ТНК-ВР под "Роснефтью" - это история с начала 1990х
06.02.2020 12:29
Грядущий переход ТНК-ВР под контроль «Роснефти» заставил многих говорить об усилении роли государства в нефтяной отрасли, вышедшей на рекордный даже для советских времен уровень добычи, и возможных негативных последствиях этого процесса. Оценивать однозначно полную или частичную монополию в национальном масштабе сложно — слишком разные примеры можно привести. Но именно сегодня стоит вспомнить, что таким путем изначально решили идти в постсоветской России. И не нынешние «государственники», а реформаторы из правительства Егора Гайдара определили подобную конфигурацию нефтяной отрасли ровно 20 лет назад. Согласно ей активы той же ТНК-ВР были составной частью «Роснефти». Что это — замкнутый круг или все же новая конфигурация?
17 ноября 1992 года президент Борис Ельцин подписал указ №1403. Название у него было достаточно длинное: «Об особенностях приватизации и преобразования в акционерные общества государственных предприятий, производственных и научно-производственных объединений нефтяной, нефтеперерабатывающей промышленности и нефтепродуктообеспечения». Именно эти особенности во многом определили то, что происходит в отрасли сегодня.
Никаких «татарских», «башкирских», «сибирско-дальневосточных», «нижегородских», «оренбургских» нефтяных компаний ни указ, ни позиция реформаторов российской экономики не предусматривали. Не было даже «сибирских» (а ныне газпромовских) и «тюменских» (сегодня — без пяти минут опять роснефтевских) нефтяников.
Все названные выше компании появились значительно позже и вовсе не потому, что частное эффективнее государственного, а лишь потому, что в те времена от регионального сепаратизма было принято откупаться кусочками федеральных недр. Ими же было принято оплачивать различного рода услуги, как политические, так и не очень. А еще маленькая (и даже не очень) нефтяная компания вполне могла стать поощрением за преданность и даже реформаторство.
Сейчас, 20 лет спустя, структура нефтяной отрасли становится чрезвычайно похожей на то, что мы видели в начале 1990-х. После завершения сделки по поглощению «Роснефтью» ТНК-BP первая станет громадной компанией, которая, конечно, не дотягивает до постсоветского монстра, который аккумулировал почти 60% добычи нефти в России, но со своими 39% становится доминирующей силой на российском рынке.
Ниже мы представили график — этакое генеалогическое древо, на котором слева указаны основные нефтедобывающие активы, а цветом показано, к какой нефтяной корпорации они относились за все время существования частной нефтянки в России. Еще ниже — история того, как приватизировались, продавались, переходили из рук в руки и, наконец, были снова собраны в знакомую структуру все эти активы.
Изначальная конфигурация отрасли выглядела так. В центре — не подлежащая даже акционированию «Роснефть», обладающая всеми признаками национальной нефтяной компании. И три акционерных общества (о приватизации нефтяной отрасли в указе говорилось осторожно), создаваемых на базе фактически созданных в советское время государственных «концернов» — «Лукойла», «Сургутнефтегаза» и ЮКОСа.
Сегодня это уже во многом имена нарицательные, а тогда — всего лишь аббревиатуры.
Самая крупная из них носила в советское время не очень благозвучное, но громкое название «Международный нефтяной Концерн "ЛАНГЕПАСУРАЙКОГАЛЫМНЕФТЬ" (LUKOIL)». Лангепас, Урай, Когалым — названия городов, в которых базировались одноименные производственные объединения по добыче нефти. К ним должны были добавиться три нефтеперерабатывающих завода — «Пермьоргсинтез», Волгоградский и Новоуфимский, а также шесть сбытовых предприятий, расположенных весьма бессистемно — от Адыгеи до Кирова, а также почти десяток сервисных предприятий.
Такое построение было не случайным, ибо основывалось на сложившихся цепочках поставок — от скважины до бензоколонки. Пусть и не очень эффективно, но они работали. Ведь экспортные возможности госконцернов были весьма ограниченными и зачастую выражались в бартерных поставках ширпотреба для работников и оборудования для предприятий (по большей части авто-иномарок). Вот и оставался для «новой» российской нефтянки внутренний рынок, построенный по принципам старых, советских технологических цепочек.
Третьей по масштабам бизнеса компанией страны должен был стать «Сургутнефтегаз». Эта компания получилась самой «компактной». Одно добывающее производственное объединение в Сургуте, завод в Киришах и сбытовые подразделения на Северо-Западе, в основном в Петербурге. Впрочем, было и ключевое отличие «Сургутнефтегаза» от «Лукойла».
Концерн, созданный Вагитом Алекперовым в конце 1980-х годов, изначально планировался как плательщик московского бюджета (а уровень налоговой централизации в то время был существенно ниже, чем сегодня), а компания, возглавляемая с 1984 года Владимиром Богдановым, должна была иметь сургутскую «прописку».
С этим возникли определенные проблемы. Постановление Совета Министров РФ №271 от 19 марта 1993 года, в котором юридический адрес был определен для компании как сургутский, никак не могло попасть в сам Сургут. Как говорят очевидцы того процесса, этому активно препятствовал тогдашний мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, мечтавший видеть в городе на Неве «свою» нефтяную компанию и до последнего пытавшийся убедить в этом Бориса Ельцина и премьера Виктора Черномырдина. Говорят даже, что было две версии одного и того же постановления, отличавшиеся только местом регистрации. И все же 6 апреля «Сургутнефтегаз» был зарегистрирован, правда, не в городе Сургуте, а в Сургутском районе. В конечном итоге это стоило компании четырех крупных объектов в Петербурге, которые компания потеряла при непосредственном участии городских властей. Но позиция Владимира Богданова была принципиальной: «Сургутнефтегаз» будет сургутским.
Отсутствующий сегодня на нефтяной карте России ЮКОС также изначально был компанией не московской, а нефтеюганской. Причем, самой маленькой из трех предполагавшихся к акционированию. Название компании было аббревиатурой из названий ключевых дочерних предприятий — «Юганскнефтегаза» и «Куйбышеворгсинтеза». Изначально эта компания включала в себя три завода и восемь «сбытов» в центре России и Поволжье. Причем, даже добывающие предприятия в Самаре, согласно указу, должно были войти не в ЮКОС, а в «Роснефть». С точки зрения географии юганская нефтяная компания была наименее перспективной, особенно если учитывать, что часть ее поставок нефти было изначально ориентированы на восток, а не на запад. Именно они обеспечивали сырьем, в том числе, и один из крупнейших в стране НПЗ в Ангарске, который должен был быть передан в «Роснефть».
Если бы указ 1403 был исполнен в точном соответствии с замыслами его авторов, то на долю «Роснефти» пришлось бы 60% добычи нефти в стране, «Лукойлу» досталось бы почти 14%, «Сургутнефтегазу» — почти 11%, а ЮКОСу — немногим более 9%.
Впрочем, планы так и остались планами. Начало конца идеи построения мощной национальной нефтяной компании наступило достаточно быстро. Все 259 (всего их было в России 301) различных предприятий (добывающих, перерабатывающих, сбытовых, ремонтно-механических, проектных и научно-исследовательских, и даже отделов рабочего снабжения — магазины и базы) просто не смогли собрать в единую компанию.
Сегодня слово сепаратизм почти забыто, но в начале 1990-х независимость от федерального центра пыталась провозгласить не только мятежная Чечня, но и Свердловская область.
Первый удар по идее национальной нефтяной компании был нанесен из Казани. Получить контроль над «Татнефтью» не удавалось больше года. В феврале 1994 года был подписан договор между Татарстаном и Россией о разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий. Согласно ему интересы региона и федерального центра в нефтедобыче определялись специальными соглашениями. После это буквально за месяц производственное объединение «Татнефть» преобразовано в акционерное общество, контроль над которым перешел к правительству республики, а не к национальной нефтяной компании.
Спустя год этим же путем прошла и «Башнефть». Башкирский путь оказался еще более замысловатым. Под контроль республиканских властей, причем в виде отдельной структуры («Башнефтехимзаводы»), перешли и все НПЗ на территории Башкирии. Причем, в данном случае ради политического компромисса пожертвовали активами не только «Роснефти», но и «Лукойла», потерявшего Новоуфимский завод.
Впрочем, не только национальные республики разменивали политические возможности на нефтяную «прибавку». Один из любимых Борисом Ельциным губернаторов Борис Немцов, которому в 1994 году первый президент то ли в шутку, то ли всерьез предложил стать вторым, сумел пролоббировать создание Нижегородской нефтяной компании.
Вообще создание очередной нефтяной компании, оформлявшееся постановлением правительства, начиналось фразой «в соответствии с указом №1403…». Для легитимизации процесса был издан еще один указ, №327, с весьма символической датой 1 апреля 1995 года. И не менее символическим названием «О первоочередных мерах по совершенствованию деятельности нефтяных компаний».
Согласно ему «Роснефть» превращалась в акционерное общество. Хитрость указа заключалась в том, что он поручал «правительству Российской Федерации определить перечень акционерных обществ, акции которых вносятся в уставный капитал НК «Роснефть», утвердить учредительные документы этой нефтяной компании, обеспечить формирование ее уставного капитала и органов управления».
Речь шла уже как бы о новой «Роснефти», а значит, и указ 1403 вроде бы и не действовал. Причем, в дальнейшем логика была еще более извращенной. Каждый раз, извлекая очередной, первоначально «роснефтевский» актив, председатель правительства ссылался одновременно на два указа.
За ними следовала «просьба» от очередного субъекта федерации. В итоге, по сути, легитимизировалась ситуация для отпочкования очередной компании. Таким образом, можно было выделить уже подготовленную под передачу в нужные руки нефтяную компанию. Именно таким путем перед президентскими выборами 1996 года «готовились» залоговые аукционы в нефтяной отрасли.
В случае с «НОРСИ-ойл» речь шла о ходатайстве администраций Нижегородской и Владимирской областей, а также правительств Марий Эл и Удмуртии. С точки зрения здравого смысла создание нефтяной компании из НПЗ в городе Кстово и четырех сбытовых предприятий было абсолютно абсурдным. Лишенная собственной ресурсной базы компания в условиях массовых неплатежей того времени была обречена на давальческие схемы, при которых «нижегородской» НК оставалась практически только плата за переработку. В этих условиях решать проблему нефтепродуктообеспечения Поволжья, для чего все и задумывалось, было практически невозможно, налоги в областной бюджет были минимальны.
Вообще судьба «НОРСИ-ойл» весьма показательна. Ею руководил Сергей Кириенко, ставший затем первым замминистра топлива и энергетики и премьер-министром. Его попытки привлечь в этот актив банковский капитал закончились ничем. Как и идея создания на ее базе ни много ни мало финансово-промышленной группы с громким названием «Волжская нефтяная компания» и громкими именами «Лукойл», «Альфа-Банк», «Онэксим-банк», «Инкомбанк». Логичная попытка объединить татарское с нижегородским (в какой-то момент «Татнефть» даже владела почти 8,5% акций «НОРСИ-ойла») также не увенчалась успехом.
В итоге в 1997 году фактический контроль за заводом получил «Лукойл», который четыре года спустя за $26 млн выкупил у государства 87% акций неудавшейся нефтяной компании, сконцентрировав в своих руках все 100%. Почти сразу же «Нефтяная компания "НОРСИ-ойл"» была переименована. Это действие Вагит Алекперов сопроводил ироничным комментарием — «В его ("Лукойла") структуре может быть только одна нефтяная компания — "Лукойл"».
Вообще, многие «мины замедленного действия» были заложены в самом указе №1403. Создавая акционерные нефтяные компании, государство предполагало их приватизацию. Но наполняло их не имуществом, как это было, например, в случае с «Газпромом», а государственными пакетами акций дочерних предприятий. Таким образом, сроки формирования нефтяных компаний порой затягивались. Вертикально-интегрированные нефтяные компании, по сути, превращались в инвестиционные холдинги. А это, в свою очередь, не устраивало менеджмент, который стал первым их акционером. Особенно это относится к «коренным» нефтяникам Богданову и Алекперову.
И с этой точки зрения слова руководителя «Лукойла» о том, что двух нефтяных компаний в рамках одной быть не может, относятся не только к поглощениям, но и к самому принципу ее формирования. Таким образом, необходимость перехода на единую акцию была заведомо заложена в указ, пусть и в неявной форме. Прошли этим путем и «поглощавшие» ЮКОС и «Лукойл», и «буривший» «Сургутнефтегаз». Процесс обмена акций дочерних компаний на «материнские» был непростым. Например, ЮКОСу пришлось выдержать многолетнюю настоящую войну с известным в мире гринмейлером Кеннетом Дартом.
Владимир Богданов пошел вообще экзотическим путем. Избавляясь от двух «Сургутнефтегазов» (ОАО НК и просто ОАО), акции материнской компании, на которые, кстати, были ограничения на свободное обращение в виде оферты (как и в «Газпроме»), обменяли на ценные бумаги дочерней. Как и акции почти всех остальных «дочек» — с одной из них этого сделать не удалось. Тому были объективные причины. Акции НК были высоко номинальные, а «дочек» — наоборот. В случае обратного обмена акции материнской компании пришлось бы дробить, причем, весьма серьезно. А против этого выступили бы миноритарные акционеры. В результате сложилась структура собственности, разобраться в которой никто кроме Владимира Богданова и его ближнего круга не может.
Вообще итоги первого десятилетия оказались весьма символичными. Если бы указ 1403 был исполнен в точности, то по итогам 2003 года на долю «Роснефти пришлось бы 55% общероссийской добычи, «Лукойл» потерял бы 2,7 процентных пункта до с 13,8 до 11,7% (вместе с этим 2,2 млн т добычи), а вот ЮКОС, наоборот, немного прирастил бы свою долю с 9,1 до 11,8%.
На самом деле ситуация выглядела совсем иначе. Окончательно разобранная на куски «Роснефть» имела менее 5% от добычи в стране и на роль национального лидера явно не претендовала. По иронии судьбы примерно столько же добывала и еще одна нефтяная компания, вплоть до 2002 года находившаяся в госсобственности. Речь идет о созданной в 1994 году российско-белорусской НГК «Славнефть». На излете первого десятилетия нефтяной истории ее акции были проданы консорциуму «Сибнефти» и ТНК за $1,86 млрд долларов.
Больше всего за счет приобретений вырос ЮКОС — его доля увеличилась более чем в два раза до 19,2%. «Лукойл» расширился почти в полтора раза (19,2% общероссийской добычи). А вот на долю всех остальных компаний, появление которых изначально не предполагалось, приходилось более 40% нефтяного пирога. И только «Сургутнефтегаз» за две первые нефтяных пятилетки ни разу не участвовал в переделе собственности, развивая то, что у него было изначально. Это не помешало ему прирастить свою долю с 10,8 до 12,8%.
Причем, за эти годы практически никаких серьезных новых проектов не было — активно «разбуривалось» имеющееся. Рост добычи при этом составил примерно 19%, а вот «Сургутнефтегаз», не участвовавший в дележе, прирастил ее почти на 42%, обеспечив около четверти общего прироста. И это при том, что доля компании Владимира Богданова составляла примерно те же 10–12%. Этот пример хорошо иллюстрирует происходившее в отрасли в то время — большинство делило «наследство» «Роснефти», обеспечивая рост показателей и капитализации. Парадокс того времени — рост за счет бурения практически обеспечивала изначально третья компания, ставшая благодаря своей продуманной производственной политике …четвертой.
Второе десятилетие российской нефтяной истории открывалось масштабной сделкой по созданию ТНК-ВР. Но перед тем как говорить о ней, стоит рассказать о компании, ставшей одной из ее частей. Сибирско-Дальневосточная нефтяная компания («Сиданко») со штаб-квартирой в Москве была одним из первенцев в деле выделения активов из состава «Роснефти». Постановление о ее создании подписано 5 мая 1994 года. По традиционной инициативе руководства Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского округов, Иркутской, Саратовской, Сахалинской областей в ее состав вошли весьма привлекательные добывающие активы «Варьеганнефтегаз», «Кондпетролеум», «Черногорнефть», «Пурнефтегаз», к ним добавили не очень интересную «Удмуртнефть» и два завода — Ангарскую нефтехимическую компанию и Саратовский НПЗ.
Необремененная сбытовыми активами (в первоначальный состав попал только «Сахалиннефтепродукт») «Сиданко» была призвана решать острейшую на тот момент проблему снабжения нефтепродуктами Дальнего Востока и удаленных районов Крайнего Севера. Правда, очень быстро в компанию добавили «сбыты» всех депрессивных регионов Дальнего Востока, вместе с обязательствами снабжать их нефтепродуктами. Зачем при этом включать в компанию завод в Саратове и месторождения в Поволжье, а офис делать в нескольких съемных квартирах на Страстном бульваре в Москве, толком никто объяснить не мог. Впрочем, искать логики во многих решениях того времени не стоит.
Загрузить один из крупнейших НПЗ в России, расположенный в Ангарске, все добывающие активы «Сиданко» в принципе могли. Но для этого они должны были работать только на это. К тому же технологических возможностей для этого не было. Практически все поставки осуществлялись с помощью замещения из Нижневартовска и Нефтеюганска.
В результате поставки сырья на завод снижалась, постепенно приближаясь к критическому для технологий переработки уровня (к 1998 году падение составило почти 2,5 раза). К тому же с формированием самой нефтяной компании дело как-то сразу не заладилось. Несмотря на желание видеть Ангарскую НХК в составе «Сиданко», губернатор Иркутской области Юрий Ножиков распоряжением на клочке бумаги перевел половину «сиданковского» пакета в АНХК в собственность области. Акции вернули, но, как говорится, осадок остался.
К тому же на заводе рубль перестал быть платежным средством. Оплаты практически за все поставки осуществлялись векселями «Иркутскэнерго» и казначейскими обязательствами. Попытки установить контроль за товарно-финансовыми потоками внутри холдинга также оказались безуспешными. Несмотря на то, что в этом процессе принимали активное участие специалисты из «Альфа-Групп», имевшие богатый аналогичный опыт в Нижневартовске при создании Тюменской нефтяной компании.
Когда же в феврале 1995 года «Пурнефтегаз» вернули в состав «Роснефти», «заменив» ее Хабаровским НПЗ и «Саратовнефтегазом», стало очевидным — желаемой вертикальной интеграции явно не получается. Кстати, если бы возвращение «блудной» «дочки» не состоялось, то к 2003 году добывающих мощностей у госкомпании практически не осталось бы.
Как это ни странно, но все перипетии в судьбе «Сиданко» не снижали ее инвестиционной привлекательности. В результате за два года компания оказалась в частных руках. В процессе приватизации участвовали структуры Бориса Иордана, Владимира Потанина и акционеров «Альфа-Групп». Более того, именно акции «Сиданко» стали своеобразным пропуском ВР на российский рынок. За 10% акций этой, мягко говоря, проблемной компании британские нефтяники заплатили структурам Владимира Потанина совершенно невероятные для России тех лет деньги — $571 млн.
Спустя год тот же Потанин назвал «Сиданко» «набором бессмысленных активов» и предложил часть из них вернуть в госсобственность в обмен на содействие в реструктуризации долгов. Под контроль государства они, конечно, не вернулись, но в той или иной форме банкротства побывали все. В итоге «Черногорнефть», «Кондпетролеум» и Саратовский НПЗ попали в состав ТНК-ВР, «Варьеганнефтегаз» оказался в «Славнефти». Многострадальная Ангарская нефтехимическая компания через ЮКОС перешла в «Роснефть». Туда же попала и «Удмуртнефть», только в паритете с китайскими партнерами. «Саратовнефтегаз» достался «Русснефти», а Хабаровский НПЗ — НК «Альянс», ее создатель Зия Бажаев как раз и руководил «Сиданко» одно время.
Официально свое существование «Сиданко» прекратила в 2005 году, но фактически именно она стала основой для создания в 2003 году ТНК-ВР.
О создании российско-британской нефтяной компании было объявлено в феврале 2003 года. Поддержка во всех эшелонах власти, встреча с президентом страны, презентация и подписание документов в Кремле, разговоры о масштабных иностранных инвестициях в Россию, восторженная реакция прессы, разговоры и аналитические материалы о дальнейших перспективах.
На этом фоне немногочисленные скептические голоса были почти не слышны. А ведь объединялись далеко не самые лучшие активы, например «Сиданко», за которую ВР уже немало заплатила, и ОНАКО (Оренбургская нефтяная акционерная компания). Сама сделка была не чем иным, как продажей фактическими владельцами частной и не российской компании (TNK International зарегистрирована на Британских Виргинских островах) части своего бизнеса (50%) англо-американскому гиганту ВР в общей сложности за $6,75 млрд.
Официальной информации об акционерах (или выгодоприобретателях) TNK International не было. «Честно говоря, мы всегда считали, что это не является какой-то тайной», — прокомментировал тогда этот факт Виктор Вексельберг. Главе «Альфа-Групп» Михаилу Фридману также пришлось объяснять ситуацию: «Соглашение между акционерами BP и ТНК будет оформлено по английскому праву, а сама объединенная компания зарегистрирована в России и будет оперировать в российском юридическом пространстве». Кстати, английское право в сочетании с российским юридическим пространством не помогло избежать острого внутреннего конфликта, тлевшего не один год и закончившегося еще одной «сделкой века» спустя почти 10 лет.
Но в 2003 году создание ТНК-ВР происходило на фоне уже разворачивающегося «дела ЮКОСа». Михаилом Ходорковским и его партнерами была выбрана модель развития компании, очень похожая на реализованную собственниками ТНК. Постоянно расширяющийся за счет приобретенных активов ЮКОС дважды, в 1997-м и 2003 годах, пытался слиться с «Сибнефтью» для еще одного последующего слияния — с крупным западным игроком. Более того, как и в случае с ТНК это слияние происходило бы не совсем в России, ибо акционерами ЮКОСа были не физические лица, а несколько офшоров. Только, понимая возможную цену прозрачности, владельцы этой компании заранее заявляли о своих долях контроля, что потом во многом работало против них. Разрушенный за несколько лет ЮКОС шел общим для всей российской нефтяной отрасли путем, во многом определяя его.
Как известно, история, в том числе и нефтяная, не терпит сослагательного наклонения. И все же. Если бы указ №1403, подписанный 20 лет назад, был исполнен строго и точно, какова бы была нынешняя конфигурация российской нефтяной отрасли. При этом все новые проекты компаний, которые в отличие от 2003 года стали играть весьма существенную роль (более 10%), мы выделили в отдельную статью.
В первоначальных границах на долю «Роснефти» приходилось бы 37,4% от общероссийской добычи. Доля уже несуществующего ныне ЮКОСа немного возросла бы (с 9,1 до 12,9%), а вот первоначальный «Лукойл» потерял, и его доля сократилась бы почти в полтора раза до 8,5%. При своих остался бы только по-прежнему не участвующий в слияниях и поглощениях «Сургутнефтегаз».
На практике же картина выглядит иначе. Сегодня «Роснефть» имеет лишь немногим менее четверти в российской добыче и только с учетом возможного поглощения в 2013 году ТНК-ВР чуть превысит (38,9%) то, что могла иметь «в теории» — 37,4%. При этом нужно понимать, что большинство новых проектов пришлось именно на госкомпанию. Занималась бы она ими, если бы оставалась все эти годы «большой» компанией, или нет? Вопрос непростой, и однозначного ответа на него, наверное, нет.
«Лукойл» хотя и вырос по сравнению с 1993 годом, но по отношению к 2003 году несколько потерял свой вес в российской добыче (13,8, 18,8 и 16,3% соответственно). «Сургутнефтегаз» в последнее десятилетие перестал быть лидером физического роста, но свои позиции практически сохранил.
Роль ЮКОСа в большой нефтяной четверке занял «Газпром», но опять-таки произошло это за счет поглощений. Среди итогов первых 20 лет можно отметить и существенно возросшую роль «прочих производителей, включая СРП». В эту категорию попадают «Татнефть» и «Башнефть», успешно пережившие бурное двадцатилетие, так и не став объектами поглощения.
К ним добавилась «Русснефть». Эта компания сумела не только собрать никому больше не нужные остатки большого нефтяного пирога, но и дополнила их разбросанными по стране малыми нефтяными компаниями. И, конечно, соглашения о разделе продукции, роль которых в добыче нефти в России за эти годы заметно выросла.
Более 20% роста добычи нефти с выходом на рекордный объем, два тяжело пережитых кризиса, несколько волн приватизации и как минимум две волны до и после приватизационных переделов. Таковы краткие итоги первых 20 лет работы современной российской нефтяной отрасли. В другом персональном составе, но к свою юбилею отрасль подошла в конфигурации, очень напоминающей задуманную, но не реализованную в соответствии с указом № 1403 от 17 ноября 1992 года.
Анатолий Ходоровский
Структура активов нефтедобывающей отрасли, 1993–2013. В большом разрешении — здесь.
17 ноября 1992 года президент Борис Ельцин подписал указ №1403. Название у него было достаточно длинное: «Об особенностях приватизации и преобразования в акционерные общества государственных предприятий, производственных и научно-производственных объединений нефтяной, нефтеперерабатывающей промышленности и нефтепродуктообеспечения». Именно эти особенности во многом определили то, что происходит в отрасли сегодня.
Никаких «татарских», «башкирских», «сибирско-дальневосточных», «нижегородских», «оренбургских» нефтяных компаний ни указ, ни позиция реформаторов российской экономики не предусматривали. Не было даже «сибирских» (а ныне газпромовских) и «тюменских» (сегодня — без пяти минут опять роснефтевских) нефтяников.
Все названные выше компании появились значительно позже и вовсе не потому, что частное эффективнее государственного, а лишь потому, что в те времена от регионального сепаратизма было принято откупаться кусочками федеральных недр. Ими же было принято оплачивать различного рода услуги, как политические, так и не очень. А еще маленькая (и даже не очень) нефтяная компания вполне могла стать поощрением за преданность и даже реформаторство.
Сейчас, 20 лет спустя, структура нефтяной отрасли становится чрезвычайно похожей на то, что мы видели в начале 1990-х. После завершения сделки по поглощению «Роснефтью» ТНК-BP первая станет громадной компанией, которая, конечно, не дотягивает до постсоветского монстра, который аккумулировал почти 60% добычи нефти в России, но со своими 39% становится доминирующей силой на российском рынке.
Ниже мы представили график — этакое генеалогическое древо, на котором слева указаны основные нефтедобывающие активы, а цветом показано, к какой нефтяной корпорации они относились за все время существования частной нефтянки в России. Еще ниже — история того, как приватизировались, продавались, переходили из рук в руки и, наконец, были снова собраны в знакомую структуру все эти активы.
Наследие Советов
Если внимательно вчитаться в название указа, то даже из него станет понятным, что не то чтобы приватизировать, но даже акционировать собирались далеко не все. И уж ни о каком модном разгосударствлении речь в отношении российской «нефтянки» не шла.
Изначальная конфигурация отрасли выглядела так. В центре — не подлежащая даже акционированию «Роснефть», обладающая всеми признаками национальной нефтяной компании. И три акционерных общества (о приватизации нефтяной отрасли в указе говорилось осторожно), создаваемых на базе фактически созданных в советское время государственных «концернов» — «Лукойла», «Сургутнефтегаза» и ЮКОСа.
Сегодня это уже во многом имена нарицательные, а тогда — всего лишь аббревиатуры.
Самая крупная из них носила в советское время не очень благозвучное, но громкое название «Международный нефтяной Концерн "ЛАНГЕПАСУРАЙКОГАЛЫМНЕФТЬ" (LUKOIL)». Лангепас, Урай, Когалым — названия городов, в которых базировались одноименные производственные объединения по добыче нефти. К ним должны были добавиться три нефтеперерабатывающих завода — «Пермьоргсинтез», Волгоградский и Новоуфимский, а также шесть сбытовых предприятий, расположенных весьма бессистемно — от Адыгеи до Кирова, а также почти десяток сервисных предприятий.
Такое построение было не случайным, ибо основывалось на сложившихся цепочках поставок — от скважины до бензоколонки. Пусть и не очень эффективно, но они работали. Ведь экспортные возможности госконцернов были весьма ограниченными и зачастую выражались в бартерных поставках ширпотреба для работников и оборудования для предприятий (по большей части авто-иномарок). Вот и оставался для «новой» российской нефтянки внутренний рынок, построенный по принципам старых, советских технологических цепочек.
Третьей по масштабам бизнеса компанией страны должен был стать «Сургутнефтегаз». Эта компания получилась самой «компактной». Одно добывающее производственное объединение в Сургуте, завод в Киришах и сбытовые подразделения на Северо-Западе, в основном в Петербурге. Впрочем, было и ключевое отличие «Сургутнефтегаза» от «Лукойла».
Концерн, созданный Вагитом Алекперовым в конце 1980-х годов, изначально планировался как плательщик московского бюджета (а уровень налоговой централизации в то время был существенно ниже, чем сегодня), а компания, возглавляемая с 1984 года Владимиром Богдановым, должна была иметь сургутскую «прописку».
С этим возникли определенные проблемы. Постановление Совета Министров РФ №271 от 19 марта 1993 года, в котором юридический адрес был определен для компании как сургутский, никак не могло попасть в сам Сургут. Как говорят очевидцы того процесса, этому активно препятствовал тогдашний мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, мечтавший видеть в городе на Неве «свою» нефтяную компанию и до последнего пытавшийся убедить в этом Бориса Ельцина и премьера Виктора Черномырдина. Говорят даже, что было две версии одного и того же постановления, отличавшиеся только местом регистрации. И все же 6 апреля «Сургутнефтегаз» был зарегистрирован, правда, не в городе Сургуте, а в Сургутском районе. В конечном итоге это стоило компании четырех крупных объектов в Петербурге, которые компания потеряла при непосредственном участии городских властей. Но позиция Владимира Богданова была принципиальной: «Сургутнефтегаз» будет сургутским.
Отсутствующий сегодня на нефтяной карте России ЮКОС также изначально был компанией не московской, а нефтеюганской. Причем, самой маленькой из трех предполагавшихся к акционированию. Название компании было аббревиатурой из названий ключевых дочерних предприятий — «Юганскнефтегаза» и «Куйбышеворгсинтеза». Изначально эта компания включала в себя три завода и восемь «сбытов» в центре России и Поволжье. Причем, даже добывающие предприятия в Самаре, согласно указу, должно были войти не в ЮКОС, а в «Роснефть». С точки зрения географии юганская нефтяная компания была наименее перспективной, особенно если учитывать, что часть ее поставок нефти было изначально ориентированы на восток, а не на запад. Именно они обеспечивали сырьем, в том числе, и один из крупнейших в стране НПЗ в Ангарске, который должен был быть передан в «Роснефть».
Если бы указ 1403 был исполнен в точном соответствии с замыслами его авторов, то на долю «Роснефти» пришлось бы 60% добычи нефти в стране, «Лукойлу» досталось бы почти 14%, «Сургутнефтегазу» — почти 11%, а ЮКОСу — немногим более 9%.
Впрочем, планы так и остались планами. Начало конца идеи построения мощной национальной нефтяной компании наступило достаточно быстро. Все 259 (всего их было в России 301) различных предприятий (добывающих, перерабатывающих, сбытовых, ремонтно-механических, проектных и научно-исследовательских, и даже отделов рабочего снабжения — магазины и базы) просто не смогли собрать в единую компанию.
Сегодня слово сепаратизм почти забыто, но в начале 1990-х независимость от федерального центра пыталась провозгласить не только мятежная Чечня, но и Свердловская область.
Первичный передел
Первый удар по идее национальной нефтяной компании был нанесен из Казани. Получить контроль над «Татнефтью» не удавалось больше года. В феврале 1994 года был подписан договор между Татарстаном и Россией о разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий. Согласно ему интересы региона и федерального центра в нефтедобыче определялись специальными соглашениями. После это буквально за месяц производственное объединение «Татнефть» преобразовано в акционерное общество, контроль над которым перешел к правительству республики, а не к национальной нефтяной компании.
Спустя год этим же путем прошла и «Башнефть». Башкирский путь оказался еще более замысловатым. Под контроль республиканских властей, причем в виде отдельной структуры («Башнефтехимзаводы»), перешли и все НПЗ на территории Башкирии. Причем, в данном случае ради политического компромисса пожертвовали активами не только «Роснефти», но и «Лукойла», потерявшего Новоуфимский завод.
Впрочем, не только национальные республики разменивали политические возможности на нефтяную «прибавку». Один из любимых Борисом Ельциным губернаторов Борис Немцов, которому в 1994 году первый президент то ли в шутку, то ли всерьез предложил стать вторым, сумел пролоббировать создание Нижегородской нефтяной компании.
Вообще создание очередной нефтяной компании, оформлявшееся постановлением правительства, начиналось фразой «в соответствии с указом №1403…». Для легитимизации процесса был издан еще один указ, №327, с весьма символической датой 1 апреля 1995 года. И не менее символическим названием «О первоочередных мерах по совершенствованию деятельности нефтяных компаний».
Согласно ему «Роснефть» превращалась в акционерное общество. Хитрость указа заключалась в том, что он поручал «правительству Российской Федерации определить перечень акционерных обществ, акции которых вносятся в уставный капитал НК «Роснефть», утвердить учредительные документы этой нефтяной компании, обеспечить формирование ее уставного капитала и органов управления».
Речь шла уже как бы о новой «Роснефти», а значит, и указ 1403 вроде бы и не действовал. Причем, в дальнейшем логика была еще более извращенной. Каждый раз, извлекая очередной, первоначально «роснефтевский» актив, председатель правительства ссылался одновременно на два указа.
За ними следовала «просьба» от очередного субъекта федерации. В итоге, по сути, легитимизировалась ситуация для отпочкования очередной компании. Таким образом, можно было выделить уже подготовленную под передачу в нужные руки нефтяную компанию. Именно таким путем перед президентскими выборами 1996 года «готовились» залоговые аукционы в нефтяной отрасли.
В случае с «НОРСИ-ойл» речь шла о ходатайстве администраций Нижегородской и Владимирской областей, а также правительств Марий Эл и Удмуртии. С точки зрения здравого смысла создание нефтяной компании из НПЗ в городе Кстово и четырех сбытовых предприятий было абсолютно абсурдным. Лишенная собственной ресурсной базы компания в условиях массовых неплатежей того времени была обречена на давальческие схемы, при которых «нижегородской» НК оставалась практически только плата за переработку. В этих условиях решать проблему нефтепродуктообеспечения Поволжья, для чего все и задумывалось, было практически невозможно, налоги в областной бюджет были минимальны.
Вообще судьба «НОРСИ-ойл» весьма показательна. Ею руководил Сергей Кириенко, ставший затем первым замминистра топлива и энергетики и премьер-министром. Его попытки привлечь в этот актив банковский капитал закончились ничем. Как и идея создания на ее базе ни много ни мало финансово-промышленной группы с громким названием «Волжская нефтяная компания» и громкими именами «Лукойл», «Альфа-Банк», «Онэксим-банк», «Инкомбанк». Логичная попытка объединить татарское с нижегородским (в какой-то момент «Татнефть» даже владела почти 8,5% акций «НОРСИ-ойла») также не увенчалась успехом.
В итоге в 1997 году фактический контроль за заводом получил «Лукойл», который четыре года спустя за $26 млн выкупил у государства 87% акций неудавшейся нефтяной компании, сконцентрировав в своих руках все 100%. Почти сразу же «Нефтяная компания "НОРСИ-ойл"» была переименована. Это действие Вагит Алекперов сопроводил ироничным комментарием — «В его ("Лукойла") структуре может быть только одна нефтяная компания — "Лукойл"».
Вообще, многие «мины замедленного действия» были заложены в самом указе №1403. Создавая акционерные нефтяные компании, государство предполагало их приватизацию. Но наполняло их не имуществом, как это было, например, в случае с «Газпромом», а государственными пакетами акций дочерних предприятий. Таким образом, сроки формирования нефтяных компаний порой затягивались. Вертикально-интегрированные нефтяные компании, по сути, превращались в инвестиционные холдинги. А это, в свою очередь, не устраивало менеджмент, который стал первым их акционером. Особенно это относится к «коренным» нефтяникам Богданову и Алекперову.
И с этой точки зрения слова руководителя «Лукойла» о том, что двух нефтяных компаний в рамках одной быть не может, относятся не только к поглощениям, но и к самому принципу ее формирования. Таким образом, необходимость перехода на единую акцию была заведомо заложена в указ, пусть и в неявной форме. Прошли этим путем и «поглощавшие» ЮКОС и «Лукойл», и «буривший» «Сургутнефтегаз». Процесс обмена акций дочерних компаний на «материнские» был непростым. Например, ЮКОСу пришлось выдержать многолетнюю настоящую войну с известным в мире гринмейлером Кеннетом Дартом.
Владимир Богданов пошел вообще экзотическим путем. Избавляясь от двух «Сургутнефтегазов» (ОАО НК и просто ОАО), акции материнской компании, на которые, кстати, были ограничения на свободное обращение в виде оферты (как и в «Газпроме»), обменяли на ценные бумаги дочерней. Как и акции почти всех остальных «дочек» — с одной из них этого сделать не удалось. Тому были объективные причины. Акции НК были высоко номинальные, а «дочек» — наоборот. В случае обратного обмена акции материнской компании пришлось бы дробить, причем, весьма серьезно. А против этого выступили бы миноритарные акционеры. В результате сложилась структура собственности, разобраться в которой никто кроме Владимира Богданова и его ближнего круга не может.
Вообще итоги первого десятилетия оказались весьма символичными. Если бы указ 1403 был исполнен в точности, то по итогам 2003 года на долю «Роснефти пришлось бы 55% общероссийской добычи, «Лукойл» потерял бы 2,7 процентных пункта до с 13,8 до 11,7% (вместе с этим 2,2 млн т добычи), а вот ЮКОС, наоборот, немного прирастил бы свою долю с 9,1 до 11,8%.
На самом деле ситуация выглядела совсем иначе. Окончательно разобранная на куски «Роснефть» имела менее 5% от добычи в стране и на роль национального лидера явно не претендовала. По иронии судьбы примерно столько же добывала и еще одна нефтяная компания, вплоть до 2002 года находившаяся в госсобственности. Речь идет о созданной в 1994 году российско-белорусской НГК «Славнефть». На излете первого десятилетия нефтяной истории ее акции были проданы консорциуму «Сибнефти» и ТНК за $1,86 млрд долларов.
Больше всего за счет приобретений вырос ЮКОС — его доля увеличилась более чем в два раза до 19,2%. «Лукойл» расширился почти в полтора раза (19,2% общероссийской добычи). А вот на долю всех остальных компаний, появление которых изначально не предполагалось, приходилось более 40% нефтяного пирога. И только «Сургутнефтегаз» за две первые нефтяных пятилетки ни разу не участвовал в переделе собственности, развивая то, что у него было изначально. Это не помешало ему прирастить свою долю с 10,8 до 12,8%.
Причем, за эти годы практически никаких серьезных новых проектов не было — активно «разбуривалось» имеющееся. Рост добычи при этом составил примерно 19%, а вот «Сургутнефтегаз», не участвовавший в дележе, прирастил ее почти на 42%, обеспечив около четверти общего прироста. И это при том, что доля компании Владимира Богданова составляла примерно те же 10–12%. Этот пример хорошо иллюстрирует происходившее в отрасли в то время — большинство делило «наследство» «Роснефти», обеспечивая рост показателей и капитализации. Парадокс того времени — рост за счет бурения практически обеспечивала изначально третья компания, ставшая благодаря своей продуманной производственной политике …четвертой.
"Сиданко" — забытый гигант
Второе десятилетие российской нефтяной истории открывалось масштабной сделкой по созданию ТНК-ВР. Но перед тем как говорить о ней, стоит рассказать о компании, ставшей одной из ее частей. Сибирско-Дальневосточная нефтяная компания («Сиданко») со штаб-квартирой в Москве была одним из первенцев в деле выделения активов из состава «Роснефти». Постановление о ее создании подписано 5 мая 1994 года. По традиционной инициативе руководства Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского округов, Иркутской, Саратовской, Сахалинской областей в ее состав вошли весьма привлекательные добывающие активы «Варьеганнефтегаз», «Кондпетролеум», «Черногорнефть», «Пурнефтегаз», к ним добавили не очень интересную «Удмуртнефть» и два завода — Ангарскую нефтехимическую компанию и Саратовский НПЗ.
Необремененная сбытовыми активами (в первоначальный состав попал только «Сахалиннефтепродукт») «Сиданко» была призвана решать острейшую на тот момент проблему снабжения нефтепродуктами Дальнего Востока и удаленных районов Крайнего Севера. Правда, очень быстро в компанию добавили «сбыты» всех депрессивных регионов Дальнего Востока, вместе с обязательствами снабжать их нефтепродуктами. Зачем при этом включать в компанию завод в Саратове и месторождения в Поволжье, а офис делать в нескольких съемных квартирах на Страстном бульваре в Москве, толком никто объяснить не мог. Впрочем, искать логики во многих решениях того времени не стоит.
Загрузить один из крупнейших НПЗ в России, расположенный в Ангарске, все добывающие активы «Сиданко» в принципе могли. Но для этого они должны были работать только на это. К тому же технологических возможностей для этого не было. Практически все поставки осуществлялись с помощью замещения из Нижневартовска и Нефтеюганска.
В результате поставки сырья на завод снижалась, постепенно приближаясь к критическому для технологий переработки уровня (к 1998 году падение составило почти 2,5 раза). К тому же с формированием самой нефтяной компании дело как-то сразу не заладилось. Несмотря на желание видеть Ангарскую НХК в составе «Сиданко», губернатор Иркутской области Юрий Ножиков распоряжением на клочке бумаги перевел половину «сиданковского» пакета в АНХК в собственность области. Акции вернули, но, как говорится, осадок остался.
К тому же на заводе рубль перестал быть платежным средством. Оплаты практически за все поставки осуществлялись векселями «Иркутскэнерго» и казначейскими обязательствами. Попытки установить контроль за товарно-финансовыми потоками внутри холдинга также оказались безуспешными. Несмотря на то, что в этом процессе принимали активное участие специалисты из «Альфа-Групп», имевшие богатый аналогичный опыт в Нижневартовске при создании Тюменской нефтяной компании.
Когда же в феврале 1995 года «Пурнефтегаз» вернули в состав «Роснефти», «заменив» ее Хабаровским НПЗ и «Саратовнефтегазом», стало очевидным — желаемой вертикальной интеграции явно не получается. Кстати, если бы возвращение «блудной» «дочки» не состоялось, то к 2003 году добывающих мощностей у госкомпании практически не осталось бы.
Как это ни странно, но все перипетии в судьбе «Сиданко» не снижали ее инвестиционной привлекательности. В результате за два года компания оказалась в частных руках. В процессе приватизации участвовали структуры Бориса Иордана, Владимира Потанина и акционеров «Альфа-Групп». Более того, именно акции «Сиданко» стали своеобразным пропуском ВР на российский рынок. За 10% акций этой, мягко говоря, проблемной компании британские нефтяники заплатили структурам Владимира Потанина совершенно невероятные для России тех лет деньги — $571 млн.
Спустя год тот же Потанин назвал «Сиданко» «набором бессмысленных активов» и предложил часть из них вернуть в госсобственность в обмен на содействие в реструктуризации долгов. Под контроль государства они, конечно, не вернулись, но в той или иной форме банкротства побывали все. В итоге «Черногорнефть», «Кондпетролеум» и Саратовский НПЗ попали в состав ТНК-ВР, «Варьеганнефтегаз» оказался в «Славнефти». Многострадальная Ангарская нефтехимическая компания через ЮКОС перешла в «Роснефть». Туда же попала и «Удмуртнефть», только в паритете с китайскими партнерами. «Саратовнефтегаз» достался «Русснефти», а Хабаровский НПЗ — НК «Альянс», ее создатель Зия Бажаев как раз и руководил «Сиданко» одно время.
Официально свое существование «Сиданко» прекратила в 2005 году, но фактически именно она стала основой для создания в 2003 году ТНК-ВР.
И снова нефть государственная
О создании российско-британской нефтяной компании было объявлено в феврале 2003 года. Поддержка во всех эшелонах власти, встреча с президентом страны, презентация и подписание документов в Кремле, разговоры о масштабных иностранных инвестициях в Россию, восторженная реакция прессы, разговоры и аналитические материалы о дальнейших перспективах.
На этом фоне немногочисленные скептические голоса были почти не слышны. А ведь объединялись далеко не самые лучшие активы, например «Сиданко», за которую ВР уже немало заплатила, и ОНАКО (Оренбургская нефтяная акционерная компания). Сама сделка была не чем иным, как продажей фактическими владельцами частной и не российской компании (TNK International зарегистрирована на Британских Виргинских островах) части своего бизнеса (50%) англо-американскому гиганту ВР в общей сложности за $6,75 млрд.
Официальной информации об акционерах (или выгодоприобретателях) TNK International не было. «Честно говоря, мы всегда считали, что это не является какой-то тайной», — прокомментировал тогда этот факт Виктор Вексельберг. Главе «Альфа-Групп» Михаилу Фридману также пришлось объяснять ситуацию: «Соглашение между акционерами BP и ТНК будет оформлено по английскому праву, а сама объединенная компания зарегистрирована в России и будет оперировать в российском юридическом пространстве». Кстати, английское право в сочетании с российским юридическим пространством не помогло избежать острого внутреннего конфликта, тлевшего не один год и закончившегося еще одной «сделкой века» спустя почти 10 лет.
Но в 2003 году создание ТНК-ВР происходило на фоне уже разворачивающегося «дела ЮКОСа». Михаилом Ходорковским и его партнерами была выбрана модель развития компании, очень похожая на реализованную собственниками ТНК. Постоянно расширяющийся за счет приобретенных активов ЮКОС дважды, в 1997-м и 2003 годах, пытался слиться с «Сибнефтью» для еще одного последующего слияния — с крупным западным игроком. Более того, как и в случае с ТНК это слияние происходило бы не совсем в России, ибо акционерами ЮКОСа были не физические лица, а несколько офшоров. Только, понимая возможную цену прозрачности, владельцы этой компании заранее заявляли о своих долях контроля, что потом во многом работало против них. Разрушенный за несколько лет ЮКОС шел общим для всей российской нефтяной отрасли путем, во многом определяя его.
Как известно, история, в том числе и нефтяная, не терпит сослагательного наклонения. И все же. Если бы указ №1403, подписанный 20 лет назад, был исполнен строго и точно, какова бы была нынешняя конфигурация российской нефтяной отрасли. При этом все новые проекты компаний, которые в отличие от 2003 года стали играть весьма существенную роль (более 10%), мы выделили в отдельную статью.
В первоначальных границах на долю «Роснефти» приходилось бы 37,4% от общероссийской добычи. Доля уже несуществующего ныне ЮКОСа немного возросла бы (с 9,1 до 12,9%), а вот первоначальный «Лукойл» потерял, и его доля сократилась бы почти в полтора раза до 8,5%. При своих остался бы только по-прежнему не участвующий в слияниях и поглощениях «Сургутнефтегаз».
На практике же картина выглядит иначе. Сегодня «Роснефть» имеет лишь немногим менее четверти в российской добыче и только с учетом возможного поглощения в 2013 году ТНК-ВР чуть превысит (38,9%) то, что могла иметь «в теории» — 37,4%. При этом нужно понимать, что большинство новых проектов пришлось именно на госкомпанию. Занималась бы она ими, если бы оставалась все эти годы «большой» компанией, или нет? Вопрос непростой, и однозначного ответа на него, наверное, нет.
«Лукойл» хотя и вырос по сравнению с 1993 годом, но по отношению к 2003 году несколько потерял свой вес в российской добыче (13,8, 18,8 и 16,3% соответственно). «Сургутнефтегаз» в последнее десятилетие перестал быть лидером физического роста, но свои позиции практически сохранил.
Роль ЮКОСа в большой нефтяной четверке занял «Газпром», но опять-таки произошло это за счет поглощений. Среди итогов первых 20 лет можно отметить и существенно возросшую роль «прочих производителей, включая СРП». В эту категорию попадают «Татнефть» и «Башнефть», успешно пережившие бурное двадцатилетие, так и не став объектами поглощения.
К ним добавилась «Русснефть». Эта компания сумела не только собрать никому больше не нужные остатки большого нефтяного пирога, но и дополнила их разбросанными по стране малыми нефтяными компаниями. И, конечно, соглашения о разделе продукции, роль которых в добыче нефти в России за эти годы заметно выросла.
Более 20% роста добычи нефти с выходом на рекордный объем, два тяжело пережитых кризиса, несколько волн приватизации и как минимум две волны до и после приватизационных переделов. Таковы краткие итоги первых 20 лет работы современной российской нефтяной отрасли. В другом персональном составе, но к свою юбилею отрасль подошла в конфигурации, очень напоминающей задуманную, но не реализованную в соответствии с указом № 1403 от 17 ноября 1992 года.
Анатолий Ходоровский
