Руслан Коляк: "Я всегда дарил людям только радость"
06.02.2020 13:22
Его называют и суперагентом всех спецслужб, и одним из представителей тамбовской преступной группировки... Сам же Руслан Коляк всегда заявлял о том, что он всего лишь предприниматель и не имеет к криминальному миру никакого отношения (хотя среди его друзей немало тех, кого молва считает преступными авторитетами). Коляк стал известен всей стране в конце 98-го года, когда в ряде СМИ промелькнули слухи о его причастности к убийству Галины Старовойтовой. Это оказалось "уткой" — в действительности Коляк был объявлен в розыск по делу о вымогательстве доли акций у соучредителя агентства недвижимости "Кредо" Сергея Шабалина. Один из участников преступной группы (по версии следствия) — Александр Мошкалов — оказался за решеткой в разгар своей предвыборной кампании в ЗакС, а Руслан Коляк вовремя исчез из города и добровольно отдался в руки правосудию только спустя пять месяцев. Все это время портреты Коляка не сходили с телеэкранов и газетных полос, ему приписывали самые громкие преступления последних лет. Вдобавок вышла книга "Бандитский Петербург", где было напечатано обширное интервью с Коляком — Руслан Артемьевич не раз звонил в Агентство журналистских расследований и выражал свое возмущение этим фактом.
Коляка освободили перед самым Новым годом. Официальная версия — по состоянию здоровья, а почему на самом деле — никому не известно... Несмотря на то что Коляк не желал идти на контакт с прессой, он сделал исключение для Агентства журналистских расследований. Но только в этот раз (в отличие от предыдущего) потребовал обязательно дать ему вычитать готовый текст. И подчеркнул, что никаких комментариев по своему делу он давать не будет.
- Руслан Артемьевич, известно, что в изоляторе ФСБ вы сидели в одной камере с Андреем Маленьким (ИА "Руспрес": Волов Андрей) , одним из сегодняшних лидеров оргпреступности. Какие у вас сложились с ним отношения?
— Мы подружились, очень близко. Это один из самых умных людей, которых я встречал в своей жизни.
- Вы по-прежнему считаете, что он агент глубокого внедрения, фээсбэшная фигура, как когда-то заявили нам в интервью?
— Уже так не считаю, потому что фээсбэшная система своих не сдает, она очень дорожит своими агентами. Насколько я знаю, на него как не было ничего, так и нет до сих пор. Кроме говорильни. Я не говорю, что он "некурящий" — это так, образно... Он курил, но не в затяжку и дым всегда пускал под стол. И клубов дыма никогда не было заметно.
— Однако у него репутация лидера едва ли не самой кровавой в городе группировки.
— Сказка! Он — молодец: оказался, наверное, самым талантливым коммерсантом, из всех, кого я когда-либо знал. Блестяще образованный, очень интеллигентный. Колоссальная сила воли... Очень порядочный по отношению к людям. Дорожащий своим словом. Чтобы было понятно — он первый кооператив создал еще за несколько недель до того, как вышел закон о кооперативной деятельности. Первые бандиты в городе, начиная от Анджея и кончая Звонником, ходили к нему и просили помочь составить документ, чтобы создать какой-то кооперативчик или ларек оформить. В определенный момент, когда его бизнес начал развиваться, он понял, что его сожрут с потрохами. С него будут просто тупо получать, как и практически со всех коммерсантов. А он по своему духу не готов быть в роли овцы! Он оценивал свой труд достаточно дорого, чтобы еще с кем-то делиться. И с этого все началось. Он сам залегендировался! Он придумал легенду, которую сожрал весь город, начиная от его ближайшего окружения и заканчивая теми, кому положено было бороться с такими людьми. И все проглотили эту наживку. Все верили, что у него руки даже не по локти, а по плечи в крови.
- А на самом деле ничего этого даже и близко нет?
— Даже намека. След, конечно, есть, но — от тех, кто очень искусно пользовался его именем. Он действительно знаком со всеми в тех кругах, которые называются организованным преступным сообществом. Его знают и уважают многие воры в законе. Но он никогда сам не принимал участия ни в одной кровавой разборке. А если это происходило от его имени, то он всегда об этом узнавал последний — или уже находясь за границей, или после того, как уголовное дело возбуждалось. Или ему звонили и говорили: "Андрей, от твоего имени приезжали Вася и Петя, кому-то отрубили палец или ухо". А он говорил: "Я не знаю, кто такие Вася и Петя".
- Сам он не давал таких распоряжений?
— Никогда! Он слишком умен для этого. Поверьте, пять месяцев находиться с человеком и не расставаться ни на секунду — это достаточный срок, чтобы нарисовать себе его портрет, а тем более, когда ежедневно — шесть-семь часов ночных бесед... Человек раскрывается полностью, вплоть до того, что готов поделиться самым личным. Была возможность убедиться, насколько он искренен.
- Случайно ли то, что вы оказались в одной камере?
— Загадка! За четыре с половиной месяца, которые я провел до того, как его задержали, я поменял четырех сокамерников. А именно с Андреем, с первого дня, как его привезли, и до той поры, пока меня не выпустили по состоянию здоровья, мы с ним не расставались. Для нас обоих это осталось большой загадкой. В оперативной работе есть свои внутренние установки — не могут посадить человека вместе с тем, кто отзывался о нем плохо. А в вашем "Бандитском Петербурге" я назвал его осведомителем такой структуры, как ФСБ — с точки зрения блатного мира, это серьезное обвинение. И первое, что он должен был сделать, — в первую же ночь пропороть мне брюхо ложкой заточенной, или выколоть мне глаз, или отрезать язык.
- А он как себя повел?
— Он сказал: я всю жизнь мечтал быть тем, кем ты меня представил. Всю жизнь мечтал служить государственной системе, но так и не дождался этого предложения. Вот и все. Я думаю, нас поместили в одну камеру какие-то очень умные люди с далеко идущими целями. Наверное, они хотели, чтобы состоялся этот альянс, чтобы зародилась дружба. Я не верю в случайности.
- Каков его распорядок дня?
— В 7 утра — независимо ни от чего — подъем, завтрак. В 8.00 — на прогулку, затем обливание холодной водой. В 9.30 — сел заниматься английским языком. Когда он вошел в камеру, он знал пять слов по-английски, сейчас у него словарный запас — полторы тысячи, плюс в совершенстве грамматику знает. С часу до двух пообедали, поболтали. Затем — испанский язык, часа два. Час — на поход к адвокату. И три-четыре часа занятий спортом. Весь спортивный инвентарь — две шконки, три табуретки и банки от дистиллированной воды вместо гантелей. Отжим от пола, на кулаках, на руках, приседания, подтягивания — под потолком на решетке. И качание бицепсов.
- А ваш день строился иначе?
— Я читал целыми сутками, за исключением пяти-шести часов сна. Там блестящая библиотека — она может сравниться только с Публичкой. Книги — начиная с прошлого века, со штампами НКВД, ВЧК, КГБ... Перечитал всего Карамзина заново, всего Соловьева, Шекспира. Потом — телевизор, новости. И ночью — шахматы, часов до 3-4-х. Спортом я не занимался — у меня тромбофлебит, суставы не управляемы, сосуды, астма. Андрей всего на три года моложе меня, но здоровее раз в пятнадцать.
- Как там было с медицинским обслуживанием?
— Вообще, надо сказать, там работает очень приличный коллектив. Очень благожелательное отношение. Ни разу никто из охранников ко мне не обратился на "ты". Язык не повернется назвать их "цыриками"! Звонишь в колокольчик, подзываешь охранника, он записывает тебя ко врачу — через час врач уже у тебя.
- Известно ли вам как отреагировал Ефим (ИА "Руспрес": Ефимов Александр) на информацию о том, что вы его сдали органам?
— Он молодец, умный человек и прекрасно понимает, что это все блеф. Если я говорю об этом вслух, значит, мне надо было взять огонь на себя, чтобы отвести в сторону подозрение от тех, кто на самом деле стоял за этим. Все это было неплохо мной исполнено, и я поступил в данном случае как камикадзе... Ефим передал мне привет, мы с ним общались, пока сидели. И наши отношения, думаю, не испортятся ни при каких обстоятельствах.
- Говорят, пока вы сидели, очень осложнились ваши отношения с Михаилом Глущенко...
— Нет, это слухи. Просто очень многие недоброжелатели хотели бы вбить меж нами клинья. Но у них это не получилось, потому что у нас с ним очень своеобразные отношения, которым уже больше 10 лет. И ничто не смогло их испортить.
- С Кумариным они тоже не испорчены?
— Они ровные. Даже, как ни грустно сейчас это констатировать, они просто никакие. Хотя, в принципе, он поддержал моих родителей — нашел человеческие слова, которые могли бы их утешить. И за одно это я ему уже благодарен.
- А как вели себя другие люди во время вашей отсидки, были ли разочарования?
— Глобальные. Близкими мне остались мать и отец. Единственные, кто не предал. Остальные в лучшем случае сохраняли нейтралитет или просто сочувствовали. Но что меня удивило — это порядочное, доброжелательное и гуманное отношение тех, кто меня сажал. Ни один не жаждал моей крови, не злорадствовал, не ехидничал, не потирал ладошки.
- Это сотрудники РУБОП?
— Да, единственные люди, которые сохранили лицо и вели себя очень порядочно. И которым самим в какой-то момент даже, может быть, стало немного стыдно, что они оказались орудием, сами того не подозревая...
- В чьих руках?
— В околокриминальных.
- Выходит, Николай Аулов, бывший замначальника РУБОП, выполнял заказ околокриминальных структур?
— Вслепую! Он сам не понимал, чью волю исполняет. И когда мы с ним, наконец, встретились и откровенно поговорили, то через полчаса ему стало ясно, что он был использован как одноразовое изделие.
- А кто стоял за покушением на него?
— Я не могу об этом говорить. Он знает сам. За два месяца до покушения я назвал ему дату и даже точный адрес, где в него будут стрелять. Но, к сожалению, он мне не поверил.
- Как же повели себя ваши друзья?
— Те, кого я считал друзьями, на чью помощь я рассчитывал, оказались стаей голодных псов, которым досталась подбитая дичь, и они рвали налево и направо все, что можно. Каждый постарался оторвать кусочек от моего бизнеса... Предают всегда самые близкие. И мой случай не стал исключением.
- От бизнеса что-нибудь осталось?
— Осталось все, что можно было сохранить... А то, что успели утащить, все в течение месяца будет возвращено. Конечно, этот год очень сильно затормозил мой бизнес, но он не смог глобально изменить соотношение сил и мое положение в городе. Если бы я просидел еще год, вряд ли можно было что-то восстановить, уже время работало бы против меня.
- Как повела себя ваша жена, тележурналистка Татьяна Русланова?
— Удивительно, но именно эта беда снова нас соединила. Ведь к тому времени я с ней полгода уже не жил, мы даже не встречались. Просто так случилось, что в ту минуту, когда моя звериная интуиция подсказала мне, что надо уехать, она случайно оказалась рядом. И сказала: я тебя в такую минуту одного не брошу. Сама залезла в машину и отправилась со мной...
- Все эти месяцы она была рядом?
— Да, и она была категорически против моего возвращения. Чисто по-женски, интуитивно она чувствовала, что меня сразу арестуют. Несмотря на мою добровольную явку. Так и получилось. Два человека были против моей явки в прокуратуру — мать и жена.
- Где вы находились все это время?
— В разных странах. В Румынии, Венгрии, Болгарии, Турции... На Украине.
- Чем занимались?
— Лежал в клиниках, пытался заниматься спортом, чтобы восстановить пошатнувшееся здоровье. Звонил сюда, чтобы как-то решить свою проблему. Но все оказалось тщетно — "машина" была уже пущена. И пришел такой день, когда я просто не выдержал этой неизвестности. Я решил, что пусть я лучше буду сидеть, чем бегать. Здесь не было какого-то расчета или, наоборот, эмоционального порыва. Я всего лишь хотел вернуться в нормальную человеческую жизнь, тем более что за границей я уже жил и возвращаться туда не хочу ни за какие коврижки. Я хочу жить здесь, на родине, в России...
- Ходили слухи, что, пока вы были в бегах, у вас настолько ухудшились финансовые дела, что вам не на что было жить.
— Вранье. У меня только наличными с собой была большая сумма, которой хватило бы на несколько лет. Я очень себя уверенно чувствовал. У меня был свой дом — в ста метрах от моря. И не было никаких шансов найти меня. Хотя в последнюю неделю пошли слухи, что якобы установлено мое точное местонахождение. Но как только я об этом услышал — в тот же день меня уже не было в этой стране.
- Говорили, что вы все-таки вернулись под определенные гарантии, что вам обещали в случае добровольной явки меру пресечения, не связанную с лишением свободы.
— Дело даже не в гарантиях, а в том, что для меня это было само собой разумеющееся. Я себя твердо убедил в этом и нисколько не сомневался, что моя добровольная явка повлечет за собой подписку о невыезде, но никак не арест... То, что случилось в результате, — это для меня было как гром среди ясного неба. Мой арест — очень плохая реклама нашим правоохранительным органам. Этот случай показывает, что нельзя возвращаться. Говорят же, что чистосердечное признание удлиняет срок — так и здесь. Вот не вернись я — дело Мошкалова потихонечку дошло бы до суда, там бы выяснилось, что преступления как такового не было вообще... И моя роль в этой истории вообще настолько минимальна, что не о чем даже говорить. Дело бы умерло, и через два-три года я бы вернулся.
- У вас нет ощущения, что в истории с агентством "Кредо" вас просто использовали втемную? Что на рынке недвижимости происходили процессы, скрытые от многих глаз...
— Просто я попал не в то время и не в то место. Вот и все. Да, что-то, может быть, на рынке и происходило, но для меня до сих пор является тайной за семью печатями, что именно и как получилось, что я оказался в самом эпицентре этих разборок. Я ж там почему оказался? Чтобы Зоринову помочь. Не Мошкалову, подчеркиваю, а Зоринову. Первый раз в глаза его увидел — и просто по-человечески пожалел.
- Мошкалов сам по себе вел игру на риэлтерском рынке или являлся фигурой подставной?
— Он работал только на себя и действительно хотел стать монополистом разорившихся агентств, потому что они просто дешевле доставались.
- И переоценил свои возможности?
— Противники Мошкалова, объединившись, сожрали его — вот и все. Нет-нет, не надо искать черную кошку в темной комнате, тем более, если ее там нет. Мошкалов намного примитивнее, чем вы пытаетесь его себе представить. Просто человек засунул себе в рот кусок, который не смог проглотить, и подавился. Причем подавился потому, что ему одновременно начали стучать и по спине, и по горлу, и по ушам, и по жопе... И перестарались.
- Ну а вы лично кому могли помешать?
— В первую очередь, я был очень для многих опасен как источник информации. И в какой-то момент люди начали бояться, что я скажу не то. К тому же я с Невзоровым поругался — он официально от меня отрекся. И способствовал нагнетанию страстей на телевидении и в газетах. Только в ТСБ меня показывали 10 раз. Вообще, все, что происходило вокруг меня, имело такие гротескные, вопиющие формы беспредела — как правового, так и чисто человеческого! И в первую очередь, это касается журналистских кругов. Не было ни одной газеты, которая хотя бы чуть-чуть соблюдала приличия. А эта истерия, когда меня в первые дни пытались увязать с убийством Старовойтовой... НТВ, ОРТ, РТР — и никто даже не подумал извиниться. Никто!
- А к тем масс-медиа, которые вам принадлежали, у вас нет претензий?
— Принадлежали — очень громко звучит, я просто на безвозмездной основе содержал некоторые телепередачи. У меня хорошие отношения со многими журналистами, которым я по-дружески помогал, чтобы в это нелегкое время у них была возможность творческого развития. Все эти 10 месяцев они очень активно хотели встать на мою защиту, дать разоблачительные публикации. Но я категорически отказался. Я, наоборот, хотел, чтобы мое имя вообще забыли!
- Теперь вас уже при всем желании не забудешь — вы стали одним из самых знаменитых людей криминального мира...
— Я не имею никакого отношения к криминальному миру! Кто создал этот образ, как не журналисты? Ни один журналист не написал: а куда же смотрели правоохранительные органы семь лет, когда я ходил с пистолетом? И каждый год проходил переаттестацию...
- После тюрьмы у вас не появилось сожаления о прожитых годах, не возникло желания начать вести праведную жизнь?
— А я и вел праведную жизнь последние 20 лет. Я не жалею ни об одном дне, и мне не стыдно ни за один свой поступок. Ни за один! Я не совершил ни разу подлости и ни разу никого не предал! Я ни разу никого не ограбил, не убил, не зарезал, не изнасиловал. Я всегда был добрым, отзывчивым. Я всегда дарил только радость людям, часто даже малознакомым! И защищал обиженных по поводу и без повода. И лез, совался в каждую дырку как затычка. Где только можно восстановить справедливость — я везде совал свое рыло, иначе бы не очутился в тюрьме. Вот в этой ситуации по "Кредо-Петербургу" я оказался именно Робин-Гудом, который пошел кому-то помогать, сам даже не отдавая отчет, кому и зачем.
- Если бы знали, чем это грозит, все равно бы сунулись?
— Сунулся бы. Имея хотя бы малейшую надежду на то, что мы живем в правовом государстве, я бы все равно пошел точно таким же путем.
- Чем собираетесь сейчас заниматься?
— Лечиться.
- А потом?
— Тем же, чем и раньше. Охранный бизнес, телевидение, газеты, общепит. То, что мне интересно, что мне нравится.
- Вы не опасаетесь за свою жизнь?
— Опасения, что меня убьют, всегда были.
- Какие меры принимаете?
— Такие же, как и раньше. Ждать и стараться предугадать день и час, когда кто-то нажмет на курок... Вот и все. Потом, я ведь единственный человек в России, который дважды ловил собственных киллеров. Один случай документально зафиксирован, а про второй никто не знает. А в общей сложности на меня было совершено шесть покушений, и до сих пор в моем теле 37 осколков, которые остались после взрыва. Причем два из них в нескольких миллиметрах от сердца.
- Охрана вас постоянно сопровождает?
— Тогда, когда это нужно. Тем более что за 10 месяцев я очень привык к состоянию одиночества. Меня сейчас раздражают посторонние люди. Даже охранники нервируют.
- Есть ли какие-то плюсы в вашей известности?
— Ни одного, только минусы. До тех пор, пока я не сидел в тюрьме, я как бы входил в касту неприкасаемых. Все были убеждены в том, что меня сия чаша в любом случае минует, учитывая мои очень серьезные связи практически во всех силовых структурах. А теперь миф о моей неприкасаемости оказался развеян. И я очутился на одной ступеньке с грабителями ларьков, простыми насильниками, маньяками, убийцами... С теми, кого называют лидерами оргпреступности. С теми, против кого все эти годы боролся!..
Беседовал Максим Максимов
Коляка освободили перед самым Новым годом. Официальная версия — по состоянию здоровья, а почему на самом деле — никому не известно... Несмотря на то что Коляк не желал идти на контакт с прессой, он сделал исключение для Агентства журналистских расследований. Но только в этот раз (в отличие от предыдущего) потребовал обязательно дать ему вычитать готовый текст. И подчеркнул, что никаких комментариев по своему делу он давать не будет.
- Руслан Артемьевич, известно, что в изоляторе ФСБ вы сидели в одной камере с Андреем Маленьким (ИА "Руспрес": Волов Андрей) , одним из сегодняшних лидеров оргпреступности. Какие у вас сложились с ним отношения?
— Мы подружились, очень близко. Это один из самых умных людей, которых я встречал в своей жизни.
- Вы по-прежнему считаете, что он агент глубокого внедрения, фээсбэшная фигура, как когда-то заявили нам в интервью?
— Уже так не считаю, потому что фээсбэшная система своих не сдает, она очень дорожит своими агентами. Насколько я знаю, на него как не было ничего, так и нет до сих пор. Кроме говорильни. Я не говорю, что он "некурящий" — это так, образно... Он курил, но не в затяжку и дым всегда пускал под стол. И клубов дыма никогда не было заметно.
— Однако у него репутация лидера едва ли не самой кровавой в городе группировки.
— Сказка! Он — молодец: оказался, наверное, самым талантливым коммерсантом, из всех, кого я когда-либо знал. Блестяще образованный, очень интеллигентный. Колоссальная сила воли... Очень порядочный по отношению к людям. Дорожащий своим словом. Чтобы было понятно — он первый кооператив создал еще за несколько недель до того, как вышел закон о кооперативной деятельности. Первые бандиты в городе, начиная от Анджея и кончая Звонником, ходили к нему и просили помочь составить документ, чтобы создать какой-то кооперативчик или ларек оформить. В определенный момент, когда его бизнес начал развиваться, он понял, что его сожрут с потрохами. С него будут просто тупо получать, как и практически со всех коммерсантов. А он по своему духу не готов быть в роли овцы! Он оценивал свой труд достаточно дорого, чтобы еще с кем-то делиться. И с этого все началось. Он сам залегендировался! Он придумал легенду, которую сожрал весь город, начиная от его ближайшего окружения и заканчивая теми, кому положено было бороться с такими людьми. И все проглотили эту наживку. Все верили, что у него руки даже не по локти, а по плечи в крови.
- А на самом деле ничего этого даже и близко нет?
— Даже намека. След, конечно, есть, но — от тех, кто очень искусно пользовался его именем. Он действительно знаком со всеми в тех кругах, которые называются организованным преступным сообществом. Его знают и уважают многие воры в законе. Но он никогда сам не принимал участия ни в одной кровавой разборке. А если это происходило от его имени, то он всегда об этом узнавал последний — или уже находясь за границей, или после того, как уголовное дело возбуждалось. Или ему звонили и говорили: "Андрей, от твоего имени приезжали Вася и Петя, кому-то отрубили палец или ухо". А он говорил: "Я не знаю, кто такие Вася и Петя".
- Сам он не давал таких распоряжений?
— Никогда! Он слишком умен для этого. Поверьте, пять месяцев находиться с человеком и не расставаться ни на секунду — это достаточный срок, чтобы нарисовать себе его портрет, а тем более, когда ежедневно — шесть-семь часов ночных бесед... Человек раскрывается полностью, вплоть до того, что готов поделиться самым личным. Была возможность убедиться, насколько он искренен.
- Случайно ли то, что вы оказались в одной камере?
— Загадка! За четыре с половиной месяца, которые я провел до того, как его задержали, я поменял четырех сокамерников. А именно с Андреем, с первого дня, как его привезли, и до той поры, пока меня не выпустили по состоянию здоровья, мы с ним не расставались. Для нас обоих это осталось большой загадкой. В оперативной работе есть свои внутренние установки — не могут посадить человека вместе с тем, кто отзывался о нем плохо. А в вашем "Бандитском Петербурге" я назвал его осведомителем такой структуры, как ФСБ — с точки зрения блатного мира, это серьезное обвинение. И первое, что он должен был сделать, — в первую же ночь пропороть мне брюхо ложкой заточенной, или выколоть мне глаз, или отрезать язык.
- А он как себя повел?
— Он сказал: я всю жизнь мечтал быть тем, кем ты меня представил. Всю жизнь мечтал служить государственной системе, но так и не дождался этого предложения. Вот и все. Я думаю, нас поместили в одну камеру какие-то очень умные люди с далеко идущими целями. Наверное, они хотели, чтобы состоялся этот альянс, чтобы зародилась дружба. Я не верю в случайности.
- Каков его распорядок дня?
— В 7 утра — независимо ни от чего — подъем, завтрак. В 8.00 — на прогулку, затем обливание холодной водой. В 9.30 — сел заниматься английским языком. Когда он вошел в камеру, он знал пять слов по-английски, сейчас у него словарный запас — полторы тысячи, плюс в совершенстве грамматику знает. С часу до двух пообедали, поболтали. Затем — испанский язык, часа два. Час — на поход к адвокату. И три-четыре часа занятий спортом. Весь спортивный инвентарь — две шконки, три табуретки и банки от дистиллированной воды вместо гантелей. Отжим от пола, на кулаках, на руках, приседания, подтягивания — под потолком на решетке. И качание бицепсов.
- А ваш день строился иначе?
— Я читал целыми сутками, за исключением пяти-шести часов сна. Там блестящая библиотека — она может сравниться только с Публичкой. Книги — начиная с прошлого века, со штампами НКВД, ВЧК, КГБ... Перечитал всего Карамзина заново, всего Соловьева, Шекспира. Потом — телевизор, новости. И ночью — шахматы, часов до 3-4-х. Спортом я не занимался — у меня тромбофлебит, суставы не управляемы, сосуды, астма. Андрей всего на три года моложе меня, но здоровее раз в пятнадцать.
- Как там было с медицинским обслуживанием?
— Вообще, надо сказать, там работает очень приличный коллектив. Очень благожелательное отношение. Ни разу никто из охранников ко мне не обратился на "ты". Язык не повернется назвать их "цыриками"! Звонишь в колокольчик, подзываешь охранника, он записывает тебя ко врачу — через час врач уже у тебя.
- Известно ли вам как отреагировал Ефим (ИА "Руспрес": Ефимов Александр) на информацию о том, что вы его сдали органам?
— Он молодец, умный человек и прекрасно понимает, что это все блеф. Если я говорю об этом вслух, значит, мне надо было взять огонь на себя, чтобы отвести в сторону подозрение от тех, кто на самом деле стоял за этим. Все это было неплохо мной исполнено, и я поступил в данном случае как камикадзе... Ефим передал мне привет, мы с ним общались, пока сидели. И наши отношения, думаю, не испортятся ни при каких обстоятельствах.
- Говорят, пока вы сидели, очень осложнились ваши отношения с Михаилом Глущенко...
— Нет, это слухи. Просто очень многие недоброжелатели хотели бы вбить меж нами клинья. Но у них это не получилось, потому что у нас с ним очень своеобразные отношения, которым уже больше 10 лет. И ничто не смогло их испортить.
- С Кумариным они тоже не испорчены?
— Они ровные. Даже, как ни грустно сейчас это констатировать, они просто никакие. Хотя, в принципе, он поддержал моих родителей — нашел человеческие слова, которые могли бы их утешить. И за одно это я ему уже благодарен.
- А как вели себя другие люди во время вашей отсидки, были ли разочарования?
— Глобальные. Близкими мне остались мать и отец. Единственные, кто не предал. Остальные в лучшем случае сохраняли нейтралитет или просто сочувствовали. Но что меня удивило — это порядочное, доброжелательное и гуманное отношение тех, кто меня сажал. Ни один не жаждал моей крови, не злорадствовал, не ехидничал, не потирал ладошки.
- Это сотрудники РУБОП?
— Да, единственные люди, которые сохранили лицо и вели себя очень порядочно. И которым самим в какой-то момент даже, может быть, стало немного стыдно, что они оказались орудием, сами того не подозревая...
- В чьих руках?
— В околокриминальных.
- Выходит, Николай Аулов, бывший замначальника РУБОП, выполнял заказ околокриминальных структур?
— Вслепую! Он сам не понимал, чью волю исполняет. И когда мы с ним, наконец, встретились и откровенно поговорили, то через полчаса ему стало ясно, что он был использован как одноразовое изделие.
- А кто стоял за покушением на него?
— Я не могу об этом говорить. Он знает сам. За два месяца до покушения я назвал ему дату и даже точный адрес, где в него будут стрелять. Но, к сожалению, он мне не поверил.
- Как же повели себя ваши друзья?
— Те, кого я считал друзьями, на чью помощь я рассчитывал, оказались стаей голодных псов, которым досталась подбитая дичь, и они рвали налево и направо все, что можно. Каждый постарался оторвать кусочек от моего бизнеса... Предают всегда самые близкие. И мой случай не стал исключением.
- От бизнеса что-нибудь осталось?
— Осталось все, что можно было сохранить... А то, что успели утащить, все в течение месяца будет возвращено. Конечно, этот год очень сильно затормозил мой бизнес, но он не смог глобально изменить соотношение сил и мое положение в городе. Если бы я просидел еще год, вряд ли можно было что-то восстановить, уже время работало бы против меня.
- Как повела себя ваша жена, тележурналистка Татьяна Русланова?
— Удивительно, но именно эта беда снова нас соединила. Ведь к тому времени я с ней полгода уже не жил, мы даже не встречались. Просто так случилось, что в ту минуту, когда моя звериная интуиция подсказала мне, что надо уехать, она случайно оказалась рядом. И сказала: я тебя в такую минуту одного не брошу. Сама залезла в машину и отправилась со мной...
- Все эти месяцы она была рядом?
— Да, и она была категорически против моего возвращения. Чисто по-женски, интуитивно она чувствовала, что меня сразу арестуют. Несмотря на мою добровольную явку. Так и получилось. Два человека были против моей явки в прокуратуру — мать и жена.
- Где вы находились все это время?
— В разных странах. В Румынии, Венгрии, Болгарии, Турции... На Украине.
- Чем занимались?
— Лежал в клиниках, пытался заниматься спортом, чтобы восстановить пошатнувшееся здоровье. Звонил сюда, чтобы как-то решить свою проблему. Но все оказалось тщетно — "машина" была уже пущена. И пришел такой день, когда я просто не выдержал этой неизвестности. Я решил, что пусть я лучше буду сидеть, чем бегать. Здесь не было какого-то расчета или, наоборот, эмоционального порыва. Я всего лишь хотел вернуться в нормальную человеческую жизнь, тем более что за границей я уже жил и возвращаться туда не хочу ни за какие коврижки. Я хочу жить здесь, на родине, в России...
- Ходили слухи, что, пока вы были в бегах, у вас настолько ухудшились финансовые дела, что вам не на что было жить.
— Вранье. У меня только наличными с собой была большая сумма, которой хватило бы на несколько лет. Я очень себя уверенно чувствовал. У меня был свой дом — в ста метрах от моря. И не было никаких шансов найти меня. Хотя в последнюю неделю пошли слухи, что якобы установлено мое точное местонахождение. Но как только я об этом услышал — в тот же день меня уже не было в этой стране.
- Говорили, что вы все-таки вернулись под определенные гарантии, что вам обещали в случае добровольной явки меру пресечения, не связанную с лишением свободы.
— Дело даже не в гарантиях, а в том, что для меня это было само собой разумеющееся. Я себя твердо убедил в этом и нисколько не сомневался, что моя добровольная явка повлечет за собой подписку о невыезде, но никак не арест... То, что случилось в результате, — это для меня было как гром среди ясного неба. Мой арест — очень плохая реклама нашим правоохранительным органам. Этот случай показывает, что нельзя возвращаться. Говорят же, что чистосердечное признание удлиняет срок — так и здесь. Вот не вернись я — дело Мошкалова потихонечку дошло бы до суда, там бы выяснилось, что преступления как такового не было вообще... И моя роль в этой истории вообще настолько минимальна, что не о чем даже говорить. Дело бы умерло, и через два-три года я бы вернулся.
- У вас нет ощущения, что в истории с агентством "Кредо" вас просто использовали втемную? Что на рынке недвижимости происходили процессы, скрытые от многих глаз...
— Просто я попал не в то время и не в то место. Вот и все. Да, что-то, может быть, на рынке и происходило, но для меня до сих пор является тайной за семью печатями, что именно и как получилось, что я оказался в самом эпицентре этих разборок. Я ж там почему оказался? Чтобы Зоринову помочь. Не Мошкалову, подчеркиваю, а Зоринову. Первый раз в глаза его увидел — и просто по-человечески пожалел.
- Мошкалов сам по себе вел игру на риэлтерском рынке или являлся фигурой подставной?
— Он работал только на себя и действительно хотел стать монополистом разорившихся агентств, потому что они просто дешевле доставались.
- И переоценил свои возможности?
— Противники Мошкалова, объединившись, сожрали его — вот и все. Нет-нет, не надо искать черную кошку в темной комнате, тем более, если ее там нет. Мошкалов намного примитивнее, чем вы пытаетесь его себе представить. Просто человек засунул себе в рот кусок, который не смог проглотить, и подавился. Причем подавился потому, что ему одновременно начали стучать и по спине, и по горлу, и по ушам, и по жопе... И перестарались.
- Ну а вы лично кому могли помешать?
— В первую очередь, я был очень для многих опасен как источник информации. И в какой-то момент люди начали бояться, что я скажу не то. К тому же я с Невзоровым поругался — он официально от меня отрекся. И способствовал нагнетанию страстей на телевидении и в газетах. Только в ТСБ меня показывали 10 раз. Вообще, все, что происходило вокруг меня, имело такие гротескные, вопиющие формы беспредела — как правового, так и чисто человеческого! И в первую очередь, это касается журналистских кругов. Не было ни одной газеты, которая хотя бы чуть-чуть соблюдала приличия. А эта истерия, когда меня в первые дни пытались увязать с убийством Старовойтовой... НТВ, ОРТ, РТР — и никто даже не подумал извиниться. Никто!
- А к тем масс-медиа, которые вам принадлежали, у вас нет претензий?
— Принадлежали — очень громко звучит, я просто на безвозмездной основе содержал некоторые телепередачи. У меня хорошие отношения со многими журналистами, которым я по-дружески помогал, чтобы в это нелегкое время у них была возможность творческого развития. Все эти 10 месяцев они очень активно хотели встать на мою защиту, дать разоблачительные публикации. Но я категорически отказался. Я, наоборот, хотел, чтобы мое имя вообще забыли!
- Теперь вас уже при всем желании не забудешь — вы стали одним из самых знаменитых людей криминального мира...
— Я не имею никакого отношения к криминальному миру! Кто создал этот образ, как не журналисты? Ни один журналист не написал: а куда же смотрели правоохранительные органы семь лет, когда я ходил с пистолетом? И каждый год проходил переаттестацию...
- После тюрьмы у вас не появилось сожаления о прожитых годах, не возникло желания начать вести праведную жизнь?
— А я и вел праведную жизнь последние 20 лет. Я не жалею ни об одном дне, и мне не стыдно ни за один свой поступок. Ни за один! Я не совершил ни разу подлости и ни разу никого не предал! Я ни разу никого не ограбил, не убил, не зарезал, не изнасиловал. Я всегда был добрым, отзывчивым. Я всегда дарил только радость людям, часто даже малознакомым! И защищал обиженных по поводу и без повода. И лез, совался в каждую дырку как затычка. Где только можно восстановить справедливость — я везде совал свое рыло, иначе бы не очутился в тюрьме. Вот в этой ситуации по "Кредо-Петербургу" я оказался именно Робин-Гудом, который пошел кому-то помогать, сам даже не отдавая отчет, кому и зачем.
- Если бы знали, чем это грозит, все равно бы сунулись?
— Сунулся бы. Имея хотя бы малейшую надежду на то, что мы живем в правовом государстве, я бы все равно пошел точно таким же путем.
- Чем собираетесь сейчас заниматься?
— Лечиться.
- А потом?
— Тем же, чем и раньше. Охранный бизнес, телевидение, газеты, общепит. То, что мне интересно, что мне нравится.
- Вы не опасаетесь за свою жизнь?
— Опасения, что меня убьют, всегда были.
- Какие меры принимаете?
— Такие же, как и раньше. Ждать и стараться предугадать день и час, когда кто-то нажмет на курок... Вот и все. Потом, я ведь единственный человек в России, который дважды ловил собственных киллеров. Один случай документально зафиксирован, а про второй никто не знает. А в общей сложности на меня было совершено шесть покушений, и до сих пор в моем теле 37 осколков, которые остались после взрыва. Причем два из них в нескольких миллиметрах от сердца.
- Охрана вас постоянно сопровождает?
— Тогда, когда это нужно. Тем более что за 10 месяцев я очень привык к состоянию одиночества. Меня сейчас раздражают посторонние люди. Даже охранники нервируют.
- Есть ли какие-то плюсы в вашей известности?
— Ни одного, только минусы. До тех пор, пока я не сидел в тюрьме, я как бы входил в касту неприкасаемых. Все были убеждены в том, что меня сия чаша в любом случае минует, учитывая мои очень серьезные связи практически во всех силовых структурах. А теперь миф о моей неприкасаемости оказался развеян. И я очутился на одной ступеньке с грабителями ларьков, простыми насильниками, маньяками, убийцами... С теми, кого называют лидерами оргпреступности. С теми, против кого все эти годы боролся!..
Беседовал Максим Максимов
