заключили договор продажи с Украиной. России было все равно. Вы все ищете масштабы, а все банально просто. «Газпром» транзитировал газ, а мы ему платили. Им было все равно: «Итера», я, или еще кто-то. Тогда для них было главным получать деньги за транзит.


— Мне рассказывали, что создание RUE было выгодно клану внутри «Газпрома», который возглавляют глава «Газпромбанка» Андрей Акимов и зампред правления «Газпрома» Александр Медведев…

— Неправда…

— … и что их целью было создать «Итеру-2», собрать активы вокруг RUE и уйти туда.

— Исключено. На самом деле история с RUE была аккуратным российским захватом. Россия никак не могла подобраться к среднеазиатскому газу, а RUE дала зайти. Путин провел уникальную партию. Первым ходом в 2005 году благодаря мне он зашел в Среднюю Азию. Это мы его туда пустили, создав RUE. А вторым ходом в 2009 году он нас похоронил. Потому что мы ему мешали. Он не имел прямого доступа к Украине, не имел прямого доступа к Средней Азии и получил его через нас. Но его уже не устраивало 50 копеек, он хотел быть главным игроком, как он любит, потому что он глава империи. Путин не торгует бизнесом. Он продает и покупает политику. Грубо говоря, мы поделились с «Газпромом» своим бизнесом и открыли России путь в Среднюю Азию. Нравится мне это или не нравится, я снимаю шляпу: Путин всех обыграл. А [бывший премьер Украины Юлия] Тимошенко подыграла этому.

— Тимошенко «подыгрывала» России?

— Да. Потому что все это время она работала только на Россию. Я думаю, что это она отрабатывала долги [возникшие у ее газовой компании из-за бартерных схем, по которым она в середине 1990-х годов рассчитывалась с «Газпромом» поставками стройматериалов российскому Минобороны]. Я задаю себе вопрос: неужели украинцы такие дураки, что отказались от газа по $50 за тысячу кубометров и стали покупать по $300? Или Тимошенко такая глупая? Нет. Значит, что-то заставило ее это сделать. Сразу после подписания газовых контрактов в России закрыли уголовное дело против нее, убрали ее из розыска Интерпола и списали ей долги. А Украина взяла $16 млрд кредита МВФ и практически все эти деньги отдала «Газпрому».

— Зачем «Газпрому» такая сложная комбинация?

— Нужно было меня выгнать. Если бы меня выгонял сам «Газпром», он получил бы арбитражные суды. Они понимали, что я приду с иском на $12-15 млрд [упущенной выгоды]. И они провели спецоперацию — поставили под прицел Тимошенко. И фактически это она, не «Газпром», разорвала контракт RUE и оставила Украину в 2009 году без поставок. Это же она написала в «Газпром» кучу бумаг, что не будет брать газ от RUE, которая имела ответы на все вопросы: газовый скандал — пожалуйста, есть решение; расширение трубы — пожалуйста; ПХГ — пожалуйста; экспорт — пожалуйста. Мы хотели развиваться дальше. Ведь изначально RUE создавалась по крайней мере на 28 лет. Все так в документах прописывалось. Закончилось все тем, что «Газпром» нажился дважды: получил дивиденды как акционер и доход от продажи дополнительного газа на Украину — как транзитер. Украина получила газ по цене ниже рынка. А за всю эту «свадьбу», этот «стол» заплатила RUE.

["Московские новости", 18.07.2011, "Газовый срок": Как известно, в иске совладельцу RosUkrEnergo,одному из самых влиятельных олигархов Украины Дмитрию Фирташу (ему принадлежит 50% акций компании, другая половина у «Газпрома»), Тимошенко требует возмещения 10 млрд убытков, причиненных Украине в результате возврата «Нафтогазом» трейдеру 12 млрд кубометров газа. Этот объем, принадлежавший RUE, «Нафтогаз» оформил на себя после подписания соглашений с «Газпромом» в 2009 году. В прошлом году уже после смены власти на Украине международный арбитраж в Стокгольме признал права RosUkrEnergo на этот объем, а к концу прошлого отопительного сезона «Нафтогаз» вернул его трейдеру.

Заседание окружного суда Манхэттена назначено на 22 июля. Сама Тимошенко находится под подпиской о невыезде. Как заявил «МН» ее адвокат Сергей Власенко, если киевский суд не позволит ей принять участие в судебном разбирательстве, интересы истца будут представлены доверенными лицами.

Позиция Дмитрия Фирташа, который избегает получения повестки в американский суд, вызывает у юриста Тимошенко недоумение. На протяжении месяца сам бизнесмен и его представители уклоняются от получения повестки. Комментарии предпринимателя получить не удалось. — Врезка К.ру]

Александр Левинский

"Русский Forbes", 15.07.2011