Биография криминального адвоката Эммануила Зельцера: как "крахнуть" миллионы Патаркацишвили
06.02.2020 12:24
«Новая газета» неоднократно возвращалась к остросюжетному детективу «наследство Патаркацишвили». Суть: противостояние одной жены скоропостижно скончавшегося олигарха с другой женой и людьми, которые называют себя «душеприказчиками Бадри», — неким Джозефом Кеем и его представителем адвокатом Зельцером. В этом сериале есть всё: Березовский, спецслужбы, поддельные документы, пропавшее завещание, суды по всему миру, арест адвоката в Минске и белорусская тюрьма, показания под присягой и бывший прокурор Ее Величества.
На днях суд в Гибралтаре вынес очередное решение — на этот раз в пользу официальной жены Патаркацишвили, а Кею и Зельцеру запретил производить какие-либо юридические действия, связанные с активами покойного, поскольку, по мнению семьи, пропавшее завещание олигарха ко всему прочему было поддельным.
Мы решили вернуться к личности адвоката Зельцера, о чьих злоключениях в белорусской тюрьме (сейчас он уже на свободе) писали очень подробно, и посмотреть на него с другой стороны — из прошлого.
...В декабре 1992 года в Нью-Йорке пересеклись судьбы московского Инкомбанка, бизнесменов Александра Волкова и Владимира Волошина, за наезд на которых впоследствии будет осужден Вячеслав Иваньков, и питомца кишиневского Института искусств имени Г. Музическу пианиста Эммануила Зельцера, за два года до этого получившего в США адвокатскую лицензию.
С тех пор двое из них скрылись в чреве американской программы по защите свидетелей, одного в прошлом году застрелили в Москве, и на поле брани остался один Зельцер, сильно обрюзгший и полысевший, но человек рождается с тем лицом, которое выдали, а умирает с тем, которое заслужил.
В 1991 году Ситибанк выставил под обеспечение Инкомбанка аккредитив на $1,5 миллиона на открытие в Манхэттене российского делового и культурного центра, являвшегося детищем Волкова и Волошина. Волошин говорил мне впоследствии, что рассматривал эту затею как весьма благородное дело, но друзья распорядились этими деньгами столь же бестолково, сколь через несколько лет миллионами «Чары», которые они отчасти просто пропили в «Русском самоваре».
Центр не состоялся. Ситибанк забрал себе залог, Инкомбанк встал на дыбы и решил судиться. В то время в банке не знали ни одного американского адвоката и откомандировали в Нью-Йорк на поиски своего главного юриста Владимира Петрова.
Петров нашел Зельцера. Бывшего кишиневца, эмигрировавшего в Америку в 1974 году, рекомендовал ему Гасан Мирзоев, в то время главный юрисконсульт «Мосюрцентра». Адвокатский опыт Зельцера на тот момент был ничтожен, но Мирзоев, по словам Петрова, охарактеризовал новоиспеченного стряпчего как знающего юриста, поднаторевшего в законодательстве и США, и бывшего Советского Союза, притом абсолютно двуязычного.
Первая характеристика много лет являлась предметом судебных разбирательств, а последняя, очевидно, неверна: Зельцер связно, хотя и с акцентом, говорит на обоих языках, но английские тексты ему много лет правил знакомый врач-американец, попутно выписывавший ему лекарства, за которые Эммануила недавно привлекли в Белоруссии, но оправдали. В его русских же текстах встречаются такие несуществующие слова, как «крахнуть» («Инкомбанк крахнул») или «принести иск» в смысле «возбудить» (от английского to bring a lawsuit).
С иском против Ситибанка у Зельцера ничего не вышло, но отмечу для справедливости, что дело было заведомо безнадежное. Скоро Инкомбанк опять воспользовался его услугами, о чем потом жалел до самого своего смертного часа. Но поначалу его президент Владимир Виноградов души не чаял в Зельцере и, по слухам, даже подарил ему дорогое ружье. Виноградов умер в прошлом году и перед смертью мне эти слухи отрицал.
Роман с Инкомбанком продолжался до начала 1994 года. Зельцер был официально уволен 22 февраля, и с тех пор стороны обменивались исключительно повестками и судебными исками, до той поры пока у Инкомбанка не кончились деньги на адвокатов.
В начале 1993 года Инкомбанк, который работал до этого лишь в России, а за границей имел только консервативный инвестиционный портфель в лондонском отделении Lehman Brothers, решил произвести в США немного более агрессивные инвестиции. Не ориентируясь на американском финансовом рынке, банк нуждался в советчике. Им стал Зельцер.
Впоследствии адвокаты банка утверждали в исковых заявлениях, что Зельцер обманом постепенно приобрел контроль над счетами Инкомбанка и монополию на информацию о них. По их версии, пользуясь неосведомленностью москвичей и своей информационной монополией, Зельцер похитил у банка $6 миллионов. Описание афер, в которых Инкомбанк обвинял Зельцера, занимает много томов.
В частности, Инкомбанк утверждал, что часть его денег, а именно $2 180 000, «незаконно» и без его ведома была переведена Зельцером на счет адвокатской конторы Фишкина и Рид.
Александр Фишкин, которого сейчас судят вместе с Зельцером вдова и дочери покойного Бадри Патаркацишвили, является старым приятелем Зельцера и совместно ведет хозяйство с его бывшей женой Анной Рейдибойм (Рид). Так же, как и Зельцер, она получила право сдавать адвокатский экзамен в Нью-Йорке на основании молдавского диплома, но не Кишиневского госуниверситета, как он, а загадочного Institute de Stat de Uniona Sovetica в своих родных Бендерах.
Зельцер и его соратники отвергали все обвинения и вчинили Инкомбанку ряд встречных исков. Среди прочего сам Зельцер требовал, чтобы ему заплатили жалованье за тот период, когда он был адвокатом банка и, как считал банк, его обкрадывал.
14 ноября 1994 года юристы Инкомбанка подали на Зельцера жалобу, утверждая, что он подделал диплом об окончании кишиневского юрфака, на основании которого его допустили к экзамену на звание нью-йоркского юриста.
Многолетняя тяжба по поводу зельцеровского диплома ни к чему не привела. Дело годами мариновали в дисциплинарном комитете Южного судебного округа Нью-Йорка. Злые юридические языки объясняли мне, что в эти комитеты набирают по тому же принципу, что и на военную кафедру в советские времена.
Начав копаться в биографии своего бывшего нью-йоркского адвоката, Инкомбанк быстро узнал, что тот учился в кишиневском институте искусств именно в те годы, когда он должен был по идее посещать юрфак местного университета. Передо мной лежит личное дело №71036 Зельцера Эммануила Ефимовича, зачисленного на исполнительский факультет (фортепиано) института искусств в 1971 году и отчисленного оттуда приказом №114 от 17.ХII-73 «в связи с выездом в Госуд. Израиль».
Личное дело Зельцера являет собой ностальгический портрет той эпохи. На вступительных экзаменах ему досталось писать сочинение на тему «В. Маяковский — глашатай революции». Эпиграфом будущий нью-йоркский стряпчий избрал горьковское «Он кричит, пророк победы: «Пусть сильнее грянет буря!». Автор кончил словами: «Читайте, завидуйте, / Я — гражданин / Советского Союза!» Зельцер получил четверку. Его будущая жена Анна Рейдибойм получила пять баллов.
В деле есть заявление Зельцера, датированное 8 декабря 1973 года: «Прошу выдать мне характеристику для предъявления в ОВИР МВД СССР в связи с оформлением документов на выезд в Государство Израиль на постоянное жительство».
Хотя до этого администрация с похвалой отмечала, что Зельцер «активно участвует в комсомольской, общественной жизни, редактор «Комсомольского прожектора», сейчас в дело легла запрошенная им характеристика в ОВИР, в которой говорилось уже, что он «проявил себя политически неустойчивым студентом, скептически относившимся к комсомольской работе».
В конце подшита выписка из протокола заседания институтского комитета комсомола, на котором Зельцера исключили из ВЛКСМ.
В описи документов личного дела на первом месте значится его аттестат зрелости, который по тогдашним правилам должен был храниться там до окончания института. Непонятно, как Зельцер в таком случае мог одновременно учиться в двух других местах. Одним из них, по словам Зельцера, была Московская консерватория.
У меня есть копия заявления о приеме, которое подал Зельцер в 1975 году в нью-йоркскую консерваторию Julliard. Он указал в нем, что с 1968 по 1973 год учился в Moscow Conservatory у Якова Флиера. Зельцер также написал, что учился в Москве в музыкальной спецшколе, следов которой нет в его других советских документах, например, в его заявлении о приеме в институт искусств.
Знаменательно также, что в заявлении в Julliard нет упоминания о кишиневском юрфаке. Вообще долгие годы Зельцер скрывал свой юридический диплом, как дурную болезнь. До 1990 года он несколько раз показывал под присягой в судах, где слушались иски против него, что не имеет юридического образования и не является юристом.
В частности, он делал такие заявления в ходе рассмотрения иска, возбужденного против него в 1988 году в Нью-Джерси, где его обвинили в мошенническом захвате небольшой клиники American Urgy.
Присяжные признали Зельцера виновным. Ему было назначено выплатить пострадавшим 2 миллиона долларов.
По данным «Нью-Йорк таймс», эмигрировав в США в 1974 году, Зельцер сначала поселился в техасском городе Ричардсоне, где он убирал со столов в забегаловке Burger King и работал тапером в местном стриптиз-клубе. Год спустя он перебрался в Нью-Йорк и поступил в Julliard, но недоучился, ибо его влекло поприще частного предпринимательства.
Я познакомился с ним в 1980 году, когда Зельцер и его тогдашний партнер Юлий Аранов открыли в Манхэттене контору, которая вошла в историю как «первое русское телевидение» в Нью-Йорке. На самом деле это была радиостанция, переводившая на русский туземные телепередачи. Я работал на ней синхронистом и до сих пор храню выписанные мне Зельцером чеки без покрытия. На станции работали тогда еще малоизвестный Эдуард Тополь, его будущая жена Эмма Народецкая, впоследствии подписывавшаяся под прозельцеровскими статьями, и Олег Чубайс (да, родственник).
Контора лопнула, прокуратура расследовала ее деятельность и, в частности, снимала показания с автора этих строк, но дело, насколько я знаю, ничем не кончилось.
В один прекрасный день у Зельцера внезапно обнаружился диплом юрфака Кишиневского госуниверситета (КГУ). Все, давно знавшие его, в том числе я, немного обалдели, поскольку никаких разговоров на эту тему от него не слышали. Адвокаты Инкомбанка получили потом копию его диплома, который производит потешное впечатление: он якобы выдан КГУ, но рядом с его самодельной на вид печатью красуется для верности штампик университета марксизма-ленинизма.
В 1996 году адвокаты Инкомбанка вынудили бывшую помощницу Зельцера Жанну Булах дать им показания под присягой. В частности, их интересовало происхождение его юридического диплома. «Он его просто напечатал», — сказала Булах, вышедшая потом замуж за первого заместителя Виноградова — молодого экономиста Алексея Кузнецова.
Судясь с Зельцером, Инкомбанк предпринял поистине титанические усилия по розыску следов его пребывания на юрфаке КГУ. В Кишинев посылались сотрудники, которые разыскали бывших соучеников Зельцера. Но почему-то только по музыкальной школе им. Коки и институту искусств, а не по Кишиневскому государственному университету, чей диплом помог ему сделаться американским адвокатом.
Среди внутренних документов покойного банка имеется неподписанный «Отчет о поездке в Кишинев 18—21.11.96». «Состоялась встреча с одним из выпускников КГУ 1974 года Потынгой А.В., в настоящее время является начальником отдела Генеральной прокуратуры Молдовы, — говорится в отчете. — Во время учебы в КГУ он был комсомольским активистом, членом бюро комитета комсомола университета. Поэтому он хорошо помнит фамилии и в лицо всех студентов-юристов, а также многих студентов с других факультетов. Он уверенно подтвердил, что Зельцер в КГУ на юрфаке не учился. Он также добавил, что вот уже более 20 лет бывшие выпускники ежегодно встречаются, вспоминая студенческие годы, но никогда не звучала фамилия Зельцера на этих встречах…Потынга охотно согласился выступить свидетелем в суде в США и готов представить университетские фотографии выпуска 1974 года, где, естественно, Зельцер отсутствует».
Адвокаты Инкомбанка представили в суд список всех выпускников юрфака КГУ за 1974 год, когда его якобы окончил Зельцер. В списке выпускников юрфака, заверенном по всем правилам, Зельцера нет.
Я предъявил ему этот список, когда мы с ним дискутировали в конце 90-х в студии русского телевидения в Нью-Джерси. Зельцер сказал, что видит список впервые и не может дать по нему заключение, не отходя от кассы. «Ты его мог вчера напечатать», — со знанием дела заметил он. Я возразил, что Зельцер прекрасно знаком с этим документом, который был подшит к делу за несколько лет до этого.
Инкомбанк также приложил к иску настоящий диплом юрфака КГУ, кардинально отличающийся от зельцеровского, и совершенно иной перечень изучавшихся там дисциплин. С другой стороны, представленный Зельцером английский перевод списка предметов выглядит так, как будто его специально составили для предъявления в США: там и «сравнительный обзор советской и американской системы судопроизводства», и «наследование в американском праве», и «американская конституция и право», и «юридическая ответственность в обычном праве», и «американские федеральные суды» и т.д. и т.п.
Зельцер утверждал мне, что проходил указанные предметы в рамках некоей экспериментальной программы, существовавшей вне КГУ, а университет только выдавал диплом юриста.
Чтобы объяснить штампик университета марксизма-ленинизма, загадочным образом красующийся на его дипломе, Зельцер говорит, что учился в нем на некоей суперспециальной и, очевидно, засекреченной (никто в Кишиневе больше о ней не слышал) программе по международному праву.
Увы, в документах дела имеется справка государственной архивной службы Республики Молдова от 29 мая 1997 года, в которой говорится, что «по документальным материалам… за 1971—1974 гг. в списках слушателей, получивших диплом УМЛ в г. Кишиневе, г-н Зельцер Эммануил Ефимович не числится».
У меня копия ведомости, в которой расписывались при получении диплома все выпускники юрфака КГУ за 1974 год, но Зельцер там не числится.
Доказывая, что он знатный юрист, Зельцер любил козырять красивым дипломом «доктора права России», якобы выданным ему Российской академией юриспруденции. Беда в том, что в документах дела имеется справка, подписанная замминистра юстиции Е.Н. Сидоренко и удостоверяющая, что таких почетных званий в РФ никому не присваивалось.
Зельцер приобрел некоторую известность в 1999 году, после того как разразился скандал вокруг отмывания «русских денег» через «Бэнк оф Нью-Йорк». Зельцер подшустрил и начал щедро сливать в нью-йоркские газеты разоблачительные материалы. Такие сотрудники банка, как Владимир Голицын и Наталья Гурфинкель, впоследствии взявшая фамилию своего мужа Кагаловского, считают, что они лишились работы именно благодаря Зельцеру.
Гурфинкель планировала судить Зельцера и наняла знаменитого частного детектива Джека Палладино, которому я обязан частью цитируемых здесь материалов, но вместо этого отсудила большие деньги у «Бэнк оф Нью-Йорк» и махнула на Зельцера рукой.
17 января 2000 года корреспондент «Нью-Йорк таймс» Тимоти О’Брайен, первым написавший об отмывании «русских денег» и тоже пользовавшийся зельцеровским информационным сливом, напечатал статью, в которой ставил под сомнение правдивость Зельцера и подлинность распространявшегося им компромата.
По его словам, Зельцер обещал с ним за это «разобраться». Расплата не заставила себя ждать: несколько дней спустя, писал О’Брайен, Зельцер и его соратники обвинили журналиста на сайте виртуального зельцеровского Американо-русского института права, дислоцированного в его квартире, в том, что он связан с русской мафией, запугивал свидетелей, приставал к одной из соратниц Зельцера, вступил в сговор с «Бэнк оф Нью-Йорк» и, наконец, имел романтические виды на самого Зельцера. Я давно знаю обоих и уверен, что тут Зельцер себе польстил.
После появления разоблачительной статьи в «Нью-Йорк таймс» Зельцер было исчез из вида, но снова вынырнул на поверхность в связи с арестом госсекретаря Союзного государства Павла Бородина в Нью-Йорке 18 января 2001 года. Объявив себя адвокатом Бородина, Зельцер раздавал интервью и мелькал в суде на слушаниях, но перед судьей не выступал и не числится ни в одном судебном документе. Потом он исчез совсем, на сей раз уже до ареста в Минске.
Адвокат россиянина Барри Кингхэм заявил, что Зельцер никогда не представлял Бородина. То же самое сказал мне от имени Бородина тогдашний российский консул Анатолий Антонов.
Владимир Козловский
На днях суд в Гибралтаре вынес очередное решение — на этот раз в пользу официальной жены Патаркацишвили, а Кею и Зельцеру запретил производить какие-либо юридические действия, связанные с активами покойного, поскольку, по мнению семьи, пропавшее завещание олигарха ко всему прочему было поддельным.
Мы решили вернуться к личности адвоката Зельцера, о чьих злоключениях в белорусской тюрьме (сейчас он уже на свободе) писали очень подробно, и посмотреть на него с другой стороны — из прошлого.
...В декабре 1992 года в Нью-Йорке пересеклись судьбы московского Инкомбанка, бизнесменов Александра Волкова и Владимира Волошина, за наезд на которых впоследствии будет осужден Вячеслав Иваньков, и питомца кишиневского Института искусств имени Г. Музическу пианиста Эммануила Зельцера, за два года до этого получившего в США адвокатскую лицензию.
С тех пор двое из них скрылись в чреве американской программы по защите свидетелей, одного в прошлом году застрелили в Москве, и на поле брани остался один Зельцер, сильно обрюзгший и полысевший, но человек рождается с тем лицом, которое выдали, а умирает с тем, которое заслужил.
В 1991 году Ситибанк выставил под обеспечение Инкомбанка аккредитив на $1,5 миллиона на открытие в Манхэттене российского делового и культурного центра, являвшегося детищем Волкова и Волошина. Волошин говорил мне впоследствии, что рассматривал эту затею как весьма благородное дело, но друзья распорядились этими деньгами столь же бестолково, сколь через несколько лет миллионами «Чары», которые они отчасти просто пропили в «Русском самоваре».
Центр не состоялся. Ситибанк забрал себе залог, Инкомбанк встал на дыбы и решил судиться. В то время в банке не знали ни одного американского адвоката и откомандировали в Нью-Йорк на поиски своего главного юриста Владимира Петрова.
Петров нашел Зельцера. Бывшего кишиневца, эмигрировавшего в Америку в 1974 году, рекомендовал ему Гасан Мирзоев, в то время главный юрисконсульт «Мосюрцентра». Адвокатский опыт Зельцера на тот момент был ничтожен, но Мирзоев, по словам Петрова, охарактеризовал новоиспеченного стряпчего как знающего юриста, поднаторевшего в законодательстве и США, и бывшего Советского Союза, притом абсолютно двуязычного.
Первая характеристика много лет являлась предметом судебных разбирательств, а последняя, очевидно, неверна: Зельцер связно, хотя и с акцентом, говорит на обоих языках, но английские тексты ему много лет правил знакомый врач-американец, попутно выписывавший ему лекарства, за которые Эммануила недавно привлекли в Белоруссии, но оправдали. В его русских же текстах встречаются такие несуществующие слова, как «крахнуть» («Инкомбанк крахнул») или «принести иск» в смысле «возбудить» (от английского to bring a lawsuit).
С иском против Ситибанка у Зельцера ничего не вышло, но отмечу для справедливости, что дело было заведомо безнадежное. Скоро Инкомбанк опять воспользовался его услугами, о чем потом жалел до самого своего смертного часа. Но поначалу его президент Владимир Виноградов души не чаял в Зельцере и, по слухам, даже подарил ему дорогое ружье. Виноградов умер в прошлом году и перед смертью мне эти слухи отрицал.
Роман с Инкомбанком продолжался до начала 1994 года. Зельцер был официально уволен 22 февраля, и с тех пор стороны обменивались исключительно повестками и судебными исками, до той поры пока у Инкомбанка не кончились деньги на адвокатов.
В начале 1993 года Инкомбанк, который работал до этого лишь в России, а за границей имел только консервативный инвестиционный портфель в лондонском отделении Lehman Brothers, решил произвести в США немного более агрессивные инвестиции. Не ориентируясь на американском финансовом рынке, банк нуждался в советчике. Им стал Зельцер.
Впоследствии адвокаты банка утверждали в исковых заявлениях, что Зельцер обманом постепенно приобрел контроль над счетами Инкомбанка и монополию на информацию о них. По их версии, пользуясь неосведомленностью москвичей и своей информационной монополией, Зельцер похитил у банка $6 миллионов. Описание афер, в которых Инкомбанк обвинял Зельцера, занимает много томов.
В частности, Инкомбанк утверждал, что часть его денег, а именно $2 180 000, «незаконно» и без его ведома была переведена Зельцером на счет адвокатской конторы Фишкина и Рид.
Александр Фишкин, которого сейчас судят вместе с Зельцером вдова и дочери покойного Бадри Патаркацишвили, является старым приятелем Зельцера и совместно ведет хозяйство с его бывшей женой Анной Рейдибойм (Рид). Так же, как и Зельцер, она получила право сдавать адвокатский экзамен в Нью-Йорке на основании молдавского диплома, но не Кишиневского госуниверситета, как он, а загадочного Institute de Stat de Uniona Sovetica в своих родных Бендерах.
Зельцер и его соратники отвергали все обвинения и вчинили Инкомбанку ряд встречных исков. Среди прочего сам Зельцер требовал, чтобы ему заплатили жалованье за тот период, когда он был адвокатом банка и, как считал банк, его обкрадывал.
14 ноября 1994 года юристы Инкомбанка подали на Зельцера жалобу, утверждая, что он подделал диплом об окончании кишиневского юрфака, на основании которого его допустили к экзамену на звание нью-йоркского юриста.
Многолетняя тяжба по поводу зельцеровского диплома ни к чему не привела. Дело годами мариновали в дисциплинарном комитете Южного судебного округа Нью-Йорка. Злые юридические языки объясняли мне, что в эти комитеты набирают по тому же принципу, что и на военную кафедру в советские времена.
Дипломы Кишиневского государственного университета. Сверху — образец: так выглядел диплом КГУ в 1974 году. Снизу — самодельный диплом Зельцера
Начав копаться в биографии своего бывшего нью-йоркского адвоката, Инкомбанк быстро узнал, что тот учился в кишиневском институте искусств именно в те годы, когда он должен был по идее посещать юрфак местного университета. Передо мной лежит личное дело №71036 Зельцера Эммануила Ефимовича, зачисленного на исполнительский факультет (фортепиано) института искусств в 1971 году и отчисленного оттуда приказом №114 от 17.ХII-73 «в связи с выездом в Госуд. Израиль».
Личное дело Зельцера являет собой ностальгический портрет той эпохи. На вступительных экзаменах ему досталось писать сочинение на тему «В. Маяковский — глашатай революции». Эпиграфом будущий нью-йоркский стряпчий избрал горьковское «Он кричит, пророк победы: «Пусть сильнее грянет буря!». Автор кончил словами: «Читайте, завидуйте, / Я — гражданин / Советского Союза!» Зельцер получил четверку. Его будущая жена Анна Рейдибойм получила пять баллов.
В деле есть заявление Зельцера, датированное 8 декабря 1973 года: «Прошу выдать мне характеристику для предъявления в ОВИР МВД СССР в связи с оформлением документов на выезд в Государство Израиль на постоянное жительство».
Хотя до этого администрация с похвалой отмечала, что Зельцер «активно участвует в комсомольской, общественной жизни, редактор «Комсомольского прожектора», сейчас в дело легла запрошенная им характеристика в ОВИР, в которой говорилось уже, что он «проявил себя политически неустойчивым студентом, скептически относившимся к комсомольской работе».
В конце подшита выписка из протокола заседания институтского комитета комсомола, на котором Зельцера исключили из ВЛКСМ.
В описи документов личного дела на первом месте значится его аттестат зрелости, который по тогдашним правилам должен был храниться там до окончания института. Непонятно, как Зельцер в таком случае мог одновременно учиться в двух других местах. Одним из них, по словам Зельцера, была Московская консерватория.
У меня есть копия заявления о приеме, которое подал Зельцер в 1975 году в нью-йоркскую консерваторию Julliard. Он указал в нем, что с 1968 по 1973 год учился в Moscow Conservatory у Якова Флиера. Зельцер также написал, что учился в Москве в музыкальной спецшколе, следов которой нет в его других советских документах, например, в его заявлении о приеме в институт искусств.
Знаменательно также, что в заявлении в Julliard нет упоминания о кишиневском юрфаке. Вообще долгие годы Зельцер скрывал свой юридический диплом, как дурную болезнь. До 1990 года он несколько раз показывал под присягой в судах, где слушались иски против него, что не имеет юридического образования и не является юристом.
В частности, он делал такие заявления в ходе рассмотрения иска, возбужденного против него в 1988 году в Нью-Джерси, где его обвинили в мошенническом захвате небольшой клиники American Urgy.
Присяжные признали Зельцера виновным. Ему было назначено выплатить пострадавшим 2 миллиона долларов.
По данным «Нью-Йорк таймс», эмигрировав в США в 1974 году, Зельцер сначала поселился в техасском городе Ричардсоне, где он убирал со столов в забегаловке Burger King и работал тапером в местном стриптиз-клубе. Год спустя он перебрался в Нью-Йорк и поступил в Julliard, но недоучился, ибо его влекло поприще частного предпринимательства.
Я познакомился с ним в 1980 году, когда Зельцер и его тогдашний партнер Юлий Аранов открыли в Манхэттене контору, которая вошла в историю как «первое русское телевидение» в Нью-Йорке. На самом деле это была радиостанция, переводившая на русский туземные телепередачи. Я работал на ней синхронистом и до сих пор храню выписанные мне Зельцером чеки без покрытия. На станции работали тогда еще малоизвестный Эдуард Тополь, его будущая жена Эмма Народецкая, впоследствии подписывавшаяся под прозельцеровскими статьями, и Олег Чубайс (да, родственник).
Контора лопнула, прокуратура расследовала ее деятельность и, в частности, снимала показания с автора этих строк, но дело, насколько я знаю, ничем не кончилось.
В один прекрасный день у Зельцера внезапно обнаружился диплом юрфака Кишиневского госуниверситета (КГУ). Все, давно знавшие его, в том числе я, немного обалдели, поскольку никаких разговоров на эту тему от него не слышали. Адвокаты Инкомбанка получили потом копию его диплома, который производит потешное впечатление: он якобы выдан КГУ, но рядом с его самодельной на вид печатью красуется для верности штампик университета марксизма-ленинизма.
В 1996 году адвокаты Инкомбанка вынудили бывшую помощницу Зельцера Жанну Булах дать им показания под присягой. В частности, их интересовало происхождение его юридического диплома. «Он его просто напечатал», — сказала Булах, вышедшая потом замуж за первого заместителя Виноградова — молодого экономиста Алексея Кузнецова.
Судясь с Зельцером, Инкомбанк предпринял поистине титанические усилия по розыску следов его пребывания на юрфаке КГУ. В Кишинев посылались сотрудники, которые разыскали бывших соучеников Зельцера. Но почему-то только по музыкальной школе им. Коки и институту искусств, а не по Кишиневскому государственному университету, чей диплом помог ему сделаться американским адвокатом.
Среди внутренних документов покойного банка имеется неподписанный «Отчет о поездке в Кишинев 18—21.11.96». «Состоялась встреча с одним из выпускников КГУ 1974 года Потынгой А.В., в настоящее время является начальником отдела Генеральной прокуратуры Молдовы, — говорится в отчете. — Во время учебы в КГУ он был комсомольским активистом, членом бюро комитета комсомола университета. Поэтому он хорошо помнит фамилии и в лицо всех студентов-юристов, а также многих студентов с других факультетов. Он уверенно подтвердил, что Зельцер в КГУ на юрфаке не учился. Он также добавил, что вот уже более 20 лет бывшие выпускники ежегодно встречаются, вспоминая студенческие годы, но никогда не звучала фамилия Зельцера на этих встречах…Потынга охотно согласился выступить свидетелем в суде в США и готов представить университетские фотографии выпуска 1974 года, где, естественно, Зельцер отсутствует».
Адвокаты Инкомбанка представили в суд список всех выпускников юрфака КГУ за 1974 год, когда его якобы окончил Зельцер. В списке выпускников юрфака, заверенном по всем правилам, Зельцера нет.
Я предъявил ему этот список, когда мы с ним дискутировали в конце 90-х в студии русского телевидения в Нью-Джерси. Зельцер сказал, что видит список впервые и не может дать по нему заключение, не отходя от кассы. «Ты его мог вчера напечатать», — со знанием дела заметил он. Я возразил, что Зельцер прекрасно знаком с этим документом, который был подшит к делу за несколько лет до этого.
Инкомбанк также приложил к иску настоящий диплом юрфака КГУ, кардинально отличающийся от зельцеровского, и совершенно иной перечень изучавшихся там дисциплин. С другой стороны, представленный Зельцером английский перевод списка предметов выглядит так, как будто его специально составили для предъявления в США: там и «сравнительный обзор советской и американской системы судопроизводства», и «наследование в американском праве», и «американская конституция и право», и «юридическая ответственность в обычном праве», и «американские федеральные суды» и т.д. и т.п.
Зельцер утверждал мне, что проходил указанные предметы в рамках некоей экспериментальной программы, существовавшей вне КГУ, а университет только выдавал диплом юриста.
Чтобы объяснить штампик университета марксизма-ленинизма, загадочным образом красующийся на его дипломе, Зельцер говорит, что учился в нем на некоей суперспециальной и, очевидно, засекреченной (никто в Кишиневе больше о ней не слышал) программе по международному праву.
Увы, в документах дела имеется справка государственной архивной службы Республики Молдова от 29 мая 1997 года, в которой говорится, что «по документальным материалам… за 1971—1974 гг. в списках слушателей, получивших диплом УМЛ в г. Кишиневе, г-н Зельцер Эммануил Ефимович не числится».
У меня копия ведомости, в которой расписывались при получении диплома все выпускники юрфака КГУ за 1974 год, но Зельцер там не числится.
Доказывая, что он знатный юрист, Зельцер любил козырять красивым дипломом «доктора права России», якобы выданным ему Российской академией юриспруденции. Беда в том, что в документах дела имеется справка, подписанная замминистра юстиции Е.Н. Сидоренко и удостоверяющая, что таких почетных званий в РФ никому не присваивалось.
Зельцер приобрел некоторую известность в 1999 году, после того как разразился скандал вокруг отмывания «русских денег» через «Бэнк оф Нью-Йорк». Зельцер подшустрил и начал щедро сливать в нью-йоркские газеты разоблачительные материалы. Такие сотрудники банка, как Владимир Голицын и Наталья Гурфинкель, впоследствии взявшая фамилию своего мужа Кагаловского, считают, что они лишились работы именно благодаря Зельцеру.
Гурфинкель планировала судить Зельцера и наняла знаменитого частного детектива Джека Палладино, которому я обязан частью цитируемых здесь материалов, но вместо этого отсудила большие деньги у «Бэнк оф Нью-Йорк» и махнула на Зельцера рукой.
17 января 2000 года корреспондент «Нью-Йорк таймс» Тимоти О’Брайен, первым написавший об отмывании «русских денег» и тоже пользовавшийся зельцеровским информационным сливом, напечатал статью, в которой ставил под сомнение правдивость Зельцера и подлинность распространявшегося им компромата.
По его словам, Зельцер обещал с ним за это «разобраться». Расплата не заставила себя ждать: несколько дней спустя, писал О’Брайен, Зельцер и его соратники обвинили журналиста на сайте виртуального зельцеровского Американо-русского института права, дислоцированного в его квартире, в том, что он связан с русской мафией, запугивал свидетелей, приставал к одной из соратниц Зельцера, вступил в сговор с «Бэнк оф Нью-Йорк» и, наконец, имел романтические виды на самого Зельцера. Я давно знаю обоих и уверен, что тут Зельцер себе польстил.
После появления разоблачительной статьи в «Нью-Йорк таймс» Зельцер было исчез из вида, но снова вынырнул на поверхность в связи с арестом госсекретаря Союзного государства Павла Бородина в Нью-Йорке 18 января 2001 года. Объявив себя адвокатом Бородина, Зельцер раздавал интервью и мелькал в суде на слушаниях, но перед судьей не выступал и не числится ни в одном судебном документе. Потом он исчез совсем, на сей раз уже до ареста в Минске.
Адвокат россиянина Барри Кингхэм заявил, что Зельцер никогда не представлял Бородина. То же самое сказал мне от имени Бородина тогдашний российский консул Анатолий Антонов.
Владимир Козловский
