Спецпосланник США — РБК: Россия должна играть по правилам энергорынка ЕС

​После многих лет деклараций о необходимости снять зависимость от российского газа Европа перешла от слов к делу: только за последний год была разработана комплексная стратегия энергетической безопасности и предложен проект Энергетического союза. Активную роль в поддержке этого процесса играют США, а курирует это направление спецпосланник Госдепартамента по международным энергетическим вопросам Амос Хохштейн. РБК поговорил с ним о российском газе в Европе, мировых ценах на нефть и взглядах Игоря Сечина на сланцевый бум в США.

«Огромный прогресс»

— В американских СМИ я прочитал, что вы часто бываете в европейских столицах, где обсуждаете вопросы энергетической диверсификации Европы, в частности сокращения импортной зависимости от России. Ваши поездки в Европу участились после начала украинского кризиса в марте 2014-го?

— Разумеется, США видят в энергетической безопасности Европы важнейший компонент экономической безопасности, национальной безопасности, но то же самое можно сказать и про любую другую часть света. На самом деле нет особой разницы, идёт ли речь об энергобезопасности Центральной Америки, Карибского бассейна, Европы, Азии, Ближнего Востока и так далее. У каждой страны должна быть возможность не зависеть от одного поставщика, возможность использовать конкурирующие источники энергоносителей в случае перебоев со снабжением. Конкуренция в поставках — это условие энергетической безопасности. Поэтому мы работаем с нашими друзьями в Европе, чтобы определить, как это лучше сделать, и реализовать это. Я действительно регулярно езжу в Юго-Восточную Европу, в Центральную Европу, но делаю это с того самого момента, как приступил к работе в Госдепартаменте в начале 2011 года.

— С началом украинских событий ничего не поменялось?

— Думаю, что мои поездки больше связаны с газовым кризисом 2009 года, когда «Газпром» перекрыл поставки газа на Украину и, соответственно, поставки в те страны Европы, которые получают газ транзитом через Украину. Именно тогда мы поняли, что, раз уж такая ситуация возникла, она может повториться снова и снова. Поэтому необходимо было предпринять все возможные шаги, чтобы свести будущие риски к минимуму. Мои командировки в Европу относятся ещё к началу 2011 года, и мы будем продолжать эти усилия до тех пор, пока не создадим реально работающую диверсифицированную систему энергопоставок.

— С 2009 года Европа продвинулась в обеспечении энергобезопасности? С одной стороны, на эту тему всегда делалось очень много заявлений, с другой — разговоры ведутся с 1980-х годов, но европейцы как закупали российский газ в значительных объёмах, так и продолжают закупать.

— Я вижу огромный прогресс в Европе в вопросе диверсификации энергопоставок, причём эти изменения носят не только физический характер: они заметны и на ментальном, психологическом уровне, и на политическом. Убежден, что сейчас Европа пришла к пониманию того, что если вы сталкиваетесь с газовым кризисом, созданным по политическим причинам, как в 2005, 2009 и 2014 годах [эпизоды споров «Газпрома» с Украиной, приводившие к перебоям газоснабжения], то подобные ситуации так и будут повторяться, если сидеть сложа руки. Я думаю, что европейцы наконец всерьёз поняли, что настала пора действовать.

— Какие «ментальные» и «политические» шаги предприняла Европа с целью раз и навсегда избавиться от угрозы перебоев с поставками?

— В Евросоюзе недавно [в ноябре 2014 года] приступил к работе новый состав Еврокомиссии, они внесли изменения в организационную структуру и, в частности, ввели пост вице-президента по Энергетическому союзу — раньше этой позиции не существовало. Это один из показателей того, что стратегия энергетической безопасности начала воплощаться в жизнь. Они стараются реализовать физические изменения, изменения в регулировании, которые помогут устранить риски для энергетической безопасности. Наконец, Европа имплементировала «Третий энергопакет» — новый свод правил и директив в энергетическом секторе. Одним из элементов реформы является отмена положения о пункте назначения [destination clause, условие, которое запрещает импортеру газа перепродавать его третьей стороне]. Именно благодаря этому нам удалось обеспечить реверсные поставки газа на Украину из Венгрии и Польши, а чуть позже из Словакии, после того как в июне «Газпром» прекратил подачу газа на Украину. Это стало возможным только потому, что заранее произошли изменения в законодательстве ЕС. Это и есть прогресс. Также и физическая инфраструктура, позволяющая осуществлять поставки газа в обратном направлении, была создана заранее и пригодилась уже после крымского кризиса.

— Значит, прогресс Европы зачастую недооценивается?

— Все вышесказанное показывает, что СМИ и другие наблюдатели недооценивают этот прогресс. Между тем США тратят огромные усилия и работают плечом к плечу с Европой, чтобы проводить дальнейшие преобразования. Не нужно недооценивать прогресс, достигнутый в этом направлении. Но хочу подчеркнуть: несмотря на масштабное движение вперед, предстоит ещё очень многое сделать, чтобы достигнуть подлинной энергетической безопасности через подлинную диверсификацию поставок.

«Разногласия — это и есть демократия»

— Но разногласия между странами ЕС все равно остаются: например, та же Венгрия недавно выступила против того, чтобы Еврокомиссия контролировала газовые соглашения с третьими государствами, такими как Россия.

— Первым делом хочу сказать: что мне нравится в демократии, так это расхождения во взглядах. Каждый должен иметь право высказать своё мнение и донести свою позицию. В конце концов, это и есть демократия. В некоторых странах этого боятся, но я это только приветствую. Нет ни одной страны в мире, которая знает за всех, как им будет лучше. ЕС — это сообщество государств, и они, естественно, должны обсуждать такие вопросы, спорить. Несмотря на действительно возникающие разногласия, мы добились всего того прогресса, о котором я уже сказал. Точно так же, несмотря на разногласия в вопросе санкций против Ирана или России, США и Евросоюз смогли наладить взаимопонимание. В ЕС решения принимаются единогласно всеми странами-участницами, и таких примеров гораздо больше, чем тех, когда решения принять не удалось. На это нужно смотреть как на живой процесс, а не просто как на принятие решений конечной инстанцией.

Что касается тех регламентов, которые предложил вице-президент Марош Шефчович [Еврокомиссия предлагает наделить её более весомыми полномочиями по контролю за межправительственными соглашениями членов ЕС с третьими странами, такими как Россия], сейчас в Европе начнутся дискуссии, и европейцы обязательно придут к общему пониманию и согласию, какие элементы утвердить, а от каких отказаться. Это не моё дело и не дело США — решать, какие законы и правила должны быть в Европе. Но предложение Еврокомиссии — это очень позитивный шаг, и США полностью поддерживают Европу в процессе выработки правил, которые обеспечат им энергетическую безопасность. Это и есть наша цель: мотивировать Европу на собственные действия для защиты их собственных интересов. Не знаю, каким образом они к этому придут, не знаю, как они будут договариваться, какие переговорные позиции займут и как будет выглядеть окончательный документ, но уже сам факт, что такое обсуждение ведётся, был невообразим, по мнению многих экспертов, всего лишь год назад. И я искренне верю, что усилия США в этом вопросе и наше партнёрство с Евросоюзом способствовали прогрессу.

— Какую ещё роль могут играть США в этом процессе?

— Есть много вещей, которые мы можем предложить Европе и которые уже осуществляются в той или иной мере: это и опыт, который есть у нас в этой сфере, и поддержка в продвижении переговоров. На протяжении многих лет мы были направляющей силой в вопросах энергетической безопасности. Как вы уже ранее заметили, концепт энергобезопасности в Европе, отвечающий интересам США, зародился десятилетия назад. Мы всегда были привержены этой задаче, так как твердо убеждены, что энергетическая безопасность — это часть национальной безопасности, а национальная безопасность Европы — приоритет высокого порядка и для США. Разумеется, наша индустрия активно вовлечена в европейскую экономику, наш экспорт СПГ начнётся в конце 2015 года — начале 2016 года, поэтому мы будем оказывать влияние на этот рынок.

— А России в будущем на этом рынке найдётся место?

— Я хочу прояснить одну важную вещь: Россия, может, и должна быть большой частью европейского энергетического сектора, энергетического рынка. Россия — один из крупнейших мировых производителей [нефти и газа], она соседствует с Европой, располагает действующей инфраструктурой, поэтому совершенно разумно, что Россия должна быть частью европейского рынка. Но это возможно, только если она готова играть по рыночным правилам, относиться к поставкам энергоносителей как к составляющей экономики, а не политики, видеть в этом средство процветания, экономического роста, а не орудие политического влияния. Мы не пытаемся выдавить Россию с рынка, напротив — мы хотим, чтобы Россия была на этом рынке, конкурировала с норвежск​им газом, с североафриканским газом, с американским газом, с газом из Восточного Средиземноморья, из любого другого региона. Но мы выступаем за то, чтобы страны-потребители могли принимать свободные решения, без принуждения и без угроз. Это невозможно, если часть инфраструктуры [газотранспортной] строится как политический, а не экономический проект. Если Россия изменит своё отношение к этому, она сможет и в будущем играть огромную роль одного из основных поставщиков энергоресурсов в Европу, но европейцы должны ввести механизмы защиты, чтобы обеспечить многообразие поставщиков, чтобы решающую роль играли рыночные силы, а не политические.

«Был бы рад пообщаться с Сечиным»

— Давайте поговорим о последних трендах на глобальном рынке нефти. Почему всё-таки цены на нефть упали, и что ожидать дальше? И как справляется сланцевая отрасль США (учитывая, что в России бытует мнение о неустойчивости сланцевого бума)?

— Нефтяные рынки по природе волатильны. Бывают годы, когда цены очень высокие, но за ними обычно следуют годы существенно более низких цен. Причина очень проста: продолжительный период высоких цен приводит к наращиванию производства, поскольку люди видят смысл в дополнительных инвестициях. В какой-то момент предложение становится избыточным. Но на этот раз примечательной особенностью является совпадение двух факторов: неожиданно сильного роста добычи благодаря американскому сланцевому буму (плюс рост добычи в менее крупных странах-производителях) и замедления экономического роста в Китае и отчасти в Индии, то есть замедления спроса со стороны основных потребителей нефти. Снижение роста спроса и растущее предложение привели к перенасыщению рынка. Сланцевая нефть выглядела уязвимой к низким ценам, и ещё несколько месяцев назад многие ожидали, что американская добыча будет быстро снижаться. Но этого не произошло. Добыча в США и в Канаде оказалась гораздо более устойчивой, чем предполагалось. И даже если цены останутся на текущем уровне [$49/57 по WTI/Brent в день интервью], добыча в США все равно останется высокой.

— Ваш прогноз по ценам?

— Я не готов спекулировать на тему того, какими будут цены на нефть, потому что не знаю ни одного человека, который мог бы успешно предсказывать такие вещи. Если бы я мог, у меня была бы другая работа и я бы зарабатывал гораздо больше денег, чем сейчас (улыбается). Волатильность на нефтяных рынках обычно связана с двумя причинами: первая — кривая спроса и предложения, вторая — уровень геополитической нестабильности в тех местах, которые традиционно являются драйвером спроса или предложения. Баланс спроса и предложения сейчас тянет цены вниз, тогда как геополитический риск не очень велик, поэтому цены такие, какие они есть. Стоит измениться одной из этих переменных, и мы увидим изменения в ценах.

— Глава крупнейшей российской нефтяной компании «Роснефть» Игорь Сечин недавно выступал на отраслевом форуме в Лондоне и заявил, что сланцевая отрасль США напоминает ему «пузырь» времен краха доткомов. Сечин не прав?

— Мне бы не хотелось полемизировать в СМИ с Игорем Сечиным, но хочу сказать искренне: я был бы рад пообщаться с господином Сечиным на тему будущего нефтяных рынков и анализа сланцевой индустрии США! Думаю, что как раз таких дискуссий между США и Россией нам всем не хватает. Готов согласиться с ним, что есть некоторые элементы рыночного устройства, на которые имеет смысл взглянуть и, может быть, изучить повнимательнее, в том числе проанализировать экономику компаний, работающих в сланцевой отрасли. Но иногда бывают такие факты, которые способны положить конец всяким спорам и без досконального анализа. В нашем случае факты таковы: цена нефти сейчас низкая — на 50% ниже предыдущего пика, а сланцевая добыча продолжается с высокой скоростью. Важное отличие США от многих стран мира состоит в том, что у нас нет энергетических компаний, принадлежащих государс​тву. Мы не диктуем компаниям, когда и как производить и при каких ценах. Они принимают свободные рыночные решения. Если они будут убыточны или их задолженность будет слишком высокой, они просто прекратят работу. Тот факт, что они продолжают её, говорит сам за себя. У нас действительно свободный рынок, в сланцевой отрасли работают сотни производителей, и они не слушают ни меня, ни президента США, они слушают своих акционеров и финансистов. И пока устойчивость американской отрасли не разочаровывают, но всех только изумляет. Она оказалась сильнее, чем ожидали многие.

Амос Хохштейн

Работает в Госдепартаменте США с 2011 года. С августа 2014 года занимает должность спецпосланника и координатора по международным энергетическим вопросам в Бюро энергетических ресурсов Госдепартамента США (о назначении было официально объявлено в декабре). Хохштейн курирует внешнеполитическое участие США «на стыке энергетической и национальной безопасности», говорится в справке на сайте Госдепартамента. Выступает в качестве советника госсекретаря США Джона Керри по вопросам глобальной энергетической безопасности и дипломатии.

До прихода в администрацию США работал в вашингтонской фирме Cassidy & Associates, специализирующейся на GR (Government relations).

За последний год, как сообщал Reuters, Хохштейн занимался европейским и, в частности, украинским направлением, проводил консультации с европейскими странами по вопросу замещения российского газа альтернативными поставками. Также работал над энергетическими вопросами, относящимися к санкциям против Ирана и России.