Вирус перемен

Чулково с 80 жителями — и не деревня вовсе, ее нет ни в каких административных реестрах. Это «географический объект». Вверх по Енисею на 1065 км — Красноярск, вниз на 383 км — Туруханск. Месяц назад вопрос об объекте, существующем полвека, вынесли на сессию Туруханского райсовета, решено присвоить ему имя и образовать территориальную единицу, но окончательное слово за Заксобранием Красноярского края.

Итак, представьте: Крайний Север. Дорог, сотовой связи, телевизоров нет, как нет администрации, депутатов, и все — сами, натуральное хозяйство. Скажем, лед для питья и приготовления пищи здесь сейчас заготавливают так: вырубают/выпиливают громадные кубы и на яр затаскивают крючьями. Такое ЖКХ.

Одно роднит с современниками на Большой земле: есть школа, четыре класса. Детей полно — семьи большие, живут тут старообрядцы-беспоповцы часовенного согласия. И вот школу, предотвращая распространение коронавируса, закрыли раньше, чем где бы то ни было в России. С 17 марта. Как и другие школы Красноярского края. В том числе в столь же отдаленных от мира деревнях — по указу губернатора.

Отсюда особо не наездишься: зимой по Енисею — на снегоходе, летом — на лодке. Вертолет — по заявлению. Долететь до Туруханска дороже, чем из Красноярска до Москвы. Навигация — с середины июня до начала октября, билеты до Красноярска — как на океанский круизный лайнер. Но закрывают школы именно в Чулкове, Безымянке, Ярцеве и т.д. А в Москве школы работали еще всю неделю, уйдя на каникулы только с субботы, 21 марта.

В апреле детей начнут учить дистанционно. А в Чулкове? Снегирями и свиристелями отправлять задания и получать ответы? Так тех надо сначала обучить, тут не только интернет, голуби даже не водятся.

Россия — большая, люди в ней живут очень по-разному. Коронавирус со всей очевидностью обнажает сейчас то, о чем говорится все путинские годы, да что там — всю историю существования российского государства: излишняя централизация власти вредит стране.

как абсолютно не в жилу все те новые поправки, что предлагаются для укрепления унитарного характера РФ.

Казалось бы, все должно быть наоборот: на войне, в операционной, в любой экстремальной ситуации объективно требуется единоначалие. Но если тот, на кого все замыкается, занят отправкой самолетов с помощью тем, про кого нам вчера рассказывали как про врагов, самое время регионам пытаться выживать поодиночке.

Получается у них по-разному. На столицу впервые за долгие годы в регионах смотрят с болью и сожалением. Очевидно, по ней будет нанесен основной удар. И скученность, и миграционные потоки, и активность передвижения горожан, и метро — казалось бы, тон в превентивных мерах как раз должна задавать самодостаточная Москва. Но нет. Смотрите сами.

Первые существенные ограничения — в указах Собянина и Усса от 16 марта. Но мало того что Усс сделал это на несколько часов раньше, так он еще и закрыл школы, учреждения допобразования, колледжи и университеты уже со следующего дня, с 17 марта, а Собянин — лишь через четыре дня!

Да, Усс закрыл и школу в Чулкове. Но это именно к вопросу об излишней централизации управления и невозможности муниципалитетов решать, в какой цвет ему покрасить лавочки. Как федеральный центр отбирает деньги и полномочия у Красноярска, так и Красноярск — у Туруханска.

Усс первым 25 марта заговорил о необходимости ограничить и внутренние передвижения (краевое ГУ МВД тут же взяло под козырек, заявив населению «о необходимости минимизировать выезды»). Собянин — позже («У многих возникнет в эти дни желание приехать в Москву, чтобы погулять. Увеличится поток туристов, которые приедут из ближайших регионов и городов. Так вот, в Москве в это время будет нечего делать!»). А сокращать выезд общественного транспорта на линии внутри Красноярска начали за несколько дней до этого. Мера спорная, но сейчас — не о ее эффективности, а о том, что Москва начала хоть что-то предпринимать для сокращения пассажиропотока в метро намного позже.

Красноярск первым начал жесткие проверки выполнения карантинных мер, с ходу выписав 190 протоколов тем, кто, обязанный самоизолироваться, выходил погулять с собачкой или вынести мусор. Здесь в супермаркетах первыми сделали разметку на полах, чтобы покупатели соблюдали дистанцию, начали оборачивать выпечку в защитную пленку, обрабатывать каждые два часа все поверхности. Обрабатывать подъезды жилых домов, все дверные ручки в городе и т.д.

И наделавшее шума справедливое замечание Собянина о том, что официальная статистика по заболевшим COVID-19 занижена, сделано тоже уже после того, как об этом сказал красноярский губернатор («Мы должны отдавать себе отчет, что реальное количество заболевших в Красноярском крае больше, чем подтвержденных диагнозов»).

Компетенция глав регионов в ограничении прав и свобод граждан строго очерчена и не так уж велика. Но, так заведено, есть негласные и закулисные формы работы, когда, например, в Красноярске в частное заведение, продолжающее собирать массы, приходят и объясняют, что такое рекомендация губернатора.

Дело не в том, что у нас почвенная Россия и либеральная Москва, с трудом переживающая любые покушения на свои свободы. Есть города куда вольнолюбивее Москвы (и их немало: Владивосток, Екатеринбург, тот же Красноярск), дело в другом.

Хорошо, что хоть это уже поправили (в Красноярске такие доплаборатории начали запускать 24 марта — правда, практика официального подтверждения диагноза исключительно в Новосибирске сохраняется).

Да, Красноярску сам бог велел перестраховаться: провинция Хубэй, ее столица Ухань, откуда все началось, — одни из самых промышленно-грязных. Как и Красноярский край, традиционный российский лидер в выбросах в атмосферу грязи, и сам Красноярск, периодически возглавляющий топ городов мира с самым грязным воздухом. Поскольку это оборачивается легочными болезнями, в крае немало аппаратов ИВЛ (706, в последние дни докуплен еще 31). Их больше, например, чем в Санкт-Петербурге. И в 2,5 раза больше, чем в целом в Италии. Во всяком случае, так заявляет губернатор. В Питере — 5,4 млн жителей, в Италии — 60, в крае — 2,9.

Красноярским врачам, задействованным в лечении зараженных коронавирусом (пока их восемь, а под наблюдением — восемь тысяч), поднимут зарплату на 30–50 тысяч рублей (в зависимости от категории). Четыре красноярских предприятия начали шить маски. Их пока в продаже нет, но власти обещают нарастить выпуск до 10 тысяч в день.

Регионы бы много чего еще сделали сами, но почти все решать не им — федцентру. А оттуда они слышат о каком-то голосовании за поправки, о роспуске страны на неделю, о налогах, дивидендах, еще о чем-то, не имеющем отношения к текущему моменту — к врачам, больницам, карантину, самоизоляции, аппаратам ИВЛ.

При чем здесь налоги, отсрочки по ним, банкротства? Какая помощь бизнесу, да и зачем, если помогать надо врачам? У меня знакомый с ежемесячным доходом в два миллиона рублей — по упрощенке он как индивидуальный предприниматель платит налог всего лишь 6%. Бедняки, в том числе провинциальные медики, особенно если у них дети, со своих зарплат платят 13%, а он — 6%. Где еще, в какой стране мира возможна столь низкая ставка — это не я спрашиваю, это он спрашивает и итожит: Путина я как поддерживал, так и буду.

Но говорить об этом и вообще о бизнесе — не время. В конце концов, бизнес предполагает риск, а для страны закрытие цветочных киосков или ресторанов на время — это не совсем равнозначно жизням тех, кто пока жив, но в ком уже сейчас растет смерть. При чем здесь деньги?

Или все уже больше ни про что не способны даже и говорить, и думать? И боремся так, как умеем, и с той напастью, которую можем опознать?

Бизнесу, кстати, совсем не то нужно. Еще про Чулково — надо закольцевать.

В деревне на днях разделили по домохозяйствам последний мешок муки. Староверы сдали две тонны мяса муниципальному казенному предприятию Туруханского района «Надежда» 5 октября прошлого года, но 700 тысяч рублей за него не получили до сих пор. Не смогли закупить крупы, муку, патроны, ГСМ ни в конце навигации, ни по зимнику. Руководитель красноярской общественной организации Ольга Суворова:

Ее обращение в ГУ МВД переправили в район, там на февральской сессии депутаты постановили вопрос закрыть, но денег нет.

В суд? Поскольку деревни нет, то у сдавшего мясо С.Е. Москвичева нет и регистрации по месту жительства. Как ему подавать иск? Даже если исхитриться — ближайший суд за 400 км. Почтой отправить иск? Это ближе — 60 км. Но там негде оплатить пошлину. Это тоже за 400 км. Чтобы доехать куда-либо, снегоход надо заправить. Топлива — только на черный день. Зимники уже вот-вот поплывут, и до навигации (июня) Чулково будет отрезано от мира. Как жить?

Такая вот иллюстрация отношения власти к бизнесу и людям вообще. Донельзя наглядная.

ее предприятие. Так что, проблема не в налогах–отсрочках–преференциях–дотациях–донатах. А в самой сути вот этой власти, для которой людей нет, есть только деньги.

От Кремля, собственно, ничего другого и не ждали. А Москву жалко. Но она вокруг него — а это, видимо, заразно.