Петр Верзилов: "Залог успешной борьбы – не поддаваться панике"

Шесть обысков, 13-часовой допрос, 15 суток административного ареста и затем уголовное дело. Почему на Петра Верзилова обрушились правоохранительные органы и чего от него хотят? Почему его вопросом занимается лично старший следователь по особо важным делам при председателе Следственного комитета, генерал-майор юстиции Рустам Габдуллин?

Сперва издателя "Медиазоны", акциониста и участника Pussy Riot собирались обвинить в организации массовых беспорядков в Москве, но потом подыскали другую статью: "Неисполнение обязанности по подаче уведомления о наличии иностранного гражданства". Речь о канадском гражданстве, которое имеет Верзилов, поскольку в Канаде проживает его отец, а сам он учился там в школе.

Отношение российских властей к Верзилову было неприязненным еще со времен знаменитых акций арт-группы "Война", которые комментировал лично Путин. Но пика противостояние достигло в июле 2018 года, когда Верзилов и три девушки из Pussy Riot в полицейской форме выбежали на поле в Лужниках в разгар матча первенства мира по футболу в знак протеста против политических репрессий в России.

В сентябре 2018 года Петра Верзилова госпитализировали в Москве с признаками тяжелого отравления. Его спасли врачи берлинской клиники "Шарите". Дело остается нерасследованным.

Разговор с Петром Верзиловым о сегодняшних событиях мы начали с версий покушения на его жизнь осенью 2018 года.

– Вы уверены в том, что в 2018 году вас отравили за акцию на чемпионате мира по футболу?

– Именно так. Некоторые люди, которые наблюдали за этой ситуацией, выдвигали версию, что это каким-то образом связано с Центральноафриканской Республикой – убийством моего близкого друга Александра Расторгуева и расследованием, которым я руководил. Но потом мы пришли к выводу, что именно акция на чемпионате мира стала причиной покушения на убийство, которое произошло через месяц после чемпионата.

– Могу представить, как отдавались приказы об отравлении Литвиненко или Скрипаля, но мне очень трудно вообразить человека в Кремле, который говорит: Верзилов выбежал на футбольное поле, давайте его отравим. Как вы себе представляете эту сцену?

– Именно так и представляю. Понятно, что руководством силовых структур и политическим руководством России произошедшее на чемпионате мира было воспринято как большой провал спецслужб. Они гордились тем, что выстроили непроницаемую систему безопасности, потратив огромное количество миллиардов рублей, а в итоге все оборачивается тем, что люди, просто переодевшиеся в полицейскую форму, могут проникнуть абсолютно куда угодно. Я думаю, что в этой форме и попасть на аудиенцию к Владимиру Владимировичу не составляло бы никакой сложности. Получается, что вся эта выстроенная структура – огромная потемкинская деревня, сжирающая несусветное количество денег, которая на самом деле не работает и не способна решать простейшие проблемы безопасности. Понятно, что люди, которые несли ответственность за выстраивание этой структуры и за расходование денег, выделенных на нее, конечно же, понесли достаточно суровое наказание.

– И решили вас отравить в отместку?

– Да. После этого сложилась атмосфера, в рамках которой было решено наказать меня за организацию этого действия.

– Наверняка вы много раз вспоминали все, что произошло в день отравления. У вас есть догадки, где и как вас отравили?

– Я с большой долей уверенности предполагаю, что это произошло в течение дня 11 сентября 2018 года на первом этаже Басманного районного суда города Москвы, где я находился с 9 утра и до 6 вечера практически безвылазно, ожидая, когда начнется суд в отношении моей девушки Ники Никульшиной, которой судья Карпов, включенный, кстати, в "список Магнитского", такой особенный судья, вручил сакральные двое суток ареста, которые она уже отбыла в отделении полиции, и отпустил ее.

– Каким образом вас отравили?

– Врачи берлинской клиники "Шарите", большой консилиум специалистов, говорили, что это вещество обязано было обладать высокой степенью введения и высокой степенью выведения. Человек, проходящий мимо тебя в коридоре, будто бы случайно до тебя дотрагивается, толкает, говорит "извините" и проходит дальше. Вот такого контакта достаточно, чтобы ввести вещество, которое вызвало такие последствия – я был на грани смерти.

– Врачи "Шарите" идентифицировали яд?

– Больница Бахрушиных до сих пор не предоставляет самый первый анализ, который был проведен в момент моего поступления ночью, они предоставляли анализы уже после чистки организма, после чистки крови. Берлинские врачи предположили, что в это вещество входил скополамин, но там было и большое количество других веществ, неизвестных нам, которые обеспечивали суперсвойства того, что на меня воздействовало.

– А на каком основании больница Бахрушиных отказывается выдать анализ?

– После отравления они говорили, что у них нет воли больного, который находился, естественно, в бессознательном состоянии еще несколько недель после отравления. А впоследствии они стали предоставлять анализы, взятые в более поздний срок, и уверяют, что первичного анализа у них просто нет.

– Выздоровление было долгим?

– Я потерял сознание и какую-либо возможность запоминать происходящее со мной. В какие-то моменты я приходил в себя, но не помню, что происходило, не помню, как меня перемещали из больницы Бахрушина в НИИ Склифосовского, не помню, как меня везли в аэропорт, как перевозили в Берлин, как я проходил границу, как оказался в клинике. Спустя почти что месяц, в начале октября, я стал приходить в себя.

– Невозможно представить, что Сергей Скрипаль приезжает в Москву и живет себе, как будто ничего не произошло в Солсбери. А вы вернулись. Почему и когда?

– Я закончил курс лечения в Берлине, потом в Израиле прошел достаточно легкий и быстрый курс реабилитации. И через пару месяцев зимой я вернулся в Москву. У меня и у моих ближайших коллег позиция заключается в том, что ничто не заставит нас навсегда покинуть Россию, прекратить заниматься тем, чем мы занимаемся. Мы считаем очень важным отказ поддаваться страху, когда ровно этого от тебя требуют люди, которые организуют все эти действия. Понятно, что в их арсенале есть что угодно: провокаторы, нападения, отравления, уголовное преследование. Но залог успешной борьбы с ними и залог того, что ты вдохновляешь других на эту борьбу, заключается в том, что ты отказываешься поддаваться такой панике и делаешь то, что нужно делать, и принимаешь то, что будет.

– Апрель 2020 года: вас задерживают в Москве, и опять в полицейской форме. Что это было?

– Это был небольшой скетч, акция, которую мы с друзьями решили снять, приурочив к введению в Москве пропускной системы. По русской традиции она сопровождалась появлением баснословных очередей в метро, которые, конечно, свели весь эффект на нет. Этому непродуманному введению пропускной системы и был посвящен небольшой комедийный скетч, который мы снимали.

– То, что началось в июне, как-то связано с тем апрельским задержанием?

– Нет, не имеет никакого отношения.

– У вас было шесть обысков подряд. Это форма давления или они в самом деле что-то целенаправленно ищут?

– Сложно сказать, что они ищут, учитывая, что в последние обыски их интересовали прежде всего мои детские российские паспорта, какие-то документы, выданные мне в младенчестве. Формально это были документы, которые ищут в рамках уголовного дела по статье 330.2, неуведомление о двойном гражданстве. По существу, они отрабатывают команду возбудить на меня хоть какое-то дело.

– Они боятся, что вы что-то задумали, наподобие акции "Милиционер вступает в игру"?

– Наверное, есть у них действительно такие страхи. Они считают, что если они тогда недосмотрели, то сейчас надо быть бдительным, надо применять иную тактику, чтобы ничего такого не произошло. Вероятно, такие мысли у них присутствуют.

– Есть популярная версия, что будто бы вы хотели встать перед танком во время репетиции парада, чтобы повторить знаменитый кадр 1989 года, сделанный в Пекине. Правда это или нет? Были такие планы?

– Я бы не постеснялся признаться в неисполненных акциях, но никаких планов самостоятельно организовывать или участвовать в акции на День Победы у меня не было. Действительно, были коллеги, которые раздумывали о подобных антимилитаристских жестах, но я не имел к ним никакого отношения.

– А кто придумал, что именно вы собираетесь это сделать?

– Видимо, поскольку власть у нас построена иерархическим образом, они считают, что я занимаю своеобразную должность начальника всея российского акционизма. Если где-то что-то пахнет каким-то акционизмом, непременно Верзилов всесильно курирует и организовывает из какого-то далека любое действо. У меня на обыске пытались найти объекты, говорящие о том, что я был организатором массовых беспорядков 27 июля 2019 года, хотя я был в этот день в детском лагере в Эстонии вожатым. Мне говорили: "Петр Юрьевич, вы же не участник массовых беспорядков, вы их организатор, вы могли бы их и из детского лагеря организовывать". Вот на такой же канве кто-то услышал, что кто-то раздумывает о производстве чего-то такого околоакционистского, завертелась машина, дальше пошла информация наверх: наверное, дезинформировали кого-то в политическом руководстве, в итоге вся эта махина обрушилась на меня, как на выбранного виновного человека.

– Вас допрашивали 13 часов. Что их интересовало?

– Мне показывали фотографии из моего инстаграма. Например, фотографию с президентом Эстонии, снятую на открытом публичном мероприятии, Дне независимости Эстонии в августе 2019 года, куда приглашались деятели культуры. Показывали какие-то фотографии моей поездки в Италию летом 2019 года, спрашивали, что я делал в Италии, с кем встречался. А вот на этой фотографии, где я после пробежки что-то ем с Навальным в кафе, что мы обсуждали во время поедания еды, изображенной в данном кадре? То есть достаточно безумные вопросы, которые целиком базировались на моем собственном инстаграме.

– И потом на вас напал провокатор. Это произошло возле Следственного комитета?

– Дело в том, что следователи Управления по особо важным делам Следственного комитета России в тот самый день, 21 июня, допрашивали меня почему-то в здании УМВД по Красносельскому району. Поскольку ко мне не пускали адвоката во время обыска и весь день, было сделано предположение, что они решили таким образом скрыть следы в здании ОВД Красносельского района, чтобы адвокат и общественность просто дольше до меня добирались. Когда я вышел из этого здания, я увидел, что за мной следуют на почтительном расстоянии и оперативные сотрудники в штатском, и автомобили полиции с мигалками и полицейской раскраской. Думаю: наверное, наблюдают. Буквально минут через двадцать после моего выхода из отделения я увидел, что в мою сторону бежит спортивный юноша, который меня сбил с ног, крича что-то нечленораздельное. Я, конечно же, сразу понял, что происходит полицейская провокация, попытался бежать от этого юноши. Но была дорога с достаточно плотным движением, я не смог ее пересечь, а юноша догнал меня, сбил с ног. Секунд через двадцать как из-под земли появились сотрудники полиции, которые заковали обоих нас в наручники, доставили уже в другой отдел ОВД по Мещанскому району, где мне предъявили административное обвинение в хулиганстве. Дескать, я нецензурным образом выражался на улице и приставал к женщинам с детьми.

– Им нужно было любой ценой закрыть вас на 15 суток. Видимо, все-таки они опасались, что вы что-то готовите в эти важные дни голосования по поправкам к Конституции?

– Такие опасения, как мы видим, действительно были. Поскольку, если бы их не было, то вряд ли, как, например, писал адвокат Бадамшин в своем телеграм-канале, мы бы стали свидетелями такой беспрецедентной операции с координацией на уровне руководства силовых ведомств. Действительно, происходило и происходит что-то очень масштабное. Часть этого масштабного замысла заключалась в том, что я должен был любой ценой провести 15 суток под арестом.

– Слышал, что вы провели 15 суток заключения, изучая историю Древнего Рима…

– Да. Есть такая замечательная, не очень давно вышедшая книга SPQR английского историка Мари Бёрд – фундаментальный труд, так что я провел время с пользой.

– Что происходит сейчас, после возбуждения уголовного дела?

– В последний день нахождения под административным арестом мне пришла на красивом бланке из Управления по особо важным делам Следственного комитета за подписью генерала Габдуллина бумага о том, что в отношении меня возбуждено уголовное дело. Сотрудники спецприемника были очень впечатлены этим фактом. Они сказали, что впервые видят бумагу с подписью генерала. Надо сказать, что абсолютно все документы по моему делу подписаны лично генерал-майором юстиции Габдуллиным, который является, как известно, главным политическим следователем в России: он возглавлял следственную группу по "Болотному делу", затем по "Московскому делу", курирует все ключевые политические процессы. Вот он лично подписывал все бумаги на обыск, бумаги на допросы, бумаги на предъявление мне обвинений. Да, действительно, мне предъявили это обвинение о неуведомлении о втором гражданстве. После этого на следующий день после окончания срока в спецприемнике был первый допрос, на котором меня уже перевели в статус обвиняемого. Затем началась череда бесконечных обысков, когда посетили квартиру моей мамы два раза, квартиру мою по прописке, съемную квартиру, квартиру подруги моей мамы. Все это превратилось в безумный и абсурдный фарс.

– Может быть, они хотят вынудить вас уехать?

– Достаточно странно вынуждать человека уехать, изъяв у него все паспорта. У меня сейчас нет ни одного российского паспорта, потому что изъяты совершенно все, изъят и мой канадский паспорт. И у меня подписка о невыезде. Судя по тому, что происходит, они, наоборот, хотят, чтобы я остался и никуда не ездил. Я на самом деле мечтал съездить хотя бы к российскому морю сейчас, чтобы провести часть лета там после затянувшегося карантина и административного ареста, но такой возможности покинуть Москву у меня пока нет.

– Что вам грозит по этой статье? Она ведь редко применяется.

– Это будет первое публичное дело по этой статье. Ни одного публичного разбирательства по этой статье в России еще не было, суды ее применять не умеют. Но в Уголовном кодексе написано, что в этой новой статье, которая была принята только в 2014 году, мне грозит до 200 тысяч рублей штрафа и до 400 часов обязательных работ.

– Ваше дело упоминается через запятую с обысками в "МБХ медиа", арестом Ивана Сафронова, даже с задержанием хабаровского губернатора. Вы чувствуете, что атмосфера после этого голосования по поправкам к Конституции резко изменилась и начинается новый период репрессий?

– Все мои истории начались еще до голосования по Конституции. Да и, наверное, арест губернатора и остальные обыски не были запланированы до голосования по поправкам. Я резкого усиления не вижу. Мне кажется, это выполнение календарного плана следственных мероприятий.