Березовский – моральный убийца Патаркацишвили

Имя сводного брата Бадри Патаркацишвили Джозефа Кея (или Иосифа Какалашвили, как звали его в Грузии) стало широко известно в январе, когда он объявил себя душеприказчиком Патаркацишвили в соответствии с завещанием последнего. Это оказалось неожиданным для многих, равно как и известие, что владельцем принадлежавшей Патаркацишвили телекомпании «Имеди» теперь также является Кей. Между тем гражданина США Джозефа Кея назвать темной лошадкой нельзя: он работал в Москве и возглавлял коммерческую службу Общественного российского телевидения (ОРТ), известен он и в Майами, где расположен искусственный остров Фишер, одно из престижных мест отдыха состоятельных людей. Этот остров — собственность компании Fisher Island Holdings LLC, президентом которой является Кей. О том, что происходит сегодня вокруг завещания, как и почему Бадри Патаркацишвили пошел в политику и как пытался из нее уйти, а также о подробностях его загадочной смерти Джозеф Кей рассказал обозревателю «Газеты» Вадиму Дубнову.

- Я начну прямо с цитаты информагентств: 13 мая Джозеф Кей проиграл дело в суде истцам со стороны вдовы Бадри Патаркацишвили Инны Гудавадзе и признал, что не может считаться душеприказчиком покойного. Это действительно так?

— Не совсем. Это был не суд, а договоренность между юристами, которые представляют мои интересы и интересы Инны. Суда еще не было, и он еще не назначен. Я согласился, что до решения суда, которое подтвердило бы мои полномочия, я не являюсь распорядителем активов покойного Бадри.

- Если я правильно понимаю, телекомпания «Имеди» не обсуждается в той полемике, которая идет вокруг завещания, и ваши права на нее не оспариваются.

— Да. «Имеди» — это не вопрос завещания, а вопрос сделки, которую я совершил вместе с Бадри еще при его жизни.

- Но сделка была официально оформлена в такое странное время — после смерти Бадри и перед его похоронами.

— Ну и что?

- Слишком много странных совпадений. Что происходит с акциями «Имеди» при жизни Патаркацишвили, никому не известно, но едва он умирает, вдруг выясняется, что акции принадлежали некоему господину Джаошвили, и через несколько дней после того, как Бадри не стало, Джаошвили передает их вам. Согласитесь, есть о чем спросить.

— Не надо драматизировать совпадения. Господин Джаошвили был лишь номинальным владельцем акций «Имеди», и это было частью обычной схемы. Важно то, что о продаже «Имеди» мы с Бадри договорились задолго до его смерти. Именно о продаже, а не о передаче, как он первоначально предполагал. Я ему говорил: нет уж, я лучше куплю, чтобы быть полноценным и реальным владельцем. Бадри хотел расстаться с телекомпанией с того момента, когда понял, что превращение «Имеди» в политический инструмент было ошибкой.

- Когда он это понял?

— Чтобы ответить на ваш вопрос, надо очень точно знать, что происходило в грузинской политике. Я, к сожалению, не знаю, я не политик, мое дело — бизнес. Одно могу сказать точно: Бадри в какой-то момент понял, что его участие в политической борьбе было ошибкой.

- Он это понял после истории с Ираклием Кодуа, человеком из грузинских спецслужб, сумевшим записать свой разговор с Бадри, и эта запись стоила ему всех дальнейших перспектив?

— Нет, Кодуа — не главное. Намного раньше Бадри понял, что борьба с Саакашвили на его уничтожение является ошибкой.

- И все-таки — когда? Мне кажется, что это имеет отношение к загадке, почему он вообще ввязался в политику. Еще в августе — сентябре прошлого года никто особенно не предполагал, что начнется осенью, в ноябре, и какое деятельное участие примет в этом именно Патаркацишвили. Бадри, как и все время до того, пытался играть сбалансированную игру. Что случилось?

— Да, Бадри был бесконфликтным человеком, предпочитал договариваться, а не воевать. Так было, кстати, всегда и везде, в том числе и в России. И у него, между прочим, везде остались друзья.

- Так что заставило его сжечь мосты с грузинской властью?

— Березовский.

- Зачем это Березовскому? Он хотел свалить режим Саакашвили?

— Не просто свалить, но и сделать так, чтобы у власти в Грузии встал его старый друг.

- А старому другу это зачем было нужно?

— Об этом лучше, конечно, было бы спросить у самого Бадри. Я думаю, что Березовский смог его убедить.

- Но подождите, Бадри столько лет выстраивал систему балансов, благодаря которой во многом был одним из самых могущественных людей в Грузии, и вот так запросто в один прекрасный все сломать?

— Вы недооцениваете Бориса. Это демон. Гипнотизер. Вот скажите: где Эммануил Зельцер, адвокат Бадри? Эмик Зельцер сидит в минской тюрьме. Зачем он поехал в Минск? По совету Березовского. Мол, поезжай в Минск, там у Бадри был бизнес. Не успел Зельцер приземлиться в Минске, как его арестовали.

- А какой бизнес был у Бадри в Белоруссии?

— Не знаю. Как утверждает Березовский, он купил крупный белорусский нефтеперерабатывающий завод.

- Но в Белоруссии не так много крупных нефтезаводов, они все на виду.

— Не знаю. Точно знаю, что Березовский очень часто ездит в Минск и встречается с Лукашенко. Но вернемся к Зельцеру. Я его перед отъездом спрашивал: «Зачем ты едешь в Минск? Я уже не понимаю, на кого ты вообще работаешь?» А он отвечает: «Пойми, Борис будто бы проник в меня».

- Верите?

— Эмик в тюрьме, а человек, который поехал вместе с ним, по фамилии Мотькин, на свободе. Вот, посмотрите, он мне в тот день эсэмэски одну за другой шлет: не могу дозвониться до Зельцера, не знаю, где он. Как же, интересно, ты можешь не знать? Это рука Бориса, его почерк. Хотя я не думаю, что он обладает сверхъестественной силой. В чем он гений?

- Это вы сказали, что он гениально обработал Зельцера. Но как все-таки он убедил Бадри? Вступить в войну с режимом — это не в Минск съездить. Да и Бадри все-таки не Зельцер.

— Понимаете, у Бадри было особое отношение к людям, с которыми он дружил. А к Березовскому в особенности. Вы знаете, с Бадри можно было обсуждать все, кроме его отношений с Борисом, — это была закрытая тема. Поэтому здесь можно только догадываться. Это были, конечно, непростые отношения. Но есть такая вещь: преданность и обязательства, которые проистекают из дружбы, как ее понимал Бадри.

- А Березовский? Он понимает дружбу так же?

— Нет. Один раз Бадри сорвался. Как-то он позвонил Борису и сказал, что очень срочно требуется помочь одному человеку, их общему другу. Знаете, что ответил Березовский? Он спросил: "А сколько мы теряем от ухода этого человека?" Бадри положил трубку и долго не мог прийти в себя.

- Тогда тем более Бадри не мог не знать про особенности человека, с которым он дружил.

— Он все понимал. Но Борис был неудержим. Он же фактически выжал этим из Бадри все жизненные силы. Он его и убил. Морально.

- Отдает, извините, какой-то мелодрамой. Героя, свято верящего в мужскую дружбу, травит циничный злодей, для которого дружба — только способ предательства. Как-то схематично, как-то недотягивает до уровня наших героев, не находите?

— Мелодраму, согласен, здесь увидеть можно. Потому что все есть: вероломство, страсть, смерть. Нет, конечно, Бадри не был таким уж законченным романтиком и идеалистом. И, конечно, Борис знал, на что давить.

- На что же?

— Конечно, кроме дружбы были и амбиции. А как их могло не быть у человека, который добился всего, которого все уважали? Знаете, Бадри мне еще лет пять назад говорил, что Шеварднадзе хочет сделать его своим преемником. Я не думаю, что у Бадри были резоны меня обманывать.

- То есть еще до революции?

— Да, и именно революция помешала этому. Бадри внутренне, видимо, был готов к тому, чтобы пойти в политику и побороться за президентство. И Березовский, кстати, приезжал сюда и встречался с Шеварднадзе именно в то время.

- Вы хотите сказать, что идея сделать Бадри президентом возникла у Березовского довольно давно и он убеждал в этом Шеварднадзе? И что он мог ему предложить?

— Не знаю. Но речь на их встречах об этом шла. Борису очень была нужна Грузия.

- Зачем?

— Как зачем? Это же стратегическое направление.

- Что в нем такого стратегического?

— А из-за чего тут такие страсти, в которые вовлечены и Россия, и Америка?

- Я бы не сказал, что Америка вовлечена так уж сильно и так уж стратегически.

— Хорошо, я скажу так: Борис рассматривает Грузию как трамплин для возвращения своего влияния на российскую политику. А где он еще мог в это играть? На Украине у него это не получилось, осталась только Грузия.

- Что значит «трамплин»?

— Сами посудите: Грузия — страна транзита. Газопроводы, железные дороги. Бориса эти темы всегда интересовали, и темы эти, как вы знаете, для России чрезвычайно чувствительны. Я знаю, что Березовский работал над созданием альянса всех железных дорог в этом регионе, которые связывают его с Россией. И мог бы создавать таким образом ей проблемы. Он вел такие переговоры в Азербайджане, в Грузии. Единственный способ для возвращения в Россию — это борьба с ее властью.

- Но даже если это и так, зачем Бадри было ссориться с Россией? Если я правильно понимаю, у него в России осталось довольно много влиятельных друзей. И когда Березовский избавлялся от своего бизнеса, Бадри был идеальной фигурой для этих схем.

— Да, у него и с Романом Абрамовичем, и с Алишером Усмановым, и со многими другими, с кем он работал, сохранялись неплохие отношения. Надо знать Бадри: он был очень широким человеком и действительно умел дружить.

- Кстати, вот еще сюжет на тему дружбы. По данным британского следствия, один старый друг Бадри по фамилии Луговой встречался там с еще одним старым другом Бадри по фамилии Литвиненко. Как Бадри к этому отнесся?

— Я не говорил с Бадри про Андрея. Но у Бадри и при войне Андрея с Борисом сохранялись хорошие отношения с обоими.

- Каким образом?

— Вы знаете, Бадри мог спорить с Борисом обо всем, кроме одного: он не спорил с ним о политике. В политической части он явно следовал за Борисом. Не являясь при этом таким врагом для России, как Борис.

- Тогда зачем ему было играть в игры Березовского?

— А почему вы думаете, что он непременно стал бы в них играть?

- Где-то в декабре Бадри под натиском грузинской власти начинает допускать ошибку за ошибкой. «Имеди» уничтожается, он теряет шансы на победу на президентских выборах в январе. В это время Бадри понял, что поход против Саакашвили был ошибкой?

— Наверное. Он понимал, что от «Имеди» надо избавляться. И как только власть это почувствовала, натиск ослабел. Бадри решил выйти из игры.

— Березовский это знал?

— В том-то и дело. Я думаю, Борис это почувствовал, и их отношения стали напрягаться. Я знаю точно, что Бадри собирался сказать это Березовскому прямо. И я знаю, что в тот вечер, после которого у Бадри случился приступ, они говорили один на один, и разговор был очень резкий. Это была ссора, и я уверен, что Бадри Борису сказал: "Все, я выхожу из игры". В общем, для Бадри это был тяжелейший стресс, которого он в итоге не пережил. Поэтому я и говорю, что Борис убил Бадри — морально. Вот вам и мелодрама.

- А завещание, получается, уже было написано.

— Бадри несколько раз писал завещание. Я точно знаю, что первое он написал еще в 2001 году.

- Как устроено завещание?

— В нем перечислены бенефициары. И среди них никого чужого нет. Есть жена. Две дочери. Есть две сестры, один брат. И мать. Есть вторая женщина, Ольга, с которой у Бадри были отношения, и, по моим данным, она тоже была женой. И у нее есть сын от Бадри, Давид.

Больше никого. В предыдущих завещаниях Бадри были еще некоторые люди, но последнее завещание ограничивается теми людьми, которых я вам перечислил.

- И друзей там нет?

— Нет.

- В каких соотношениях делится имущество?

— 25% одной жене, 25% другой. По 10% детям и по 5% на маму, сестер и брата.

- Почему возникли вопросы? Насколько я понимаю, Зельцер, когда оглашал завещание, был вне подозрений.

— Понимаете, завещание не было оглашено в полном смысле этого слова, чтобы все были собраны в круг. Ольги и ее сына Давида там не было. Об этом было сказано только Инне, детям и, как я понимаю, сестре. Ольге все было сказано отдельно уже здесь, в Грузии.

- Полномочия Зельцера Инной тогда оспаривались?

— Тогда нет. Но Инна заключила сделку с Борисом, по которой ему достается половина того, что ей удастся получить. Она призналась в этом нескольким людям, моим знакомым в Лондоне, которые в свою очередь близко знакомы с Инной и Борисом. В последнее время она стала, правда, говорить, что Борис Абрамович ей эту бумагу подсунул и она намерена это оспаривать. Я в этом сомневаюсь. И как только она заключила сделку с Борисом Абрамовичем, начались проблемы. Березовский отправил Зельцера на своем самолете к Лукашенко. Борис умеет это делать. У меня есть данные, что Мишель Данкен, адвокат Инны, во время ареста была там, в Минске. Но к этому времени она уже не была адвокатом Инны. А зачем же она там была? Я скажу: она является в то же самое время адвокатом Бориса Абрамовича.

Понимаете, чем я мешаю Борису Абрамовичу? Если нет распорядителя, если нет завещания, единственный человек, которому все принадлежит, — Инна, жена. Инна не хочет делиться с Ольгой. И я понимаю, почему именно меня Бадри назначил распорядителем. Он всегда мне говорил: если что со мной случится, я надеюсь, что Ольгу и Давида ты в обиду не дашь. И когда Зельцер объявил Инне завещание, когда она узнала, что есть вторая семья, она меня обвинила: как же так, вы все знали и мне ничего не говорили? Но должен сказать: когда Ольга была беременна, брат Инны знал об этом раньше меня. Так что вопросы не ко мне, а к ее брату.

- Откуда технологически всплывает тема подложности завещания?

— Они обвиняют Зельцера. Он, дескать, огласил подложное завещание. А Зельцер в тюрьме и ничего ответить не может. Пока он был на свободе, о подложности завещания никто ничего не говорил. И Инна ни разу об этом не говорила. И Борис меня ведь тоже отправлял в Минск.

- Почему вы Зельцера не отговорили ехать в Минск?

— Не смог.

- Или вы его все-таки в чем-то подозреваете?

— Я его не подозреваю по одной-единственной причине: он в тюрьме. Если, конечно, я не ошибаюсь, и он не в тюрьме, а где-нибудь водку пьет с кем-нибудь.

- У Березовского есть доля в «Имеди»?

— Он говорит, что есть. Не думаю. Все свои доли он продал Бадри.

- А какой бизнес Бадри вы уже нашли?

— Я не искал. Я не вступил в права распорядителя и не хочу этого делать до решения суда. Я даже не хочу говорить до поры, где и когда он будет. Я понимаю, что играю против Березовского, и потому отношусь со всей серьезностью.

- Березовский знал до оглашения завещания, что вы в соответствии с ним являетесь распорядителем?

— Нет, слава богу. Иначе меня бы уже, скорее всего, не было в живых. Когда Борис узнал, он немедленно предложил мне с ним поделиться так же, как поделилась Инна. Он ничего не скрывал. Он мне сказал одну вещь, я ее вам целиком не процитирую, чтобы не бросать тень на Бадри. Но там была фраза: «Я могу организовать одно показательное убийство, чтобы ни у кого не было больше никаких сомнений насчет того, кому нести деньги».

- Кто имелся в виду? Вы?

— Конечно, я.

(За комментарием "Газета" обратилась к Борису Березовскому. На предложение ознакомиться с позицией Джозефа Кея он ответил: «Меня совершенно не волнует, что может сказать Джозеф Кей».)

- Даже в той части, в которой он утверждает, что вы намерены его убить?

— Он может говорить все что угодно. Я не собираюсь читать или выслушивать то, что он говорит. Если вам нужен мой комментарий, так и напишите: меня совершенно не интересует то, что говорит мошенник Джозеф Кей.