Большая стройка в меленькой усадьбе

Устоявший при нашествии Наполеона особняк падет от руки Мосгорнаследия

В конце июня в Москве решили судьбу старинной городской усадьбы Позднякова на углу Большой Никитской и Леонтьевского переулка. Мосгорнаследие опубликовало приказ (подписанный еще в начале месяца) о включении в Единый госреестр объектов культурного наследия России главного дома (строение 1) и выходящего в переулок флигеля (строение 2). А вот второму, дворовому флигелю той же самой усадьбы (строение 3) в охранном статусе отказано, его теперь можно ломать и строить на этом месте. Из охраняемой от новостроя территории выведен также усадебный двор, что выглядит вообще нонсенсом.

Очень похоже, что сбывается то, от чего мы предостерегали полгода назад в «Большом Никитском наступлении» (см. https://rospres.site № 2 за 2020 год). Тогда столичная мэрия неожиданно выкупила другой дом на Большой Никитской, за который переживала московская общественность,— дом Булошникова. Причем выкупила только затем, чтобы спасти его от радикальной перестройки частным собственником. Увы, уже тогда в Москве поговаривали, что чудесное спасение дома Булошникова — лишь часть операции по «размену» его на разрешение перекроить усадьбу Позднякова. Тогда подобным версиям верить не хотелось, теперь — поневоле приходится.

Наполеон, Казаков, Грибоедов…

Городская усадьба на углу Большой Никитской и Леонтьевского, построенная в 1780-е годы, сменила нескольких владельцев, но в историю вошла под именем генерал-майора Петра Позднякова, который в 1810-е годы устроил в ней, как любили одно время делать именитые москвичи, домашний театр с выписанными из-за границы «сценическими машинами». Должность режиссера исполнял известный актер Сила Сандунов. Театр был увековечен Грибоедовым в «Горе от ума»: «Дом зеленью раскрашен в виде рощи, сам толст — его артисты тощи…»

Самый популярный, однако, эпизод истории дома связан с французской оккупацией Москвы 1812 года, отчего краеведы называют дом также «Наполеоновским театром».

В самом деле, открыть театр в разоренной Москве приказал император Наполеон, дабы просвещенным офицерам и солдатам было чем развлечься, кроме мародерства и пьянства. До войны в Москве была французская труппа, и часть актеров остались в городе. В доме же Позднякова на Большой Никитской, не сгоревшем в пожаре, обнаружилась домашняя театральная сцена.

В сентябре 1812-го ее спешно приводят в порядок: вешают занавес, сшитый из парчи, над партером вместо люстры — взятое из церкви паникадило, костюмы актерам шьют из кусков священнических риз, которые солдаты выменивают на хлеб. Оркестр набрали из полковых музыкантов. Билетов нет, афиши рисовали от руки, но за вход брали деньги.13 сентября «Наполеоновский театр» открылся двумя пьесами: комедией «Игра любви и случая» и водевилем «Любовник, сочинитель и лакей». Потом дано было еще десять представлений, продолжавшихся до самого ухода французов из Москвы. Особенно восхищали зрителей дивертисменты с русскими плясками.

По вечерам дом Позднякова светился огнями, улица была заставлена экипажами. Вокруг дома стояли караулы и множество бочек с водой — французы боялись поджога. Партер занимали солдаты, в первых рядах — гвардейцы; в ложах сидели офицеры, генералы и маршалы. Наполеон и сам бывал в этом театре; представлений не посещал, но несколько раз приезжал послушать оперные арии, которые специально для него исполняла актриса Луиза Фюзи, оставившая о том мемуар.

К слову, Наполеон в Москве, как ни странно, много занимался театральным искусством. Перед самым уходом Великой армии из Москвы он потратил три вечера, редактируя устав театра «Комеди Франсез» (этот академический театр также называют Домом Мольера, верность традициям которого императорский устав гарантирует по сей день). Есть даже версия, будто Наполеон обдумывал, кого из актеров «Комеди Франсез» выписать в Москву «на усиление» местной французской труппы. Увы, не сложилось: от этих занятий императора отвлекло известие о поражении маршала Мюрата под Тарутино…

Некогда дом Позднякова представлял собой прекрасный образец московского «допожарного» (речь о 1812-м, разумеется) классицизма. Знаменитый архитектор М.Ф. Казаков включил его в свои «Альбомы партикулярных строений», где были представлены лучшие здания классической Москвы. Во второй половине XIX века домовладение стало доходным: главный дом надстроили, лишив классического портика. А в советские годы его «наградили» еще двумя этажами. Но и сегодня бывшая городская усадьба сохраняет первоначальную композицию с главным домом, двумя симметричными флигелями и замкнутым двором. А в основе ее — все те же стены XVIII века, что помнят Казакова, Грибоедова и Наполеона.

Мосгорнаследие против Москомнаследия

Государственная историко-культурная экспертиза, на основании которой Департамент культурного наследия Москвы пожаловал охранный статус двум усадебным зданиям и отказал в нем третьему, была опубликована на сайте Мосгорнаследия и даже проходила «общественное обсуждение». Она принадлежит перу эксперта из Томска П.П. Зыбайло (ближе сговорчивых специалистов для оценки историко-культурной ценности старомосковской усадьбы, видимо, не нашлось). А официальным заказчиком экспертизы Зыбайло значилась Мария Ольшанская, «общественный уполномоченный по культуре города Москвы», и член рабочей группы Департамента предпринимательства и инновационного развития Москвы по поддержке субъектов малого и среднего предпринимательства. Никакого отношения к городской усадьбе Позднякова она, по крайней мере согласно общедоступным источникам, не имеет. В интервью СМИ она объясняла: «Выступила заказчиком, потому что это моя профессиональная деятельность. Я юрист и за 6 лет приняла участие более чем в 20 проектах приспособления памятников архитектуры к современному использованию».

Итак, эксперт Зыбайло, действующий по заказу юриста Ольшанской, лишил права на госохрану один из парных усадебных флигелей, ничем не отличающийся от собрата, да еще и вывел замкнутый внутренний двор из территории памятника, то есть «разрешил» его застраивать. Мосгорнаследие согласилось с такой экспертизой.

В этой истории есть, впрочем, одно удивительное обстоятельство, уникальное для подобных историй с заказными экспертизами. Дело в том, что для того, чтобы принять решение об судьбе усадьбы Позднякова, Мосгорнаследию совершенно не нужно было изучать «экспертизу» господина Зыбайло, анализировать ее высоконаучный текст (с терминами «ЮНЭСКО» и т.п.) и тем более марать свой официальный сайт ее публикацией.

Мосгорнаследию достаточно было извлечь из собственного архива настоящую государственную историко-культурную экспертизу этого же самого домовладения, выполненную в 2010 году маститым экспертом, доктором архитектуры, председателем Научно-методического совета Мосгорнаследия Андреем Баталовым. А.Л. Баталов сделал в ней вывод об обоснованности включения в Единый госреестр памятников России всего усадебного комплекса из трех строений, причем как ансамбля. И территорию памятника, естественно, эксперт А.Л. Баталов определил, включив в нее все три строения и усадебный двор.

И Мосгорнаследие (тогда — Москомнаследие) 12 октября 2010 года выпустило официальный документ о согласии с заключением экспертизы А.Л. Баталова. Этот документ утвержден и подписан Алексеем Емельяновым, заместителем председателя Москомнаследия 2010 года и руководителем Мосгорнаследия 2020 года.

С 2010 года ни в усадьбе, ни в ее истории, ни в ее архитектуре ничего не переменилось. Стало быть, никаких законных оснований переоценивать ее ценность и выводы А.Л. Баталова не существует. Тем не менее в 2020 году Мосгорнаследие согласилось с экспертизой П.П. Зыбайло, с ее противоположными выводами и «обрезанной» по подошве двух зданий территорией памятника. Но ведь это означает, что оно выбросило в мусорную корзину экспертизу председателя своего Научно-методического совета. Туда же оно отправило официальный документ за подписью своего руководителя. И туда же — требования федерального закона о культурном наследии, где четко сказано: «Территорией объекта культурного наследия является территория, непосредственно занятая данным объектом культурного наследия и (или) связанная с ним исторически и функционально». Усадебный двор, получается, не связан с усадьбой?!

Получилось, таким образом, тройное отступление: от флигеля с двором, от закона и от собственного решения 2010 года.

Активисты столичного градозащитного «Архнадзора» направляли в департамент подробные замечания на экспертизу господина Зыбайло. В ответном письме за подписью замруководителя Мосгорнаследия Леонида Кондрашева утверждается, что решение Москомнаследия 2010 года не было окончательным, а сведения из акта экспертизы А.Л. Баталова «подлежат корректировке». Поскольку для нее не проводилось «реставрационных исследований», а для экспертизы П.П. Зыбайло в 2020 году проводилось, дескать, «натурное исследование с отбитием штукатурки». Потому-то якобы дворовый флигель не был признан подлежащим охране.

Тут что-то не так, коллеги. Либо нужно признавать несостоятельными экспертизы и решения 2010 года, либо — 2020-го. Невозможно ведь подписывать про один и тот же объект документы противоположного содержания. И заодно нужно объявить миру, что эксперт из Томска Зыбайло исследовал усадебный флигель глубже и объективнее, чем доктор архитектуры Андрей Леонидович Баталов, председатель Научно-методического совета Департамента культурного наследия Москвы.

С «обрезанной» территорией памятника — еще «чудесатей». Леонид Кондрашев, обосновывая ее, ссылается не на норму закона (!), а на некую методику, разработанную ГУП «Научно-исследовательский и проектный институт Генплана Москвы» (ныне — ГАУ «Институт Генплана Москвы») в 2008 году. В ней, в лучших традициях лужковского градостроительства, требуется учитывать «особенности перспективного развития территории».

А по плану межевания квартала, утвержденному еще в 2002 году, пишет далее Л. Кондрашев, территория строения 3 (тот самый разжалованный из памятников дворовый флигель) «отнесена к категории стройплощадок и пустырей». Не в этом ли разгадка? Был флигель XVIII–XIX веков, а будет — стройплощадка XXI века.

Деликатное освоение

Мария Ольшанская фактически подтвердила в недавнем интервью, что территория усадьбы превратится в большую стройку. Она обещает «работать с этим объектом достаточно деликатно», домовладение останется жилым с торговой зоной на первом этаже. Но подземное пространство под домом девелоперы намерены осваивать, что означает котлован как минимум вместо усадебного двора. А дворовый флигель, по словам «общественного уполномоченного по культуре» (хотелось бы знать — кем?), «не имеет никакой архитектурной ценности». По моей информации, он будет снесен и заменен новостройкой, сохранить удастся разве что какие-то отдельные фрагменты кладки XVIII века.

Я вовсе не склонен думать, что Мосгорнаследие не ценит ни экспертной репутации председателя своего экспертного совета, ни подписи своего руководителя. Скорее всего, решения 2020 года преследуют цель, пожертвовав флигелем, «который ниоткуда не видно», сохранить в качестве памятников архитектуры и реставрировать главный дом и флигель по переулку. Мои источники в мэрии намекают, что даже их отстоять от сноса и радикальной перестройки было очень нелегко.

В это охотно верю, если учесть всю предысторию. Лакомый участок на Большой Никитской давно привлекал разнообразных девелоперов, которые доходное место ценили гораздо выше, чем стоящие на нем здания. Их еще в начале 2000-х годов объявляли аварийными (и к 2020-му благополучно довели до этого состояния), насильно выселяли жильцов и арендаторов. Ничем иным, кроме как административным давлением, я не могу объяснить тот факт, что Москомнаследие 2010 года, согласившись с признанием памятниками всех усадебных строений, не смогло тогда выпустить «окончательный» документ о зачислении их в госреестр.

Ничем иным, кроме давления «сверху», я не в состоянии объяснить и нынешние решения, расчленяющие городскую усадьбу и ее территорию.

В свое время я видел самые разные девелоперские проекты «развития» усадьбы Позднякова — и с пресловутым «атриумом» вместо двора, и с надстроенными до 5 этажей флигелями, снесенными и построенными заново, и с бетонной 8-этажной коробкой, торчащей на месте дворового флигеля, видной даже с площади Никитских ворот. Общественная борьба против хищнического градостроительства все-таки приносит свои плоды; скандальная история начала 2020 года с домом Булошникова, по моей информации, поумерила аппетиты, и новострой в усадьбе Позднякова, как предполагают источники, по крайней мере, ниоткуда извне не будет виден.

Что, разумеется, не делает его ни законным, ни приемлемым.

Театр одного зрителя?

По информации источников автора, есть основания полагать, что нынешний девелопер городской усадьбы Позднякова — тот же, что и у нескольких других проблемно-скандальных адресов московского градостроительства последнего времени. Судя по поступи, девелопер максимально влиятельный — он настойчиво и планомерно добивается своего, даже в охранной зоне Московского Кремля.

Так и представляется мне, что этот девелопер, подобно единственному зрителю, знающему заранее исход градостроительной пьесы, посмеивается из укромной ложи — и над исполнителями ролей первого и второго плана, и над критиками, и над простодушной публикой, стоящей у театрального подъезда с цитатами из закона о культурном наследии. Неужели это новый закон жанра, и каждый раз, для того чтобы отстоять гуманные по отношению к историческому городу и соответствующие закону решения, нужно массовое общественное возмущение, как это было с домом Булошникова или со всем известным павильоном на Патриарших прудах?