Коррупция в телекоммуникационной сфере Казахстана

Азаттык поговорил с авторами недавнего исследования о предполагаемой коррупции в телекоммуникационной сфере Казахстана — Томасом Мэйном и Лейлой Сейитбек из организации Freedom Eurasia, базирующейся в Вене. Они рассказали о том, как коррупционный скандал с телекоммуникационной компанией TeliaSonera и дочерью экс-президента Узбекистана Гульнарой Каримовой связан с Казахстаном; из-за чего британские органы потерпели неудачу, пытаясь изъять недвижимость Дариги Назарбаевой и Нурали Алиева, и почему Казахстан является одним из ярких примеров клептократии в мире.

«НЕЗАМЕТНАЯ И ЗАКОРРУМПИРОВАННАЯ» СФЕРА ТЕЛЕКОММУНИКАЦИЙ

Азаттык: Расскажите немного о себе и о том, почему вы начали исследовать коррупцию в сфере телекоммуникаций в Казахстане?

Томас Мэйн, один из авторов исследования о коррупции в телекоммуникационной сфере Казахстана.

Томас Мэйн: 12 лет я был старшим сотрудником Global Witness, неправительственной организации, которая исследует связь между природными ресурсами, конфликтами и коррупцией. К концу моего пребывания там Global Witness занималась не только нефтью и газом, но и банковским сектором, телекоммуникациями и так далее. Я ушел в 2015 году. С тех пор я был фрилансером. В настоящее время я работаю научным сотрудником в Университете Эксетера и занимаюсь [исследованиями в области] отмывания денег в британской недвижимости посредством сомнительных сделок, например от имени различных политически значимых людей из Центральной Азии. Я думаю, что вся моя работа связана с одной темой, которая в основном касается Центральной Азии и того, каким образом денежные средства были украдены и переправлены из стран этого региона в Великобританию.

Лейла Сейитбек, один из авторов исследования о коррупции в телекоммуникационной сфере Казахстана.

Лейла Сейитбек: По профессии я юрист, была членом Ассоциации прав человека в Центральной Азии и работала с этой правозащитной организацией, базирующейся во Франции. Большая часть моей работы связана с нарушениями прав человека. Коррупция теперь также является сферой, в которой я и мои коллеги в настоящее время много работаем. Мы объединились с Томом и другими коллегами, чтобы составить этот отчет, потому что подумали, что он важен и может пригодиться другим исследователям в будущем.

Азаттык: Была ли какая-то конкретная причина для вашего исследования?

Лейла Сейитбек: Наше внимание привлек разразившийся скандал с Telia (TeliaSonera — шведско-финская телекоммуникационная компания. — Ред.) в Узбекистане. Мы хотели посмотреть, насколько похожая ситуация складывается в телекоммуникационной сфере в Казахстане. Начали изучать информацию и пришли к выводу, что сценарии в обеих странах — в Узбекистане и Казахстане — очень похожи. Нам показалось интересным, что крупнейшие игроки телекоммуникационной сферы Казахстана возникли из ниоткуда с активами в размере сотен миллионов долларов наличными. Это были люди без какой-либо четкой истории, которая могла бы объяснить происхождение их богатства.

Как видно из отчета, в сделках с закупками частот и для денежных переводов использовались различные схемы с участием компаний из секретных юрисдикций. К тому же сфера телекоммуникаций сама по себе очень прибыльный бизнес для правительства, поскольку для его запуска не требуется капитал. Единственное, что нужно сделать государству, чтобы получить прибыль, — это распределить частоты. И на данный момент это довольно непрозрачный процесс. Бизнесы сами обращаются к государству и первыми приносят деньги. При этом [сфера] телекоммуникаций привлекает меньше внимания по сравнению с нефтегазовым сектором. Она гораздо менее изучена, хотя, как мы видим, коррупция процветает и там.

Азаттык: Какие вы использовали источники? В отчете выражается благодарность «казахстанским диссидентам».

Томас Мэйн: Я бы сказал, что это исследование целиком основывалось на материалах из открытых источников. Казахстан, в некотором смысле, очень интересен для изучения, потому что, хотя мы и не видим существенных изменений в стране, власти предоставляют много информации через Казахстанскую фондовую биржу, через различные финансовые отчеты крупных компаний. Европейские телекоммуникационные компании, работающие там, составляют свои отчеты, генерируют собственные данные.

В отчете видно, что практически на всё можно взглянуть своими глазами, используя наши ссылки. Упоминание диссидентов [как источников информации] больше связано с тем фактом, что в течение многих лет люди как внутри, так и за пределами Казахстана говорили, что нам следует изучить казахстанский телекоммуникационный сектор, поскольку там столько же проблем, как и в нефтегазовом секторе, — такое же отсутствие прозрачности, такие же сомнительные сделки. Но мы не стали полагаться на чьи-то слова.

Офис TeliaSonera в Швеции.

Всё можно узнать, изучив финансовые отчеты. К Telia были применены санкции из-за их деятельности в Узбекистане, поэтому им пришлось немного рассказать и о других сделках в Центральной Азии. То же самое касается Tele2 (шведская телекоммуникационная компания. —​ Ред.). Тот факт, что скандал произошел с конкурирующей компанией, вынудил и их предоставить много информации, чтобы объяснить, как справлялись с коррупционными рисками в Казахстане. Информация, которую они опубликовали, была очень важна для этого расследования.

Азаттык: Что побуждает казахстанские компании делиться этой информацией? Желание получить доступ к каким-то рынкам или международные соглашения?

Томас Мэйн: Я думаю, что Казахстан в каком-то смысле хочет казаться вполне легитимным местом для ведения бизнеса. Если вы позиционируете себя так, хотите привлечь иностранных партнеров, необходимо иметь правильную отчетность. Обычно этим занимаются крупные бухгалтерские компании. Несколько казахстанских компаний котируются на фондовой бирже в Великобритании, в других странах. В таком случае необходимо предоставлять информацию, заполнять учетные записи и отчеты. Это просто обязательное требование для Казахстана, который пытается присоединиться к мировому финансовому сообществу. Это помогает исследователям, потому что позволяет в определенной степени увидеть, какие люди участвуют в этих сделках, и проанализировать их политические связи, чего, очевидно, не делают бухгалтерские фирмы.

МЕСТО КАЗАХСТАНА В ГЛОБАЛЬНОЙ КЛЕПТОКРАТИИ

Азаттык: Вы называете Казахстан одним из самых ярких примеров современной клептократии. Что это такое в вашем понимании и какую роль играет Казахстан в глобальной клептократии?

Томас Мэйн: Казахстан — хороший пример, потому что, если вы поедете туда, на первый взгляд всё выглядит так, будто это очень хорошо управляемая страна. Вы можете пойти в Starbucks и выпить кофе. У среднего класса есть определенный капитал. На первый взгляд, всё выглядит нормально по сравнению, скажем, с Туркменистаном, где, если вы туда попадете, быстро можно увидеть реальные проблемы, такие как очереди за едой и так далее. Но если проанализировать Казахстан и то, кто контролирует деньги, рисуется совсем иная картина, чем на Западе. Я думаю, когда мы говорим о клептократии, мы говорим о системе, основанной на крупномасштабной коррупции, которая требует значительного подрыва политической, правовой и экономической систем, когда доходы государства текут в карманы политической элиты.

Вот один из примеров того, как работает этот тип клептократической системы в Казахстане: если посмотреть на десятку самых богатых людей в Казахстане, по данным Forbes, то там находятся Владимир Ким, бывший председатель KazakhMys или KazMinerals. Он считается доверенным лицом бывшего президента [Нурсултана] Назарбаева, безусловно, близкий соратник Назарбаева. Второй богатейший человек — Тимур Кулибаев, зять бывшего президента. Третий самый богатый человек — дочь [Назарбаева] Динара [Кулибаева]. Если вы спуститесь по списку, то увидите [Булата] Утемуратова, который когда-то был советником Назарбаева. Кенес Ракишев, соратник Тимура Кулибаева. Все знают всех. Это очень небольшая группа людей, которые так или иначе связаны с бывшим президентом Назарбаевым. В этом суть клептократии, в которой люди занимают должности, обладают богатством из-за их связей с политической элитой.

Я не утверждаю, что США свободны от коррупции, но самые богатые люди этой страны что-то сделали. Они создали компании, они создали Facebook, они создали Amazon. Там можно увидеть, откуда берутся их деньги. В Казахстане вы тоже как бы видите, откуда берутся деньги, но это несправедливая система. Она основана на связях с высшим руководством.

«КАЗАХСТАНСКИЕ» ДЕНЬГИ, БРИТАНИЯ И НЕЖЕЛАНИЕ ПРЕСЛЕДОВАТЬ ВЛАСТЬ ИМУЩИХ

Азаттык: В вашем отчете проводилось сравнение операций TeliaSonera в Узбекистане и Казахстане. В Узбекистане после скандала предпринимались попытки что-то предпринять. В Казахстане, похоже, никаких действий не предпринималось. Что бы вы сказали об особенностях работы TeliaSonera в казахстанском телекоммуникационном секторе?

Томас Мэйн: Сделки выглядели очень и очень похожими: они не имеют смысла с точки зрения бизнеса. Зачем платить деньги компании за лицензию 4G, когда потом оказывается, что эта компания не может предоставить такую лицензию? Их обычно выдает государство. Очень похоже, что платежи, которые Telia производила в Казахстане, были взятками. Они были аналогичны платежам, выплаченным в Узбекистане Гульнаре [Каримовой].

Дизайнер Гульнара Каримова (слева) вместе с моделью на Неделе моды в Пекине. 30 октября 2012 года.

Почему не было принято никаких мер в связи с действиями Telia в Казахстане, вопрос открытый. Возможно, у них не было такого количества доказательств, как в Узбекистане. Но думаю, также вероятно, что никаких действий не предприняли, потому что люди, имеющие отношение к этим сделкам, всё еще у власти. То, что произошло в Узбекистане, совпало с низвержением Гульнары, поэтому она была легкой мишенью: ее к тому моменту уже лишили дипломатического статуса, она находилась под домашним арестом, ее уже убрали политической сцены.

В другом нашем исследовании мы обнаружили тенденцию нежелания правоохранительных органов [на Западе] преследовать официальных лиц в зарубежных странах, которые всё еще находятся у власти. Это опасно, и я думаю, что это нужно менять. Мы должны провести черту и сказать: если вы перейдете эту черту, мы проведем расследование и конфискуем ваши активы. Но мы не наблюдаем этого ни в Великобритании, ни в Европе, ни в Америке.

Азаттык: Западные следователи не хотят иметь дело с иностранными государствами, опасаясь ухудшения дипломатических отношений?

Томас Мэйн: Определенно. Когда вы пытаетесь наладить деловые связи в этих странах, вы не хотите расследовать сомнительные финансовые дела премьер-министра или президента. Я считаю, что Узбекистан является прекрасным примером, потому что, если вы посмотрите на компании, которые Гульнара использовала для получения взяток, они были в Гибралтаре, находящемся под юрисдикцией Соединенного Королевства. И были компании, фактически зарегистрированные на материковой части Соединенного Королевства. Сообщения о сомнительных сделках, коррумпированных финансовых операциях поступали, но Британия ничего не предпринимала до тех пор, пока Каримова не впала в немилость на родине. Более того, Британия не руководила расследованием, хотя вовлеченные компании были британскими. Следствие вели Соединенные Штаты и Швеция из-за участия Telia [Sonera], это была Швейцария, потому что через нее шла большая часть денег. Таким образом, Великобритания была вовлечена только в конце, когда дело дошло до замораживания домов Гульнары. Это пример того, как Великобритания могла что-то сделать, чтобы предотвратить в первую очередь поступление денег на свою территорию — дома были куплены, деньги текли через британские компании, — но ничего не делала, пока Гульнара не была отстранена от власти. [Великобритания] до сих пор ничего не сделала в отношении Казахстана и всех казахстанских денег, которые идут через ее территорию. Как вы говорите, это потому, что они просто не хотят навредить дипломатическим отношениям.

Британский флаг на фоне Гибралтарского пролива на юге Испании. 14 августа 2019 года.

Азаттык: А что можно сказать по поводу инцидента в Великобритании с активами Дариги Назарбаевой и ее сына Нурали Алиева и ордерами на «богатство неустановленного происхождения»? Как вы думаете, что здесь произошло?

Томас Мэйн: Вы спрашиваете правильного человека, потому что это случай, который я изучал в течение последнего года. Есть много разных причин, по которым им не удалось [изъять активы]. Во-первых, теория властей Великобритании заключалась в том, что деньги исходили от Рахата Алиева, а не от Дариги [Назарбаевой]. А когда им сообщили, что это средства Назарбаевой и Алиева, они почему-то не провели новое расследование и не начали изучать информацию, которую раскрыли [на суде] Дарига и Нурали.

Я здесь процитирую судебные документы: «Нурали [Алиев] получил кредит в 65 миллионов долларов на покупку одного из домов». В каком банке он получил кредит?! Это был Нурбанк, где он был председателем, а его мать Дарига владела в то время, если не ошибаюсь, 30 процентами акций. Итак, он был председателем, сам себе предоставил кредит в 65 миллионов долларов. Однако власти Великобритании не подвергли это сомнению. Много недоработок со стороны судьи: она приняла заявление Нурбанка о том, что это был законный кредит. Весь смысл ордера на «богатство неустановленного происхождения» состоит в том, что вы не должны полагаться на подобные заявления. Но по какой-то причине судья была счастлива принять объяснение Нурбанка о том, что это был законный кредит. Между тем любой, кто что-то знает о Казахстане, может сказать вам, что, когда дело касается людей, связанных с бывшим президентом, полагаться на казахстанскую прокуратуру, на Нурбанк нельзя.

С моей точки зрения, было логично задаться вопросом: как Дарига стала владелицей Нурбанка? Было очень легко подвергнуть сомнению объяснения Дариги и Нурали.

Но, возможно, опять же, в игру вступил политический аспект. Преследовать [умершего] Рахата [Алиева] было очень легко. Никто не любит Рахата, а он мертв. Гораздо сложнее преследовать Даригу и Нурали, и это одна из причин, по которой дело развалилось. По сути, никто никогда не смотрел на источники богатства Дариги. Власти Великобритании почему-то продолжали утверждать, что это богатство Рахата Алиева. Это очень расстраивает. И это снова подтверждает тот факт, что, похоже, существует нежелание преследовать людей, которые всё еще находятся у власти.