Почему Россия проиграла бывшим владельцам ЮКОСа $50 млрд

На прошлой неделе было опубликовано два судебных решения по делу ЮКОСа. В понедельник Международный третейский арбитраж в Гааге присудил трем акционерам ЮКОСа $50 млрд, а в четверг Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) постановил возместить всем акционерам ущерб в размере 1,866 млрд евро.

Решение ЕСПЧ касалось нарушения прав ЮКОСа на уважение имущества компании в соответствии с Европейской конвенцией о защите прав человека и фундаментальных свобод: ЮКОС оштрафовали за неуплату налогов в 2000 г. и частично в 2001 г. за пределами срока давности привлечения к ответственности за такое нарушение. Штрафы суд признал незаконными, исполнительные сборы — частично незаконными, а частично — завышенными.

Гаагский же арбитраж изучал различные аспекты дела ЮКОСа — от схем налоговой оптимизации и обоснованности налоговых претензий до таких вопросов, как возможное наличие политической подоплеки в действиях государства и избирательное применение правосудия, предоставление ЮКОСу возможностей для урегулирования налоговых претензий, продажа «Юганскнефтегаза», отзыв аудиторского заключения компанией PricewaterhouseCoopers (PwC), банкротство, инициированное банками по предложению «Роснефти». Суд постановил, что Россия нарушила обязательства по статье 13 Энергетической хартии, которая защищает иностранные инвестиции в энергетический сектор, запрещая их национализацию и экспроприацию. Арбитраж ещё в 2009 г. решил, что зарегистрированная в Гибралтаре GML (ранее — Group Menatep Limited, основной владелец ЮКОСа) и подконтрольные ей три компании, подавшие иск, находятся под защитой хартии.

Цель — не налоги, а активы

По утверждению истцов, действия России в отношении ЮКОСа и связанных с ним лиц и организаций привели к его экспроприации в интересах государства и госкомпаний, тем самым уничтожив их инвестиции. ЮКОС уклонялся от уплаты налогов, а методы взимания недоимки были законны, парировали представители России. Основной упор они делали на то, что применявшиеся ЮКОСом методы налоговой оптимизации были незаконны и акционеры такими действиями сами привели компанию к печальному концу.

Основной вывод третейского суда: главной целью России было не собрать налоги, а обанкротить ЮКОС и завладеть его активами. При этом арбитраж оценил ущерб истцам от действий России в $66,694 млрд. Но сделал скидку в 25%, заявив: некоторые трейдинговые фирмы ЮКОСа злоупотребляли использованием внутриофшорных зон с налоговыми льготами и российско-кипрского соглашения об избежании двойного налогообложения, что в существенной мере способствовало ущербу, который истцы впоследствии понесли от несправедливых действий России.

Впрочем, трейдинговые фирмы в регионах с налоговыми льготами использовали и другие ведущие нефтяные компании, отметил суд. Но власти не предъявили им налоговых претензий, сколь-либо сравнимых с юкосовскими. Поэтому арбитры решили, что государство решило «использовать эти уязвимые места, чтобы развернуть полномасштабное наступление на ЮКОС и его бенефициарных владельцев с целью обанкротить ЮКОС и конфисковать его активы, одновременно удалив Ходорковского с политической арены».

Арбитраж отметил, что в его прерогативу входила не оценка законности налоговых схем ЮКОСа, а анализ обоснованности применения налоговых претензий властями. «Используя действующее законодательство РФ о налоговых льготах, ЮКОС извлекал пользу из [своих трейдинговых] структур в соответствии с законами Мордовии, региона, на который пришлось около 78% претензий, связанных с пересмотром уплаченных ЮКОСом налогов в 2000-2004 гг.», указано в решении. Между тем на структуры в закрытых административно-территориальных образованиях (ЗАТО) «Лесной» и «Трехгорный», которые в самом ЮКОСе считали наиболее рискованными с точки зрения возможного нарушения налогового законодательства, пришлось менее 3% претензий. Сам ответчик на суде указывал, что налоги в Мордовии ЮКОС оптимизировал не в большей степени, чем в этих ЗАТО. «Во всем массиве представленных свидетельств суд также не нашел доказательств, которые подтверждали бы позицию ответчика, что у российских властей были основания заключить, будто структуры [ЮКОСа], например в Мордовии, были подставными», т. е. использовались исключительно для ухода от налогов.

Например, в акте выездной налоговой проверки, опубликованной в сентябре 2003 г. (т. е. уже когда был арестован Лебедев и велись обыски в офисах ЮКОСа), говорилось, что зарегистрированная в Мордовии трейдинговая компания «Фаргойл» «законно использовала льготы по всем рассмотренным налогам» в 2001-2002 гг. Однако затем ей было доначислено 130,24 млрд руб. ($4,43 млрд) налогов за 2001-2003 гг. — наибольшая сумма среди всех трейдинговых фирм ЮКОСа.

Если бы истинной целью России был сбор налогов, с «ЮКОСом, его менеджерами и сотрудниками, собственностью и фондами не обращались бы так, как обращались», констатировал суд. «В числе других случаев <...> входящих в сферу компетенции суда, выделяются два: признание ЮКОСа обязанным заплатить более $13 млрд НДС по экспортным поставкам нефти, которые осуществили его трейдинговые компании и которые должны были быть освобождены от НДС и от соответствующих штрафов, и продажа “Юганскнефтегаза” по цене значительно ниже его стоимости. Если бы не эти два случая <...> ЮКОС мог бы расплатиться по налоговым претензиям вне зависимости от того, оправданны они или нет; он бы не обанкротился и не был ликвидирован», — говорится в решении.

Власти не оставляли возможности расплатиться. Так, 14 апреля 2004 г. налоговики предъявили ЮКОСу претензии за 2000 г., а также пени и штрафы на общую сумму $3,48 млрд и потребовали внести её до 16 апреля. При этом 15 апреля по решению московского арбитражного суда арестовали все активы компании в России за исключением денежных средств, нефти и нефтепродуктов. Аналогичным образом налоговики, суды и судебные приставы действовали и в дальнейшем, отмечает суд. По его мнению, «еще одним подтверждением экспроприационных намерений Российской Федерации служит систематический отказ рассматривать многочисленные предложения ЮКОСа об урегулировании налоговой задолженности». Суд перечисляет пять таких предложений, включая письмо привлеченного компанией бывшего канадского премьер-министра Жана Кретьена президенту Владимиру Путину и премьер-министру Михаилу Фрадкову об урегулировании дела и выплате $8 млрд в течение двух лет и предложение в октябре 2004 г. заплатить $21 млрд, в том числе акциями «Сибнефти» и за счёт продажи непрофильных активов. Но государство решило продать главный актив ЮКОСа — «Юганскнефтегаз», причём выручило за него лишь $9,35 млрд.

«Юганск» был продан значительно дешевле его реальной стоимости, а аукцион сфальсифицирован, констатировал суд. К тому же «Юганск» выставлялся на торги в счёт погашения налоговых долгов ЮКОСа за 2000 г., но к моменту аукциона ЮКОС их уже выплатил. Представляется, что «Юганску» специально перед аукционом были выдвинуты налоговые претензии на $4,6 млрд, чтобы сбить цену, посчитали арбитры, и отмена судами большей их части после перехода компании к «Роснефти» подтверждает эту точку зрения. Кроме того, власти сознательно проигнорировали мнение Dresdner Bank (он оценил «Юганск» в $18,6-21,1 млрд), что спешка с аукционом может привести к снижению цены. А покупку «Юганска» никому не известной «Байкалфинансгрупп» (БФГ) арбитраж назвал «одной из самых тёмных страниц» в истории с аукционом. Ответчик утверждал, что БФГ была создана в интересах «Сургутнефтегаза», который, внеся задаток, из-за неожиданных финансовых проблем оказался не в состоянии оплатить всю сумму, а «Роснефть» лишь «воспользовалась коммерческой возможностью» и перекупила БФГ.

Странной суду представляется и история с западными банками — кредиторами ЮКОСа (синдикат возглавлял Societe Generale). После продажи «Юганска», который был поручителем по кредиту на $1 млрд, ЮКОС перестал платить по нему. В декабре 2005 г. «Роснефть» заключила с банками конфиденциальное соглашение, по которому обязалась погасить остаток в $455 млн, а они — инициировать банкротство ЮКОСа. Суд посчитал, что кредиторов «активно побуждали» заключить это соглашение, если они хотели вернуть деньги, потому что «никакого разумного коммерческого объяснения» включения в него требования об инициировании банкротства суд не нашел.

Рассматривая же процедуру банкротства ЮКОСа, арбитраж пришел к заключению, что было неправильно и нечестно комитету кредиторов отклонять план оздоровления, суду — объявлять ЮКОС банкротом, а затем стремительно продавать его оставшиеся активы. Как и предыдущие действия государства в отношении ЮКОСа, эти нельзя объяснить желанием собрать налоги, посчитал суд. Он солидаризировался с истцами: «Это был финальный акт разрушения компании Российской Федерацией и экспроприация её активов в пользу российского государства и государственных компаний «Роснефть» и «Газпром».

Аудитор под давлением

Суд рассмотрел и ещё один случай, в котором, по его мнению, западную компанию принудили оказать давление на ЮКОС и его владельцев. Это отзыв PwC в июне 2007 г., когда начинался второй процесс над Ходорковским и Лебедевым, аудиторских заключений по отчетам ЮКОСа с 1995 по 2004 г. в связи с новыми обстоятельствами, свидетельствовавшими, что руководители ЮКОCа обманывали аудитора по ряду вопросов.

PwC в апреле 2004 г. отказалась работать с ЮКОСом, хотя ещё после ареста Лебедева партнёр московского офиса Майкл Кубена уверял совет директоров, что ЮКОС никогда не нарушал налоговое законодательство и у властей нет оснований предъявлять претензии. В 2006 г. власти предъявили налоговые претензии самой PwC. В 2007 г. в компании прошли обыски, её оштрафовали в связи с аудитом ЮКОСа и предъявили иск с обвинением в сговоре, сотрудникам грозило и уголовное преследование. СМИ писали о возможном отзыве лицензии (среди клиентов PwC был, например, «Газпром»). Как свидетельствуют опубликованные Wikileaks записи госдепартамента США, приводимые судом, Кубена жаловался в американском посольстве, что во время мартовских обысков сотрудников «унижали». В другой раз он назвал в посольстве дела о сговоре с ЮКОСом и налоговых претензиях к PwC «политически мотивированными».

Прокуратура пригласила на допрос партнёра PwC Дуга Миллера, где он и узнал новую информацию, которая легла в обоснование отзыва аудиторских заключений PwC. Затем Миллера и ещё нескольких сотрудников PwC привлекли в качестве свидетелей на втором процессе против Ходорковского и Лебедева. В документе суда приводится электронное письмо от 28 марта 2009 г. сотрудника прокуратуры Сергея Михайлова Миллеру, где на вопрос последнего, на каких вопросах свидетелям нужно подробно остановиться, Михайлов пишет: «Показания каждого свидетеля из числа сотрудников вашей компании должны быть единообразны, т. е. говорить одно и то же, в одном и том же смысле и стиле (наступательно и агрессивно по отношению к защите)».

Правда, Миллер всегда, в том числе при даче показаний в США под присягой, категорически отрицал, что российские правоохранительные органы оказывали на PwC давление с требованием отозвать аудиторские заключения. На эти показания ответчик особенно указывал гаагским арбитрам. Они, однако, обратили внимание и на то, что вскоре после выступления сотрудников PwC на процессе против Ходорковского и Лебедева компания выиграла свои дела в суде, а уплаченный штраф был ей возвращен.

Причинами отзыва PwC назвала то, что руководители ЮКОСа обманывали её по четырем вопросам, в частности утверждали, что компании Behles Petroleum, Baltic Petroleum Trading Limited и South Petroleum Limited (компании BBS), которым продавалась часть экспортируемых ЮКОСом нефти и нефтепродуктов, с ним не связаны. В реальности, отметила PwC, они были подконтрольны акционерам Group Menatep. Истцы же заявили, что, если PwC нужно было бы выяснить истинных бенефициаров этих компаний, она могла бы в своё время запросить у ЮКОСа нужную информацию. Но она этого не сделала и подписывала аудиторские заключения.

Суд признал, что в этом вопросе руководство ЮКОСа могло не предоставлять PwC полную информацию. Но он не согласился, что данные, которые Миллер получил на допросах в прокуратуре и которыми обосновывался отзыв, стали «новыми» для аудитора. Кроме того, прежде чем отзывать заключение, PwC не потрудилась связаться с бывшими руководителями ЮКОСа, чтобы получить разъяснения, как того требуют международные и российские аудиторские стандарты.

Суд подчеркнул, что давление, оказывавшееся российскими властями на PwC, по его мнению, свидетельствует о том, что «ЮКОС был объектом серии политически мотивированных атак со стороны российских властей, приведших в итоге к его разрушению».

Почему проиграла Россия

Удивительно, но факт — Россия очень пассивно защищалась в ходе процесса в Гааге. GML смогла обеспечить выступление в Гааге 11 свидетелей, в их числе были топ-менеджеры ЮКОСа Леонид Невзлин, Жак Косьюско-Моризе, Франк Ригер, Брюс Мизамор, Стивен Тиди и бывший помощник президента России Андрей Илларионов. Из заявленных 12 человек отказался прийти на слушания только экс-премьер Михаил Касьянов. Суд посчитал заявления истцов и их свидетелей заслуживающими доверия и отметил, что Россия не представила собственных свидетелей, которые могли бы опровергнуть или поставить под вопрос эти показания.

Сделать это могли бы, например, бывшие министр финансов Алексей Кудрин, министр по налогам и сборам Александр Починок, губернатор Мордовии Николай Меркушкин, а также ещё несколько налоговых чиновников, которые, по версии заявителей, до определенного момента не имели претензий к налоговым схемам ЮКОСа. Например, совладелец ЮКОСа Владимир Дубов утверждал на суде, что сообщал Кудрину об использовании ЮКОСом законодательных лазеек для минимизации налогов, и не встретил возражений. Но никто из чиновников в Гааге так и не появился. Вместо них позицию России отстаивали в основном эксперты, доказывавшие законность налоговых претензий к ЮКОСу, в то время как Россию обвиняли в незаконной экспроприации компании, проведенной с использованием налоговых претензий.

Суд высказал также сожаление, что ответчик представил неполные документы, относящиеся к этому времени.

«Я не обсуждаю дело в деталях, но есть несколько публичных юридических аспектов, которые были неверны, — и это уже понятно», — констатирует зампред комитета по конституционному законодательству и госстроительству Совета Федерации Константин Добрынин. Он уверен, что ошибкой было признание гаагского суда компетентным для этого спора, хотя очевидно, что это не так. Ведь вопросы банкротства — это публично-правовые отношения, а не частно-правовые, соответственно, этот суд не правомочен был рассматривать этот спор. Теперь России будет гораздо труднее формировать правовую позицию против исполнения этого решения, ведь отказавшись в своё время от этой позиции, мы фактически признали подсудность. Тем не менее это следует сделать. «Наша позиция может состоять в том, что мы давали отказ от иммунитета только в части рассмотрения дела. А не в части исполнения решения. Соответственно, исполнить его невозможно», — рассуждает Добрынин.

Бывший руководитель правового управления ЮКОСа, профессор Вестминстерского университета Дмитрий Гололобов уверен, что Россия проиграла спор потому, что не сделала практически ничего для того, чтобы выиграть. Понадеялись на авось, рассуждает он: «Я очень хорошо представляю, как это было: дали денег юристам и сказали: работайте. А с чем работать? В налоговой документов не найти, потому что люди, которые этом занимались, уже уволились, у следователей почти все тайна следствия». В итоге Россия не выставила свидетелей, да и в документальных доказательствах зияли очевидные провалы. Проблема в отсутствии «политической воли» к победе, которая не приносит прямых финансовых выгод в отличие от «переприватизации» ЮКОСа, считает Гололобов.

Выбор юридических фирм, представлявших Россию в этом процессе (Cleary Gotlieb и Baker Botts), также предопределил исход разбирательства, полагает юрист, знакомый с его ходом. Первая — лучшая по слияниям и поглощениям, вторая работает в нефтянке, но ни одна из них не специализируется на международном арбитраже. Виноват и клиент, который несерьезно отнесся к делу и, видимо, просто решил воспользоваться сложившимися связями с отраслевыми юристами, рассуждает собеседник «Ведомостей».

Основная ошибка заключалась в одном, подводит итог Добрынин: «При работе с такого рода юридическими проектами необходимо понимать, что это проект не линейный юридический, а военно-юридический, с совершенно иными правилами и подходами к организации работы. Но для того чтобы их применять, эти правила надо знать».