Прошлое не вернуть, но дорасследовать можно

Защитники 90-х говорят: «Сложные были времена, мало ли что тогда было». А было, мол, и плохое, и хорошее, о чём недвусмысленно сказала как-то Наина Ельцина: «Выросло поколение, которое ничего не знает о том времени, рассказывать ужасы о котором стало модным сегодня. А 90-е годы нужно называть не лихими, а святыми».

Примечательно, что Ельцина оценила эпоху по итогам выпущенных мемуаров о Борисе Ельцине «Личная жизнь» (вышли в 2017 году) и таким образом связала «святость» эпохи с политической деятельностью первого российского президента. Это трактовалось многими представителями элиты как отнесение лихих лет к категории неприкасаемых – «и всего хорошего, и всего плохого», что тогда было, включая пресловутую проблему приватизации, итоги которой не должны быть пересмотрены, – не иначе как под угрозой разрушения основ государственности.

Например, мелких и средних предпринимателей, которые пошли в бизнес, считая, что государство защитит их от криминального произвола.

Многие заказные убийства 90-х так и остались нераскрытыми во многом потому, что государство тогда сплелось вполне осязаемыми узами с криминалом и никаких гарантий предпринимателям дать не могло. Случалось, что следствию удавалось выйти на непосредственных исполнителей, реже – на организаторов, почти никогда – на заказчиков.

©octagon.media, 2020

Прорыв в расследовании убийства депутата Госдумы Галины Старовойтовой – возможному заказчику предъявлено обвинение, и в отношении него начались следственные действия – обнадёживает тех, кто всё ещё ждёт торжества справедливости. Их оптимизм – «так и до дела Листьева и Холодова доберутся» – подпитывают слухи о том, что где-то на самом верху принято решение довести до логического конца расследования громких дел.

Никогда такого не было, и вот опять…

Всплески подобного оптимизма случались и раньше. Показательными в этом смысле являются периодически поднимающиеся волны ожиданий прорыва в расследовании дела Владислава Листьева, убитого 1 марта 1995 года.

В феврале 1996 года на фоне подготовки к выборам президента члены следственной группы связывали надежды на успех расследования со сменой власти в стране: «Уже устали получать по рукам… Подождём до июня. Власть сменится, «крыша» упадёт, и тогда мы до него [Березовского] быстро доберёмся» («Известия», 23.02.1996).

Через семь лет аналогичные настроения возникли после признаний одного из участников убийства Галины Старовойтовой: «Тенденция налицо… Что ж, того гляди, доберёмся и до убийц и заказчиков Влада Листьева» («Известия», 03.11.2003).

 

В 2013 году ещё одну волну оптимизма спровоцировали слова официального представителя Следственного комитета РФ Владимира Маркина, заявившего, что «точку в деле Листьева ставить рано, оно не подлежит прекращению». Сегодня ситуация повторяется, хотя никаких явных подвижек в расследовании этого дела нет.

Параллельно в телевизионной тусовке «качают» тему заказчика и его возможных мотивов. Начали, как это было принято в 90-е, с Бориса Березовского и Александра Коржакова, потом под подозрение попали член Совета Федерации Сергей Лисовский, который в то время руководил сотрудничавшим с ОРТ рекламным агентством «Премьер СВ», и покойный Михаил Лесин, занимавший в 1993–1996 года должность начальника коммерческого отдела телекомпании «ТВ новости», входившей в РИА «Новости».

Иных уж нет, а те далече

По словам генерал-майора Федеральной службы контрразведки Александра Гурова, возглавлявшего в те годы ВНИИ МВД России, в среднем в 90-е «только умышленных убийств было по 32 тысячи в год». Что касается динамики, то, по данным Минздрава (медики обязаны давать заключения по фактам насильственной смерти), в 1990 году было зафиксировано 21,1 тысячи убийств, а в 1994 – уже 46,3 тысячи. То есть более чем двукратный рост за три года.

Начавшаяся ещё в перестройку дискредитация правоохранительных органов и низкие зарплаты выталкивали специалистов на «свободный рынок», где их уже ждали полукриминальные коммерческие структуры. На тех же, кто продолжал работать, давили сверху, требуя повышения раскрываемости, и сбоку, пытаясь направить следствие в удобное для «заинтересованных лиц» русло. В ход шло всё – связи, деньги, шантаж, угрозы.

 

К середине 90-х любой авторитетный бизнесмен имел в верхушке местных правоохранительных органов «своих людей». Как правило, они сидели на постоянной «зарплате» и в случае чего могли помочь «разрулить ситуацию» или подсказать, с кем нужно договориться.

В результате в ходе расследований даже самых громких заказных убийств начинали происходить странные вещи. Свидетелей подкупали, запугивали или убирали. Киллеры, если их не устраняли сразу, оказывались за границей, где их, случалось, отстреливали посланные вдогонку их же коллеги. Организаторы откупались или уезжали. Иногда и тех, и других удавалось задержать и судить, но имена заказчиков практически всегда оставались неизвестны.

Сегодня, когда после знаковых убийств 90-х прошло более 20 лет, размотать ниточки подобных преступлений ещё труднее, просто потому, что многих людей, которые в них участвовали или могли бы дать показания, уже нет в живых, а остальные либо скрываются за границей, либо успели очень хорошо замести следы и обеспечить себе стопроцентное алиби.

Национализация элиты невозможна без её декриминализации

Довести до логического конца большую часть разваленных в 90-х дел невозможно. Но найти заказчиков хотя бы нескольких знаковых убийств чрезвычайно важно.

Ни для кого не секрет, что значительная часть граждан России считает чиновников и политиков циничными коррупционерами, представителей бизнеса, особенно крупного – ворами, способными на любые преступления ради сохранения и преумножения своих достояний, а власть – их покровительницей, крышующей все эти мерзости.

Именно поэтому люди легко верят, когда им рассказывают, что Листьева заказал Березовский, Коржаков, Лесин или Лисовский, мэра Петухова – Ходорковский, а Холодова – бывший министр обороны Павел Грачёв.

Ответ на вопрос о реальных заказчиках этих и других преступлений позволит внести ясность, необходимую для того, чтобы либо раз и навсегда очистить имена этих людей, либо официально признать то, о чём говорят на всех углах, назвать преступников преступниками, изгнать их из элиты и судить тех, кто жив.

Не стоит рассчитывать, что, узнав, кто на самом деле заказал Листьева или мэра Петухова в далёких 90-х, народ бросится в объятия нынешней элиты.

 

Чтобы хотя бы частично сломать устойчивые, давно сложившиеся стереотипы, нужны и другие шаги. Не только немедленное увольнение с волчьим билетом позволяющих себе высокомерное барство чиновников, но и правда о залоговых аукционах с перспективой пересмотра их результатов или назначения компенсационных выплат в бюджет, введение налога на богатство, ограничение вывоза капитала, равенство элит и обычных людей в применении законов и нормативных процедур и многое другое.

Сегодня много говорят о необходимости национализации элит, но российское общество не готово национализировать, то есть признавать частью самого себя элиты, которые оно давно и небезосновательно считает способными на самые гнусные преступления. А это значит, что никакой национализации элит без их декриминализации быть не может.