Странности и нестыковки в "деле" Шорора

Что значит — нарушить закон? Для нас с вами, читатель, это означает только одно: совершить преступление. За это задерживают (иногда — с применением силы), надевают наручники, препровождают в КПЗ и потом в суд. И даже, бывает, сажают в тюрьму.

Но это — нас с вами.

А что значит для работника прокуратуры нарушить процессуальный кодекс, следование которому является для него, работника, так сказать, краеугольным камнем, на котором должна строиться вся профессиональная деятельность защитника закона?

А ничего.

Наказывать его не станут, у нас это не принято. Посмотрят сквозь пальцы.

В худшем случае объявят выговор. Без занесения. И так повсеместно…

Впрочем, не буду обобщать. Скажу только, что “дело” председателя совета директоров Ступинской металлургической компании Александра Шорора, которым занимается Краснодарская прокуратура, сопровождается столь замечательными чудесами, что просто дух захватывает. И длится вся эта катавасия уже полгода.

“МК” уже писал (25.04.2006 г.) о странном задержании Шорора и еще более странном (это я мягко выражаюсь) обвинении, ему предъявленном. Теперь поговорим о подробностях этой катавасии.

Александра Шорора задержали в Москве 8 декабря прошлого года. Поскольку он депутат городского собрания подмосковного Ступина, санкционировать задержание должен был прокурор Московской области. Однако никому, кроме арестованного, санкция не понадобилась. Да и зачем она? И так все ясно…

Арестовали Шорора, стало быть, незаконно. Само действо тоже происходило как в плохом детективе. Шорора вызвали в Москву, в Главное следственное управление Московской области, “для беседы”. Беседа с депутатом происходила следующим образом: его сбили с ног, на голову нахлобучили мешок, а руки сковали наручниками за спиной.

Чуть позже Александр Шорор своей рукой запишет в протоколе допроса:

“Чернов Владимир Юрьевич — старший следователь прокуратуры г. Сочи (он специально приехал в Москву, чтобы арестовать Шорора и доставить его в Краснодарский край. — М.Д.) не дает возможности письменно изложить известные мне сведения по делу (имеется в виду уголовное дело об убийстве директора сочинского пансионата Ефрюшкина, которого якобы “заказал” Шорор. — М.Д.). Мне отказано в приглашении защитника в категоричной форме, что является грубейшим нарушением УПК”.

Между прочим, право на защиту у нас не то что в УПК, в Конституции записано.

А вот еще одна любопытная и очень характерная деталь. Шорора, как водится, обыскали и внесли в протокол: два мобильных телефона, ручку, цепочку с кулоном “из желтого металла”, даже какой-то “маршрутный лист”, который оказался у задержанного. Словом, записали все. Но — не совсем. О двух предметах почему-то “забыли”, и Шорор вписывает их сам: удостоверение депутата и удостоверение консультанта МВД РФ.

…Адвоката ему все-таки нашли — именно он передаст потом записку от Шорора и напишет заявление следователю Чернову. Вот текст этого короткого документа. Напомню, что писал его назначенный защитник — человек, который с задержанным знаком не был и никогда до этого с ним не встречался.

“Прошу Вас принять все возможные меры по обеспечению безопасности Шорора А.О. Кроме того, прошу Вас в возможно короткие сроки уведомить адвоката о месте и времени следственных действий с участием Шорора”.

Адвокат Рзаев оказался порядочным человеком и опытным профессионалом. Он понял, что именно происходит у него на глазах. Потому и потребовал обеспечить безопасность подозреваемого.

* * *

По всей России суды первой инстанции выносят только 0,37% оправдательных приговоров. Только эти 0,37% отделяют наш “самый гуманный суд в мире” от нашего же ОСО — особого совещания, где этот процент и вовсе был равен нулю.

В то же время, говоря о невинно осужденных, правоведы называют такие цифры: 25%, 30% и даже 50% от общего числа заключенных в наших тюрьмах и лагерях. А это общее число — миллион с лишним. Ну пусть не половина, это все-таки многовато, пусть будет — для примера — средняя цифра. Она означает, что в стране не менее 300 000 невинно осужденных.

Что именно — а точнее, кто — скрывается за словами “невинно осужденный”? Вот характерный пример: дело полоцкого маньяка Михасевича. Его искали долго, но времени зря не теряли: в качестве маньяка арестовали и осудили 14 (четырнадцать!) человек. Одного из них расстреляли, другой пытался покончить жизнь самоубийством, третий отсидел в тюрьме 10 лет, четвертый, после шестилетнего заключения, ослеп и был выпущен на свободу как “не представляющий опасности”…

Все эти люди были невиновны.

Потом, в ходе дальнейшего расследования, вскрылись многочисленные “ошибки” в действиях прокуратуры. Но у тех, кто отправлял невиновных на расстрел или в лагерь, имелось железобетонное оправдание: мол, каждый обвиняемый чистосердечно признался в совершенных преступлениях. Правда, теперь-то мы знаем, что признавались они под давлением и под пытками, но ведь признание у нас со времен Сталина и Вышинского все еще, похоже, “царица доказательств”.

В случае Шорора у следователей подобных оправданий, похоже, не предвидится. Потому что обвиняемый своей вины не признает.

Тут как раз самое время заметить, что провинциальные правоохранительные органы — это особая и в общем-то болезненная тема. То, чем мы возмущаемся в Москве и Санкт-Петербурге, в других больших и малых городах России расцветает махровым цветом. И при этом — за редким исключением — при полном отсутствии всякой гласности и прочей подобной чепухи. Иногда что-то все-таки просачивается в СМИ. К примеру, в конце 90-х годов сочинские газеты писали о том, как по непонятным причинам развалилось (или было развалено) несколько серьезных уголовных дел. Таких, в частности, как убийство мафиозным авторитетом Сочи своего “коллеги” из Архангельска. Или же дело о контрабанде бензина в особо крупных размерах с использованием транспортных самолетов. А еще — громкое “спиртовое” дело, в котором, как считают журналисты, были замешаны весьма крупные чины из тамошних силовых структур…

В деле Александра Шорора бросается в глаза занятная деталь. Пока он был на свободе, все следственные действия в отношении подозреваемого проводятся в кратчайшие сроки. Но, как только он оказывается за решеткой, подобные действия не наблюдаются. Почему бы?

Правда, одна очная ставка все-таки случилась. Это произошло 3 апреля 2006 года, к тому времени Шорор уже четыре месяца содержался под стражей. А очная ставка — с некоим Куколевым. Это один из тех, кто вез Шорора из Москвы в Сочи. Очень бы мне хотелось узнать у следователя, многоуважаемого г-на Чернова, для чего понадобилось это следственное действо. Что должен был подтвердить — или опровергнуть — г-н Куколев, который до этого главу Ступинской металлургической компании никогда не видел? Что именно он доставлял задержанного в Сочи? Или что задержанным был именно Александр Шорор?

И еще о некоторых занятных деталях в деле Шорора.

8 декабря следователь Чернов вывозит подследственного из Москвы. А уже 10-го готово постановление сочинского суда об аресте в качестве меры пресечения. В этом постановлении есть замечательная фраза, будто заимствованная из протоколов особого совещания: “Прокурор пояснил, что материалами дела подтверждается причастность Шорора А.О. к совершенному преступлению. В течение 10 дней ему будет предъявлено обвинение … с согласия прокурора субъекта Федерации (выделено мной. — М.Д.)”.

Интересно, откуда и.о. сочинского прокурора г-н Передеро в своем пояснении для суда заранее знал, что вышестоящее начальство — прокурор субъекта Федерации — непременно поддержит обвинение, которое еще только “будет предъявлено”? А вдруг не поддержит? Ведь к тому моменту краевой прокурор вроде бы и о Шороре пока еще не слышал, и о материалах дела ничего не знает. Или же — и слышал, и знает? В таком случае нужно признать, что к задержанию главы СМК отношение было очень серьезным, операция скорее всего прорабатывалась на самом “верху”. Все было проделано быстро и точно: финт с вызовом в ГУВД Москвы (будто бы в качестве свидетеля), переброска в наручниках и с мешком на голове в Сочи, там — уже подготовленный арест… И уверенность в том, что прокурор почему-то непременно согласится.

И действительно: прокурор Краснодарского края Голованев — тоже, кстати, “и.о.” — с арестом Шорора согласился легко и непринужденно. Притом что текст обвинительного заключения, мягко говоря, туманен и вызывает у меня множество недоуменных вопросов. К примеру, подозреваемый “в неустановленном следствием месте” (?) якобы передал организатору убийства деньги “в неустановленном следствием размере” (?).

Прокурор города Сочи и прокурор Краснодарского края продемонстрировали удивительную солидарность в отношении к обвиняемому. Следователь Чернов на одной из пресс-конференций многозначительно заметил: мол, следствие располагает серьезным материалом на Шорора.

“Серьезным материалом”, судя по всему, оказался новый задержанный — бывший юрист СМК Трутнев. Он, по версии следствия, — организатор преступления.

Для чего заказчику преступления нужен организатор? Очевидно, чтобы не взаимодействовать с киллером непосредственно. Чтобы киллер, если он будет пойман, не смог назвать заказчика, потому что он просто его не знает. Организатор — это посредник, звено, удлиняющее цепочку, которая тянется от заказчика к киллеру. Кстати, именно поэтому грамотное заказное убийство предполагает дальнейшее устранение или киллера, или организатора. Так обрывается нить, а заказчик становится совсем уж белым и пушистым.

Такова примитивная схема заказного убийства.

Схема работы следователей примерно такая же. Допустим, им повезло и они нашли убийцу. А тот, после некоторых “увещеваний”, назвал организатора. Теперь нужно брать организатора (если его еще не устранили) и через него выходить на заказчика…

В деле Шорора Краснодарская прокуратура проявила редкую изобретательность, достойную патента. Перво-наперво нашли “киллера”, хоть и плохонького, — какого-то бедолагу-армянина. Благо его не особенно и искать-то нужно было: он уже сидел, причем тут же, в Сочи, за другое преступление. Нашли и подельников: ими оказались брат “киллера” и еще какой-то родственник. Правда, к тому моменту, когда бедолага раскаялся и начал давать признательные показания, обоих подельников уже не было в живых — они, как по заказу, практически разом скончались. Чем сильно облегчили задачу следствия.

После такой “артподготовки” прокуратура арестовала “заказчика” — Александра Шорора. Как следователи на него вышли? Кто мог его назвать? Только тот, кто брал деньги для организации убийства. Иначе говоря, организатор. И то лишь в том случае, если деньги он брал непосредственно у заказчика (последний чаще всего все-таки предпочитает более сложную и более безопасную схему). Но если деньги организатору передавал лично заказчик, то назвать его может лишь один человек — организатор. А как мы уже знаем, под стражей в городе Сочи — “киллер” и “заказчик”. Организатор все еще на свободе.

“Организатора” следователь находит через месяц после ареста “заказчика”. Совершенно непонятно, как ему удалось состыковать нестыкуемое. “Организатора” мог назвать “киллер”. А как же Шорор, которого следствие считает “заказчиком”? Ведь его арестовали еще до того, как о нем мог упомянуть “организатор”.

Я не знаю, упоминал ли кто-нибудь из “фигурантов” дела фамилию Шорора. “Киллер”? Вряд ли. Этот вообще не словоохотлив. Кто именно приходил, сколько денег передал от “заказчика” и где все это происходило, “киллер” не помнит. Он вообще не может сказать ничего определенного, потому что с памятью у него плохо и с каждым днем становится все хуже. Дело в том, что он наркоман.

А как же реагирует на всю эту коллизию тамошнее прокурорское начальство? А оно уже не реагирует. Потому что очень скоро и.о. прокурора Сочи и и.о. прокурора Краснодарского края отправляются на повышение: первый — прокурором субъекта Федерации в Мордовию, второй — в Ставрополь, но уже не и.о., а полноценным краевым прокурором.

И осмелюсь предположить, что отнюдь не следователь Чернов добился для них такого повышения.

Сам-то он, г-н Чернов, тоже не обделен. И в должности его недавно повысили, и премию вроде бы дали, а еще — именные часы от высокого начальства. А потому г-н Чернов полон энтузиазма и продолжает оставаться на своем боевом посту. Можно сказать — один на один с преступным синдикатом. Бьется изо всех сил, но ни Шорор, ни Трутнев оговаривать себя не торопятся. Мало того: Шорор неоднократно требовал проверки на детекторе лжи — как собственных показаний, так и показаний тех, кто его обвиняет. Казалось бы, следствие должно ухватиться за это требование. Ведь подобное исследование вне зависимости от его результатов могло предоставить серьезный и научно обоснованный материал для дальнейшей работы…

Следователь Чернов отказывает в проведении психолого-физиологической экспертизы. То ли детектору лжи не доверяет, то ли обвиняемому. Похоже, он всерьез уверен в том, что “заказчик” Шорор вполне способен обмануть детектор лжи. Следователя — никогда, а вот “полиграф” — запросто.

УПК предоставляет следователю множество возможностей. Он, следователь, может назначить экспертизу, а может отказать в ее проведении. Пресловутая мера пресечения — полностью на его усмотрении. Он может взять подписку о невыезде, а может — настоять на аресте. Все зависит от следователя. От степени его благорасположения. И лишь в какой-то мере — весьма, впрочем, незначительной — от личности обвиняемого.

Вот тот же Александр Шорор. Личность этого человека никого в прокуратуре Краснодарского края никогда не интересовала. А у него, между прочим, — пять наград от МВД России. Научная монография о международном сотрудничестве в розыске преступников. Благодарности от руководства внутренних войск за содействие и помощь в поддержке инвалидов…

С ходатайством в центральный суд города Сочи обращался коллектив СМК: предприятие готово внести залог за Шорора — причем “в том размере, который установит суд”. Отказано. Два десятка ходатайств и протестов адвокатов Шорора и вовсе остаются без ответов: сочинский суд и следствие не снисходят. Производятся ли с Шорором хоть какие-нибудь следственные действия? Человека обвиняют в серьезном преступлении, тайно вывозят в другой город, полгода держат в тюрьме. Неужто — ничего?

Со своей стороны Александр Шорор попытался хоть как-то воздействовать на ситуацию. Он написал заявление с требованием привлечь к уголовной ответственности следователя — в связи с явной предвзятостью при проведении следствия и фальсификацией дела. Это заявление было поддержано одним из заместителей председателя Государственной думы.

И — ничего.

Поговаривают, правда, что следователь вроде бы сетует в кулуарах на то, что дело Шорора засбоило. Дело в том, что Трутнев — а на него возлагались следствием большие надежды — ни в какую не хочет оговаривать ни себя, ни Шорора. Привычные методы воздействия результатов пока не дали. Еще в начале года адвокаты Трутнева пытались возбудить уголовное дело “в связи с противоправными действиями должностных лиц”. Говоря проще, Трутнева избивали, вынуждая дать нужные показания. Понятное дело, щекотливую тему развить не дали — в возбуждении уголовного дела отказали “за отсутствием состава преступления”. Но, по-видимому, было решено “проучить” строптивого арестанта. В жалобе его адвоката говорится о том, что в изоляторе временного содержания города Сочи Трутнев содержится в камере, где нет ничего, кроме голого пола. Нет даже нар, не говоря уж о кровати, нет умывальника, нет даже нормального света, так что вполне можно ослепнуть… На прогулку его тоже не выводят. Если это не пытка, то я чего-то не понимаю.

Совсем недавно адвокат передал мне записку Трутнева. Вот ее текст:

“Борис Юрьевич! Мне стало известно, что в отношении меня готовится “простая, но эффективная” провокация, ставящая целью заставить меня оговорить себя и Шорора в совершении убийства Ефрюшкина. В крайнем случае, для противодействия незаконным методам следствия (а я уверен, что следователь Чернов в курсе намечаемого) мне придется прибегнуть к крайним мерам и найти способ (вскрыть вены или брюшную полость), который потребует медицинского вмешательства и юридической поддержки, поэтому прошу Вас прибыть в г. Сочи”.

Какие “меры воздействия” имеются в распоряжении следствия, если человек не хочет признаваться в том, чего не совершал? Вариантов вполне достаточно. Скажем, подозреваемого могут поместить в камеру с рецидивистами, предварительно с ними пошептавшись. И тогда тому и вправду останется разве что вскрыть себе вены.

P.S. Мою предыдущую статью по “делу Шорора” я просил считать официальным заявлением в Генеральную прокуратуру. Прошел месяц, ответа не последовало. Попробую еще раз.

Генеральному прокурору РФ г-ну Устинову В.В.

Уважаемый Владимир Васильевич!

В связи с моими статьями в “МК” от 25.04.2006 и 19.05.2006 убедительно прошу Вас рассмотреть вопрос о целесообразности содержания под стражей Шорора А.О. и Трутнева В.П. К моей просьбе присоединяются и депутаты Законодательного собрания РФ. Не менее важно было бы узнать Ваше мнение по поводу того, не являются ли действия Краснодарской прокуратуры в отношении Шорора и Трутнева нарушением действующего Уголовно-процессуального кодекса. Ибо Ваши неоднократные выступления в СМИ дают основания видеть в Вас защитника Закона, важнейшей частью которого является УПК.

С уважением, М.Дейч.