Пострадавшие от наводнения живут в лесу, они никому не нужны

Когда я подошла к затхлому деревянному дому, меня встретили дворняги. Они бросились ко мне, я остановилась, не успев сориентироваться — чего они хотят. Но оказалось, что они просто просят еды. Собаки начали лизать мои руки. За ними из-за угла вышли четверо мужчин. На секунду мне показалось, я в фильме ужасов и только что мир разрушился. Гниль, лежащие на боку крыши, унесённые дома за их спинами — очень подходящие декорации.

У мужчин были красные воспалённые глаза. Бледные лица. Они тоже походили на выживших из какого-нибудь фильма об апокалипсисе. Они вышли ко мне молча, дворняги успокоились и вернулись к ним. А главное, что я почувствовала от этих людей — безысходность.

— Где вы живёте? — спросила я.

Они огляделись. Потом один показал на калитку, за которой не было дома. Он уплыл по реке. Другой на кучу деревяшек. Третий — на пустое место. А четвёртый на двухэтажный многоквартирный гнилой дом.

— А где ночуете?

— В лесу, — ответил старший.

— А семьи где?

— В лесу.

— Почему не пошли в пункт временного размещения?

— Он в школе. Скоро они к учебному году будут готовиться. Нас уже предупредили. Поверьте, девушка, мы никому не нужны.

— Не нужны, — эхом повторили за ним молодые мужчины.

— Мы государству сами были нужны, когда налоги платили. А когда нам государство надо, они нам дали по десять тысяч рублей. А что мы на десять тысяч сделаем, когда у нас ничего не осталось?

— Вас кормят?

— Да, приезжают иногда.

— А собак кормят?

— Этих собак никто не кормит. Только если мы им сами дадим то, что нам дают.

Я смотрела на них и не могла оторваться. То мне казалось, что я в фильме ужасов, то казалось, что я встретилась с тем самым народом, о котором у нас так любят поговорить. И они молча смотрели на меня своими красными глазами, пока у одного из них не навернулись слезы. А потом я поняла, что они не только в ужасном горе от того, что уплыли дома, но у них ещё и ярко выражен посттравматический синдром, ведь они бежали от водяного вала.

— Это было цунами, — сказал один.

— А люди? — спросила я.

— Одни бежали, другие успели только залезть на крышу.

— Но дома же поплыли! — сказала я.

— Так и что?

— С людьми на крышах?!

— Так и поплыли с людьми.

— И люди погибли?

— Много.

Старший мужчина рассказал, что на дом он брал кредит — 300 тысяч. Дом уплыл, кредит остался. И таких историй в Тулуне — множество. А банки, если и пойдут навстречу, то только короткой передышкой от выплаты.

— Дома нет, а кредит есть, — усмехнулся мужчина. — Мы б хотели, чтоб нам из Москвы помогли. Но знаете, мы стране не нужны. Сирии помогут. Африке помогут. А нам не помогут.

Вот и я не знаю, чем им помочь, хотя думаю о них второй день. Я не могу собрать номера их карт и сказать — помогите им. Слишком много там пострадавших людей — тысячи. Эти — одни из многих в таком же положении. Но я думаю, мы все вместе можем обратиться с инициативой к нашему правительству — именно отменить кредиты, которые эти люди брали на дома. Государство само могло бы их погасить.

Эти мужчины проживают в посёлке Казаковка, на улице, которая раньше называлась Кедровой. Их можно найти у дома 15. Или рядом в лесу.

Спросить Олега, Александра, Евгения и Олега.