«Воровская» Федерация — хочет ли Россия победить оргпреступность?

Предложением «утяжелить» статью об ОПГ президент Владимир Путин фактически объявил войну организованной преступности и «ворам в законе». Действительно ли власти решили искоренить эту проблему, или это всего лишь популистская риторика, сродни призывам к борьбе с коррупцией? Да и возможно ли в нашей стране, где криминальная культура столь плотно вошла в общество, в принципе победить её источники? И с кем именно будет бороться нынешний режим, сам по себе имеющий ряд признаков «мафиозного государства»?

14 февраля этого года президент Владимир Путин внес на рассмотрение в Госдуму законопроект об ужесточении наказания для «воров в законе», лидеров организованных преступных группировок (ОПГ), а также для участников «сходок», руководителей или других представителей таких организаций. Дополнить предлагается статью 210 УК РФ («Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нём (ней)»).

Помимо увеличения минимального срока за участие в преступном сообществе — было от 5 до 10 лет лишения свободы, предлагается от 7 до 10 — главными, наделавшими шуму нововведениями стали:

— лишение свободы на срок от 12 до 20 лет за участие в собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей преступных сообществ (преступных организаций) и (или) организованных групп в целях совершения хотя бы одного из преступлений, предусмотренных частью первой настоящей статьи.

— лишение свободы на срок от 8 до 15 лет за занятие высшего положения в преступной иерархии.

При этом сохраняется примечание, согласно которому лицо, добровольно прекратившее участие в преступном сообществе (преступной организации) или входящем в него (неё) структурном подразделении либо собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп и активно способствовавшее раскрытию или пресечению этих преступлений, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления.

21 февраля законопроект уже прошел первое чтение в Госдуме. Накануне комитет Госдумы по госстроительству и законодательству рекомендовал принять во втором чтении президентские поправки. И есть высокая вероятность, что он будет принят, так как это происходит с любой инициативой, выдвинутой президентом.

Новые поправки сразу же отсылают нас к опыту Грузии, где пришедший в 2004 году к власти Михаил Саакашвили начал борьбу с «законниками» именно таким способом — тюремным сроком за сам факт «воровского» статуса. В 2005 году в Уголовном кодексе Грузии появились такие понятия, как «членство в воровском сообществе» и «вор в законе». По первой статье человека лишали свободы сроком от 3 до 8 лет со штрафом или без него, а «законникам» грозила тюрьма сроком от 5 до 10 лет. Спустя год, в 2006 году, законодательство ужесточили. Членство в «воровском сообществе» стало караться лишением свободы сроком от 5 до 8 лет, а минимальный срок для «воров в законе» увеличился до 7 (максимальный остался прежним — 10 лет).

Весной 2018 года парламент Грузии утвердил пакет из пяти законопроектов, которые предусматривают ужесточение наказания для «воров в законе» и членов «воровского» мира, а также расширение списка уголовно наказуемых действий. Теперь «воровской мир» рассматривается как любое единство лиц, сговорившихся об осуществлении «воровской» деятельности.

Кроме того, в Грузии расширили понятие «член воровского мира», которое звучит следующим образом: «член воровского мира — это любое лицо, которое признает воровской мир и активно участвует в его деятельности, а также лицо, которое признает воровской мир, у него есть связь с ним и налицо явно выраженное единство признаков о том, что лицо своими действиями выражает готовность участия в деятельности воровского мира».

Введены в Грузии также официальные понятия «воровская разборка» и «воровская сходка». И то и другое уголовно наказуемы. За членство в «воровском мире» там дают 15 лет лишения свободы, за его поддержку — от 3 лет, обращение к «вору в законе» за помощью карается заключением на срок до 7 лет.

Начиная свою реформу, Саакашвили сыграл на противоречии, которое к тому моменту уже существовало в «воровской» среде. Когда основной «воровской кодекс» был изрядно подзабыт и многими игнорировался, особенно в той его части, где предполагалось, что «вор» не должен жить в роскоши и тюрьма для него является «домом родным», — собственно, находясь там, он и должен был руководить уголовниками, не допуская между ними вражды и распределяя между ними деньги «общака». Однако за годы после развала СССР, вместе с которым ушли и прежние понятия, «воры» уже привыкли жить в особняках, некоторые из них ни разу не сидели, а то и сам статус приобрели за деньги. В результате многие из них тюрьме предпочли бегство из страны.

Тем не менее уже в первые месяцы действия нового закона были задержаны десятки не успевших сбежать «законников». Для них подготовили отдельную тюрьму — изолятор строжайшего режима № 7, находившийся непосредственно под зданием МВД Грузии. Это было ещё одной мерой борьбы с «законниками» — не смешивать их с остальными осужденными и лишать таким образом возможности кем-то править и навязывать свои порядки.

Но борьба с «ворами» — это не только их посадки. Нужна была смена всей вертикали, позволявшей им беззаботно существовать. Стояла задача полного уничтожения «воров» как класса, а вместе с ним и всего криминалитета в Грузии, полностью контролируемого ими.

От бандитов грузинские власти пошли по цепочке выше — было расформировано Министерство госбезопасности. Его функции перераспределили между новым МВД и другими ведомствами. Сама система внутренних дел также подверглась кардинальной чистке — в течение двух лет из МВД было уволено почти 90% личного состава.

В ходе этой тотальной антикриминальной и антикоррупционной кампании чиновников, бизнесменов и «воров» принуждали под страхом уголовного преследования возвращать государству «нетрудовые доходы». Эти деньги, в частности, использовались при проведении реформ, пополнив внебюджетные фонды. Из них выплачивались повышенные зарплаты новым чиновникам и финансировались спецоперации.

Отчасти эту же цель сейчас преследуют и российские власти — о нехватке денег явственно говорят меры, введенные недавно, — повышение пенсионного возраста и ставки НДС, экспериментальный налоговый режим для самозанятых граждан и т.п. В результате буквально за несколько лет реформ в Грузии количество преступлений, особенно уличных и сопряженных с насилием, уменьшилось в несколько раз. Уровень преступности в Тбилиси сравнялся с уровнем не самых преступных европейских городов.

Новая власть смогла дать точный отклик на запрос общества — его усталость от коррупции и потребность в справедливости. Но самое главное, что тогда было в Грузии помимо нового закона, — это политическая воля к переменам. Как позже заявил бывший тогда министр внутренних дел Вано Мерабишвили: «Мы не хотели ни с кем делиться властью».

Кремль тоже делиться властью ни с кем не хочет. Но действительно ли он готов к реальной борьбе с организованной преступностью? Пойдет ли он на те же шаги, что и грузинские власти или итальянские в начале 90-х годов, когда в ходе операции «Чистые руки» за несколько лет под следствием помимо бандитов оказалось более 3000 бизнесменов, чиновников и политиков, в том числе 251 член парламента (депутаты имели иммунитет и не подлежали аресту) и четверо бывших премьер-министров?

А между тем борьба с «ворами» и мафией были и для властей Грузии, и для властей Италии вопросом её выживания. Ведь мафия, как правило, действует там, куда государство не дотягивается, подменяя его собой.

Собственно, родоначальница всех преступных национальных и транснациональных структур — итальянская мафия и сформировалась как раз в период анархии и слабости официальной власти на Сицилии. Тогда бандиты «с большой дороги», бывшие для местного населения чем-то наподобие Робин Гудов, делились награбленным, получая взамен признание. Со временем это взаимодействие становилось более сложным и взаимопроникающим. Преступные группировки стали выполнять для общества защитную функцию, разрешали споры между людьми, давали взаймы деньги, решали их социальные проблемы и т.д. Таким образом сформировалась социальная база для будущего возникновения собственно мафии.

В нашей стране «воры в законе» «вышли на поверхность» в 70-80-е, дрейфуя от чистого криминала к теневой экономике. Её частичная постхрущевская либерализация позволила отмывать доходы через на первый взгляд честные предприятия, такие как рестораны, автотехсервисы и компании, ведущие торговлю с другими странами. Тогда же начали появляться и первые «цеховики», также контролировавшиеся «ворами». Позже с появлением кооперативов влияние криминала только усиливалось. Конечно же, сыграла на руку и антиалкогольная компания. Ну а в 90-е, когда множество хорошо подготовленных людей — спортсменов, экс-силовиков, людей с боевым опытом — остались не у дел, начался уже настоящий разгул бандитизма — «крышевание», грабежи, заказные убийства и прочее — настоящий дикий мир. С тех пор ситуация, конечно, изменилась и уровень насилия был уже не сопоставимый, однако сама система, при которой существовала организованная преступность, никуда не делась и спрос на её «услуги» сохраняется. А значит, государству в классическом понимании этого слова есть с чем конкурировать.

В то же время в реализации государственной политики нужен не только кнут, но и пряник. Но что Россия в нынешних обстоятельствах может предложить обществу в качестве альтернативы — продажную полицию и необъективные суды? Конечно, нельзя сказать, что население страны повсеместно обращается к бандитам, но ведь и доверия к государственным институтам уже нет. А гражданское общество и независимые СМИ, которые призваны выправлять возникающие перекосы, тем же государством практически уже полностью уничтожены. Таким образом, на фоне повальной маргинализации границы между властью и теми, с кем она собирается бороться, стираются.

В обществе, где не соблюдается равенство всех перед законом, люди начинают объединяться в группы — неважно по какому принципу — землячества, религиозные общины, группы по интересам, профессиональные и т.п., потому что только организованная группа способна предоставить им хоть какую-то защиту. Эти группы уже начинают жить по собственным законам. По этой же причине мы наблюдаем возрождение интереса и к преступному миру, в том числе и среди молодежи, что выражается в субкультуре АУЕ («арестанский уклад един» или «арестантское уркаганское единство»), охватившей Сибирь и Дальний Восток, где подростки, подражая матерым уголовникам, облагают данью школьников, собирая «грев на зону». Там также есть свои «авторитеты» и «опущенные», устраиваются «разборки» и на «сходках» решаются вопросы. Таким они видят взрослый мир и пути интеграции в него. Тем более, что остальные социальные лифты и возможности для самореализации для них закрыты.

Другая проблема заключается в том, что, возможно, российские власти и вовсе не заинтересованы в борьбе с «ворами». Британская The Times приводит слова эксперта, специализирующегося на европейской и трансатлантической безопасности Эдварда Лукаса, который заявляет, что российские власти нередко активно взаимодействуют с организованной преступностью, привлекая её членов для выполнения щепетильных задач в своих интересах.

В качестве примера он приводит случай, описанный в книге британского политолога, специалиста по вопросам международной преступности и проблемам безопасности, связанным с Россией, Марка Галеотти «Воры: супермафия России». Когда в 2012 году канадские контрразведчики допрашивали офицера ВМС Канады Джеффри Делайла, арестованного за шпионаж в пользу России, они узнали одну странную деталь. Его российские кураторы поручили ему не только узнать самые ценные секреты, касавшиеся подводных боевых действий и шифрования, но и выполнить более приземленное задание, заключавшееся в наведении справок о готовящихся операциях канадской разведки против местных российских бандитов. «Зачем грозной военной разведке Кремля нужна был информация о повседневной работе канадской системы уголовного правосудия?» — задается вопросом Галеотти. По его мнению, ответ прост: украденные подробности операций канадской полиции против российской организованной преступности можно было продать бандитам — или же обменять эту информацию на некие услуги. У российского государства и организованной преступности разные интересы, но они часто сотрудничают друг с другом.

Поэтому версия о том, что причиной отравления в 2006 году Александра Литвиненко могла стать его связь испанскими спецслужбами, уже не кажется столь бредовой. Напомним, испанские власти, столкнувшись с наплывом в страну «воров в законе», которые начали там контролировать банды, занимающиеся рэкетом, воровством и отмыванием денег, обратились за поддержкой к британской службе MI6, которая курировала Литвиненко. В России в качестве офицера ФСБ он как раз занимался оргпреступностью и, вероятно, мог вывести на более высокопоставленных лиц из России, связанных с перебравшимися в Испанию мафиози.

По мнению российского политолога Станислава Белковского, в этом же кроются и причины отравления бывшего сотрудника ГРУ Сергея Скрипаля. О том, что он также сотрудничал с испанскими спецслужбами по делу «русской мафии», сообщила The New York Times, ссылаясь на слова бывших и нынешних высокопоставленных чиновников Испании. Это косвенно подтверждается и тем, что сразу после происшествия власти Испании призвали провести тщательное расследование обстоятельств отравления Скрипаля и его дочери в британском Солсбери.

Странными также кажутся действия России в отношении всех выданных Испанией преступников. К примеру, не отсидевшего полного срока в Испании «вора в законе» Захария Калашова (Шакро Молодой) российские власти после его прибытия в Москву сразу же отпустили. В то время как его экстрадиции в это же время добивалась Грузия, где он был заочно приговорен к 18 годам тюремного заключения за похищение человека и организацию незаконного вооруженного формирования.

Примерно такая же история произошла и с членами «Тамбовско-Малышевской» группировки. В 2008 году в Испании в результате операции «Тройка» были задержаны 20 человек, в том числе и лидеры этой ОПГ Александр Малышев и Геннадий Петров. Все они обвинялись в отмывании денег, торговле оружием, заказных убийствах, вымогательстве, поставках наркотиков, подделке документов, контрабанде. Однако спустя какое-то время Петров добился освобождения под залог в 1 млн евро, а в 2012 году получил разрешение на кратковременную поездку на родину, в Санкт-Петербург, навестить престарелую мать — и назад уже не вернулся. МВД РФ неоднократно отказывало испанскому следствию в поиске подозреваемых на своей территории, а также требовало передать дело в Россию и не давало возможности допросить высокопоставленных фигурантов дела.

Также смогли вырваться на свободу и некоторые другие члены банды, включая и Малышева. Известно, что в настоящее время Малышев и Петров спокойно живут в престижном районе Санкт-Петербурга, максимально легализовав свою деятельность.

Испанцы тем не менее продолжали все эти годы собирать материал и в марте 2016 года объявили в международный розыск депутата Госдумы Владислава Резника, обвинив его в причастности к «Тамбовско-Малышевской» ОПГ и отмывании денег в Испании. Россия, конечно же, отказалась выдать депутата, заявив, что все обвинения против него — провокация. В начале 2018 года против банды начался судебный процесс, который в конце октября закончился оправдательным приговором для 17 обвиняемых. По мнению Национальной судебной палаты Испании, прокуратура не представила достаточных доказательств, что подсудимые являлись членами «Тамбовско-Малышевской» ОПГ или оказывали преступной группировке поддержку путем отмывания денег. Напомним, Скрипаля пытались отравить в марте 2018-го.

Это, конечно же, не единственный эпизод, но даже по нему видно, кто для России в настоящий момент друг, а кто враг. И если власти и собираются бороться с организованной преступностью, то, по всей видимости, путем дальнейшей взаимной интеграции, чтобы весь криминалитет не заменить, а растворить в себе.

Арестованному в конце января сенатору Рауфу Арашукову, к слову, тоже вменяют ОПС — не являясь ни «вором», ни даже признанным криминальным «авторитетом», он тем не менее по всем признакам подходит под указанное в статье определение как лидер некой организованной группы, которая по его приказу совершала убийства и прочие преступления. За его спиной стоит целый клан в Карачаево-Черкесии, поддержка некоторой части местного населения и властных элит. Напомним, преступления, в которых его обвиняют, были совершены ещё в 2010 году, но это не мешало ему все эти годы идти вверх по карьерной лестнице, которая в 2016 году и привела его в сенаторского кресло. Поэтому наивно было считать, что сейчас его арестовали именно за это. Свидетели и обвиняемые в убийствах не рассказали ничего нового, что было бы не известно следствию ранее. Так что опять же, возвращаясь к сказанному, — была бы политическая воля, потому что на правоохранительную систему надеяться уже давно не приходится.

Интересно, что после произошедшего с Арашуковым выяснилось — он такой далеко не единственный, за последние 10 лет были осуждены целых 12 членов Совета Федерации. Обвинения — от убийств и изнасилований до стрельбы и воровства.

Если посмотреть на это со стороны, то можно ужаснуться, — если такие у нас сенаторы, то есть лица, принимающие законы, по которым должна жить вся страна, то что о других говорить.

Для описания подобных стран уже давно существует термин — «мафиозное государство», то есть некое государство, в котором интересы преступных группировок слились с интересами политической власти и действуют заодно. Термин впервые был введен в 2011 году Люком Хардингом, в течение долгого времени работавшим московским корреспондентом газеты The Guardian и выпустившим книгу с этим же названием — Mafia State, где он описывает государственный аппарат России как машину по выкачиванию из страны денег на зарубежные счета. Он приходит к выводу, что в России «правительство — это и есть мафия». Также использующий этот термин венгерский социолог и политик Балинт Мадьяр добавляет, что при режиме, господствующем в мафиозном государстве, существуют так называемые выборы, суды и законы, но они полностью превращены в инструменты режима и служат для регулирования отношений внутри клана и распределения благ. Если говорить об этом применительно к России, то режим пользуется ими в основном потому, что они были доступны непосредственно в тот момент, когда мафия пришла к власти. Это не олигархия, потому что политическая власть монополизирована, как и коррупция. Это и не диктатура, потому что «мафиозное государство» сохраняет некоторые признаки легитимности — те самые демократические карго-ритуалы, из-за которых некоторые называют режим гибридным. Уже упомянутый нами Галеотти добавляет, что преступники не управляют Россией, но лишь потому, что «государство снова стало самой влиятельной группировкой в стране».

Но если перейти от теории к практике — практике правоприменения, то здесь все может быть ещё прозаичнее. Дело в том, что, по мнению некоторых экспертов, этот закон может оказаться и вовсе не про «воров в законе».

В частности, как считает оппозиционный политик, бывший депутат Госдумы, полковник запаса ФСБ Геннадий Гудков, обвинения в создании ОПС у нас нередко предъявляют ещё и бизнесменам. По его мнению, со вступлением в силу нового закона, таких уголовных дел станет ещё больше, поскольку с утяжелением наказания вырастут и суммы, которые коррупционеры станут требовать с обвиняемых предпринимателей за прекращение уголовного преследования. Политолог и член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Екатерина Шульман говорит, что заведение дела в отношении бизнесменов по 210-й статье УК РФ делается для того, чтобы, во-первых, в отношении подозреваемых невозможно было применить никакие послабления, положенные при «экономических» статьях. А во-вторых, раскрытие целой преступной группы — это гораздо круче, чем преследование какого-то единичного субъекта экономической деятельности. Исполнительный директор движения «Русь сидящая» Ольга Романова так объясняет логику силовиков: вот, например, выявлены хищения на предприятии. Арестован бухгалтер. А кто создал группу? Наверняка директор. И даже собирал для этого дела «сходку», назвав её собранием акционеров. Или режиссёр ставит спектакли, обвиняется в нецелевом расходовании средств. Понятное дело — собирал труппу, проводил репетиции и вводил в курс своих сообщников о преступных намерениях.

Что же касается реальных «воров в законе», то, по мнению источников «Росбалта», среди силовиков, скорее всего, реализация новых поправок превратиться в очередное показательное выступление с задержанием нескольких «законников». Проще всего в этом случае будет с теми из них, кто по-старинке лично контролируют группы борсеточникв, налетчиков, форточников, ломщиков и т.п. Вероятно, что эта категория представителей высшей преступной иерархии вынуждена будет покинуть Россию. Однако это никак не повлияет на деятельность их подопечных. Современные средства связи позволяют легко управлять всем процессом дистанционно. Поэтому многие из подобных «законников» уже находятся за границей — главным образом в Турции и Европе. Наиболее показательный в этом плане пример «вора в законе» Надира Салифова (Гули), который, не появляясь в России, смог через своих эмиссаров не только взять под контроль большинство овощных рынков, где преимущественно трудятся выходцы из Азербайджана, но и существенно расширить зону своего влияния.

Нужно ещё принимать во внимание существование многочисленной категории «воров» новой формации. Это самая влиятельная и богатая часть преступного мира. При этом в настоящее время все они формально являются бизнесменами. По мнению оперативника, специализирующегося на борьбе с лидерами преступных сообществ, подобраться к ним практически невозможно. Тем более, что источники большинства доходов оформлены вполне официально.

Так что едва ли поправки в закон — это именно тот случай, когда «воры в законе» перестанут быть таковыми. За более чем столетнюю историю своего существования они пережили уже не одно потрясение и трансформацию — «сучью» войну после войны, хрущевские «красные» лагеря, наконец, 90-е, когда у «воров» появились конкуренты-«беспредельщики», — переживут и это, а значит, никаких радикальных изменений в криминогенной ситуации в стране не предвидится. По крайне мере, в лучшую сторону.