Кремль изолировал Россию. Пришла пора платить?

Владимир Путин 7 апреля провел консультации с медиками. На вопрос о возможности сокращения апрельских, как он выразился, "вынужденных отпусков" медик Владимир Кутырёв ответил: "К этому вопросу мы можем вернуться через неделю, когда у нас пройдёт инкубационный период после разобщения, и тогда будет понятно, какие тренды и тенденции в заболеваемости".

В выступлении Путина 8 апреля указано, что самый ответственный период – ближайшие 2–3 недели. Регионам поручено составить перечень организаций, работа которых должны быть ограничена из-за повышенных рисков, остальные предприятия могут продолжать работать, соблюдая санитарные требования. Врачам, работающим с инфицированными, будут платить больше.

Глава Счетной палаты Алексей Кудрин заявил, что нужны срочные меры по поддержке российской экономики на уровне 7% ВВП, около 7 триллионов рублей. Все больше экспертов говорят о том, что в условиях падения нефтяных цен экономика РФ не выдержит месяца полузаконной "самоизоляции", рушащей бизнес: не поддерживая закрытые фирмы, власть доведет страну до кризиса, сравнимого с 1991 годом.

Какой пакет новых срочных мер нужен РФ? Новое выступление Путина перед губернаторами обсуждают бизнесмен, бывший вице-премьер РФ Альфред Кох, президент рекрутингового портала Superjob Алексей Захаров, координатор "Альянса врачей" Елена Колесник (Санкт-Петербург). Ведет передачу Михаил Соколов.

Михаил Соколов: Событие сегодня случилось опять – Владимир Путин обратился к россиянам: выборов сейчас нет, режим самоизоляции, его надо непременно выдержать.

Михаил Соколов: У нас в студии в Москве гость из Петербурга, координатор "Альянса врачей" Елена Колесник. Много было интересного всякого сказано, распоряжения губернаторам. В частности, было принято решение на три месяца установить дополнительные выплаты для врачей, которые работают с зараженными королевством, врачам 80 тысяч в месяц, среднему медперсоналу – 50, младшему – 25. Как вам такая щедрость власти, не маловато?

Елена Колесник: Конечно, разве это деньги? Допустим, если бы доплата была к зарплате уже существующей, на сегодняшний день, мы знаем, не соблюдается, мало того что урезали зарплату всем медикам, многих медиков посадили на голый оклад, по крайней мере у нас в Петербурге.

Михаил Соколов: То есть как будто они не работают, получается? Из-за чего это?

Елена Колесник: Наверное, таким способом администрации больниц пытаются сохранить бюджет или еще что-то. Остается вопрос открытым. Нам поступает множество звонков, множество писем от медиков, которые просят помочь и говорят, что кого-то увольняют, принудительно причем заставляют некоторых уйти в отпуска, других принудительно заставляют идти работать с больными коронавирусом, с пневмонией, при этом вообще не обещают, не заключают трудовые договора или договора на дополнительную работу.

Михаил Соколов: Я видел, в больницу Коммунарка набирают людей, там предлагают вроде бы большие деньги, но какие-то жуткие условия, например, сутки работать, сутки отдыхать или очень жесткий режим, фактически по две – две с половиной смены, чтобы заработать порядка 200 тысяч. Как-то вообще это регулируется профсоюзами, еще как-то?

Елена Колесник: К сожалению, не регулируется. Те профсоюзы, которые существуют непосредственно в лечебных учреждениях, мы их называем карманными профсоюзами. Они работают во благо, естественно, администрации больниц, но не во благо медиков, они медиков не защищают. Поэтому медиков защитить может только независимый профсоюз, допустим, такой, как мы. Мы действительно стараемся помогать медикам и юридической помощью, и моральной поддержкой. Сейчас мы развозим средства защиты, пытаемся доставить медикам, которые кричат уже о помощи.

Михаил Соколов: То есть со средствами защиты ситуация плохая?

Елена Колесник: Ситуация плохая по всей стране.

Михаил Соколов: Давайте в Германию заглянем к Альфреду Коху. К вам вопрос сначала как к литератору, соавтору нескольких книг. Как мы видим, спичрайтеры Путина знают речь адвоката Плевако об испытаниях, которые пережила Русь, которая переживет и кражу кофейника, и вот эту фразу "все пройдет" из притчи о царе Соломоне. У вас какое ощущение, спичрайтеры такую мину ему подложили в текст или это из подсознания действительно вырывается мысль: ну какая ерунда эта эпидемия, есть гораздо более важные для царя вещи?

Альфред Кох: А почему вы считаете, что ему свинью подложили цитатой из Плевако?

Михаил Соколов: Мне кажется, что здесь история с кофейником известная, она такая забавная. Мне кажется, что это шуточная история, а сейчас, мне думается, не до шуток.

Альфред Кох: Я не знаю, мне трудно судить, насколько шуточная история была этой бабушки, которая украла самовар, ее судили, Плевако ее защищал. Так или иначе, он процесс выиграл. Это, видимо, риторически очень выгодный ход, его спичрайтеры и включили в речь Путина. Я здесь не вижу большой проблемы, честно говоря.

Михаил Соколов: Они включили, правда, второй раз, в 2010 году по случаю пожаров было примерно то же самое. Наверное, это не так уж и важно. В этом выступлении было сказано о том, что самыми сложными, трудными являются 4–5 недель, а для развития российской ситуации определяющими будут две-три недели. Такой сигнал – до конца апреля простоять. У вас какое ощущение, российская экономика может в таком шатдауне, в такой изоляции простоять это время?

Альфред Кох: Мне кажется, что сегодня говорить о вызовах российской экономике и каким-то образом выделять коронавирус как отдельную проблему, было бы неверно. Потому что Россия в настоящий момент столкнулась с несколькими серьезными вызовами, какой из них главнее, сильнее, важнее, мне трудно судить. В частности, например, обрушение цен на нефть чисто количественно с точки зрения ВВП и с точки зрения бюджета, многих других вещей, мне кажется, не менее важно, чем эпидемия коронавируса. Поэтому мне кажется, что настоящие проблемы у российской экономики начнутся не в апреле, а позже. Поэтому простоять апрель, мне кажется, это десятая часть тех задач, которые нужно решить, чтобы справиться с тем кризисом, с которым столкнулась Россия.

Дело в том, что, мало того что Россия столкнулась с падением цен на нефть, с шатдауном, с остановкой огромного количества бизнесов и прочее, она еще столкнется с мировой рецессией, соответственно, с сокращением спроса на нефть в физических объемах. Даже если цены удастся каким-то образом поднять до 40–45 долларов за баррель, то ее уже в прежних объемах потреблять не будут. Уже даже Путин, вернее, его посланцы едут на заседание ОПЕК+ с заданием договориться о совместном сокращении добычи на 10 миллионов баррелей в день. Напомню, что 10 миллионов баррелей в день – это почти вся добыча России. На эту величину надо снизить, а это будет очень сложно, поскольку будет очень болезненно.

Михаил Соколов: Вы считаете, что эта сделка ОПЕК+ развалилась по естественным причинам? Есть такая позиция, что ее невозможно было сохранить, а есть мнение, что виновата Россия, которая хлопнула дверью, обидела арабов, теперь придется возвращаться за стол переговоров на гораздо худших условиях, чем это было некоторое время тому назад.

Альфред Кох: Я не хотел бы отнимать слишком много времени обсуждением нефтяной проблемы. Я так понимаю, что темой сегодняшней вашей передачи все-таки является эпидемия коронавируса. Что касается того, кто первый сказал "э", как в знаменитой комедии "Ревизор" Бобчинский или Добчинский, мне кажется, это значения уже не имеет, факт остается фактом. Я думаю, что если бы даже согласились на предложение России и не стали обсуждать дополнительное снижение добычи, а согласились бы заморозить прежние квоты, то цены бы упали все равно. Потому что спрос упал сильнее, чем был статус-кво, на котором держался ОПЕК+ последние год-полтора.

Михаил Соколов: Алексей, как вы видите эту ситуацию сейчас? Альфред Кох указал нам действительно на важность падения нефтяных цен, доходов российского бюджета. Ваши клиенты, наверняка большая часть – это люди, которые в частных компаниях работают, мелкий, средний бизнес. Что они сейчас чувствуют, что они вам говорят?

Алексей Захаров: Наши клиенты все, от самого крупного бизнеса до самого мелкого, сейчас никто не рад существующей ситуации, потому что у нас останавливаются даже инфраструктурные отрасли, авиаперевозки остановились, строительство останавливается – это очень серьезно. 90% малого бизнеса просто остановлено. Средний бизнес тоже как минимум на 50% потерял свою выручку в целом, некоторые на 90%. Поэтому у нас сейчас ситуация очень подвешенная. Если карантинные ограничения будут отменены прямо сегодня, то мы имеем за последние две недели плюс пять миллионов безработных, которые так или иначе в ближайший год-полтора работу все найдут, причем половина очень быстро восстановится на прежних рабочих местах, которые еще не успели окончательно умереть.

Если же мы продлим все эти достаточно жесткие ограничения до конца апреля, с уходом на майские праздники до конца мая, то, по нашим прогнозам, мы получим минимум 20-25 миллионов безработных, за вакансии курьеров у нас пойдет большая драка, снизит зарплаты их процентов на 30. Поэтому сейчас бизнес-сообщество говорит о том, что надо заниматься тем, что точечно работать с группами риска. Вбуханы огромные деньги, но, как мы слышали, это не сильно помогает, потому что врачи работают на износ. Все говорят об одном: надо немедленно отменять ограничения, которые введены, потому что они экономически никак не просчитаны. Те меры поддержки бизнеса, они тоже никак не просчитаны. Ничего вменяемого не придумывается. Все, что произносится, бизнес вгоняет в очередной шок. Все подвисло, и ждут, чем это закончится. Потому что на сегодняшний день делать какие-либо прогнозы – вещь абсолютно неблагодарная. Если мы прекращаем карантинные мероприятия, Сбербанк объявил уже, что с завтрашнего дня все офисы открываются и работают в обычном режиме, после выступления Путина, видимо, начинаем отползать потихонечку. Конечно, ошибок никто из политиков ни в какой стране никогда не признавал и не признает и у нас, но посмотрим на действия. Если будут сигналы, что выходим на работу, слава богу, значит, мы отделаемся 2007 годом, кризисом 2007 года. Если продлится до конца апреля, то откатимся сильно.

Михаил Соколов: Я хотел бы сейчас как раз использовать вчерашнюю встречу Путина с высокопоставленными медиками, там он задавал вопрос как раз конкретный.

Михаил Соколов: Елена, а как бы вы ответили президенту на тот же самый вопрос?

Елена Колесник: Я думаю, все, что я услышала, мне показалось, что конкретно никто ничего не сказал, конкретики нет. Что касается инкубационного периода, как-то странно. Во-первых, не было признано, что введен карантин, естественно, люди гуляли, люди общались. Медики работали плохо упакованные, как положено.

Михаил Соколов: Такое впечатление, что смешались больные с вирусом и с обычной пневмонией.

Елена Колесник: Так оно и есть. Они сейчас будут под видом коронавируса полностью всем ставить этот диагноз без разбора, потому что нет конкретных данных. Действительно нас вводят в заблуждение, нам не предоставляют конкретных данных, через СМИ пытаются донести непонятную ложную информацию, больше людей запугать, а по существу ничего не делают, не снабжают больницы.

Михаил Соколов: Как же, они вам скажут: 33 миллиарда рублей направлено на развертывание дополнительно специализированных, полностью оснащенных коек в больницах в инфекционных отделениях. 13 миллиардов выделено на закупку медтехники, включая аппараты искусственной вентиляции легких, реанимобили и машины скорой помощи, которые начнут поступать в регионы уже в апреле. Это Путин говорит. Видимо, справку ему дали из Минздрава.

Елена Колесник: У нас есть документ, у МЧС запрашивали органы управления федеральными округами, мы из всего этого по всей России, 85 регионов, мы наблюдаем, что везде одни и те же проблемы. Буквально в пяти стоит прочерк в этом документе, что вопросов нет, то есть у них все хорошо, все снабжено. В остальных регионах полное отсутствие и аппаратов ИВЛ, и комплектации форм для медиков. У нас в Петербурге выделили якобы три с половиной миллиарда на оснащение больниц, развернули две с половиной тысячи коек, но при этом медики остались не оснащены ничем. Вопрос: куда делись деньги из этих трех с половиной миллиардов рублей? Они должны были полностью обеспечить и оснастить весь медицинский персонал во всех больницах Санкт-Петербурга, а по факту этого нет. Бесконечно приходят письма, звонят: помогите, помогите. Пока нет такого потока поступающих пациентов, но это может измениться в любой момент, если действительно грянет гром, тут уже хоть крестись, хоть не крестись. Медики действительно не оснащены.

Михаил Соколов: График идет вверх, по Москве опережающий, в других местах пониже.

Елена Колесник: Помимо того что не хватает медиков, привлекают студентов, студенты вообще не защищены, они звонят, просят помощи. Говорят, что заставляет подписывать декан документ, то есть он снимает с себя ответственность за то, что они проходили практику в инфекционных больницах с больными коронавирусом.

Михаил Соколов: То есть якобы добровольно.

Елена Колесник: То есть он снимает с себя ответственность, а дети будут рисковать.

Михаил Соколов: Ваша коллега по "Альянсу врачей" Анастасия Васильева выступила за то, чтобы вообще закрыть Москву, но, видимо, с областью, поскольку невозможно разорвать как такой очаг эпидемии и несколько изолировать нас в столице России. Как вы к этой идее относитесь? Это ваша общая какая-то позиция или это просто из каких-то медицинских рекомендаций, как надо действовать во время эпидемии?

Елена Колесник: Конечно, абсолютно я с Анастасией согласна. Если действительно в нашей стране такая ситуация, как нам рассказывают СМИ, бесконечно показывают умерших, какие-то цифры называются непонятные, тогда действительно пускай вводят карантин по закону, жестко, конкретно. Тогда людям будут выплачивать деньги, которые должны выплачивать, будут ликвидированы кредиты, какие-то долги, ипотеки, люди не будут платить за ЖКХ, потому что это по праву должно обеспечивать государство. Получается, они создали специально самоизоляцию, чтобы людям не платить никаких дотаций, не помогать.

Михаил Соколов: Но со штрафами самоизоляция. Сам заперся, но если вышел, то оштрафуют.

Елена Колесник: Здесь ситуация очень сложная, она может действительно привести к каким-то очень тяжелым последствиям. Даже если рассмотрим вариант, что никакой пандемии не будет, сейчас все сойдет на нет, все будет хорошо, все выйдут на улицы, никто болеть не будет, проблема останется серьезная. Еще немного – и люди будут от паники, от того, что они сидят взаперти, они действительно начнут болеть, потому что у них нет кислорода, они не получают витамин Д. Им нужно выходить, им нужно дышать. Людей запугивают.

Михаил Соколов: Давайте в Германию к Альфреду Коху обратимся. У вас там, где вы находитесь, тоже есть режим, я не знаю, как он правильно называется, карантин, изоляция и так далее, в России тоже есть некий режим ограничения прав, не очень законно оформленный. В чем разница между Россией сегодняшней и Германией в борьбе с эпидемией?

Альфред Кох: Я не очень хорошо знаю, как устроен режим самоизоляции в России. Судя по тому, что я слышу и читаю, в разных регионах по-разному. Например, в Иркутске вообще никакой самоизоляции нет, в Москве жесткие полицейские меры. Поэтому целиком охарактеризовать ситуацию в России сложно. А в Германии, да, близко к карантину ситуация. Гулять разрешают по двое, заниматься спортом разрешают, но тоже не больше чем по двое, в магазине нужно держать дистанцию, маску носить и так далее. Чрезвычайного положения в том формально юридическом статусе, в котором оно существует, в Германии тоже не введено.

Михаил Соколов: Степень закрытия сейчас экономики, какова она, что работает, что не работает?

Альфред Кох: Работают только продовольственные магазины и аптеки, все остальное закрыто.

Михаил Соколов: Как это все переживается? Вот у вас свой бизнес.

Альфред Кох: Медицинская практика работает, все врачи работают, даже частные, за исключением зубных, разумеется.

Михаил Соколов: Это удивительно, потому что есть такая история, что в одной из российских областей сейчас губернатор своим решением запретил работать всем частным медицинским клиникам, как будто врачей хватает.

С бизнесами какая ситуация? Вот у вас есть некий бизнес, вы какую-то помощь будете получать от германского государства или нет?

Альфред Кох: Пока мы получили безвозвратную помощь 15 тысяч евро на все наши компании, их у нас четыре как минимум. Больше ничего пока не получили. Банки пока никаких инструкций от правительства не получили. Им обещают серьезные вливания, они должны нам будут давать льготные кредиты, но пока никаких инструкций на этот счет не имеют они. Мы ведем переговоры с государственными органами, институтами развития, которые тоже имеют какие-то программы поддержки бизнеса. Но пока на сегодняшний день кроме одноразового вливания в размере 15 тысяч евро наши бизнесы ничего не получили. Мы то, что можем, продолжаем делать, стройки наши идут. Пока материала хватает, как только материал кончится, стройки встанут.

Михаил Соколов: Сами сотрудники, вам приходится кого-то сокращать, увольнять, переводить на неполный день рабочий и так далее?

Альфред Кох: Нет, мы никогда не брали лишних сотрудников, у нас сейчас сотрудники только те, которые нам нужны, нам увольнять никакого не надо.

Михаил Соколов: Если у вас что-то сдается в аренду, те, кто у вас нанимает жилье или помещение, они платят или они воздерживаются в связи с кризисом? У них, кажется, есть такая возможность?

Альфред Кох: Формально юридически они имеют право не платить, но пока нам все платят, чем мы очень довольны и очень им благодарны за эту лояльность к своим арендодателям.

Михаил Соколов: Вот эта программа поддержки бизнеса, о которой говорила Меркель, руководители Германии, она выглядит убедительно, на ваш взгляд?

Альфред Кох: На словах – да.

Михаил Соколов: А на деле?

Альфред Кох: Пока мы ее не почувствовали. Надеемся, что почувствуем в ближайшее время.

Михаил Соколов: Алексей, во-первых, у меня уточняющий вопрос: спрос на врачей сейчас увеличился или нет?

Алексей Захаров: Да, спрос на врачей увеличился, в том числе от государственных клиник очень много объявлений, в том числе департамент здравоохранения города Москвы напрямую работает с порталом Superjob, там вывешены объявления о наборе врачей, зарплата повышенная предлагается сейчас. Вопрос, что дальше. Но да, спрос резко вырос.

Михаил Соколов: А зарплаты сильно растут?

Алексей Захаров: Зарплаты растут. Надо разбираться с каждым конкретным случаем, потому что номинальный рост мы видим, но за этим стоит и повышенная нагрузка, поэтому здесь сложно сказать, что в реальности выросло.

Михаил Соколов: Скажите, как вы видите сейчас ситуацию, есть определенный набор мер, которые предлагает российская власть, некоторое послабление по уплате налогов, отсрочки небольшие и так далее?

Алексей Захаров: Пока ничего не предлагается вообще. Потому что пока идут какие-то разговоры странные, есть ощущение, что мы ни к чему вообще не готовы. Потому что, если мы вспомним, после того, как первый раз президент объявил нерабочую неделю, вообще никто не знал, что с этим делать, никаких разъяснений, никаких регламентирующих документов не было, до сих пор объяснения невнятные. Сто процентов работодателей сразу в стране встали на уши, абсолютно непонятны государственные кадровые услуги, абсолютно непонятно было, как оформить законно. Только дня через три стали появляться какие-то разъяснения Минтруда.

Прошло почти две недели, до сих пор не все поняли, как правильно оформить. Стоит вопрос, как платить, как это все юридически должно оформляться. Говорили, что возможен карантин с начала февраля, на самом высоком уровне. Дальше возникает вопрос – метро, у него не было плана А, Б, С, правительственных постановлений, указов, разъяснений и так далее. Дальше мы начинаем думать, придумываем новые истории с поддержкой, то ли так безработных поддерживать, то ли так. То же самое, дадим отсрочки по налогам, то ли не дадим, то ли каникулы. Мы видим, что ни налоговая служба, ни Министерство финансов вообще никак с точки зрения регуляторики ни к чему не готовились. Сейчас начинают выдавать противоречащие друг другу директивы, предложения, как поддерживать экономику. Это выглядит так, что в больнице переломали руки, ноги и позвоночник, а потом начинают думать: может пластырем его заклеить. Нет, пластырь не годится. Поэтому пока мы ничего не видим. На самом деле я лично большой противник любой помощи денежной бизнесу, за исключением какой-нибудь стратегической оборонной отрасли, стратегических оборонных предприятий.

Михаил Соколов: Вы, наверное, по поводу налогов хотели бы скорее, снижение налогов. Пока я вижу: отсрочка для уплаты страховых взносов, отсрочка по всем налогам, кроме НДС, на 6 месяцев с реструктуризацией.

Алексей Захаров: Во-первых, это все предлагается отложенные платежи с выручки, которой нет. Во-вторых, это тоже пока просто предложения, ничего не принято, это все выдумывается на ходу. Соответственно, есть полное впечатление, что никто ни к чему не готовился, потом произносятся на высшем политическом уровне какие-то фразы, все начинают бежать на перегонки, кто чего придумает, это все идет вразнос. На мой взгляд, надо снижать ставку Центробанка, надо давать обязательно налоговые каникулы всем, у кого упала выручка по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Ни в коем случае нельзя помогать каким-то отдельным компаниям, естественно, поддержку получат какие-то свои.

Михаил Соколов: А что вы скажете, действительно решения рукотворные, Кремль воспринял угрозу коронавируса абсолютно всерьез, я бы сказал, не по-шведски, изолировал Россию, но довольно интересными методами, через губернаторов. Теперь возникает вопрос, как бы и кому бы заплатить за кризис. Сегодняшнее выступление, как я вижу, все-таки не плата какая-то, а отсрочки и поручения, как всегда: «Поручаю правительству с участием Центрального банка в пятидневный срок подготовить программу дополнительной поддержки бизнеса». При этом масса людей говорит о том, что можно взять, даже Кудрин высказался сегодня, хотя цифры очень странно привел, взять деньги из фондов резервных. Что вы по этому поводу скажете?

Альфред Кох: Я все-таки хочу повториться и сказать, что применительно к России я бы не разделял кризис, вызванный коронавирусом, и кризис, вызванный падением цен на нефть, я бы смотрел на экономическую ситуацию целиком. Разумеется, Россия столкнется с масштабным кризисом, с масштабной рецессией, с масштабным падением ВВП. Все, что до сих пор я слышал про действия российских властей по преодолению этого кризиса и подготовки к нему, все выглядит так, что власти сильно недооценивают те проблемы, с которыми они столкнутся в ближайшее время. Мне кажется, это самое важное. Все путинские три выступления за последние две недели, они все лишнее доказательство тому, что он либо реально не знает, что делать, либо не понимает масштаба кризиса, с которым он столкнулся. Я не сторонник алармистских утверждений, в принципе я соглашусь с Плевако, что Россия и не такое выдерживала. Но это, безусловно, не Вторая мировая война, ничего даже близко к этому нет. Но что-то близкое к кризису начала 1990-х, конца 1980-х – это хорошая аналогия. Здесь нужны будут решения совсем не того диапазона, к которому привык Путин за последние 20 лет правления.

Михаил Соколов: Пора все-таки брать Фонд национального благосостояния и, предположим, за счет него проводить снижение налогов или, предположим, в свое время вы в правительстве секвестрировали бюджет в связи с теми или другими ситуациями.

Альфред Кох: Вы поймите правильно, сравнивать ситуацию середины 1990-х годов с ситуацией, которая сегодня – это не очень корректно, там совершенно другие масштабы. Сейчас средний российский бюджет примерно 500 миллиардов долларов по доходам, мы жили в середине 1990-х со средним российским бюджетом примерно 50 миллиардов долларов по доходам. Поэтому сравнивать то, что делали мы, то, что делают сейчас власти в России, невозможно, мы находились в совершенно других, намного более жестких условиях. Не дай бог, если Россия опять окажется в таких же условиях, в каких она была в 1994–95-м и даже в 1998 году.

Михаил Соколов: Как же не сравнивать? Цена на нефть дошла в пересчете на цены 1997–98 года на спотовом рынке как раз до той, которая и при вас в этих сложных обстоятельствах была, порядка 10–13 за баррель. Может быть, проблема в том, что у российской власти сегодняшней, у Путина страх повторения этих ситуаций, надо держать эти резервы, ни в коем случае не делиться, бизнес и так как-то выкрутится в конце концов, они же там жулики все, бизнесмены, их оставить расти как трава, а мы будем держаться за эти деньги, как скупой рыцарь?

Альфред Кох: Я еще раз говорю, заход в кризис совершенно разный. Россия обрела независимость в конце 1991 года и вошла в кризис чрезвычайно слабой, с нулевым запасом валюты, с огромным внешним долгом, инфляцией и так далее. Путин заходит в кризис с огромным резервом полтриллиона долларов, с достаточно скромно инфляцией, развитой рыночной экономикой, во всяком случае в секторе продовольствия. Поэтому, я думаю, если кризис даже будет такой же силы, как он был в 1990-х, все-таки в меньшей степени ударит по России. Настало время или не настало тратить золотовалютные резервы России, я не знаю. В наше время такого выбора не было, поэтому мы и не мучились этой проблемой. У нас не было золотовалютных резервов, поэтому мы были лишены удовольствия обсуждать, надо было их тратить или нет.

Михаил Соколов: А сейчас можно зайти в эти резервы? Вы все как-то уходите от вопроса.

Альфред Кох: Я не знаю досконально, насколько в России сейчас требуются деньги для того, чтобы залезать в золотовалютные резервы. Если речь идет о том, что Россия должна поддерживать какой-то достаточно приемлемый курс доллара, тогда, наверное, да, потому что доллар сильно вырос по отношению к рублю. Если российские власти не сильно озабочены курсом доллара, индексом цен, которые в значительной степени все равно продолжают формироваться за счет импортных товаров и так далее, тогда им незачем тратить ресурсы для поддержания курса доллара. Это все зависит от тех задач, которые перед собой ставит правительство. Если времена будут еще хуже, если рецессия продлится и год, и два, и три, доходы бюджета, которые формируются на 40% из нефтегазовых доходов, на эту сумму просядут, тогда можно будет это сделать в следующем году или через два года.

Михаил Соколов: Елена, чего вы опасаетесь как человек, который занимается практическими делами, связанными с помощью медицине? Безработица, похоже, какое-то время врачам не грозит, хотя недавно их оптимизировали, в Москве 20 тысяч уволили, больницы позакрывали. Что бы вы хотели сейчас, какого маневра от власти? Может быть, например, какие-то деньги перебросить на восстановление тех лечебных учреждений, которые были закрыты?

Елена Колесник: Это было бы, конечно, очень кстати. Действительно медиков не хватает, не хватает медучреждений. Половину позакрывали от того, что было, за все эти 20 лет, пока Путин у власти. Очень много медиков действительно не работают. У нас медицина, где самые низкие зарплаты. Сейчас, когда прозрели, что медики, оказывается, нам нужны, а медики рискуют самые первые, медикам надо помогать. Вот, пожалуйста, мы как альянс пытаемся помочь, мы собрали 3 миллиона, чтобы закупить средства, чтобы доставить до больниц, нам препятствуют, нам просто не дают не то, что на территорию больницы зайти, нам не дают возможности передать в руки докторам этих больниц, которые ждут помощь. Власть играет. Еще до того, как объявили, что у нас самоизоляция, я думала немножко по-другому, сейчас я наблюдаю со стороны, мне кажется, это просто издевательство какое-то над людьми, над медиками. Это геноцид народа всего России. Играют, манипулируют, снимают эти фильмы, какие-то обращения к гражданам. Как Владимир Владимирович говорит, что народ важнее всего. А что он сделал для народа, для медиков?

Михаил Соколов: Немножко денег подбросил.

Елена Колесник: Каких денег подбросил, где?

Михаил Соколов: Зарплаты повысил. Давайте я буду защищать немножко. Какое-то оборудование закупят. Обсуждали вчера, что расширят производство защитных комплектов. Приняли странное решение о том, чтобы регулировать продажу масок. Думаю, что теперь их в свободной продаже просто не найти будет, может быть в больницах будут. По тестам как-то тоже пытаются расширить производство. Значит что-то они делают в рамках того, как умеют.

Елена Колесник: В общем да, слепили из того, что было. 7 видов уже есть тестов, они хотят новые тесты какие-то делать. Получается, то, что было до этого, стало неэффективно. Как они обосновывают, почему еще нужны новые тесты? Они конкретно говорят, что будет вакцинация, якобы проводятся какие-то эксперименты, на хорьках они проводят. Извините, а потом они сразу хотят экспериментировать на людях?

Михаил Соколов: Уже вроде даже группы набрали.

Елена Колесник: А кто нам скажет результат этих исследований? Кто нам скажет чистую правду, какой процент из этих испытуемых излечится от коронавируса и эта вакцина приживется? Это же не факт, исходя из того, что нам показывают СМИ, центральные каналы. Я могу сделать вывод, что там будет та же ложь. Судя по той работе, которую делаем мы в Альянсе, я тут же смотрю выпуск НТВ, который полностью переворачивает сюжет и показывает, обманывает, говоря про нас, что якобы мы врываемся и мешаем работать.

Поэтому с вакцинами тоже очень большой вопрос. Людям я бы посоветовала включать здравомыслие прежде, чем что-то делать, вакцинироваться, надо подумать, поизучать на эту тему и тогда, возможно, предпринимать какие-то действия.

Михаил Соколов: Я знаю, что вы с некоторым скептицизмом относитесь к той системе карантинов, которая введена. Может быть, вас уже порадовали сообщения, что Австрия, Норвегия, возможно, Чехия будут смягчать все эти меры? Как будет оживать европейская экономика, от которой Россия тоже довольно сильно зависит?

Альфред Кох: Безусловно, эти меры меня радуют. Потому что та статистика, которая сегодня доступна по всем этим заболеваниям, которые называются COVID19, она абсолютно, во-первых, нерелевантна, она несравнима по странам, она даже в том виде, в котором есть, не доказывает ту чудовищную опасность коронавируса, которую живописуют нам СМИ и чиновники от медицины. Откровенно говоря, нам обещали какие-то математические модели показать, с помощью которых рассчитаны все эти экспоненты и чудовищные горы трупов, но так нам ничего и не показали. Та статистика, которая доступна, говорит о том, что летальность этого вируса ничуть не выше, чем вируса гриппа.

Михаил Соколов: Это спорный вопрос, там действительно надо считать. Кстати, в разных странах ситуация очень отличается. Я бы просто сказал, что мы сейчас не знаем, но риски для старшего поколения, наверное, высоки.

Альфред Кох: Я не открою для вас тайны, что вероятность умереть с каждым годом для каждого человека растет. Поэтому в этом отношении для старшего поколения риски ничуть не больше стали. Человек в 80 лет имеет шансы умереть значительно больше, чем в 40. Та статистика, которая доступна, она об этом не говорит. Откуда берутся данные по смертности, по экспоненте и так далее – неизвестно. Поэтому то, что некоторые страны наконец одумались и решили отменить карантины, – это очень правильно. То, что СМИ нагнетают истерию, сваливаются в показ частных трагедий – это, конечно, очень правильно с гуманистической точки зрения, но с точки зрения оценки степени опасности, мне кажется, это придает излишнюю эмоциональность решениям, которые должны на самом деле приниматься на холодную голову.

Михаил Соколов: Степень опасности решений по карантинам для действующих бизнесов в Европе ниже, чем в современной России?

Альфред Кох: Я думаю, что тоже достаточно высокая. Я почти убежден, что теперь мы столкнемся с огромным количеством банкротств бизнесов, которые балансировали на грани прибыльности. Есть целая отрасль очень низко маржинальных бизнесов, например, бизнес небольших частных гостиниц, небольших частных ресторанов и так далее, которые у нас в Германии передаются из поколения в поколение, люди круглые сутки пашут всей семьей, чтобы заработать свою достаточно скромную копеечку. Вот эти бизнесы находятся под чудовищной угрозой, а это миллионы людей, это огромное количество рабочих мест. Не секрет, что экономика Западной Германии, Западной Европы вообще в значительной степени обеспечивается малым и средним бизнесом, а не крупными корпорациями. Поэтому эти бизнесы сейчас все под угрозой, вся сфера услуг.

Михаил Соколов: Как вы думаете, эти же люди, они же избиратели в демократической системе, они смогут повлиять на свои правительства с тем, чтобы, грубо говоря, их спасали? Мы сейчас слышим в России громкие крики представителей малого и среднего бизнеса, что им, мягко говоря, конец, что еще до конца месяца они как закрылись, так и не откроются.

Кстати, те, которым разрешили сейчас открыться, почему-то не открываются. Я пытался найти работающую "Оптику", их вроде разрешили сейчас открыть, никто не открывает, потому что чиновники внизу говорят, что ни в коем случае не высовывайтесь, прямого приказа нет от Сергея Семеновича.

Люди, которые в Германии, пойдут голосовать, они же, наверное, будут оценивать, как с ними обращалась власть, которую они выбирают?

Альфред Кох: Безусловно, они будут оценивать. Случится это в сентябре 2021 года, у нас выборы в Бундестаг. Сейчас пока рейтинг власти растет, все верят в то, что помощь будет оказана, я тоже хочу в это верить. Если она будет оказана, если она будет действенна, если она поможет выйти из кризиса, то, конечно, правящая партия наберет очки, как она набирает их сейчас. Если же все окажется не так, народ это очень быстро поймет, рейтинг действующей власти сильно упадет. Проблема состоит в том, что при всем том, что значительную часть рабочих мест в Германии создает малый и средний бизнес, количество неработающих в Германии огромно, так или иначе они зависят от бюджета, свои выплаты они продолжают получать. Поэтому любая партия, которая хочет получить большое количество голосов на выборах, не так уж сильно ориентирована на работающих, она в большей степени ориентирована на пенсионеров, на всевозможные группы лиц, находящихся на бюджете и так далее.

Михаил Соколов: В России какая-то часть общества смогла бы защитить свои интересы в этой ситуации?

Альфред Кох: Нет, я думаю, в России это невозможно. Всякая коммуникация между народом и властью прервана. Власть электоральный процесс полностью контролирует, снисходит до народа только в том случае, если она этого хочет. Что касается мелкого и среднего бизнеса, главная жертва рецессии и в России, и во всем мире, на мой взгляд, Путин хорошо понимает, что это средоточие не только его политических оппонентов по самой сути путинской экономической политики, но еще и средоточие тех финансов, которые идут на финансирование пока еще несистемной оппозиции в России. Поэтому уничтожение этой сферы, которая в России значительно меньше развита, чем, допустим, в Западной Европе, в Европе вообще, конечно, входит в его планы. Поэтому, безусловно, чем хуже этой сфере, тем лучше Путину.

Михаил Соколов: То есть вы считаете, что это чисто политическое решение – не давать малому и среднему бизнесу денег, пусть они задохнутся и Навальному тоже свою копейку не принесут или еще кому-то?

Альфред Кох: Как вариант, да. Тем более, я думаю, у Путина система альтернативного информирования с помощью всевозможных закрытых опросов общественного мнения и так далее налажена хорошо. Я думаю, он прекрасно понимает, что угроза этого вируса не такая большая, поэтому тратить на это какие-то серьезные финансовые средства с учетом того, что ему еще предстоят серьезные проблемы в связи с падением цен на нефть, он не собирается.

Михаил Соколов: Елена, как вы считаете по увиденному за это время, пора власть менять или она еще сможет удерживаться на старых технологиях?

Елена Колесник: Судя по тому, какие у нас медики, как они боятся, какие они, бедные, все запуганные, боятся потерять копеечную работу, рискуя своей жизнью, стоят без всего и пишут нам письма, просят помочь инкогнито, анонимно, чтобы никто не знал. В связи с этим я хотела бы обратиться к нашему президенту Владимиру Владимировичу, к Беглову, губернатору Санкт-Петербурга, к Собянину, мэру Москвы, ко всем губернаторам: требую от лица народа все средства, которые выделены медицинским учреждениям и медикам, доставьте, пожалуйста, по назначению.

Михаил Соколов: Главное, чтобы ничего не пропало по дороге, а то слишком часто так бывает.