ФСБ своих палачей из НКВД не раскрывает

Известный исследователь архивов Сергей Прудовский в суде требует от ФСБ раскрытия фамилий сотрудников НКВД, которые вели личное дело Татьяны Кулик, репрессированной в рамках так называемой харбинской операции. По его мнению, ведомство нарушило закон, отправив незасекреченное дело на процедуру рассекречивания, по итогам которой было решено не раскрывать фамилии, должности и подписи сотрудников НКВД. В Московском УФСБ ссылаются на ведомственную инструкцию, а также на указ президента РФ, по которому гостайной является кадровый состав спецслужб. Эксперты же указывают, что данные о сотрудниках НКВД находятся в открытом доступе.

«Харбинскую операцию» НКВД Сергей Прудовский, автор книги о сталинских репрессиях «Спасская красавица», сотрудничающий с международным обществом «Мемориал», начал изучать 10 лет назад из-за своего дедушки. Агроном, он работал в китайском Харбине в начале прошлого века, а затем был репрессирован. В 1935 году, когда Япония оккупировала Манчжурию, советские власти провели эвакуацию специалистов, работавших на Китайско-Восточной железной дороге, а также жителей Харбина. Но в сентябре 1937 года руководство НКВД с одобрения Политбюро ЦК ВКП(б) выпустило приказ №00593, потребовав в течение трех месяцев арестовать харбинцев, подозреваемых в шпионаже и терроризме. В документе говорилось, что в СССР зарегистрировано более 25 тыс. харбинцев. Однако НКВД превысил план: по 570 протоколам были рассмотрены дела 32,7 тыс. человек. Из них свыше 21 тыс. были расстреляны.

Сергей Прудовский запрашивал в архивах дела харбинцев, очередным стало дело Татьяны Кулик, еврейки, родившейся в Харбине в начале прошлого века. Она была арестована в Москве в ноябре 1937 года, обвинена в шпионаже в пользу Японии и расстреляна на Бутовском полигоне в Подмосковье.

Но на предоставленных копиях оказались вымаранными фамилии и должности сотрудников НКВД, которые вели дело и составили эти документы, а также их подписи. Изучив дело, исследователь пришел к выводу, что документы никогда не были засекреченными, а ведомство самовольно решило скрыть информацию о сотрудниках НКВД. По словам господина Прудовского, на выданных ему документах (подлинниках и их копиях) не было грифа секретности. При этом на трех документах, содержавших фамилии сотрудников НКВД,— постановлении об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения, обвинительном заключении и выписке из акта о расстреле — был поставлен штамп «Рассекречено частично».

«Так как остальная информация в предоставленных документах доступна для ознакомления, то можно сделать вывод, что именно эти сведения — должности и фамилии сотрудников УНКВД по Московской области и даже личная подпись — составляют государственную тайну»,— отметил “Ъ” господин Прудовский.

Исследователь снова обратился в Московское УФСБ с уточнением, как незасекреченные документы могли быть рассекречены. Ведомство в ответе не объяснило механизм, но сослалось на решение Межведомственной комиссии по защите гостайны за 2014 год о продлении на 30 лет срока засекречивания документов, созданных ВЧК-КГБ СССР в 1917–1991 годах. В итоге в конце прошлого года господин Прудовский подал иск в Московский городской суд, указав на необоснованное засекречивание интересующих его документов и подчеркнув, что невозможно продлить срок секретности или частично рассекретить документ, который не обладал таким грифом. Также исследователь отметил, что фамилии и должности сотрудников НКВД и их подписи не попадают под определения гостайны, содержащиеся в ФЗ «О гостайне».

“Ъ” направил запрос на имя председателя Межведомственной комиссии по защите гостайны с вопросом, могут ли быть рассекречены или частично рассекречены документы, не имеющие при создании грифа секретности, однако ответа не последовало.

УФСБ по Москве и Московской области составило для суда и истца возражения, в которых сослалось на ст. 12 закона «О гостайне»: «Этой статьей законодатель не исключает случаев, когда обязательный реквизит — гриф секретности — на носителях сведений (составляющих гостайну.— “Ъ”) отсутствует». Также ведомство указало на решение Магаданского городского суда за 2002 год, который признал, что отсутствия грифа на документах с гостайной недостаточно для признания их несекретными.

Что же касается фамилий, должностей и подписи сотрудников НКВД, то тут ведомство напомнило о Перечне сведений, отнесенных к гостайне, утвержденных указом президента РФ за 30 ноября 1995 года №1203. Пункт 91 этого перечня гласит: «Сведения, раскрывающие принадлежность конкретных лиц к кадровому составу органов контрразведки».

По мнению Ивана Павлова, руководителя правозащитного проекта «Команда 29», который ведет иски граждан против ФСБ, указ президента №1203 относится к нынешнему времени и нынешним сотрудникам спецслужб. «С точки зрения разглашения важных государственных сведений засекречивание фамилий чекистов в архивных документах 1930-х годов может показаться странным. Однако установка не называть фамилий в таких делах существует, потому что есть опасность, что разглашение одной фамилии повлечет за собой новые запросы в архивы, а это не приветствуется»,— говорит господин Павлов. Он отметил, что в ст. 6 закона «О гостайне» есть важный принцип засекречивания сведений — «обоснованность». Он означает, что сведения можно засекречивать только тогда, когда их распространение способно нанести ущерб безопасности государства.

В настоящее время суд по иску к ФСБ продолжается. Следующее заседание по делу назначено на 16 апреля. «Процесс проходит в закрытом режиме из-за наличия гостайны»,— пояснила “Ъ” юрист международного общества «Мемориал» Марина Агальцова, представляющая на суде интересы истца. Она отметила, что главным аргументом у них является ст. 7 закона «О гостайне», в которой говорится, что засекречиванию не подлежат «сведения, о фактах нарушения прав и свобод человека и гражданина», а также «о фактах нарушения законности органами государственной власти и их должностными лицами». «Мы точно не знаем, кто вел дело Кулик, но все сотрудники 3-го отдела УНКВД Московской области, которые могли им заниматься, были впоследствии осуждены, в том числе за превышение служебных полномочий и фальсификацию уголовных дел. А Татьяна Кулик была реабилитирована в 1989 году»,— добавила госпожа Агальцова.

«Сами фамилии сотрудников НКВД, которые вели дело Татьяны Кулик, мне не интересны — я их знаю. Возмущает, что тут произвольно трактуются законы и от общественности скрываются фамилии палачей, которые были признаны виновными»,— говорит господин Прудовский.

Между тем данные сотрудников НКВД можно найти в открытом доступе. На сайте «Мемориала» находится база с 41 тыс. фамилий людей, работавших в системе с 1935 по 1941 год. Архивные уголовные дела репрессированных также можно получить для ознакомления в Государственном архиве РФ (ГАРФ). «Московское УФСБ передало в ГАРФ более 94 тыс. дел на 133 тыс. человек, и эти документы также не засекречены. У меня есть копии документов из ГАРФ, в них фамилии сотрудников НКВД не закрыты»,— говорит господин Прудовский. Впрочем, даже региональные управления ФСБ выдают копии дел с открытыми фамилиями.

«В моей практике было и то и другое — как полностью открытые фамилии и подписи, так и закрытые. Что, на мой взгляд, говорит об отсутствии единого толкования закона и о принятии решения о "засекречивании" отдельным управлением»,— рассказал “Ъ” Александр Макеев, бывший руководитель Центра документации Музея истории ГУЛАГа и автор книги «Сиблаг НКВД. Последние письма пастора Вагнера». Он делал запросы в УФСБ, когда искал информацию о своих 27 репрессированных родственниках. «Например, Новосибирск мне прислал полностью открытые документы, а потом другим присылал закрытые. Полная неразбериха»,— добавил господин Макеев.

Говорить о полной секретности в отношении личностей сотрудников органов внутренних дел нельзя, соглашается старший научный сотрудник Музея истории ГУЛАГа Татьяна Полянская. Она приводит в пример Российский госархив социально-политической информации, где хранятся личные дела всех, кто служил в органах в годы сталинских репрессий.

Эти дела выдаются исследователям, получившим пропуск в архив. В них только беспристрастные анкетные данные о сотруднике: ФИО, год и место рождения, национальность, партийность, начало службы в органах, должности, звания, награды, подвергался ли репрессиям, год и место смерти»,— рассказала “Ъ” госпожа Полянская.

Она отметила, что для ознакомления документы предоставляются в открытом виде, но при заказе на копирование материалов следственных дел, фамилии следователей и других участников процесса могут быть закрыты. Госпожа Полянская отметила, что так же действуют в Германии, где архивные законы хорошо проработаны: «В германских архивах я получала все материалы за период войны без всяких ограничений, просматривала их, делала выписки, но не ксерокопировала. А вот когда я заказала копии материалов из архива Штази (Министерство госбезопасности ГДР) про беглецов через берлинскую стену и про немецких диссидентов, то получила ксерокопии, где все фамилии были закрыты белой полоской. Закрыты не только фамилии солдат, стрелявших и убивавших беглецов, но и самих беглецов. Аргумент — мы не знаем, желает ли этот человек, чтобы все знали, что он бежал из ГДР или что он был диссидентом. Иногда оставляли открытыми только имена, так как из контекста было непонятно, о мужчине или о женщине идет речь».

«Однако таких случаев с 1991 года не было»,— отмечает господин Прудовский. Президент РФ Владимир Путин на встрече с членами СПЧ в декабре 2019 года также предостерег от беспрепятственного доступа к архивам: «Мы знаем, как работал НКВД в 1930-е годы, и не всегда родственникам, может быть, будет приятно открыть дела своих предков».