О чем умолчал Шестаков

Одним из сильных впечатлений XXII Петербургского экономического форума (ПМЭФ) оказалось участие на секции по проблемам рыболовства, — отрасли, которая искусственно погружена в пугающую неизвестность с ноября прошлого года.

Дело в том, что в начале «нулевых» квоты на вылов рыбы стали делить на основе аукционов. Этот формально рыночный механизм обеспечил победу спекулянтов, имевших свободные деньги. Рыбу ловили одни, квоты достались другим, — и для выживания рыболовецкие компании должны были, по сути, идти в рабство к спекулянтам, соглашаясь на кабальные условия. Результатом стало стремительное разрушение отрасли (ибо у рыболовов просто не оставалось денег), массовый нелегальный экспорт (по крабу он превышал официальный вчетверо) как единственный способ заработать и, соответственно, разгул криминала.

Рыболовов довели до состояния, когда уже в 2002 году они на отраслевом съезде официально пригрозили всеобщей забастовкой, если аукционы не отменят. В то, первое свое вице-премьерство А.В.Гордеев спас отрасль, поддержав ее, и в 2003 году Госсовет ввел признанный во всем мире исторический принцип, по которому квоты на 15 лет закрепили за теми, кто непосредственно ловит рыбу. Рыболовство стало восстанавливаться.

Однако 15 лет заканчиваются, — и в ноябре прошлого года возникла идея отказаться от исторического принципа и вновь, как в начале «нулевых», переделить квоты на аукционах. Потренироваться решили на наиболее рентабельной части отрасли – на краболовстве. Отрасль встала на дыбы: денег у спекулянтов гарантированно больше, и они победят, как в начале «нулевых», вновь закабалив производителей, — а если кто из рыболовов и сможет победить, на это уйдут все его финансовые резервы, и развиваться ему будет не на что. А методику закабаления, отработанную на краболовах, затем могут расширить на все рыболовство.

Подозрения и страхи усиливал анонимный характер инициативы: ее сторонники не то, что не вступали в дискуссию и не обосновывали свою позицию, но даже не называли себя! И, тем не менее, эти предложения всерьез рассматриваются чиновниками, что вызвало подозрения, что за попыткой передела рынка стоят родственники «новых дворян», считающие себя абсолютно безнаказанными и неуязвимыми.

В результате рыболовство (и краболовство в первую очередь) погружено в пучину неопределенности и страха: мало-мальски налаженные производства и логистические цепочки могут быть в любой момент уничтожены ради новых, пока еще анонимных хозяев, опирающихся на огромный административный ресурс и считающих ниже своего достоинства даже вступать в диалог с пока еще успешно развивающейся отраслью.

Ситуация вызвала тревогу даже у Сбербанка, который прокредитовал отрасль на миллиард долларов и оказался перед реальной перспективой потери денег в случае массового банкротства хозяйств, если дело пойдет по сценарию начала «нулевых».

В этой шокирующей ситуации публичное выступление главы Федерального агентства по рыболовству (ФАР) Шестакова, да еще на прошедшем под девизом «Экономика доверия» форуме, не могло не вызвать внимания. Это было идеальное место для развеивания необоснованных тревог, — но Шестаков, скорее, продемонстрировал их обоснованность.

Выступление было действительно энциклопедическим, обрисовавшим широкие перспективы развития в самых различных их проявлениях. Было интересно узнать, например, что ученые до сих пор не могут идентифицировать около половины обителей больших глубин, но будущее рыболовства связано именно с их добычей, и ФАР уже занялся обеспечением производства необходимых для этого новых орудий лова.

Но о главном – о том, что передел рынка из-за отказа от исторического принципа и передачи отрасли под контроль спекулянтов отправит все прогнозы (вместе с надеждами) коту под хвост из-за радикального изменения мотиваций его участников – не было сказано ни слова.

Соответственно, пришлось спрашивать.

Ведь было вправду непонятно, как соотносится погружение отрасли в полную неизвестность и реальная угроза ее полной дестабилизации и с темой ПМЭФ «Экономика доверия», и с абсолютно правильными словами Шестакова о необходимости создания «устойчивого рыболовства» и стабильности регулирования.

Реакция была потрясающей и — подчеркну — исключительно профессиональной.

В самом начале, едва увидев меня в зале (а я уже писал об этом), Шестаков включил в свое выступление теплые, прочувственные и крайне уважительные слова о моих высоких профессиональных качествах, — при том, что я не являюсь специалистом в отрасли, и она интересна мне лишь как яркий пример разрушительности неадекватного госрегулирования, обслуживающего интересы финансовых спекулянтов и чиновников против интересов производителей.

Услышав же вопрос, он рассказал (в итоговом выступлении, отвечая на несколько вопросов сразу и выступление экс-губернатора Дарькина, также выступившего в защиту исторического принципа) об отсутствии моей связи с отраслью, снова похвалил меня (противопоставив отсутствовавшему в зале моему другу профессору Кричевскому, который якобы вел себя некорректно по отношению к ФАР), обвинил рыболовов в недостаточной социальной защите трудящихся в виде позорного отсутствия в отрасли трехстороннего соглашения работодателей, профсоюзов и своего ведомства (похоже, справедливо, но явно вне связи с текущими проблемами отрасли), подчеркнул, что квоты должны выдаваться на физический объем вылова, а не на долю в общем объеме разрешенного вылова — и, наконец, указал, что новые аукционы не будут иметь к аукционам начала «нулевых» никакого отношения и потому приведут к принципиально иным результатам.

Эта мысль была действительно интересна, — но, к сожалению, осталась не раскрытой и повисла в воздухе, на фоне чего тезис «аукционы – сигнал отрасли, что надо развиваться» выглядел скрытой издевкой.

Шестаков, правда, мягко намекнул, что введение исторического принципа в начале «нулевых» было невозможно в силу тогдашней криминализированности отрасли, — но ни словом не обмолвился о причинах, почему от него надо отказываться сейчас.

Таким образом, в своем выступлении глава ведомства по сути вопроса и тем более о реальном положении, созданном в отрасли как минимум при его попустительстве, и даже просто о своем отношении к этому не сказал ни слова. Более того: обещая вот-вот решить проблему, Шестаков тут же обещал вернуться к ее обсуждению на общеотраслевом форуме, который состоится аж в сентябре месяце.

Возникало ощущение, что ему в принципе безразлична содержательная сторона его выступления, задача которого сводится просто к отвлечению внимания аудитории с ее реальных проблем на, как говаривали когда-то в КГБ, «негодный объект».

При этом его выступление, как и выступления многих других управленцев, выпестованных бюрократией в последнее десятилетие, было исключительно профессиональным, четким, заставляющим согласно кивать головами даже оппонентов, сочетающим бесспорные малосодержательные лозунги с интересной и отвлекающей внимание от реальных проблем фактурой.

Ворчание производственников «демагогия» должно, похоже, звучать для нового поколения «молодых технократов», постепенно сменяющих опозоривших себя «эффективных менеджеров», высшей похвалой, сладостным признанием их правоты и качества.

Потому что, как я увидел в ходе дискуссии, их учат по-настоящему хорошо: уходить от ответа, перекладывать ответственность, отвлекать внимание и даже вызывать сочувствие у собственных (пусть пока потенциальных) жертв.

Неплохо было бы, конечно, чтобы их учили главному, чего мы от них ждем, — ответственности за свое дело перед своей страной и народом.

Но, насколько можно судить, их назначают на руководящие посты для достижения совершенно иных задач.