Елена Батурина рада, что ее совесть чиста

Елена Батурина, недавно продавшая компанию «Интеко» Микаилу Шишханову, интервью дает в Лондоне. Она рассказывает, что живет сейчас на две страны – Англию и Австрию. В Лондоне ее дочери учатся в университете, а в Вене ее штаб-квартира. На вопрос, хочет ли она вернуться в Россию, одна из некогда самых могущественных предпринимательниц страны говорит, что стремится в Москву, но пока ее дом там, где ее дети. О том, чем она сейчас занимается, Елена Батурина рассказала в интервью «Ведомостям».

Когда я произносила эту фразу, в России был другой президент

– Несколько лет назад в интервью «Ведомостям» вы говорили: «Если мы говорим о законном государстве и живем в законном государстве, как декларирует наша власть, я не понимаю, какая может быть разница в том, будет мой муж мэром или нет». Ваша точка зрения изменилась?

– Да, я так считала. Пожалуй, не считаю так последний год. Но справедливости ради нужно сказать, что, когда я произносила эту фразу, в России был другой президент. Поэтому, может, и была права тогда, просто ситуация в стране поменялась (смеется).

– Вы хотели бы вернуться в Россию?

– Что вы подразумеваете?

– Жить в Москве, работать.

– Москва – мой родной город, но в последнее время она стала для меня в определенном смысле «душновата». Думаю, что и Юрию Михайловичу, который проводит почти все свое время в Москве, тяжело смотреть, как все там меняется и, по моему мнению, не всегда в лучшую сторону. Конечно, я люблю Москву и всегда буду стремиться в этот город. Но при этом надо понимать, что у меня есть дочери, а там, где дети, и будет мой дом. Абсолютно очевидно, что в ближайшие пять лет я буду большую часть времени проводить в Европе вместе со своими дочерями. Они начали учиться в Лондоне в силу форс-мажорных обстоятельств. Они ведь раньше учились в МГУ. Нам пришлось отправить дочерей в Англию, что было довольно болезненно для них.

– Почему приняли такое решение?

– Была реальная угроза их безопасности.

– В чем это выражалось?

– По сути, меня об этом предупредили сотрудники спецслужб. Неофициально, но все же. Начали разыгрывать и эту карту.

– Вы живете в Лондоне?

– Здесь я достаточно часто бываю, но в основном живу в Австрии.

– Планируете ли вы просить политического убежища в Европе?

– Даже когда год назад на меня был сильный прессинг со стороны государства, я не стала просить политического убежища. Зачем мне это нужно сейчас? Я не собираюсь принимать участие в нечистоплотных политических играх, даже если государство преследует меня по политическим причинам. Это мне неинтересно. Мне интересно заниматься бизнесом.

– Хотите сказать, что ваш отказ приезжать в Россию не связан с политическими событиями?

– Хотела бы так сказать, но не могу. Конечно же, во-первых, я опасаюсь, что меня могут использовать как элемент давления на мужа. То есть, очевидно, люди, организовывающие травлю Юрия Михайловича, понимают, что я его слабое звено. И он гораздо больше дорожит тем, что будет со мной и детьми, чем тем, что будет с ним. Это же надо так не знать Юрия Михайловича, который в течение 20 лет был у всех на глазах, чтобы не понимать: чем больше на него давишь, тем больше он упирается. Во-вторых, приезжать нет особой необходимости.

– По-моему, это психология любого мужчины.

– Разные бывают мужчины. Некоторые предпочитают сдать власть без боя.

– А в чем, по-вашему, смысл давления на Лужкова?

– Видимо, хотят его «заткнуть».

– А со стороны Лужкова не правильнее перестать критиковать способности президента?

– Почему, если он так считает? И не только он один. Почитайте прессу – об этом пишут и на Западе. Так, судя по всему, считает и [Алексей] Кудрин. Таких много, только досталось одному Лужкову.

– Почему? Кудрин тоже лишился поста. Почему Лужкову вдруг вздумалось высказать свое мнение о президенте?

– Потому что он так считает.

– Почему он об этом не сказал, например, когда сам просился в отставку?

– Надо вспомнить, что непростая ситуация у них возникла примерно через полгода после того, как [Дмитрия] Медведева утвердили в должности президента России. Помните, когда Владимир Познер спросил в эфире у Лужкова, что он считает правильным для Москвы: если мэра выбирают москвичи или назначает президент? Лужков сказал, что было бы правильней, если бы мэра выбирали москвичи. Сразу после этого Медведев заявил, что, если кому-то не нравится нынешняя система, он может уйти в отставку. Лужков собрал семью, сообщил, что уходит в отставку, написал заявление и пошел к Медведеву. На что Медведев сказал, что это к Лужкову не относится и он им доволен. Отставку не принял. Подтверждением слов президента стала и благодарность за работу, присланная им Лужкову незадолго до того, как он вдруг «утратил доверие».

– Насколько тяжело отставку переносил Юрий Михайлович?

– Не могу сказать, что тяжело. Если человек уверен, что он прав, то все, что вокруг происходит, не влияет на внутреннее состояние. А Юрий Михайлович уверен в своей правоте. Правда – это такая субстанция, которая даже с контролируемым и непредсказуемым прошлым все равно становится очевидной.

– Когда отправляли в отставку с формулировкой «в связи с утратой доверия», вам-то было понятно, что она означает?

– Мне и сейчас это непонятно. Я считаю, что убирать чиновников «в связи с утратой доверия» – это возврат к сталинской эпохе. Задумайтесь, что это по сути означает: если следственные органы и суд не нашли никакой вины, тогда президент отправляет в отставку «в связи с утратой доверия». Получается, что президент поставил себя выше суда и следственных органов. По-моему, это развитие худших традиций сталинских времен. Я уверена, что [руководитель администрации президента Сергей] Нарышкин лукавил, когда говорил, что причина отставки – коррупция и неэффективное управление городом. Что может быть смешнее – если уж Лужков неэффективно управлял, то кто же тогда в стране эффективный управленец? У Москвы были наилучшие показатели социально-экономического развития: рост зарплат, социальных выплат, снижение уровня безработицы, повышение уровня жизни.

– Вы думаете, при нынешней власти эти показатели ухудшились?

– Могу судить об этом по тому, что пишут в прессе и публикуемой статистике.

– Почему Лужков решил приехать в Москву на допрос? Ведь были риски, что посадят.

– А вы можете себе представить ситуацию, когда он бы не вернулся? Еще год назад мы с ним обсуждали, что могут и дела сфальсифицировать. Он и тогда говорил: «Если надо доказать правоту, то я сяду». Он из тех людей, которые могут изменить мир вокруг себя, но их самих изменить невозможно.

– Насколько изменился ваш круг общения?

– Народу, конечно, вокруг стало меньше. Раньше положение обязывало общаться с большим количеством людей. Думаю, что сейчас вся шелуха отпала. Близкие друзья остались. Не могу сказать, что кто-то из окружения удивил настолько, что я была поражена.

– А Владимир Ресин, который считался другом?

– Никогда не был близким другом.

– Не планирует ли Юрий Михайлович заняться политикой?

– Этот вопрос лучше адресовать ему.

– Что вы думаете о том, в чем больше всего обвиняют Лужкова: мало внимания дорогам, переуплотненность города?

– Если Лужков мало внимания уделял дорогам, то с таким же успехом можно говорить о том, что сейчас эту проблему просто не видят. Потому что, если не брать пресловутую плитку, разговоры о том, что на ремонт дорог было выделено в два раза больше средств, насколько я знаю, не воплотились на практике в два раза большее количество отремонтированных дорог.

– А проблема переуплотненности?

– Конечно, эта проблема существует. Недаром ведь Юрий Михайлович еще в 2008 г. предлагал руководству страны создать города-спутники вокруг Москвы, чтобы «рассредоточить» существующий центр притяжения. Я также развивала эту идею, в том числе в своих интервью в прессе.

– Какие были ответы?

– Был отклик от губернатора Бориса Громова. На бланке губернатора он написал письмо на имя Лужкова, в котором с возмущением заявлял, что считает недопустимым, что жена мэра Москвы высказывается в СМИ по этому вопросу. Лужков ответил, что вообще-то Батурина – самостоятельная личность и может говорить то, что считает нужным; при этом, если жена Громова выступит за объединение Москвы и области или против, он претензий иметь не будет.

– Раз вы специалист в этом вопросе, что думаете про расширение Москвы?

– Мне показалось, что кусок земли, который выделен под расширение Москвы, выбран по следующему принципу: кто-то из экспертов сказал, что в этом направлении находится одна из самых дорогих земель в Подмосковье, и именно поэтому ее и выделили.

– Власти объясняют, что это самая малонаселенная часть области.

– Для чего городу нужна земля? Для того, чтобы «разуплотнить» центр города. Если на всей присоединяемой территории живет всего 250 000 человек, это означает, что там расположен большой природный комплекс. Получается, что власти Москвы хотят уничтожить зеленые легкие Москвы и построить там жилье?

– Почему? Там много сельхозугодий, которые принадлежат разным структурам: «Масштабу», «Абсолюту»...

– Земли «Масштаба» прилегают к МКАД и Бутову. Расширение Москвы только вдоль МКАД не решит проблему. Необходимо создавать центры притяжения на определенном расстоянии от города, иначе существующая транспортная сеть не сможет все переварить. Сейчас есть определенный поток, который сформирован в сторону юга и юго-запада. Если на эту же инфраструктуру посадить новое жилье, то получится очередной транспортный коллапс. Нужно строить новые магистрали, а не просто реконструировать имеющиеся.

– Что думаете про то, что МФЦ разместится в Рублево-Архангельском?

– Сложно объяснить, с какой стати в зоне элитной коттеджной застройки возникает финансовый центр – в том месте, где, по-моему, уже сейчас критическая нагрузка на транспортную инфраструктуру.

Костин сказал, что компания стоит дорого, но он дает нам то, что можно назвать «три копейки»

– Чем занимаетесь в последнее время?

– Занята завершением сделки по продаже «Интеко»; систематизирую свои активы, которые в том числе находятся за рубежом. Можно сказать, что занимаюсь тем же самым, что и раньше, но с меньшей интенсивностью: инвестиции, девелопмент, благотворительность, семья. Причем хочу подчеркнуть, что перечислила все свои дела по мере возрастания их важности для меня.

– Почему решили продать «Интеко», ведь это дело всей вашей жизни?

– Безусловно! Вот как вы считаете, что такое «Интеко»?

– Хорошая компания.

– Тогда другой вопрос: из чего состоит хорошая компания?

– Из профессиональных людей в первую очередь.

– Правильно, и из набора проектов, которые эти люди сформировали. Я продаю «Интеко» – продаю тот набор проектов, которые мы, как жемчужинка к жемчужинке, подбирали, делая их наиболее ликвидными. Считайте, что под «шапкой» «Интеко» мы продаем проекты, которые ранее создали. А многие люди, с которыми мы долго работали, остаются со мной.

– Хотите сказать, что команда не переходит работать с «Интеко» к новому владельцу?

– Далеко не вся.

– Чем же ваша команда будет заниматься?

– Тем же, чем и занималась до этого: у нас есть проекты в области инвестиций и девелопмента в Европе и России. И невероятное количество предложений, чем заняться, – и в Америке, и в Европе.

– Олег Солощанский, который сейчас возглавляет компанию, с кем останется?

– Этот вопрос лучше ему адресовать.

– А ваш заместитель Константин Эдель?

– Он руководит моим австрийским офисом.

– Почему компания продана именно Микаилу Шишханову? Насколько известно, претендентов было много.

– Кроме него, никто не предложил приближенную к рыночной стоимости цену.

– Можете ее назвать?

– Нет, так как обременена обязательствами о неразглашении деталей сделки.

– Какова роль Сбербанка в сделке?

– Один из покупателей моей компании – ООО «Сбербанк инвестиции», которое является дочерней компанией Сбербанка России.

– Есть информация, что на самом деле конечным приобретателем вашего бизнеса является Сбербанк. Что про это скажете?

– Основной пакет акций приобретает Микаил Шишханов – и, думаю, он и есть конечный приобретатель.

– Как вы считаете, он в состоянии компанию сохранить?

– Почему нет-то? Он отличный профессионал, давно занимается строительством и девелопментом. По сути, он покупает у нас очень хорошие проекты и технологию, которая была одной из лучших в отрасли. Кроме того, специалисты среднего звена останутся в компании.

– Все люди, более-менее осведомленные о ваших взаимоотношениях с банком ВТБ, которому вместе с Банком Москвы «Интеко» была должна около 20 млрд руб., ожидали, что банк поглотит компанию, дождавшись дефолта по выплате долгов. Известно, что на переговоры с вами в Вену даже ездил глава ВТБ Андрей Костин. Зачем он приезжал? Делал предложение?

– Да, приезжал. С адвокатом Дмитрием Якубовским и предпринимателем Василием Анисимовым. Насколько я понимаю, у Костина изначально были планы, чтобы Якубовский «фронтировал» эту сделку, с тем чтобы ВТБ не было видно. Он очень хотел приобрести компанию. Предлагал даже купить компанию через Юсуфова – того самого, который, по сути, завладел Банком Москвы.

– А в чем заключалась роль Анисимова?

– Думаю, стоит этот вопрос задать Анисимову. Я не получала от него четкого ответа.

– Почему же сделка не состоялась?

– Мы сначала пытались договориться о рыночной стоимости этой сделки, для того чтобы понять, что это за актив, ВТБ «заходил» в компанию и изучал наши проекты. Но когда due diligence был закончен, Костин пришел и сказал, что компания стоит дорого, но он дает нам то, что можно назвать «три копейки».

– Он объяснял, почему дает «три копейки»?

– Да – политической ситуацией вокруг компании. Костин говорил, что все действия мэрии по отмене проектов компании будут продолжены.

– А зачем ВТБ нужна была компания?

– Это мне очевидно. ВТБ нужно было получить нашу компанию, так как он был одним из тех банков, у которого качество отдельных заемщиков оказалось очень низким. Это показал кризис 2008 г., когда у ВТБ образовался разрыв между выданными деньгами и имеющимися активами. Закрыть эту дыру можно было, взяв за «три копейки» реально дорогой актив. При переоценке одно могло бы уравновесить другое. ВТБ в этом был очень заинтересован. Но, как видите, они, судя по всему, нашли другой путь – купили Банк Москвы.

– Но с этой покупкой у ВТБ не все гладко.

– Я не исключаю, что деньги, которые они получили от государства – 295 млрд руб. – на санацию Банка Москвы, пошли, по сути, на санацию ВТБ.

– Почему вы так считаете?

– Вы можете себе представить, что при тех регуляторах, которые существуют в нашей системе, Банк Москвы мог накопить такую дыру в $10 млрд – и никто об этом не знал?! Это абсурдная ситуация!

– Премьер-министр России даже пожурил главу банка ВТБ за просчеты в покупке Банка Москвы.

– Он пожурил... Но пожурить и наказать – это разные вещи. То есть у всех на глазах из государственного бюджета под странным предлогом были получены деньги – и все это проглотили. Недавно прочитала интервью Бородина в вашей газете. Он приводит интересный пример: одной из компаний Банку Москвы был возвращен кредит в размере $400 млн. Упоминалось, что это один из тех кредитов, считавшихся проблемными, на которые государство выделило деньги в рамках санации Банка Москвы. Получается, что деньги на санацию Банка Москвы были выделены необоснованно. Как минимум $400 млн должны были быть сразу возвращены государству и налогоплательщикам. Однако об этом ничего не слышно.

– Правда ли, что в какой-то момент «Интеко» перестала обслуживать долг перед ВТБ? Банк даже подавал иск в суд.

– Неправда. Я связываю это с тем, что в тот момент мы хорошо продвинулись в переговорах с Микаилом Шишхановым. И этот иск оцениваю как очередную попытку давления на компанию. Именно тогда и была на рынок вброшена информация о якобы просроченной задолженности.

– Как вы думаете, останься компания у вас, какая судьба ее бы ожидала?

– Этот вопрос необходимо рассматривать с двух сторон. Я считаю, что в плане профессионализма у нас была сильнейшая команда на рынке. Благодаря этому компания сегодня могла бы развиваться и процветать. Тем более что из-за ограничений на строительство в Москве стоимость квадратного метра сейчас просто на взлете. Однако с учетом политической ситуации мне бы не дали работать. Это, собственно, и стало основной причиной того, что я продала «Интеко».

Мы продали компанию в разы дешевле, чем она стоила раньше

– Как чувствовала себя «Интеко» после смены столичного руководства?

– Неуютно, поскольку взаимоотношениям между нами и новой командой был придан политический окрас. Помните, например, историю с неоплаченным детским садом, который мы построили в Поповом проезде? Наши расходы на его возведение были проверены и подтверждены самой мэрией, однако компенсация этих расходов чиновниками до сих пор не произведена.

– Почему это произошло?

– Логического объяснения не найти. Но на суде звучали реплики, что взять и заплатить Батуриной – это политически неграмотно! Можете себе такое представить?

– Суд какое решение принял?

– Пока в пользу мэрии. Интересная ситуация. Свой отказ платить чиновники мотивируют тем, что якобы еще не завершен жилой дом рядом с этим детсадом, строительство которого вместе с детсадом предусмотрено единым инвестконтрактом с городом. Но любой может убедиться, что дом построен и в нем живут люди, у которых оформлены свидетельства о собственности. В итоге – либо чиновники обманывают суд, предоставляя ему недостоверные сведения, и они должны понести за это наказание, либо суд действует заодно с чиновниками?! Судебный процесс еще продолжается, а полностью готовый детсад пустует.

– А при Лужкове суды не действовали заодно с чиновниками?

– Думаю, определенным кругам было выгодно создать иллюзию, что суды действовали по указке Лужкова. Лужков – умный человек, он подавал в суды только тогда, когда был точно уверен, что он их выиграет по причине того, что прав.

– Вы рассказывали, что сразу после отставки мэра в компанию ринулись проверяющие органы. Вы этого ожидали?

– Бог с ними, с проверками, – мы к ним были готовы, нас и раньше всегда проверяли больше, чем других, за все годы существования компании. Нас гораздо больше затронуло то, что начали отменять уже заключенные инвестконтракты. Это вредно не только для нас, но и для всего города. Мало того, еще и противозаконно.

– Почему?

– Если инвестконтракт, даже если он не устраивает нынешнюю власть, был заключен законно, власть должна его исполнять. Власть не может менять правила игры, когда ей захочется, – тогда уже начинается безвластие, анархия. Ни один человек, и особенно государственный служащий, не имеет права нарушать государственные законы. Это невероятно опасно: когда общество видит, что государственные чиновники себе в угоду позволяют менять законы, это развращает общество.

– «Интеко» многих проектов лишилась?

– Процентов 20 от того, что мы планировали запускать в ближайшие годы. В основном проектов жилых и многофункциональных комплексов.

– Какие это проекты?

– Достаточно упомянуть многофункциональный комплекс «Космо-парк», который в нашем портфеле оценивался в $1,5 млрд. Было также отменено строительство в районе Дмитровского шоссе, где планировалось возвести порядка 225 000 кв. м жилья.

– Сколько компания могла стоить до отставки Юрия Лужкова и насколько эта цена отличается от той, за которую вы ее продали?

– Мы продали компанию по рыночной на сегодня цене. Но в разы дешевле, чем она стоила раньше. И дело даже не в том, что из компании были изъяты проекты и поэтому ее стоимость снизилась. Главное – у нас была стройная система запуска этих самых проектов: один следовал за другим таким образом, чтобы не было разрывов в финансировании и загрузке производственных мощностей. Когда мы лишились части проектов, то нарушилась четкая система. Чем всегда опасен бизнес, который строится на длительную перспективу? Именно вот такими форс-мажорами. В связи с этим стоимость компании сократилась существеннее, чем стоят те проекты, которые были изъяты.

– Почему проекты были отменены?

– Вот бы у нового руководства города это выяснить! Если говорить о проекте «Космо-парк», то это земли ТД «Сетуньская», которой я владею. На часть этих земель претендует МИД, якобы в соответствии с указом президента от 1993 г. А то, что эти претензии незаконны, было понятно даже Росимуществу, которое в 2004 г. отказалось от своих требований. Да и сейчас, в 2011 г., суд признал незаконными почему-то вновь возникшие претензии Росимущества, подтвердив мои права на этот участок земли.

– Почему их требования вы считаете незаконными?

– Это не только я считаю, но и суд. В указе Бориса Ельцина «О вопросах размещения иностранных представительств», изданном в 1993 г., никаких конкретных границ резервируемых для посольств участков не указывалось. К тому же приобретенный мною в 2003 г. участок еще до этого указа находился в частной собственности у АОЗТ «Матвеевское». А сам факт резервирования земель для государственных нужд не отменяет имеющееся право частной собственности на них. Есть установленные законом процедуры получения таких участков государством, например выкуп, которые не были использованы. Кроме того, само резервирование имеет определенный срок, который с 1993 г. истек.

– Недавно столичное правительство изменило разрешенное использование участка – теперь его можно использовать лишь под сельское хозяйство.

– Почему никто не предупредил президента, что чиновники самовольно и незаконно, без согласия собственника, изменили назначение этих земель: вместо «под строительство» на «сельскохозяйственную деятельность»? Теперь иски Росимущества, доказывавшего, что здесь должны быть посольства, стали вообще смешны. Сейчас этот участок в престижном районе Москвы благодаря чиновникам можно только под свинарники и огороды использовать. Вместо того чтобы выполнить поручения президента и выкупить землю у собственника для госнужд, чиновники, по сути, занимаются рэкетом. Получается, что у нас за нарушение закона ничего не бывает, если ты идешь в общем с государством русле?

– Собираетесь ли отстаивать свою позицию в российских судах до конца?

– Конечно.

– Хорошо, выиграете все суды с Росимуществом. Что будете с землей дальше делать?

– Ничего. Будем огороды разводить и ждать, ведь власть непостоянна. Одновременно будем доказывать очевидное – что перевод в «сельхозназначение» без согласия собственника был незаконным.

– Второй скандальный участок – это 58 га на западе Москвы, проданный компании «Премьер эстейт», которую прокредитовал Банк Москвы. Одна из основных претензий – завышенная стоимость участка. Оценщики – Colliers Int., ООО «Финансы – оценка – консалтинг» и компания «Стремление» – оценивали землю в 14–16 млрд руб. Можете на пальцах объяснить, почему земля так дорого стоила?

– А сколько должны стоить 58 га земли в собственности в центре столицы России? Если бы я реализовала свой проект на этой земле, то получила бы $1,5 млрд.

– Правда ли, что незадолго до сделки кадастровая стоимость участка была изменена?

– Да. Изменились требования кадастра, и ведомство само уточнило свою оценку, об этой процедуре собственник может даже не знать. Кстати, и кадастр оценил землю дороже, чем та сумма, за которую она была продана.

– Правда ли, что документ об изменении оценки подписывал мэр?

– Это абсурд. Потому что кадастровую оценку делает не региональная структура, а федеральная.

– Почему была выбрана схема сделки с использованием банковского кредита на «пустую» компанию, почему нельзя было напрямую продать землю будущим собственникам?

– Надо понимать, что в залоге у банка была не «пустая» компания, а реальная земля.

– Почему нельзя было землю оформить сразу на конечного покупателя?

– Понятия не имею – вопрос к покупателю.

– Почему вы сразу не назвали покупателя?

– В соответствии с условиями соглашения. Хотя на запросы журналистов сразу сообщила, что покупатель действует в интересах зарубежных инвесторов.

– Правда ли, что конечным покупателем выступил международный фонд Argo Capital Partners Fund? Знакомы ли вы с его основателем Андриасом Риалосом?

– Да, этот фонд выступил конечным покупателем, но с его основателем я не знакома.

– Знаете, что покупатель перестал обслуживать кредит в Банке Москвы?

– Насколько я знаю, эти сложности возникли не без помощи новых владельцев самого Банка Москвы. Возможно, ВТБ просто хочет забрать себе по дешевке этот кредит и залог по нему. Очередной неплохой вариант покрытия издержек.

– Приедете на допрос по этому делу?

– Есть установленный порядок направления вызовов на допрос, который известен следственным органам и должен быть соблюден. Если хотя бы это будет выполнено, то я, конечно, приеду на допрос. Таких вызовов мне еще никто не направлял.

– Говорили, что федеральную трассу Москва – Санкт-Петербург провели через Химкинский лес, потому что в Молжанинове у вас были участки, которые планировалось застраивать.

– Кроме пространных заявлений, опубликованных в СМИ как по указке одновременно, никаких конкретных обвинений в мой адрес не было. Любому очевидно, что такие обвинения были бы смешны. Во-первых, решение о направлении прохождения федеральной трассы принимают федеральные власти. По-вашему, я похожа на главу Минтранса? Во-вторых, совершенно очевидно, что наличие такой серьезной транспортной артерии только повышает инвестиционную привлекательность расположенных поблизости земельных участков. Кроме того, следует напомнить, что, когда этот планируемый проект наконец-то обрел конкретное направление через Химкинский лес, я уже вышла из проекта «Молжаниново». Причиной моего решения стало то, что в течение нескольких лет мы так и не смогли выйти на стройплощадку, потому что город так и не выполнил установленные инвестконтрактом обязательства. Кстати, деньги, вложенные в разработку проекта на этой территории, компании так и не возвращены, идут суды.

– Вы говорили, что «Интеко» достаточно спокойно пережила кризис.

– Да, это правда.

– Почему тогда компания оказалась настолько закредитованной в тот момент, долги превышали $1 млрд?

– Нет, не превышали. Хотя и $1 млрд для нас – это тот кредитный портфель, который позволяет нормально себя чувствовать и развиваться дальше.

– Правда, что компания значительно сократила кредитный портфель в Сбербанке?

– Да, в том числе за счет продажи Верхнебаканского цементного завода.

– Почему Лев Кветной, купивший Верхнебаканский цементный завод, не приобрел находящийся рядом «Атакайцемент»?

– Наверное, Лев Кветной считает, что ему нужен только один завод. Я, может быть, купила бы два, чтобы не оставлять рядом конкурентов.

– Но это маленькое предприятие – когда еще оно станет конкурентоспособным?

– Вы помните, когда мы были вторыми по величине производителями цемента в России?

– Конечно, тогда, конкурируя друг с другом, вы несколько лет не давали цементу дорожать.

– «Евроцемент» пытался меня выжить, не понимая, что я могу себе позволить держать такую цену, так как у меня есть и другой источник доходов – девелоперский бизнес. Поэтому, поверьте мне, при правильной диспозиции предприятия всегда можно быть занозой для конкурентов (смеется).

– Вы продолжаете следить за тем, что происходит на цементном рынке? В частности, с «Евроцемент груп»?

– Может быть, не столь внимательно, как в то время, когда мы создавали пул цементных заводов. В целом складывается страшная ситуация – в течение 20 лет в России не запускались новые производства. А что это значит? Люди, которые раньше запускали заводы, уже ушли на пенсию. Молодых никто не научил. Кроме нефтехимической отрасли, почти нигде нет специалистов, которые могут создавать новые производства.

– Чем это грозит?

– Помните долгострои в конце 1980-х по всей стране? То же самое, по сути, происходит и с заводами.

– Правда ли, что на самом деле Русский земельный банк по-прежнему принадлежит вам?

– Это не так. Банк продан и принадлежит его менеджменту. Надо понимать, что это не самый крупный банк в России. Он был создан в начале 1990-х гг., а через некоторое время приобретен мною. В свое время он был нужен для осуществления финансовых потоков в моей группе компаний. Играл роль расчетно-финансового центра. Сейчас это классический коммерческий банк.

– Нефтехимический бизнес?

– Продала двоюродному брату Игорю Варданяну.

– Почему судитесь с ним?

– Он по-братски в какой-то момент решил не заплатить, а я напомнила, что деньги надо платить. Не волнуйтесь, мы с ним найдем общий язык.

– Недавно задержали вашего брата Виктора. Что думаете про эту историю?

– Все комментарии по этому поводу я уже давала. С ним я не общаюсь.

– Что с проектом по строительству домостроительных комбинатов?

– Видимо, после отставки Лужкова ВЭБ решил, что предлагаемый нами проект по строительству нескольких ДСК стране пока не нужен. Наверное, со строительством доступного жилья в России все стало в порядке (смеется). Хотя до этого ВЭБ был настроен финансировать этот проект.

Пробую работать в других сферах – телекоммуникации и даже современное искусство

– Какие проекты остаются у вас?

– ТД «Сетуньская», цементный завод в Краснодарском крае, ряд месторождений под цементные производства, сельскохозяйственное предприятие в Калининграде, которое в том числе занимается разведением лошадей, зарубежные проекты.

– Какие новые проекты начинаете?

– Новые проекты в сфере недвижимости и девелопмента. В настоящее время с европейскими инвесторами мы формируем фонд недвижимости, в дальнейшем будем последовательно его развивать и управлять им. К участию в создании фонда привлекается частный капитал серьезных семей Европы. Реализация проектов планируется в различных странах мира, в числе которых Германия, Дания, Норвегия, Чехия, Словакия, Хорватия, Ирландия. Сейчас мы активно отбираем интересные с коммерческой точки зрения проекты: офисы, гостиницы и жилье – конечно, это не массовая застройка. Например, офис в центре Копенгагена. К моменту завершения формирования фонда, которое планируется к весне будущего года, у нас под управлением будут активы стоимостью порядка 500 млн фунтов стерлингов.

– А что с вашими другими зарубежными проектами?

– Сейчас принимается решение о судьбе созданного нами бизнес-центра «Москва» в столице Казахстана Астане: либо этот объект будет реализован целиком, либо мы оставим за собой управление гостиницей, входящей в его состав. К сожалению, несколько сдвинулись сроки реализации проекта туристического и жилого комплекса Paradise Golf в Марокко. Это связано с тем, что в настоящее время на данной местности осуществляется строительство скоростной магистрали. После завершения этой масштабной стройки, запланированного к весне будущего года, мы продолжим реализацию нашего проекта. А вот апарт-отель Quisisana в чешских Карловых Варах уже полностью готов. И откроет свои двери к началу высокого сезона – в мае будущего года. Но, конечно же, у меня нагрузка совсем другая по сравнению с той, что была в «Интеко».

– Разница в условиях работы в России и за рубежом чувствуется?

– Мне здесь очень приятно работать. Все, с кем я ни сталкиваюсь здесь из предпринимательской среды, и помощь оказывают, и подсказывают.

– Эта среда состоит из российских бизнесменов?

– Нет, я говорю о европейском бизнесе.

– Они вас хорошо знают?

– Годы моей предпринимательской деятельности и публичность, связанная со статусом супруги мэра российской столицы, не прошли даром.

– С российскими бизнесменами общаетесь?

– Нет. Да и необходимости какой-то в этом нет.

– В каких банках кредитуетесь для бизнеса?

– BSGV, Barclays, Raiffeisen, использую собственные средства.

– Насколько у них условия лучше, чем в российских банках?

– Намного. Ставка, например, в среднем LIBOR + 2,5%. Интересно, накануне кризиса в 2007 г. мы пытались перекредитоваться в зарубежных банках. Удивительная ситуация – они говорили, что не могут нас прокредитовать, потому что мы российская компания. Такое ощущение, что весь российский бизнес финансируется через офшоры. Понятна причина: наше законодательство не позволяет истребовать в безакцептном порядке кредиты назад, это можно сделать только через суд. Но я все-таки тогда офшор не захотела создавать – это не соответствовало нашему стилю работы.

– А сейчас зарегистрирована зарубежная компания? Как называется?

– Inteco.

– А Шишханов не против?

– Нет, мы договорились, что бренд останется за мной.

– Не было мыслей поменять сферу деятельности в бизнесе?

– Конечно, я пробую работать также и в других сферах – это и телекоммуникации, и даже современное искусство. Это пока только первые шаги – получится или нет, время покажет.

– Следите за московским рынком недвижимости?

– Знаю, что драматически сократилось количество вводимого жилья. Инвестиционная программа не выполняется в запланированном объеме. От этого сокращаются поступления в бюджет города и его возможности вести свои городские программы. Так что смена руководства обошлась очень дорого. Читала, что госдолг Москвы растет. Получается, что Москва из региона, который мог самостоятельно проводить свою политику, превращается в тот обычный дотационный регион, которому сверху во всем смогут указывать, что и как делать. И вот это изменить уже практически будет невозможно.

– Что скажете про строительный рынок страны в целом?

– Правила не меняются многие годы: если меньше строят в регионах, то быстрее цены растут в столице. Сейчас ситуация уникальная, поскольку в регионах строят очень мало. Кризис сильно подкосил отрасль, так как деньги в основном пошли в финансовую систему, а не в реальный сектор, плюс в Москве совершенно искусственно затормозили объемы строительства, поэтому сейчас цены на недвижимость растут довольно активно.

– Ваше мнение про приватизацию в Москве?

– Как вам продажа Гостиного двора за $150 млн, тогда как город вложил туда порядка $600 млн? Я бы еще поучаствовала в покупке «Националя» за 4,5 млрд руб. Тем более что у меня есть гостиничная сеть (смеется).

– Общаетесь ли с бывшим главой Банка Москвы Андреем Бородиным?

– Нет, и раньше особо часто не приходилось.

– Правда ли, что ваша семья является совладельцем GSM Russia Opportunities Fund, которому принадлежит пакет акций Банка Москвы?

– Это ложь. Хотелось бы мне знать – если я владею акциями Банка Москвы, то именно поэтому Банк Москвы давал мне всегда кредиты на 1–1,5% дороже, чем кредиты, которые я брала в других банках? Поэтому требовал личные поручительства под все кредиты, которые я брала? Видимо, Бородин считал это необходимым, чтобы его не обвиняли в преференциях в адрес жены мэра. Только в случае, если мы не могли найти более дешевые кредиты, обращались в Банк Москвы.

– В России подводятся итоги парламентских и предстоят президентские выборы. Что вы думаете о политической ситуации в стране?

– В своем мнении о выборах в парламент и президента я едина со всем народом России, который заранее уже знает результат.

– Что вы думаете про экономическую ситуацию в России?

– Я не считаю, что мы как-то лучше подготовились, чем другие страны, в случае если будет еще одна волна кризиса. Да мы и не могли подготовиться, так как не потеряли своей зависимости от сырья. Это означает, что если нефть опустится ниже определенных значений, то вся ситуация в стране пойдет по непредсказуемому сценарию. Я считаю, что не только ничего не было сделано, чтобы исправить ситуацию, но даже скорее она была усугублена. В 2008 г., когда значительные суммы денег не дошли до бизнеса, а осели в карманах финансистов, реальная экономика была угроблена.

– Можете сравнить наш опыт с опытом европейских стран, которые, кажется, также не вынесли никаких уроков?

– Я думаю, что в Европе политика просто победила экономику, когда в Евросоюз начали принимать новых членов. Евросоюз не выдержал, и устойчивость всей системы нарушилась.

– Вы начали благотворительностью заниматься?

– Почему начала? Я ею давно занималась, просто не афишировала и сейчас не афиширую.

– Чем занимается ваш фонд?

– Фонд называется «Ноосфера», работает с 2003 г. Занимаемся религиозной толерантностью. У меня в свое время возникла идея, что дети очень агрессивно реагируют на то, чего не знают. И если им в раннем возрасте объяснить, что это такое, то агрессивность не возникает, так как нет для этого почвы. Когда у меня была гимназия, то эту программу преподавали там. Сейчас реализуем наши программы во многих московских школах (их около 30), и это дает великолепные результаты. В День России проводим во Дворце пионеров праздник «День толерантности», где собирается порядка 5000–10 000 человек. Результаты видно по реакции детей, которые просят приходить и рассказывать еще.

– А куда делась ваша гимназия?

– Я подарила ее инноцентру «Сколково». Ее стоимость – порядка $70 млн. Расположена она за Николиной Горой на 7 га земли и включает в себя здание начальной школы, средней школы, детского сада, спортивного и культурного комплексов.

– Почему коллекцию фарфора решили подарить музею «Царицыно»?

– Считаю, что она там органично вписалась. У всех гостей музея есть возможность свободно любоваться этими предметами искусства. К тому же я больше увлекаюсь русским фарфором, а переданный в дар был в основном французским. Кстати, я начинаю новый проект, в который будет входить также представление в музеях разных стран мира коллекций предметов старинного русского искусства и современного.

– Недавно выиграли суд у газеты The Sunday Times, которая приписала вам владение особняком в Лондоне. Куда денете 15 000 фунтов, которые вам присудил суд?

– Ситуация с особняком – это пример очередной глупой лжи в прессе обо мне, с чем иногда приходится сталкиваться. Полученную компенсацию передам на развитие нашего проекта по воспитанию толерантности. Сейчас уже опробовали свою программу и в Лондоне, и в одной из школ Ливерпуля. Было принято на ура. Потому что везде есть одни и те же проблемы.

– Вы еще собираетесь организовать серию международных конференций. Что она будет собой представлять?

– Да, в январе планирую приступить к реализации нового глобального проекта BЕ-future, объединяющего все мои благотворительные инициативы. Приоритетным направлением станет создание пула конференций, посвященных глобальным проблемам в различных сферах жизни с участием творческих лидеров XXI в. А так как я занимаюсь девелоперским бизнесом и имею большой опыт сотрудничества с ведущими европейскими архитекторами, то большое внимание будет уделяться вопросам инноваций в архитектуре и искусстве. Все эти конференции будут посвящены определенным темам и приурочены к различным международным мероприятиям, посвященным инновациям – например, в урбанистике, промышленном дизайне, коммуникации. В России очень много талантливых людей, и я хочу помогать продвижению российской творческой мысли. Кроме того, планирую выделять гранты людям, вносящим вклад в мировой прогресс: студентам, исследователям.

– Где будут проходить конференции?

– BЕ-future будет адресован в первую очередь представителям творческих профессий, особенно тем, кому предстоит строить наше общее будущее, – молодежи. Мы обеспечим проведение мероприятий как можно в большем количестве городов, являющихся творческими центрами мира. Планирую создать более демократичную, доступную площадку общения для всех открытых новому, прогрессивных и просто любознательных людей. На 2012 г. запланировано несколько BЕ-future конференций, первая, скорее всего, состоится в Милане.

– Наверное, недешево вам обойдется?

– За возможность общаться с людьми, которые мыслят иначе, а не как толпа и двигают вперед прогресс, можно заплатить любые деньги. Сейчас нельзя строить бизнес в погоне за быстрой выгодой – необходимо вкладываться в знания и будущее.

– Поддержка талантливых людей и идей – это скорее функция государства. Нет?

– Я понимаю, что наше государство слишком занято решением и других вопросов, поэтому хочу помочь и считаю, что этот проект будет важен в первую очередь для России. Я хочу, чтобы мои действия на международном уровне напрямую приносили пользу российским талантам – они получали самое лучшее обучение и возвращались работать в Россию. Совместно с нашей инициативой усилия государства будут приумножены, так как и моя программа ставит своей целью воспитание хорошо образованных, талантливых людей, в том числе будущих лидеров России.

– Считаете себя богатым человеком?

– Я очень богатый человек в том смысле, что у меня полно друзей, у меня есть две дочери-подруги, любящий и любимый муж. А главное – это богатство мыслей (смеется). К сожалению, сейчас у нас время такое, когда наличие мысли не приветствуется.

– Что имеете в виду?

– Я думаю, людей разучивают думать. Так проще управлять. Поэтому все, кто думает, оказываются в сложной ситуации, так как они мешают. Это беспокойно, это «гонит волну». Однако спокойствие может быть только на кладбище, в живом обществе спокойствия быть не может.

– О чем из ранее сделанного сожалеете? Что вас радует?

– В последний год в российских СМИ читаю много лжи о себе, понимаю, что это часть грязных политических разборок. И иногда возникает шальная мысль: может, надо пожалеть о том, что не сделала хоть что-нибудь из того, в чем меня обвиняют? По крайней мере, я бы знала ответ на вопрос: за что все это получаю? Но при этом знаю, что если бы я позволила себе в течение 20 с лишним лет ведения бизнеса какие-либо незаконные действия, то сама бы себя загрызла. И я рада, что моя совесть чиста, так как это позволяет мне сегодня совершенно открыто смотреть всем в глаза. Негодяям же, которые провоцируют инсинуации, все равно воздастся. В этом не сомневаюсь.

– Каким видите свое будущее?

– Только счастливым.

– Хотите ли, чтобы дети жили в России?

– Думаю, что дети сами определятся, где жить. И странно было бы мне им навязывать, где именно.

– Вы говорили, что мечтаете построить в России город. Мечта поменялась?

– Да, мечтаю. Но, видимо, пока России не нужен новый город (улыбается). Хотя, может быть, у меня еще появится такая возможность. Бог его знает. За рубежом все равно нет возможности реализовать мою мечту в тех масштабах, в которых я бы хотела.