Героя России Кадырова очень развеселила реакция его жертвы на пытки током
06.02.2020 10:59
Венское убийство
Из жалобы У.Исраилова:
Некоторые из командиров СБ, которых я встречал за время службы у Кадырова, представлены на фотографии, прилагаемой к моему заявлению. Я располагаю следующей информацией о людях, представленных на фотографии.
Верхний ряд (слева направо):
— Я не знаю этого человека;
— Мусади, он был заместителем начальника СБ, а потом перешел в ППСМ-2;
— Муслим, по кличке Грозный, был командиром СБ села Керла-Энгеной, потом стал начальником антитеррористического центра;
— (4) Рамзан Кадыров;
— Джихад;
— Я не знаю этого человека, но, судя по форме, он — сотрудник ОМОНа;
— Я не знаю этого человека, но, судя по форме, он — сотрудник ОМОНа;
Нижний ряд, слева направо:
— Альви, командир СБ в Цоцин-Юрте, по кличке Оскар
— Командир СБ из Гельдагене
— Муса, командир СБ в Беное
— Бакар, по кличке Шериф, был начальником охраны Кадырова, потом командиром СБ, но после ранения в начале 2003 года стал рядовым. Однако человек, очень близкий к Кадырову.
— Командир СБ одного из сел Ножай-Юртовского района»
[...] «Новая газета» обратилась за разрешением к The New York Тimes как к первоисточнику документальных фактов о судьбе Умара Исраилова и его отца Шарпудди Исраилова. И получила разрешение. Мы публикуем выдержки из их заявлений в Генеральную прокуратуру РФ, а также фрагменты страсбургских жалоб Исраиловых. (Полностью документы находятся в распоряжении The New York Тimes и выложены на сайте.)
Жалоба в Европейский суд по правам человека. Заявитель — Исраилов Умар. Фрагменты
«14.28. Рамзан Кадыров тоже присутствовал на этих допросах в спортзале и на площадке за спортзалом примерно три раза в неделю. Он также персонально участвовал в избиениях в спортзале и на площадке за спортзалом. Он, как правило, начинал – ударял рукой и несколько раз пинал ногами, а потом его охрана продолжала избивать заявителя.
14.29. Однажды вечером в мае или, возможно, в начале июня сотрудники Кадырова забрали заявителя из камеры и привели в спортзал. В спортзале Рамзан Кадыров показал заявителю какую-то машинку с ручкой и сказал, что он только что откуда-то ее достал и собирается опробовать на заявителе ее действие. Охрана Кадырова усадила заявителя на сиденье одного из тренажеров и присоединила один провод к его уху, а другой — к мизинцу на руке. После этого Кадыров стал крутить ручку на машинке и таким образом стал пропускать через заявителя электрический ток, причиняя ужасную боль заявителю в голове и в руке. Кадыров смеялся над реакцией заявителя. Он повторял эту процедуру несколько раз, каждый раз пропуская через заявителя электрический ток. Через некоторое время охранники Кадырова отвели заявителя обратно в камеру.
14.51. Пока заявитель находился в заключении на базе в Центорое, а также впоследствии, когда он поступил на службу в СБ, заявитель неоднократно был свидетелем того, как Рамзан Кадыров и другие командиры СБ пытали и издевались над заключенными и совершали внесудебные казни. Так, все три боевика, которые уже находились на базе в Центорое, когда заявитель туда только попал, были впоследствии расстреляны.
14.52. Заявитель видел следы травм, нанесенных Шамилю Гериханову в результате пыток и издевательств. Однажды, когда охранники притащили Шамиля в камеру, где он и заявитель содержались, Гериханов был в крови. Он сказал заявителю, что командир СБ [Служба безопасности президента Ахмата Кадырова, которую возглавил Рамзан Кадыров.] из Новогрозного изнасиловал его черенком от лопаты и пытался заставить его сознаться в убийстве 70 или 80 людей в Цоцин-Юрте и в Гельдагане.
14.53. Вскоре после того как заявитель был вынужден устроиться на работу в СБ в июле 2003 года, заявитель оказался во дворе главной базы в Центорое, когда Кадыров вызвал несколько своих подчиненных (включая командиров СБ из Цоцин-Юрта, Гельдагана, Курчалоя и Бачи-Юрта). Он приказал подчиненным увезти Гериханова и убить его. Кадыров также велел командирам выбросить его тело на окраине села, чтобы родственники могли его подобрать. Заявитель видел, как Гериханова погрузили в машину, надев на него наручники. Позже заявитель слышал, как Альви Усманов, командир из Цоцин-Юрта, рассказывал, как сначала они избивали Гериханова, а потом изрешетили пулями и бросили на окраине Гельдагана».
Заявление Исраилова Умара в Генеральную прокуратуру Российской Федерации (фрагменты)
«Я, Исраилов Умар (Алихан) Шарпуддиевич, 1981 г.р., уроженец с. Мескер-Юрт Шалинского района Чеченской Республики Российской Федерации, ныне проживающий за границей, стал жертвой применения пыток и разных видов жестокого обращения со стороны сотрудников и руководителя Службы безопасности президента Чеченской Республики (СБ).
<...> Меня, Мовлади и Аслана [Боевики, которых захватили вместе с Умаром Исраиловым 15 апреля 2003 года.] отвезли на одну из баз СБ в селе Центорой, где и начался весь ад, особенно когда туда приехал Рамзан Кадыров.
<...> В Центорое нас посадили в так называемую тюрьму — две камеры для заключенных на базе СБ. <...> Когда нас привезли, там уже было пять человек, и нас трое — всего восемь заключенных, в двух камерах. Я провел там последующие три месяца, и в камерах было разное количество людей, иногда доходило до 30 человек, и в отсутствие форточек там было совсем нечем дышать. За три месяца, что я там провел, мне ни разу не дали помыться.
<...> Все пять человек, которые были в камерах в момент нашего приезда, были в ужасном состоянии — они были зверски избиты. Трое из них, как я потом узнал, были боевиками — Шамиль Гериханов и Айдамир (Гушаев. — Прим. ред.) из Гельдагена, и Умар Баркаев из Курчалоя, — а еще двое «сочувствующими»...
<...> В первый день, когда нас привезли в Центорой, я увидел Рамзана. Он меня спросил, знаю ли я его, я сказал «нет», он говорит: «Как это так, я Рамзан Кадыров, меня знает вся Чечня». Я тогда не знал его. Он страшно рассердился и закричал, что он «Кадыров Рамзан, Ахмата сын». Ахмат Кадыров был в то время президентом Чечни. Я сказал, что знаю Ахмата, а его нет. Он ударил меня рукой по лицу, просто ладонью, как бы дав команду остальным. Потом меня уже начала бить его охрана, а он сидел на кровати и наблюдал за допросом.
<...> На второй день заключения меня привели в находившийся на базе спортзал. Меня привязали к тренажеру, на который ставится штанга, и стали избивать. Спрашивали про боевиков, места, где спрятано оружие... Руководил допросами и избиениями в основном человек по кличке Джихад, один из командиров СБ, особо приближенный к Рамзану Кадырову, — он задавал вопросы и избивал, и еще была группа людей, которая участвовала в избиениях. Тогда, во время первого допроса, меня били в основном ногами и руками, а Джихад — рукояткой пистолета.
<...> Допросы и избиения в спортзале происходили каждый день в течение первых двух недель заключения. На допросы в спортзал нас водили по-одному.
<...> Однажды ночью, примерно через месяц после нашего задержания <...> приехали Рамзан, Адам Демильханов (я его тогда не знал, но он, кажется, представился) и еще командир из Новогрозного по имени Руслан, родственник Кадырова (ему было лет 35—36 на вид; Рамзан называл его Русланом, а позже я слышал, что он был двоюродным братом Рамзана). Они втроем нас допрашивали, а их охрана осталась поодаль. Они тогда начали допрашивать Айдамира. Рамзан его всегда спрашивал о каких-то больших деньгах. Айдамир всегда говорил, что ничего не знает, и Рамзан его избивал, и Адам, и Руслан тоже. Я стоял рядом. Били в основном руками и ногами, а у Адама была еще большая палка, которой он бил, — черенок от лопаты. Потом Рамзан достал пистолет — по-моему, взял у Адама — и стал стрелять Айдамиру под ноги. Он говорил, что сейчас его застрелит, и спрашивал, хочет ли тот умереть. Айдамир, конечно, сказал, что не хочет. Потом Рамзан велел охране увести Айдамира в камеру. Его увели, и настала моя очередь. Рамзан стал стрелять мне под ноги и говорил, что прострелит мне ногу. Он стрелял очень близко, и я поджал пальцы, чтобы не задело. Потом он сказал: «Я сейчас тебе в голову выстрелю». Я ответил: «Ну, у тебя оружие, а я пленный, тут уж я ничего поделать не могу». Тогда он еще немного под ноги пострелял, раза три. Он у меня ничего не спрашивал, просто издевался. Пистолет был Стечкин, двадцатизарядный, сколько раз он выстрелил, я не помню точно. Обойму не менял, по каждому из нас выстрелил, наверное, раз пять-шесть. Он стоял не очень близко, но целился, и пули попадали очень близко — возле самых ног. Там тогда не было асфальта, был просто гравий, так что пули не рикошетили. Я просто стоял и смотрел — я ничего не мог сделать, хотя руки и не были связаны.
<...> Сотрудники ФСБ также довольно часто приезжали на базу в Центорой — двое дагестанцев, которых я видел в первый день, и еще один полковник русский, немолодой такой человек. С Кадыровым они встречались, общались. Но этот полковник никогда никого не допрашивал, не избивал. Он оставался жить на базе на две недели, жил в комнате для офицеров. Он, разумеется, знал про камеры, и во дворе, конечно, было слышно, когда избивали и допрашивали людей. Это я понял уже потом, когда сам там работал.
<...> После первых двух недель заключения допросы в основном прекратились, однако в камеры периодически приходили различные сотрудники СБ и приближенные Кадырова и избивали меня и других заключенных. В частности туда приезжал и занимался избиениями заключенных Адам Делимханов, командир Нефтеполка (я позднее узнал, что это был он); Альви, командир СБ из Цоцин-Юрта (на фотографии в нижнем ряду, самый левый, если смотреть на фотографию), «Джихад», а также брат Рамзана Кадырова, Зелимхан (ныне покойный). Зелимхан не имел официальной должности, но имел постоянный доступ на базу. Он был наркоманом и обычно приходил в состоянии наркотического опьянения. Он выводил всех из камер в коридор, выстраивал в шеренгу и бил всех подряд по лицу. Он носил на руке большой перстень и перед тем, как бить, поворачивал его камнем внутрь.
<...> Однажды, это было недели через две после того, как меня привезли в Центорой, я и мои сокамерники пили чай в коридоре перед камерами. Вдруг пришли несколько человек, которых я никогда раньше не видел, и загнали всех заключенных, кроме меня, обратно в камеры. Потом они стали бить меня прикладами и другими предметами. Не знаю, почему они выбрали именно меня. После того как они меня избили, несколько из них схватили меня и крепко держали. Другие в это время задрали брючины моих штанов и стали тыкать в меня горячим металлическим прутом. Это был шомпол, длиной примерно 30—35 см и толщиной с мизинец. Прут был не особенно острым, но горячим, и это причиняло сильную боль.
<...> В другой раз ко мне в камеру зашел один из охранников, Пахрудди, двоюродный брат Рамзана Кадырова. Я в тот момент сидел и ел кашу. Он стал меня бить по голове, и, когда я встал, он достал пистолет и выстрелил мне в ногу. Я успел убрать ногу, но пуля несколько раз срикошетила и задела меня в районе губы — я еще легко отделался. Этот человек тогда вызвал врача, и врач прямо на месте, без наркоза, стал зашивать мне губу — рана была глубокая.
<...> Следы от пыток горячим шомполом и шрам на губе сохранились до сих пор и были зафиксированы медицинским обследованием, проведенным после моего приезда за границу.
<...> Айдамира (Гушаева. — Прим. ред.) расстреляли еще в тот момент, когда я находился в Центорое в заключении. Айдамира задержали за пределами Чечни, в Кабардино-Балкарии, и сначала доставили в грозненский РУБОП (районное управление борьбы с организованной преступностью). Айдамир рассказывал мне, что потом Кадыров заплатил РУБОПу, чтобы его перевезли в Центорой. Айдамира держали там два месяца. Его тоже часто допрашивали, в основном сам Рамзан, и все время спрашивали о каких-то деньгах. У Рамзана, видимо, была информация о том, что у Айдамира были деньги — вроде бы он был ответственным за финансы и через него шли деньги разным джамаатам — кажется, из Баку, от какого-то Хожи (Хож-Ахмета). Айдамира расстреляли примерно через два месяца после моего задержания. Это произошло на площадке, я в этот момент был в камере. Это было вечером. Его допрашивал Рамзан — я узнал его голос. Он спрашивал Айдамира о деньгах, а еще Айдамир признался, что руководил операцией по устранению Райбека (не помню, как его фамилия) — кажется, коменданта Введенского района. Я слышал, как Айдамир об этом говорил — Рамзан расспрашивал его о подробностях. Допрашивал только Рамзан, больше никто вопросов не задавал. А когда речь зашла о деньгах, Айдамир отказывался, говорил, что не знает ни про какие деньги. Он тогда обращался к Кадырову по имени и говорил: «Рамзан, у меня нет никаких денег, я не знаю, о каких деньгах идет речь». А Рамзан Айдамира называл какой-то кличкой, которую Рамзан для него придумал — по-чеченски, не помню точно, какое слово, что-то унизительное. (А Рамзана все называли по имени или еще по кличке Дустум — в честь афганского какого-то генерала.) Рамзан тогда стал на него кричать — кричал, что убьет, если Айдамир не скажет, где деньги, и потом раздался выстрел, а потом еще много выстрелов. Потом Рамзан приказал его унести на «кладбище» — ну не кладбище, а там, где закапывали людей, которых не отдавали родственникам, по-чеченски называлось «Газават».
<...> Привожу еще два случая непосредственного участия Рамзана Кадырова в допросах и избиениях заключенных, непосредственным свидетелем которых я был.
Однажды, вскоре после того как я начал служить в СБ, в Центорой привезли молодого человека, по-моему, его звали Увейс, из села Нойбера. Кадыров стал его допрашивать на переднем дворе под навесом — сначала Рамзан Кадыров его не бил, просто спрашивал, почему тот пустил к себе боевиков ночевать. Молодой человек все отрицал, и тогда Рамзан стал его избивать — рукояткой пистолета и потом палкой. Это продолжалось около сорока минут, но Увейс ни в чем не признавался, и его отправили в камеру. В то время я постоянно находился на базе, поскольку мне не позволялось свободно передвигаться за ее пределами — поэтому я стал свидетелем этого случая.
Вскоре на базу приехал брат Рамзана Кадырова — Зелимхан. Он велел привести этого задержанного и, сказав, что этот молодой человек — известный «шайтан» (боевик), стал избивать его на площадке за спортзалом. Там были еще другие сотрудники СБ, а я просто был рядом, так как в тот момент жил на базе и практически постоянно там находился. Потом Зелимхан приказал одному из людей стрелять в задержанного, и тот начал стрелять из пистолета ему под ноги. Вскоре и Зелимхан достал свой пистолет, и тоже начал стрелять, и к нему присоединились другие присутствующие. В конце концов они застрелили этого задержанного. Сам Кадыров находился в этот момент на переднем дворе, но пришел, услышав стрельбу. Он спросил, что произошло, и Зелимхан ему с гордостью сказал, что расстрелял «известного шайтана». Кадыров в ответ улыбнулся, как будто это было в порядке вещей, и ушел.
Другой задержанный из того же села, Нойберы, был семидесятилетним стариком. Кадыров его тоже допрашивал на переднем дворе под навесом, обвиняя в том, что тот укрывал у себя в доме Аслана Масхадова. Старик ответил, что, по чеченским законам, он не мог не пустить в дом человека, просящего о помощи. Тогда его стали зверски избивать; Кадыров смеялся и тоже избивал этого старика. Это происходило у меня на глазах — по-русски это называется садизмом; он просто настоящий садист, ему нравится издеваться, бить людей. Я слышал, что потом, через неделю, этого старика отпустили.
Что касается меня, то я не знаю, зачем меня держали в заключении так долго — сначала Рамзан Кадыров, когда избивал меня, говорил, что живым мне оттуда не выйти, а потом он просто перестал обращать на меня внимание.
<...> По прошествии трех месяцев Кадыров меня вызвал — там было большое собрание, — и велел одному из охранников везти меня в баню. Он так выразился, что было непонятно — то ли приказал убить, то ли действительно отправил мыться (по-чеченски, как и по-русски, есть игра слов «помой его — замочи его»).
Когда охранник надел на меня наручники и посадил в уазик, я был уверен, что он везет меня убивать; я даже обдумывал, как бы сбежать по дороге. Но он на самом деле привез меня в баню в центре села, снял наручники, и сказал, чтобы я шел мыться, и выдал мне чистую одежду.
Когда мы вернулись на базу, мне выдали военную форму и записали в СБ.
<...> Я ненавидел Кадырова, но и боялся его, и мне приходилось делать вид, что я отношусь к нему с уважением и любовью, и, по-моему, так же ощущали себя и все остальные. Я не хотел работать у этого зверя — я же видел весь тот беспредел, который он творит с людьми. Просто надо было делать вид, что я его уважаю, — у меня не было другого выхода. За время службы у Кадырова я многое узнал о структуре и методах работы СБ.
В Центорое находились три базы Кадыровцев — одна в центре села, в задачи которой входила охрана дома самого Кадырова, и еше две на окраинах. Я служил на одной из этих окраинных баз, на той, что ближе к селу Аллерой — это была база, где я сам ранее находился в заключении. На эту базу привозили всех задержанных; там же впоследствии сидел и мой отец. На этой базе находился тот самый спортзал, в котором проходили допросы и пытки. Кроме того, сотрудники СБ в Центорое служили на постах и дозорах, охранявших подъезды к селу, и к самим базам.
У многих командиров СБ были дома в Центорое. Сам Кадыров всегда ночевал в Центорое, а в течение дня в основном работал в Гудермесе, в так называемом боксерском клубе «Рамзан». Кроме того он регулярно приезжал на ту базу, где я служил, а когда туда привозили каких-либо известных боевиков, приезжал каждый день, бил их и допрашивал — от его дома в Центорое туда было всего лишь 5—7 минут езды.
Наиболее приближенными к Рамзану людьми были сотрудники его личной охраны, а также те командиры, которые работали на базе, где находился спортзал. Личная охрана Кадырова дежурила у него посменно, по 12—13 человек. Командиром личной охраны был человек по имени Ката по кличке Патриот. Другой командир, по кличке Монгол, он же Джихад, руководил командирами сельских СБ и имел очень широкие полномочия.
Каждую неделю в Гудермесе Рамзан Кадыров проводил совещания, на которых присутствовали командиры региональных (сельских и городских) СБ, а также представители других силовых структур.
В совещаниях также всегда принимал участие Адам Делимханов — когда я служил, он уже был командиром Нефтеполка и командиром СБ в Джалке; он находился в тесных дружеских отношениях с Рамзаном Кадыровым и, как говорили, был также его родственником. Его структура полностью подчинялась Кадырову (хотя формально она была подразделением милиции), и Делимханов часто по приказу Кадырова предоставлял своих сотрудников для участия в операциях. Структура Делимханова также проводила задержания людей, в основном в Грозном, и он отчитывался об их операциях на совещаниях в Гудермесе.
Делимханов также регулярно, раз в два-три дня, приезжал к Кадырову в Центорой — я видел, как он привозил сумки, в которых, как говорили, были деньги, которые он передавал Кадырову. Это была выручка от нелегальной продажи нефтепродуктов — их производили на нефтезаводах, где работали сотрудники Делимханова. Такой нефтезавод был и у нас в селе, в Мескер-Юрте — нефть оттуда шла официально, через Надтеречный район, в Россию, а кроме того продавалась нелегально, и деньги передавались Рамзану Кадырову.
Некоторые из командиров СБ, которых я встречал за время службы у Кадырова, представлены на фотографии, прилагаемой к моему заявлению. Я располагаю следующей информацией о людях, представленных на фотографии (см. фото— Прим. ред.).
<...> На совещаниях в Гудермесе Кадыров раздавал указания командирам — например, «на этой неделе ты должен поймать хотя бы одного человека и провести «работу». А командиры отчитывались о проделанной работе. Все старались распоряжения выполнять, и Рамзан часто увольнял и менял командиров, если они плохо работали. Никакой особенной стратегии там не было — просто ловили по нескольку человек, пытали, иногда чего-то добивались, иногда нет. Никакие приказы и решения не записывались, но Кадыров все свои приказы помнил — у него прекрасная память.
Вообще обо всех проводимых операциях местные командиры должны были сообщать Кадырову — перед проведением операции, или, если это было невозможно, то отчитываться после. Например, когда я работал командиром СБ в Мескер-Юрте, я звонил Кадырову; трубку брал либо сам Рамзан, либо Патриот. Если трубку брал Патриот, я говорил, что собираюсь провести такую-то операцию, и он передавал трубку Рамзану, и тот уже принимал решение, проводить или не проводить операцию. Обычно он приказывал проводить операции, и только спрашивал, нужны ли дополнительные силы. Никаких докладов на бумаге не было.
Иногда на совещаниях в Гудермесе обсуждались более детальные планы, особенно когда речь шла о масштабных операциях. Так, например, в феврале 2004 года обсуждались планы зачисток в селе Беной — тогда Кадыров направил туда всех милиционеров, вневедомственную охрану и другие структуры. В ходе этих зачисток они наткнулись на Магомеда Хамбиева, известного полевого командира и приближенного Аслана Масхадова. Хамбиева пытались задержать, но ему удалось скрыться — тогда Кадыров принял решение задержать его родственников.
<...> Подобными операциями Кадыров всегда руководил лично. Во время задержания родственников Хамбиева я работал в охране Кадырова, принимал непосредственное участие в операции и слышал, как Кадыров отдавал по рации приказ задержать «всех родственников». В Беное Кадыров находился на временной базе в доме одного из своих командиров, Мусы, и оттуда руководил операцией по рации. В этой операции принимал участие и полк Адама Делимханова. Мы задержали родственников Хамбиева и доставили в Центорой. Там их держали и пытали, и потом, по слухам, старейшины уговорили Хамбиева сдаться, и он пришел к Кадырову в Центорой...
Весной 2004 года Кадыров назначил меня командиром СБ в моем родном селе, Мескер-Юрте. В основном все ребята, которые работали со мной в Мескер-Юрте, были бывшие боевики, и почти все из Мескер-Юрта, местные. Они либо попали в СБ так же, как и я, либо добровольно заявили о своем решении перейти в СБ.
Обычно это делалось через местных командиров СБ, которые потом приезжали вместе в боевиками к Кадырову и договаривались о сдаче и поступлении на службу. После этого боевики, как правило, проводили несколько месяцев на базе в Центорое и потом приступали к службе — никакого специального обучения не проводилось. Впрочем, не у всех бывших боевиков это происходило гладко — были случаи, когда тех, кто приходил сдаваться, расстреливали или сажали в тюрьмы.
Сам я, после того как Кадыров взял меня на работу, поначалу боялся ездить через блокпосты и попросил Кадырова оформить мне амнистию. Он отправил меня в Шали, наш районный центр, там меня допросили в ФСБ и выдали бумагу об амнистии, сказав предъявлять ее на постах, чтобы не было проблем.
Вообще СБ была просто структурой для легализации боевиков. Никаких структур, которые занимались бы там административными вопросами, не существовало. Зарплату командиры (и я в том числе) получали в штабе в Гудермесе и потом раздавали подчиненным — зарплата была низкой, в то время мы получали 3000 рублей ($100) в месяц.
Во время своей работы я никого из настоящих боевиков не задерживал: для формальности забирал людей за наркотики и тому подобные преступления и потом отпускал.
У меня, как и у многих других, автомашина была без номеров — мне ее выдал Кадыров, когда направил меня командиром в Мескер-Юрт. Потом, уже позже, он велел поставить номера — я просто наклеил какие-то номера, ненастоящие. На операции поначалу все ходили в масках, потом был приказ, чтобы не носили маски — это передавали по телевизору и даже говорили, что тех, кто в масках, будут расстреливать без предупреждения. Таких случаев не знаю, но маски носить перестали, насколько мне известно.
Задержанных в ходе операций доставляли в разные места — на базы СБ, а впоследствии патрульно-постовой службы милиции (ППСМ-2) в Грозном, в Аргуне и других местах.
<...> Сам Кадыров прекрасно знал, как обращаются с задержанными. Никаких законов там не было, на совещаниях в Гудермесе о законе речь никогда не шла, они смеялись, когда им говорили о законе. Даже когда Алу Алханов (нынешний Президент Чечни), он тогда еще был министром, выступал на параде в Гудермесе (там присутствовали СБ, милиция и ОМОН) и говорил о необходимости соблюдать законы, люди из СБ просто смеялись над его выступлением.
<...> До того как летом 2004 года была организована ППСМ-2, никакой письменной документации не велось вообще — ни о задержаниях, ни о других операциях. Потом, когда мы стали служить в ППСМ-2, от нас уже требовалось составлять рапорты, как от обычных милиционеров — например, сколько машин было проверено на посту.
<...> Я перешел в ППСМ-2 вскоре после образования этой структуры. Я был тогда командиром в Мескер-Юрте. Кадыров вызвал меня и многих других командиров и сказал, что все кадыровцы должны перевестись в этот полк милиции. Нужно было собрать все бумаги, необходимые для работы в милиции — я тогда купил у одного человека диплом, и мне дали звание сержанта милиции. Так все поступали.
<...> Во время моей службы в Мескер-Юрте я продолжал поддерживать контакты с командиром джамаата Резваном Осмаевым. Осмаеву постоянно требовались новые люди. Уже после того как я попал в аварию, мы с Осмаевым поехали в Грозный для того, чтобы встретиться с еще одним нашим односельчанином — Бадрудди, состоящим на службе в СБ, и предложить ему сотрудничество. Бадрудди однако от сотрудничества отказался, и, по всей видимости, донес своему командованию, что я находился в контакте с Осмаевым. Резван сказал мне, что Бадрудди меня сдал, и посоветовал мне либо уходить в горы, либо уезжать...
Осенью 2004 года я сначала отправился вместе с женой в санаторий в Кисловодск и сразу же после возвращения оттуда уехал в Назрань, а потом, через Москву, в Польшу, где попросил политического убежища. Однако процедура предоставления статуса беженца в Польше затягивалась, и, кроме того, в Польше было небезопасно.
<...> Кадыров позвонил на мой мобильный телефон, но не узнал меня, а я узнал его сразу. Он стал говорить, чтобы я передал Алихану (он знал меня под этим именем), что он захватил его отца и сестру его жены и захватит всех его родственников и весь его тейп, и всех их убьет, если Алихан не вернется. Я ему тогда сказал, что я Алихан и чтобы он делал с родственниками все что угодно, но я все равно не вернусь».
Судьба документа
Умар Исраилов подал жалобу в Генпрокуратуру РФ 26 октября 2006 года. Она была спущена в прокуратуру Шалинского района, которая пять раз выносила постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Последний раз прокуратура Чечни отменила это постановление и вернула материалы жалобы на дополнительную проверку 26 июля 2007 года. В июле 2008 года жалоба Умара Исраилова вновь поступила на проверку в Шалинскую прокуратуру. С тех пор о судьбе этой жалобы ничего не известно.
Заявление Исраилова Шарпудди в Генеральную прокуратуру Российской Федерации (фрагменты)
«Я, Шарпудди Эльфирович (Али) Исраилов, 1956 г.р., стал жертвой длительного незаконного задержания (в период с ноября 2004 года по октябрь 2005 года), применения пыток и разных видов жестокого обращения со стороны сотрудников службы безопасности президента Чеченской Республики (СБ) и антитеррористического центра Чеченской Республики (АТЦ). В день моего задержания сотрудники СБ провели незаконный обыск в моей квартире, в ходе которого незаконно конфисковали большую сумму денег.
...27 ноября 2004-го, через две недели после приезда Умара в Польшу <...> ко мне зашел рабочий и сказал, что меня ищут вооруженные люди в военной форме. Я подошел к воротам, где они находились, потому что им не позволяли проехать на территорию ремонтного батальона. На въезде стояла легковая машина «девятка». Около ворот стоял Саид-Эмин Исмаилов (имя по паспорту — Сергей Исмаилов), известный под кличкой Разведчик. Он сказал мне, что Рамзан Кадыров послал его за мной. Саид-Эмин был бывшим коллегой моего сына и иногда заезжал с ним ко мне домой. Как я понимаю, он сейчас работает начальником уголовного розыска в городе Шали.
Когда я сел в машину Исмаилова, моя жена уже сидела там <...>
<...> Потом в колонне из шести автомобилей нас с женой отвезли в Центорой на главную базу СБ <...>
<...> На базе <...> меня жестоко избили. Били человек восемь, с обеих сторон одновременно. Я сейчас мог бы опознать двух-трех из них. Били прикладом и палкой по животу, коленям и другим костям и пинали ногами по всему телу, а останавливали побои только тогда, когда я терял сознание. Они хотели знать, где находится Умар <...>
<...> Примерно через полчаса зашел какой-то сотрудник и заявил, что Умар находится в Польше. После этого они еще немного побили меня, и потом один из них скомандовал принести какую-то машинку, которая оказалась электрическим генератором и выглядела как телефон с рукояткой. Они привязали провода на вторые (рядом с большими пальцами) пальцы ног (я был босиком, и ноги были связаны) и включали ток на 2-3 минуты каждый раз. Это было как кошмар! Они увеличивали ток постепенно, вращая рукоятку быстрее, и я чувствовал, будто меня поднимает с пола. Меня кидало об пол от тока, и проволока, которой были связаны мои ноги, разрывала мне кожу. В результате у меня появились глубокие раны, которые впоследствии начали гнить.
В общей сложности меня били и допрашивали более часа. После пыток электрическим током меня перетащили в угол спортзала и приковали одной рукой к трубе от батареи и сняли проволоку с ног. Я был весь мокрый, и кровь шла изо рта, по лицу и по ногам. После этого меня оставили в покое, только приходили с едой и иногда пускали в туалет.
<...> В первый день в спортзале было приковано еще шесть человек. Я знал одного из задержанных: это был мой односельчанин Супьян Экиев, который, как и мой сын, был командиром кадыровцев в Мескер-Юрте. Меня привязали к тренажеру, на котором был подвешен Экиев. Экиев заступился за меня и просил их прекратить бить меня, поскольку я был невиновен. В результате они нападали на него и говорили, что он никто, чтобы указывать, кто виноват.
Сам Экиев был в ужасном состоянии. Он попал туда на день раньше меня, и, как я понимаю, он был задержан, когда Кадыров приказал ему приехать на базу. У него были большие ожоги на руках и ногах, и челюсть была сломана. Он не мог есть, только пить через воронку. Я понял, что он уже не жилец на этом свете. Рядом с ним был другой кадыровец, по кличке Егерь, из Шали, прикованный справа от Экиева к трубе, проходящей через весь спортзал. Я видел, как Экиева с Егерем допрашивали по поводу убийства другого сотрудника СБ в Герменчуке. Их сильно пытали, пытаясь заставить их признаться, но они отрицали свою причастность. Потом, в Гудермесе, один из сотрудников СБ сказал мне, что Экиева и Егеря расстреляли и что он лично отвез тело Экиева в Мескер-Юрт к родственникам.
<...> В ту же ночь Рамзан Кадыров лично появился в спортзале в районе 11 часов вечера. Это был единственный раз, когда я его там видел. Он был в гражданской одежде: цветная куртка и спортивные штаны.
Я сразу узнал Рамзана Кадырова, так как он является публичной фигурой. В тот момент он был заместителем председателя правительства Чечни и его часто показывали в средствах массовой информации. Можно сказать, что любой житель Чечни знаком с его обликом.
На фотографии Кадырова с его окружением также представлен человек по кличке Джихад, который был руководителем базы в Центорое. Я его тоже ранее видел по телевидению в окружении Рамзана Кадырова. На фотографии он стоит рядом с Кадыровым, справа, если смотреть на фотографию.
Кадыров зашел в спортзал вместе с другим человеком — ему было около35 лет и он был одет в парадный костюм с медалью на пиджаке. Он был крепкий, молчаливый и невысокого роста, как Кадыров. Все люди в зале были прикованы наручниками к трубам или тренажерам и находились в разных позициях. Распрашивая о деле каждого, Кадыров ударял одних кулаком, а других пинал ногой или чем-нибудь другим, Он смеялся и говорил «шайтан (боевик)». <...> Кадыров приказал принести электрический генератор, который подключали к задержанным, и Кадыров развлекался. Он только почему-то не подошел ко мне; я лежал в углу. Экиева также подключили к машинке, и Кадыров над ним издевался.
<...> Контингент задержанных менялся каждый день. Кадыровцы постоянно приводили новых людей, и их «обрабатывали» днем и ночью. В любой момент там находились, наверное, не больше 10—20 человек, но менялись они быстро. Я уверен, что эта тюрьма — одна из многих, находящихся на территории Чечни, и что эти тюрьмы специально сделаны небольшими, чтобы их можно было быстро ликвидировать в случае инспекции. Там применялись жуткие формы пыток. Во дворе сотрудники СБ, по всей видимости, пытали людей открытым пламенем. Как я понял, это делается путем подключения шланга и крана к газопроводу. Я сам не видел, как это делали, но видел людей с ожогами, в частности Экиева.
В общей сложности я находился в Центорое четыре дня <...> 1 декабря 2004 г., все задержанные в Центорое были переведены из этого помещения, как я понимаю, потому что должна была состояться какая-то инспекция. Меня и трех женщин перевели в Гудермес. Других мужчин, включая Экиева и Егеря, отвезли раньше нас — по словам охранников, в РУБОПы Шалинского и других районов.
Документы австрийской полиции<...> 4 октября 2005, в первый день Рамадана, мне объявили, что меня отпускают.
<...> После моего освобождения, я неделями пытался добиться возврата документов и денег и ездил на базу раз пять. В конце концов, охранник меня предупредил, что, если я еще раз вернусь, меня опять задержат <...>».
Судьба документа
По жалобе Шарпудди Исраилова 12 марта 2007 года было заведено уголовное дело. О судьбе расследования заявителю ничего не известно
Дословно
Цитата из показаний Артура Курмакаева (урожденного Денисултанова), данных австрийской полиции (департаменту по защите конституции и противодействию терроризму) в Вене 10. 06. 2008 г.
(перевод «Новой»)
«…Я видел в резиденции президента Кадырова в Гудермесе список из 5000 чеченцев. Все эти люди или воевали против Кадырова, или каким-то образом привлекли к себе нежелательное внимание. 300 человек из этого пятитысячного списка должны умереть. Эти люди являются настоящими врагами, которых Кадыров ненавидит. Этим людям запрещено возвращаться в Чечню. Создан новый департамент для того, чтобы устранить этих людей. Он находится под непосредственным контролем президента…»
Факсимиле фрагмента показаний Артура Курмакаева австрийской полиции
[...]