Повелитель облаков
06.02.2020 12:18
Избранные страницы из жизни Виктора Батурина
Брат Елены Батуриной Виктор выступил против сестры — не так давно он приобрел скандальную известность своими судебными исками против Батуриной, а также эпатажными высказываниями в прессе, из которых следует, что именно он является отцом-основателем “ИНТЕКО” и якобы под его “чутким руководством” компания стала нынешней миллиардной производственной корпорацией.
Так как же на самом деле развивался этот бизнес?
В марте кооперативному движению России исполнится уже два десятилетия. Вышедшее в 1986 году постановление ЦК КПСС о развитии в СССР кооперативного движения фактически впервые дало волю сдерживаемой годами предпринимательской активности россиян.
Правда, ознакомившись с биографиями отмеченных в “золотой сотне” журнала “Форбс”, понимаешь, что по большей части он состоит из так называемых сырьевиков, сделавших свои миллиардные состояния на природных богатствах Родины или сумевших оказаться “в нужное время, в нужном месте” в эпоху приватизации.
Пожалуй, одним из немногих, если не единственным классическим примером вырастания некогда небольшого кооператива конца 80-х в по-настоящему крупный бизнес, можно назвать компанию “ИНТЕКО”, принадлежащую российской миллиардерше Елене Батуриной. И именно ее можно считать наиболее успешным кооператором России. С чем, собственно, в канун приближающего юбилея Батурину и можно было бы поздравить. Если бы только не одно обстоятельство...
Судя по исковым заявлениям и его словам в прессе, сегодня к этим поздравлениям вряд ли присоединится брат Елены Виктор.
Нам удалось найти одного из пионеров российского кооперативного движения — Евгения Леонидовича Соболева — человека, который знает об истории создания “ИНТЕКО” и о Викторе Батурине не понаслышке.
— Так как же все начиналось?
— В 1987 г. я открыл один из первых кооперативов, под названием “Сад-сервис”, занимавшийся строительством дачных домиков. А в 1989 г. создал объединение “ЭКСПО”, под крылом которого работало 13 фирм различной специализации. В составе “ЭКСПО” Лена Батурина и зарегистрировала свой первый кооператив, который после выхода в “самостоятельное плавание” получил название “ИНТЕКО”. Она арендовала у меня площадь под офис — в полуподвальном помещении на Полянке, 37. Там мы и работали вместе. В течение ряда лет мы очень тесно взаимодействовали с Батуриными, и я был просто шокирован недавними заявлениями Виктора.
— Кто же все-таки создал “ИНТЕКО”?
— Создала кооператив и руководила им именно Батурина. Да иначе и быть не могло. В самом начале работы “ИНТЕКО” Витя трудился на режимном предприятии и никакого отношения к делам сестры не имел. Дальше было его увольнение с госпредприятия, и тогда Лена взяла его к себе.
— И под его руководством компания стала развиваться? Появились миллиарды?
— Каким руководством? При Лене он выполнял скорее функции, близкие к курьерским. Виктор заявляет о каких-то чемоданах денег, которые он вроде как заработал и привез сестре, и с этого, мол, этапа у нее начался заработок. Но он их действительно мог только привезти, т.е. помочь донести чемоданы, если они и были, ведь деньги зарабатывала она, решения принимала она, вся ответственность была на ней. Да по-другому и быть не могло. Складывалось впечатление, что у него была то ли привычка, то ли болезнь, симптомы которой похожи на алкоголизм. Сестра старалась спасти его, внушала, объясняла, заставляла лечиться, водила по клиникам. Мне кажется, она его и на работу в кооператив взяла с главной целью — как-то пристроить к делу и вырвать из лап “зеленого змия”. Она по жизни тянула его за собой. Чтобы он заработал миллиард — это навряд ли, зато потратить его, я думаю, он смог бы.
— Зачем же ей был нужен такой компаньон?
— Году этак в 1992—1993-м он под нажимом сестры все-таки перешел на “сухой закон”. Его долго лечили, она и взяла его в партнеры. А главное, в то время были такие нормы: для создания фирмы необходимо было более одного человека. А кого взять, как не родного брата? Но точно знаю, что он в развитие ее фирмы ни денег, ни имущества не вкладывал, да, похоже, и нечего особо было ему вкладывать.
— Означает ли это, что после Виктор Батурин стал активно участвовать в делах компании?
— На расстановку сил в “ИНТЕКО” это обстоятельство совсем не повлияло. Я очень тесно сотрудничал с компанией и в конце 90-х. И тогда это выглядело следующим образом: Лена выделила брату кабинет в офисе, там он и сидел. Все основные решения всегда принимала она сама. За Виктором, конечно, оставались какие-то представительские функции, ему всегда очень нравилось “надувать щеки”. Он, конечно, время от времени сочинял какие-то “прожекты”, помню, он все хотел дорогу построить из Европы — через Минск, Москву, Астрахань, Иран — в Саудовскую Аравию. Реализовал ли его? Не слышал. Может ли он быть примером успешного бизнесмена? Не знаю, но примером того, что любой человек может научиться воздерживаться от этой “заразы” — это факт. А то, что он сейчас говорит всем, что был отцом-основателем “ИНТЕКО”, кроме улыбки и удивления, не вызывает ничего. Ведь очень многое зависит и от того, кто в настоящий момент рядом с ним? Раньше от многих чудачеств его удерживала Лена. А сейчас кто?
Сергей Самсонов
****
Очередная тяжба Батурина
Шурин мэра Москвы пытается отсудить 100 000 гектаров земли
Шурин мэра Москвы пытается отсудить 100 000 гектаров земли
Пока брат жены мэра Москвы и владелицы компании «Интеко» Елены Батуриной Виктор Батурин требует у сестры восстановить его на работе, у бизнесмена идут другие судебные тяжбы.
Как стало известно «Твоему ДНЮ», в отношении Виктора Батурина ведутся судебные дела и в Сочи, и в Белгороде, и в Пензе. Из порядка 50 заведенных судебных дел (только по вопросам прав на земли сельскохозяйственного назначения) несколько десятков им проиграно.
Помещик
Сам Батурин утверждает, что является одним из самых крупных землевладельцев России и ему принадлежит более 100 тысяч гектаров земли. В реальности же это не совсем так.
За год самостоятельной работы — с тех пор, как компания Виктора Батурина «Интеко-агро» вышла из состава «Интеко», землевладения бизнесмена, согласно Единому государственному реестру прав на недвижимое имущество, существенно уменьшились. Только в Белгородской области его владения сократились практически на две трети. Согласно документам, в конце 2005 года ему принадлежало около 70 тысяч гектаров, теперь же – не более 23 тысяч.
Проигрыш
На днях суд Пензенской области признал незаконными права компании «Интеко-агро», возглавляемой Батуриным, на 2500 гектаров земли. Если учесть, что его землевладения в области составляют не больше 15 тысяч гектаров, потеря такого значительного куска может оказаться весьма ощутимой для бизнесмена. О своем поражении Виктор Батурин узнал в конце прошлой недели. Как сообщили «Твоему ДНЮ» в офисе Батурина, узнав о проигранном суде, он тут же вылетел в Пензенскую область.
Конфликты
Источники, близкие к пензенской обладминистрации, утверждают, что Виктор Батурин решил перерегистрировать компанию именно там из-за конфликта с администрацией Белгородской области, где ООО «Интеко-агро» было «прописано» ранее. Действительно, представители белгородских властей открыто заявляют, что сам Батурин – «социально безответственный инвестор», а бизнесмен парирует тем, что «все трудоспособное и непьющее население области и так уже работает в его компании».
Репутация
Виктор Батурин считает себя авторитетным специалистом в области сельского хозяйства. Хотя его высказывания о том, что для получения уникальных урожаев не нужно пахать землю, а всю основную работу сделает фотосинтез, порой вызывают усмешку у академического сообщества, некоторые называют применяемую им технологию беспахотной обработки почвы no-till революционной.
— Что же касается репутации Батурина как бизнесмена, то она может в результате судебных исков серьезно пострадать, — рассказал «ТД» экономист в области риск-менеджмента. – Посудите сами: кто будет заключать солидные контракты с человеком, имеющим такое количество громких проигранных судебных исков?
Елена Костюк
"Твой День", 11.02.2007
****
Брат самой богатой предпринимательницы России и супруги московского мэра Елены Батуриной решил выяснить с ней отношения через суд. Виктор Батурин пытается оспорить факт своего увольнения в декабре 2005 г. с должности вице-президента принадлежащей Батуриной компании “Интеко”. В интервью “Ведомостям” Батурин рассказал, как создавалась “Интеко” и почему между ее основателями возникла судебная тяжба.
— Почему вы решили судиться с принадлежащей вашей сестре компанией “Интеко”?
— Миллионы исков каждый день предъявляются людьми к своим работодателям, чтобы им выплатили полагающуюся по закону заработную плату. И я в том числе. Дело в том, что, по утверждению моей сестры, меня уволили из “Интеко” 26 декабря 2005 г. Я, к сожалению, этого не знал и не видел документа, согласно которому меня уволили. Более того, в течение года я не мог добиться того, чтобы мне этот документ в конце концов показали. Я вынужден истребовать его через суд. Да я сам готов написать под диктовку заявление об уходе, я подпишу любые документы, связанные с моим увольнением, мне непонятно одно: почему меня должны увольнять эксклюзивно, а не как всех? А подал только сейчас, потому что [в декабре 2006 г.] истекал год, а это срок давности по такого рода делам.
— Как вы оцениваете шансы на выигрыш?
— У меня беспроигрышная позиция. Если даже я проиграю, то государство должно в таком случае вернуть около $30 млн заплаченных мною налогов. Большой плюс хозяйственной деятельности в Москве — это то, что Лужков приучил судиться. Иногда это называют сутяжничеством, но, к сожалению, другого инструмента нет. Раньше на дуэли вызывали, убивали, по морде били, сейчас нам дали только суд. То, что люди обращаются в суд, — хороший показатель, когда боятся обращаться в суд — это плохой.
— Согласно отчетности “Интеко” компания была создана вами на паритетных условиях с Еленой Батуриной. Но в 2001 г. ваш пакет составлял уже 25%, а к 2002 г. — 1%. Почему он уменьшился?
— Никто не показывал мне документы, из которых следовало, что мне эти 25% уже не принадлежат. Официальная отчетность стала доступна не так давно. Сайт “Интеко” устроен так, что до последнего времени мне на него трудно было попасть. Когда я увидел отчетность, я обратился официально в “Интеко” с просьбой дать мне выписку моего лицевого счета, чтобы понять, как происходило движение акций. Два раза обращался, никакого ответа пока не получил. Ситуация анекдотичная. Никто не оспорил факта моего владения акциями, никто не предъявил мне документов, из которых следовало бы, что я уже не владею этими акциями. Спора нет. Есть сообщение в СМИ, что я этими 25% не владею. Может, это ошибка?
— Это же официальная отчетность.
— Я пока продолжаю считать, что это описка или неточность. Для того чтобы оспорить это в суде, необходимо, чтобы мои права были нарушены. Формально этого пока не происходит. Вот если этот пакет захотят продать или получить дивиденды либо я захочу его продать, тогда и можно будет действовать по-другому.
— Во сколько вы оцениваете этот пакет?
— Это не я оцениваю. Номинальная стоимость компании — $4 млрд, мой пакет, получается, стоит около $1 млрд. Но это не оценочная, а номинальная стоимость, т. е. меньше компания стоить не может.
— В марте 2006 г. “Интеко” сообщила о выкупе у вас 1% акций компании. Эту сделку вы не оспариваете?
— Эта сделка была. У меня было 26%, осталось 25%.
— Насколько верна информация, что при продаже этого пакета в обмен на сельскохозяйственные активы и девелоперские проекты в Сочи вы отказались от использования бренда “Интеко”?
— Впервые слышу это от вас. Если речь об этом и шла, то мне это не известно. По крайней мере, мне ни разу не предъявляли претензий по поводу использования бренда. А я его использую достаточно активно. Это и “Интеко-Агро”, и “Интеко-Сочи”, и “Интеко-Агросервис”, и многие другие компании. Пока сменить бренд никто не требовал, что еще раз доказывает, что я остался акционером.
— А какие у вас сейчас отношения с сестрой?
— Да мы и раньше особо не общались, кроме как по работе. Люди так устроены, что когда они становятся совершеннолетними, то ведут самостоятельный образ жизни. У нее есть муж, дети, у меня есть жена, дети. Но мы же, в конце концов, не деремся, не предпринимаем никаких действий, которые не входят в моральный кодекс.
— Насколько достоверна информация, что противоречия с Еленой Батуриной связаны с вашим конфликтом в Белгородской области?
— Если Елене Николаевне хочется спокойствия, то это ее выбор. Так что я не могу ни утвердительно, ни отрицательно ответить на этот вопрос. Тем более что у нас нет конфликта в Белгородской области. Есть конфликт с губернатором, у которого на вверенной ему территории произошло убийство и пролитие крови. В одного нашего сотрудника выпустили шесть пуль, другому руку чуть не отрубили, а третий погиб. И я, и Елена Николаевна требовали наведения порядка в Белгородской области. Что это за область такая, если за занятие сельским хозяйством агроному отрубают руку, а в другого стреляют? Я, конечно, не хочу сказать, что лично [губернатор Евгений] Савченко рубил эту руку, но он в силу своего положения несет ответственность за порядок. Если не можешь обеспечить порядок, уходи в отставку. У нас здесь что, война?
— Как вы будете действовать дальше?
— Это не ко мне вопрос. Это вопрос к генеральному прокурору, к руководителю Службы судебных приставов, к руководству МВД и ФСБ. Я выиграл все суды, но в области их решения не исполняются. Я обращаюсь в Генпрокуратуру, она спускает в местную. Местная открывает дело, потом закрывает. Я снова подаю. И так по кругу. Но сколько бы эта ситуация ни длилась и как бы меня ни выживали из области, я никогда не брошу людей, которые там работают. Как капитан корабля, я уйду последний.
— Перерегистрация “Интеко-Агро” из Белгородской области в Пензенскую связана с этим конфликтом?
— Она связана только с тем, что у меня сейчас в Пензенской области земли больше, чем в Белгородской. Почему я должен платить налоги в Белгородской области и ущемлять интересы Пензенской?
— Как сильно ситуация в Белгородской области отражается на планах вашей компании?
— Конечно, сказывается, но, несмотря на это, “Интеко-Агро” — это лучшее, что есть в российском сельском хозяйстве. Это единственная организация в стране, которая ведет племенные книги. Это единственная организация, которой принадлежат шесть рекордов в сельском хозяйстве. За всю историю России она не владела таким количеством рекордов.
— А что это за рекорды у “Интеко-Агро”?
— Это рекорд по скорости сева подсолнечника и кукурузы, рекорд по скорости уборки урожая и рекорд по севу озимой пшеницы. Кроме того, у нас 140 телят на 100 отелов и с одной продуктивной коровы было получено 26 оплодотворенных эмбрионов.
— С чего вообще началась ваша предпринимательская карьера?
— Все получилось случайно. До перестройки я занимал должности уровня начальника отдела на крупных производствах, связанных с аэрокосмической деятельностью. К примеру, пять лет я отработал в “Сухом”. Фактически к 25 годам я уже сделал карьеру на производстве и к середине 80-х получал около 1000 руб. в месяц. Сумма по тем временам очень приличная. В 1987 г., в самый разгар перестройки, на всех предприятиях решали, куда двигаться дальше, и я в этом процессе принимал самое активное участие. Но закончилось это тем, что я, тогда молодой коммунист, по дурости стал качать права и, написав заявление об уходе, оказался на улице. И вдруг выяснилось, что в стране не так много мест, где платят зарплату 1000 руб. в месяц. Мне говорили: “Ты отличный работник, но мы можем предложить только 220 руб., потому что у нас директор 300 руб. получает”. А я эти 220 руб. еще пацаном до армии получал.
— Вы были членом КПСС?
— Да, причем меня туда никто не гнал. Это было осознанное решение. Помню, даже с отцом советовался по этому поводу. Меня в партию принимали очень приличные люди в “Сухом”, которые всю жизнь отдали обороне страны, и я искренне во все это верил. Я и сейчас с удовольствием вспоминаю те времена. Поэтому я никогда не считал себя вправе, как Борис Николаевич [Ельцин], вставать в позу по отношению к коммунистической партии, которая простому парню из рабочей семьи дала все: образование, должность, деньги, жилье, возможность почувствовать себя человеком. Партбилет я не сжигал, диссидентом не был. Так получилось, что в августе 1991 г. партии не стало. Я пошел в свой райком партии платить взносы, а там в окошечке сидел дед, который со словами “береженого бог бережет” выдал мне мое учетное дело. Оно до сих пор дома лежит со всеми выговорами и благодарностями. Вот так моя партийная карьера и закончилась. Из партии я формально не выходил, но вернуться обратно меня больше никто не приглашал.
— Как возникла “Интеко”?
— Когда вышел закон о кооперации, я был безработным. Елена тогда работала в комиссии Мосгорисполкома по кооперативной и трудовой деятельности у [Юрия] Лужкова. Она мне говорит: “Давай я зарегистрирую тебе кооператив, попробуй работать на себя”, и рассказала про первых кооперативщиков, таких как Артем Тарасов. Володя Гусинский тоже тогда начинающим был.
Сестра, брат — я никогда эти понятия не разделял. Всегда все было 50% на 50%. Потом я поехал в Крым и сделал там в двух колхозах компьютерные классы, тогда как раз мода была на информатику. Говорят, до сих пор они работают. Помню, заработал на этом 150 000 или 160 000 руб. В двух чемоданах их оттуда вез. Вот так все и начиналось. Налогов тогда не было, кроме подоходных, да и законов не было.
— Какова была роль Елены Батуриной на начальном этапе работы “Интеко”?
— Сначала — никакой, кроме организационной: офисы, банки. Компанией руководил я. Она была женой Лужкова, а я жил только благодаря “Интеко”.
— А когда, по вашим ощущениям, она перехватила инициативу?
— Первое ее решение, когда она отменила мое решение, закончилось тем, что она через СМИ сказала, что я здесь больше не работаю. До этого все мои решения все 15 лет ею утверждались. Есть Лена, есть ее положение, и есть ее государственные обязанности, которые она волей или неволей должна была выполнять. И есть я — более свободный для работы человек, который мог сидеть на хозяйстве и заниматься бизнесом. Да и интерес-то к этому бизнесу с ее стороны был смешной, пока мы занимались тазиками. Первый раз она была вынуждена заняться управлением, когда я был в Калмыкии председателем правительства. Затем появились ДСК-3, цементные заводы, первый миллиард, а затем уже и неподдельный интерес Елены Николаевны к компании.
— А чья была идея заняться строительным бизнесом?
— Моя, конечно. Я поехал в Калмыкию только для того, чтобы попробовать свои силы в каком-нибудь экстремальном проекте, таком как Chess City. Все люди, которые сегодня работают в строительном блоке “Интеко”, работали со мною в Калмыкии.
— Много говорят, что своими успехами “Интеко” отчасти обязана Юрию Лужкову. Пользовалась ли компания административным ресурсом?
— Если я скажу, что Лужков никакого участия в деятельности “Интеко” не принимал, это будет неправда, как будет неправда, если я скажу, что за счет Лужкова “Интеко” стала “Интеко”. Правда где-то посередине. Конечно, если против вас планируются какие-то недружественные действия, человек сто раз подумает, прежде чем связываться с “Интеко”. Это глупо отрицать. Но это же не специально. Я же не виноват, что моя сестра вышла замуж за Лужкова, тем более что “Интеко” была создана задолго до этого. Понимаю, что ответ лукавый, но это факт. Если говорить, что какая-то сверхпомощь была от Лужкова, это тоже будет неправда.
Наоборот, мне часто стоило огромных трудов доказать им что-то. Например, с цементным бизнесом. Нужно отметить, что на семейном совете решающее слово было за Юрием Михайловичем [Лужковым] — цементный бизнес надо консолидировать. Но это вовсе не означает, что он денег дал на это. Елена говорила, что это дорого, это никогда не окупится. Когда был куплен первый завод за $90 млн, все дружно хихикали, потом, когда за $75 млн купили Белгородский комбинат, все перестали понимать, что происходит. А вот когда этот бизнес был продан за $800 млн, все поняли, что это было правильное решение. Но это не было какое-то протокольное решение. Люди же в семье обмениваются мнениями.
На рынке сформировались два равнозначных игрока, поэтому было понятно, что или “Евроцемент” должен был влиться в “Интеко”, или “Интеко” — в “Евроцемент”. И когда встал вопрос о консолидации этих активов, Юрий Михайлович меня в этом поддержал. Я вел все переговоры. И когда [владелец “Евроцемента” Филарет] Гальчев говорил, что мы предлагаем наши активы слишком дорого, я предлагал ему продать его бизнес нам на этих же условиях. Все переговоры шли только о том, кто кого купит.
— В 1998 г. вы возглавили правительство Калмыкии. Почему решили податься во власть?
— Никаких политических целей в Калмыкии у меня не было. Я там провел достаточно сложный период, связанный со строительством Chess City. А когда все это закончилось, мы с Кирсаном Илюмжиновым летели в самолете, и зашел разговор о том, не хочу ли я возглавить правительство Калмыкии. Отказался бы — не приобрел бы такого опыта.
— Говорят, что вы хотите стать мэром Сочи.
— Не было таких мыслей. Это уже получается понижение. Я же был председателем правительства Калмыкии. Какой дурак останавливается в развитии?..
— Каково ваше личное состояние?
— Я не оценивал. В прессе пишут — $250-500 млн.
— Это соответствует действительности?
— Для одного человека это очень большие деньги. Для жизни их хватит.
— А сколько у вас земли?
— Примерно 150 000-200 000 га. Около 50 000 га в Ставропольском крае, столько же — в Пензенской области, 25 000 га — в Курской. Есть немного земли в Калининградской области и Калмыкии. 60 000-70 000 га — в Белгородской области, но она пока находится в споре. Меня все пытаются ее лишить, выносят какие-то смешные решения, но пока физически они меня не прогоняют.
— А сколько потрачено на их приобретение?
— Берите из расчета не менее $100 за 1 га.
— Земля в собственности или есть и аренда?
— Я принципиальный борец с арендой.
— В Москве участки есть?
— Я специалист по крупному рогатому скоту, а в Москве нет земель сельхозназначения. Раньше у меня была земля в Сетуни и на Аминьевском шоссе. Но я передал ее безвозмездно Елене Николаевне попользоваться, сейчас понимаю, что зря.
— А сколько у вас в собственности голов крупного рогатого скота?
— Около 10 000 голов, из которых половина доится.
— Сколько из них мясных и сколько молочных?
— Что значит мясные или молочные? Никто не ведет племенные книги в России, поэтому в России нет никакого скота — ни молочного, ни мясного, ни мясомолочного. Есть дикие коровы, приравненные к лосям. Сегодня в России вообще нет скота.
— Ну вы же говорите, что у вас есть?
— У нас есть. Я веду государственные племенные книги. Веду сам. Потому что никто их не ведет. У меня есть племенные книги на симментальских коров — это мясомолочные, есть на черно-пестрых, есть на джейсейских — это молочные. Есть небольшие стада по 100 маток чисто мясного. Это французские породы — герефорды, лимузины, абраки. Сейчас мы в Ставрополе будем активно выращивать калмыцкий скот. Там единственное маточное поголовье в стране (около 100 000 голов), которое можно назвать племенным.
— Каков общий объем инвестиций в животноводство?
— Я не инвестор. И никогда не был инвестором. Я всегда владел. Инвестор — это тот, кто ничего не делает и пытается заработать больше, чем ему дает вклад в Сбербанке. Я владелец, я вкладываю то, чем владею, и за счет этого становлюсь богаче.
— Вы хотите сказать, что за расходами не следите?
— За расходами — нет. Чтобы больше зарабатывать, надо больше тратить. Чем больше тратишь, тем становишься богаче. Кто следит за расходами, тот с каждым годом становится беднее, потому что учит себя обходиться меньшими потребностями, т. е. стремится к полной нищете. А тот, кто тратит налево и направо, вынужден зарабатывать больше, т. е. стремиться к абсолютному богатству.
— Какова доходность в сфере животноводства?
— Окупаемость и доходность — это американские штучки, придуманные англичанином Адамом Смитом. Есть понятие “капитализация”. Если вы сегодня стоите 1 руб., то завтра будете стоить либо 2 руб., либо 50 коп. Никаких других показателей оценки богатства не существует. Акции, облигации, вклады — все это ерунда. Это все бумажки стоимостью 10 центов, на которых почему-то написано $100. А записи на корсчетах даже бумажками не являются, это просто цифры, которые все почему-то считают богатством. Отцепить богатство можно только через то, что не амортизируется. А не амортизируется только земля, от правильного использования она с каждым годом становится только богаче. Любая другая вещь — автомобиль, завод, — как бы вы хорошо их ни использовали, каждый год становится только дешевле.
— Какие у вас сейчас девелоперские проекты?
— Надо быть круглым дураком, чтобы не использовать существующую конъюнктуру. В России искусственно создана ситуация, связанная с ростом цен на жилую недвижимость. Но если на московском рынке уже все схвачено, то в Сочи мне действовать проще, потому что я туда входил один из первых. У меня там очень приличные участки. Сейчас один жилой дом строю, в ближайшее время второй начну. Мне удалось все разрешения получить легитимно, другие же строят по беспределу. Такая у нас политика — объявить о том, что будет Олимпиада в Сочи, и быстро намыть денег. Как только объявили об Олимпиаде, так тут же на десятки площадок пришли строить жилье. При этом в Сочи не заложено ни одной новой гостиницы и поликлиники. Строю только я.
— Как получилось, что вы занялись шоу-бизнесом, в частности Димой Биланом?
— Дима Билан — проект моей жены. Когда умер [Юрий Шмильевич] Айзеншпис, получилось так, что Билан оказался бесхозным. А умер он достаточно неожиданно. Я не сказал бы, что мы с ним дружили, он мне просто был интересен как личность. 12 лет отсидел в лагере по валютной статье и при этом остался человеком. Это был последний из могикан. Я был у него в больнице перед смертью, он готовился к операции и попросил меня, если он здесь задержится, помочь Димке. А потом звонят и говорят, что Шмилич умер. Вспомнил про Билана, спрашиваю: а где он? Мне говорят, что вот он едет в аэропорт. Мол, жена Шмилича его уже отправила в Баку. Я ему звоню и говорю, чтобы он разворачивался и ехал домой. На все звонки отвечаешь, что Батурин тебе запрещает куда-то ехать. Если не согласен, ко мне больше не обращайся. Никаких договоров или соглашений у меня с ним нет. Говорю ему: найдешь кого-то лучше, я не обижусь, даже приплачу еще, чтобы тобой больше не заниматься. Ну а потом жена его взяла в оборот.
— Как выиграть “Евровидение”?
— Очень просто. Выходишь ты, две балерины, две бэк-вокалистки и получаешь почти 1-е место.
Виктор Николаевич Батурин родился 2 октября 1956 г. в Москве. В 1983 г. окончил Московский институт управления им. Серго Орджоникидзе. По окончании института работал на заводе “Сухой”. C марта 1991 г. — соучредитель и директор фирмы “Интеко”. В июне 1994 г. стал президентом ЗАО “Интеко-Пласт”. С октября 1998 г. по январь 1999 г. — председатель правительства Республики Калмыкии. С января 1999 г. — государственный советник президента Калмыкии. В 1999-2005 гг. — первый вице-президент “Интеко”. С 2003 г. — гендиректор “Интеко-Агро”.
“Интеко” создана в 1991 г. Еленой и Виктором Батуриными на паритетных началах. В 2006 г. Виктор и Елена разделили бизнес: Виктор продал акции компании сестре и получил часть активов “Интеко”, в частности “Интеко-Агро” и “Интеко-Сочи”. Выручка “Интеко” в 2005 г. составила около $1 млрд. Финансовые показатели принадлежащих Виктору Батурину компаний не раскрываются. Сам он оценивает свои активы в $250-500 млн.
Антон Филатов
"Ведомости", 12.02.2007
Как создавалась Интеко и почему между ее основателями возникла судебная тяжба
Виктор Батурин: "Решающее слово было за Лужковым"
Брат самой богатой предпринимательницы России и супруги московского мэра Елены Батуриной решил выяснить с ней отношения через суд. Виктор Батурин пытается оспорить факт своего увольнения в декабре 2005 г. с должности вице-президента принадлежащей Батуриной компании “Интеко”. В интервью “Ведомостям” Батурин рассказал, как создавалась “Интеко” и почему между ее основателями возникла судебная тяжба.
— Почему вы решили судиться с принадлежащей вашей сестре компанией “Интеко”?
— Миллионы исков каждый день предъявляются людьми к своим работодателям, чтобы им выплатили полагающуюся по закону заработную плату. И я в том числе. Дело в том, что, по утверждению моей сестры, меня уволили из “Интеко” 26 декабря 2005 г. Я, к сожалению, этого не знал и не видел документа, согласно которому меня уволили. Более того, в течение года я не мог добиться того, чтобы мне этот документ в конце концов показали. Я вынужден истребовать его через суд. Да я сам готов написать под диктовку заявление об уходе, я подпишу любые документы, связанные с моим увольнением, мне непонятно одно: почему меня должны увольнять эксклюзивно, а не как всех? А подал только сейчас, потому что [в декабре 2006 г.] истекал год, а это срок давности по такого рода делам.
— Как вы оцениваете шансы на выигрыш?
— У меня беспроигрышная позиция. Если даже я проиграю, то государство должно в таком случае вернуть около $30 млн заплаченных мною налогов. Большой плюс хозяйственной деятельности в Москве — это то, что Лужков приучил судиться. Иногда это называют сутяжничеством, но, к сожалению, другого инструмента нет. Раньше на дуэли вызывали, убивали, по морде били, сейчас нам дали только суд. То, что люди обращаются в суд, — хороший показатель, когда боятся обращаться в суд — это плохой.
— Согласно отчетности “Интеко” компания была создана вами на паритетных условиях с Еленой Батуриной. Но в 2001 г. ваш пакет составлял уже 25%, а к 2002 г. — 1%. Почему он уменьшился?
— Никто не показывал мне документы, из которых следовало, что мне эти 25% уже не принадлежат. Официальная отчетность стала доступна не так давно. Сайт “Интеко” устроен так, что до последнего времени мне на него трудно было попасть. Когда я увидел отчетность, я обратился официально в “Интеко” с просьбой дать мне выписку моего лицевого счета, чтобы понять, как происходило движение акций. Два раза обращался, никакого ответа пока не получил. Ситуация анекдотичная. Никто не оспорил факта моего владения акциями, никто не предъявил мне документов, из которых следовало бы, что я уже не владею этими акциями. Спора нет. Есть сообщение в СМИ, что я этими 25% не владею. Может, это ошибка?
— Это же официальная отчетность.
— Я пока продолжаю считать, что это описка или неточность. Для того чтобы оспорить это в суде, необходимо, чтобы мои права были нарушены. Формально этого пока не происходит. Вот если этот пакет захотят продать или получить дивиденды либо я захочу его продать, тогда и можно будет действовать по-другому.
— Во сколько вы оцениваете этот пакет?
— Это не я оцениваю. Номинальная стоимость компании — $4 млрд, мой пакет, получается, стоит около $1 млрд. Но это не оценочная, а номинальная стоимость, т. е. меньше компания стоить не может.
— В марте 2006 г. “Интеко” сообщила о выкупе у вас 1% акций компании. Эту сделку вы не оспариваете?
— Эта сделка была. У меня было 26%, осталось 25%.
— Насколько верна информация, что при продаже этого пакета в обмен на сельскохозяйственные активы и девелоперские проекты в Сочи вы отказались от использования бренда “Интеко”?
— Впервые слышу это от вас. Если речь об этом и шла, то мне это не известно. По крайней мере, мне ни разу не предъявляли претензий по поводу использования бренда. А я его использую достаточно активно. Это и “Интеко-Агро”, и “Интеко-Сочи”, и “Интеко-Агросервис”, и многие другие компании. Пока сменить бренд никто не требовал, что еще раз доказывает, что я остался акционером.
— А какие у вас сейчас отношения с сестрой?
— Да мы и раньше особо не общались, кроме как по работе. Люди так устроены, что когда они становятся совершеннолетними, то ведут самостоятельный образ жизни. У нее есть муж, дети, у меня есть жена, дети. Но мы же, в конце концов, не деремся, не предпринимаем никаких действий, которые не входят в моральный кодекс.
— Насколько достоверна информация, что противоречия с Еленой Батуриной связаны с вашим конфликтом в Белгородской области?
— Если Елене Николаевне хочется спокойствия, то это ее выбор. Так что я не могу ни утвердительно, ни отрицательно ответить на этот вопрос. Тем более что у нас нет конфликта в Белгородской области. Есть конфликт с губернатором, у которого на вверенной ему территории произошло убийство и пролитие крови. В одного нашего сотрудника выпустили шесть пуль, другому руку чуть не отрубили, а третий погиб. И я, и Елена Николаевна требовали наведения порядка в Белгородской области. Что это за область такая, если за занятие сельским хозяйством агроному отрубают руку, а в другого стреляют? Я, конечно, не хочу сказать, что лично [губернатор Евгений] Савченко рубил эту руку, но он в силу своего положения несет ответственность за порядок. Если не можешь обеспечить порядок, уходи в отставку. У нас здесь что, война?
— Как вы будете действовать дальше?
— Это не ко мне вопрос. Это вопрос к генеральному прокурору, к руководителю Службы судебных приставов, к руководству МВД и ФСБ. Я выиграл все суды, но в области их решения не исполняются. Я обращаюсь в Генпрокуратуру, она спускает в местную. Местная открывает дело, потом закрывает. Я снова подаю. И так по кругу. Но сколько бы эта ситуация ни длилась и как бы меня ни выживали из области, я никогда не брошу людей, которые там работают. Как капитан корабля, я уйду последний.
— Перерегистрация “Интеко-Агро” из Белгородской области в Пензенскую связана с этим конфликтом?
— Она связана только с тем, что у меня сейчас в Пензенской области земли больше, чем в Белгородской. Почему я должен платить налоги в Белгородской области и ущемлять интересы Пензенской?
— Как сильно ситуация в Белгородской области отражается на планах вашей компании?
— Конечно, сказывается, но, несмотря на это, “Интеко-Агро” — это лучшее, что есть в российском сельском хозяйстве. Это единственная организация в стране, которая ведет племенные книги. Это единственная организация, которой принадлежат шесть рекордов в сельском хозяйстве. За всю историю России она не владела таким количеством рекордов.
— А что это за рекорды у “Интеко-Агро”?
— Это рекорд по скорости сева подсолнечника и кукурузы, рекорд по скорости уборки урожая и рекорд по севу озимой пшеницы. Кроме того, у нас 140 телят на 100 отелов и с одной продуктивной коровы было получено 26 оплодотворенных эмбрионов.
— С чего вообще началась ваша предпринимательская карьера?
— Все получилось случайно. До перестройки я занимал должности уровня начальника отдела на крупных производствах, связанных с аэрокосмической деятельностью. К примеру, пять лет я отработал в “Сухом”. Фактически к 25 годам я уже сделал карьеру на производстве и к середине 80-х получал около 1000 руб. в месяц. Сумма по тем временам очень приличная. В 1987 г., в самый разгар перестройки, на всех предприятиях решали, куда двигаться дальше, и я в этом процессе принимал самое активное участие. Но закончилось это тем, что я, тогда молодой коммунист, по дурости стал качать права и, написав заявление об уходе, оказался на улице. И вдруг выяснилось, что в стране не так много мест, где платят зарплату 1000 руб. в месяц. Мне говорили: “Ты отличный работник, но мы можем предложить только 220 руб., потому что у нас директор 300 руб. получает”. А я эти 220 руб. еще пацаном до армии получал.
— Вы были членом КПСС?
— Да, причем меня туда никто не гнал. Это было осознанное решение. Помню, даже с отцом советовался по этому поводу. Меня в партию принимали очень приличные люди в “Сухом”, которые всю жизнь отдали обороне страны, и я искренне во все это верил. Я и сейчас с удовольствием вспоминаю те времена. Поэтому я никогда не считал себя вправе, как Борис Николаевич [Ельцин], вставать в позу по отношению к коммунистической партии, которая простому парню из рабочей семьи дала все: образование, должность, деньги, жилье, возможность почувствовать себя человеком. Партбилет я не сжигал, диссидентом не был. Так получилось, что в августе 1991 г. партии не стало. Я пошел в свой райком партии платить взносы, а там в окошечке сидел дед, который со словами “береженого бог бережет” выдал мне мое учетное дело. Оно до сих пор дома лежит со всеми выговорами и благодарностями. Вот так моя партийная карьера и закончилась. Из партии я формально не выходил, но вернуться обратно меня больше никто не приглашал.
— Как возникла “Интеко”?
— Когда вышел закон о кооперации, я был безработным. Елена тогда работала в комиссии Мосгорисполкома по кооперативной и трудовой деятельности у [Юрия] Лужкова. Она мне говорит: “Давай я зарегистрирую тебе кооператив, попробуй работать на себя”, и рассказала про первых кооперативщиков, таких как Артем Тарасов. Володя Гусинский тоже тогда начинающим был.
Сестра, брат — я никогда эти понятия не разделял. Всегда все было 50% на 50%. Потом я поехал в Крым и сделал там в двух колхозах компьютерные классы, тогда как раз мода была на информатику. Говорят, до сих пор они работают. Помню, заработал на этом 150 000 или 160 000 руб. В двух чемоданах их оттуда вез. Вот так все и начиналось. Налогов тогда не было, кроме подоходных, да и законов не было.
— Какова была роль Елены Батуриной на начальном этапе работы “Интеко”?
— Сначала — никакой, кроме организационной: офисы, банки. Компанией руководил я. Она была женой Лужкова, а я жил только благодаря “Интеко”.
— А когда, по вашим ощущениям, она перехватила инициативу?
— Первое ее решение, когда она отменила мое решение, закончилось тем, что она через СМИ сказала, что я здесь больше не работаю. До этого все мои решения все 15 лет ею утверждались. Есть Лена, есть ее положение, и есть ее государственные обязанности, которые она волей или неволей должна была выполнять. И есть я — более свободный для работы человек, который мог сидеть на хозяйстве и заниматься бизнесом. Да и интерес-то к этому бизнесу с ее стороны был смешной, пока мы занимались тазиками. Первый раз она была вынуждена заняться управлением, когда я был в Калмыкии председателем правительства. Затем появились ДСК-3, цементные заводы, первый миллиард, а затем уже и неподдельный интерес Елены Николаевны к компании.
— А чья была идея заняться строительным бизнесом?
— Моя, конечно. Я поехал в Калмыкию только для того, чтобы попробовать свои силы в каком-нибудь экстремальном проекте, таком как Chess City. Все люди, которые сегодня работают в строительном блоке “Интеко”, работали со мною в Калмыкии.
— Много говорят, что своими успехами “Интеко” отчасти обязана Юрию Лужкову. Пользовалась ли компания административным ресурсом?
— Если я скажу, что Лужков никакого участия в деятельности “Интеко” не принимал, это будет неправда, как будет неправда, если я скажу, что за счет Лужкова “Интеко” стала “Интеко”. Правда где-то посередине. Конечно, если против вас планируются какие-то недружественные действия, человек сто раз подумает, прежде чем связываться с “Интеко”. Это глупо отрицать. Но это же не специально. Я же не виноват, что моя сестра вышла замуж за Лужкова, тем более что “Интеко” была создана задолго до этого. Понимаю, что ответ лукавый, но это факт. Если говорить, что какая-то сверхпомощь была от Лужкова, это тоже будет неправда.
Наоборот, мне часто стоило огромных трудов доказать им что-то. Например, с цементным бизнесом. Нужно отметить, что на семейном совете решающее слово было за Юрием Михайловичем [Лужковым] — цементный бизнес надо консолидировать. Но это вовсе не означает, что он денег дал на это. Елена говорила, что это дорого, это никогда не окупится. Когда был куплен первый завод за $90 млн, все дружно хихикали, потом, когда за $75 млн купили Белгородский комбинат, все перестали понимать, что происходит. А вот когда этот бизнес был продан за $800 млн, все поняли, что это было правильное решение. Но это не было какое-то протокольное решение. Люди же в семье обмениваются мнениями.
На рынке сформировались два равнозначных игрока, поэтому было понятно, что или “Евроцемент” должен был влиться в “Интеко”, или “Интеко” — в “Евроцемент”. И когда встал вопрос о консолидации этих активов, Юрий Михайлович меня в этом поддержал. Я вел все переговоры. И когда [владелец “Евроцемента” Филарет] Гальчев говорил, что мы предлагаем наши активы слишком дорого, я предлагал ему продать его бизнес нам на этих же условиях. Все переговоры шли только о том, кто кого купит.
— В 1998 г. вы возглавили правительство Калмыкии. Почему решили податься во власть?
— Никаких политических целей в Калмыкии у меня не было. Я там провел достаточно сложный период, связанный со строительством Chess City. А когда все это закончилось, мы с Кирсаном Илюмжиновым летели в самолете, и зашел разговор о том, не хочу ли я возглавить правительство Калмыкии. Отказался бы — не приобрел бы такого опыта.
— Говорят, что вы хотите стать мэром Сочи.
— Не было таких мыслей. Это уже получается понижение. Я же был председателем правительства Калмыкии. Какой дурак останавливается в развитии?..
— Каково ваше личное состояние?
— Я не оценивал. В прессе пишут — $250-500 млн.
— Это соответствует действительности?
— Для одного человека это очень большие деньги. Для жизни их хватит.
— А сколько у вас земли?
— Примерно 150 000-200 000 га. Около 50 000 га в Ставропольском крае, столько же — в Пензенской области, 25 000 га — в Курской. Есть немного земли в Калининградской области и Калмыкии. 60 000-70 000 га — в Белгородской области, но она пока находится в споре. Меня все пытаются ее лишить, выносят какие-то смешные решения, но пока физически они меня не прогоняют.
— А сколько потрачено на их приобретение?
— Берите из расчета не менее $100 за 1 га.
— Земля в собственности или есть и аренда?
— Я принципиальный борец с арендой.
— В Москве участки есть?
— Я специалист по крупному рогатому скоту, а в Москве нет земель сельхозназначения. Раньше у меня была земля в Сетуни и на Аминьевском шоссе. Но я передал ее безвозмездно Елене Николаевне попользоваться, сейчас понимаю, что зря.
— А сколько у вас в собственности голов крупного рогатого скота?
— Около 10 000 голов, из которых половина доится.
— Сколько из них мясных и сколько молочных?
— Что значит мясные или молочные? Никто не ведет племенные книги в России, поэтому в России нет никакого скота — ни молочного, ни мясного, ни мясомолочного. Есть дикие коровы, приравненные к лосям. Сегодня в России вообще нет скота.
— Ну вы же говорите, что у вас есть?
— У нас есть. Я веду государственные племенные книги. Веду сам. Потому что никто их не ведет. У меня есть племенные книги на симментальских коров — это мясомолочные, есть на черно-пестрых, есть на джейсейских — это молочные. Есть небольшие стада по 100 маток чисто мясного. Это французские породы — герефорды, лимузины, абраки. Сейчас мы в Ставрополе будем активно выращивать калмыцкий скот. Там единственное маточное поголовье в стране (около 100 000 голов), которое можно назвать племенным.
— Каков общий объем инвестиций в животноводство?
— Я не инвестор. И никогда не был инвестором. Я всегда владел. Инвестор — это тот, кто ничего не делает и пытается заработать больше, чем ему дает вклад в Сбербанке. Я владелец, я вкладываю то, чем владею, и за счет этого становлюсь богаче.
— Вы хотите сказать, что за расходами не следите?
— За расходами — нет. Чтобы больше зарабатывать, надо больше тратить. Чем больше тратишь, тем становишься богаче. Кто следит за расходами, тот с каждым годом становится беднее, потому что учит себя обходиться меньшими потребностями, т. е. стремится к полной нищете. А тот, кто тратит налево и направо, вынужден зарабатывать больше, т. е. стремиться к абсолютному богатству.
— Какова доходность в сфере животноводства?
— Окупаемость и доходность — это американские штучки, придуманные англичанином Адамом Смитом. Есть понятие “капитализация”. Если вы сегодня стоите 1 руб., то завтра будете стоить либо 2 руб., либо 50 коп. Никаких других показателей оценки богатства не существует. Акции, облигации, вклады — все это ерунда. Это все бумажки стоимостью 10 центов, на которых почему-то написано $100. А записи на корсчетах даже бумажками не являются, это просто цифры, которые все почему-то считают богатством. Отцепить богатство можно только через то, что не амортизируется. А не амортизируется только земля, от правильного использования она с каждым годом становится только богаче. Любая другая вещь — автомобиль, завод, — как бы вы хорошо их ни использовали, каждый год становится только дешевле.
— Какие у вас сейчас девелоперские проекты?
— Надо быть круглым дураком, чтобы не использовать существующую конъюнктуру. В России искусственно создана ситуация, связанная с ростом цен на жилую недвижимость. Но если на московском рынке уже все схвачено, то в Сочи мне действовать проще, потому что я туда входил один из первых. У меня там очень приличные участки. Сейчас один жилой дом строю, в ближайшее время второй начну. Мне удалось все разрешения получить легитимно, другие же строят по беспределу. Такая у нас политика — объявить о том, что будет Олимпиада в Сочи, и быстро намыть денег. Как только объявили об Олимпиаде, так тут же на десятки площадок пришли строить жилье. При этом в Сочи не заложено ни одной новой гостиницы и поликлиники. Строю только я.
— Как получилось, что вы занялись шоу-бизнесом, в частности Димой Биланом?
— Дима Билан — проект моей жены. Когда умер [Юрий Шмильевич] Айзеншпис, получилось так, что Билан оказался бесхозным. А умер он достаточно неожиданно. Я не сказал бы, что мы с ним дружили, он мне просто был интересен как личность. 12 лет отсидел в лагере по валютной статье и при этом остался человеком. Это был последний из могикан. Я был у него в больнице перед смертью, он готовился к операции и попросил меня, если он здесь задержится, помочь Димке. А потом звонят и говорят, что Шмилич умер. Вспомнил про Билана, спрашиваю: а где он? Мне говорят, что вот он едет в аэропорт. Мол, жена Шмилича его уже отправила в Баку. Я ему звоню и говорю, чтобы он разворачивался и ехал домой. На все звонки отвечаешь, что Батурин тебе запрещает куда-то ехать. Если не согласен, ко мне больше не обращайся. Никаких договоров или соглашений у меня с ним нет. Говорю ему: найдешь кого-то лучше, я не обижусь, даже приплачу еще, чтобы тобой больше не заниматься. Ну а потом жена его взяла в оборот.
— Как выиграть “Евровидение”?
— Очень просто. Выходишь ты, две балерины, две бэк-вокалистки и получаешь почти 1-е место.
Биография
Виктор Николаевич Батурин родился 2 октября 1956 г. в Москве. В 1983 г. окончил Московский институт управления им. Серго Орджоникидзе. По окончании института работал на заводе “Сухой”. C марта 1991 г. — соучредитель и директор фирмы “Интеко”. В июне 1994 г. стал президентом ЗАО “Интеко-Пласт”. С октября 1998 г. по январь 1999 г. — председатель правительства Республики Калмыкии. С января 1999 г. — государственный советник президента Калмыкии. В 1999-2005 гг. — первый вице-президент “Интеко”. С 2003 г. — гендиректор “Интеко-Агро”.
О компании
“Интеко” создана в 1991 г. Еленой и Виктором Батуриными на паритетных началах. В 2006 г. Виктор и Елена разделили бизнес: Виктор продал акции компании сестре и получил часть активов “Интеко”, в частности “Интеко-Агро” и “Интеко-Сочи”. Выручка “Интеко” в 2005 г. составила около $1 млрд. Финансовые показатели принадлежащих Виктору Батурину компаний не раскрываются. Сам он оценивает свои активы в $250-500 млн.
Антон Филатов
"Ведомости", 12.02.2007
