Юбиляр Лужков итожит всё, что прожил

Москва при Лужкове превратилась в необозримую строительную площадку. На месте исторической застройки города сплошь и рядом возникает еще более историческая.

К своим 70 годам (юбилей грядет 21 сентября) Юрий Лужков окончательно превратился, как сейчас любят выражаться, в знаковую и культовую фигуру Москвы, а проще говоря — просто стал для многих, как желающих этого, так и не желающих, синонимом Москвы. Река — Волга. Художник — Репин. Москва — Лужков.

Московские пенсионеры, получающие городские добавки к своим пенсиям, называют эти деньги "лужковскими". Естественно, не беря в расчет, что раздает эти деньги мэр Москвы не из своего кармана, а из городского бюджета, собранного из средств московских налогоплательщиков, то есть самих москвичей.

Московская власть ассоциируется с именем Лужкова еще более, чем сама Москва. Всякие там городские Думы, префектуры и районные управы суть лишь широко разветвленное охвостье аппарата мэра, режима его личной власти.

Лужков — сильнейший мэр, а точнее — градоначальник. То есть и в прямом, и в переносном смысле Начальник града Москвы, власть и культ личности которого в столице не решается и не может оспорить никто — ни Кремль, ни олигархи всех мастей и масштабов, ни гражданское общество, существующее в Москве как в столице России, но полностью отсутствующее в Москве же как субъекте Федерации и административной единице, ни демократы, ни ретрограды.

Все достижения Москвы — это Лужков. Все провалы, включая самый свежий провал на Ленинградском проспекте, — следствие отступления от прозорливой линии лужковского гения.

Конечно, этого мог добиться только человек недюжинного ума и еще более недюжинной воли, отметающий всякое диссидентство — как политическое, так и архитектурное, с ходу и без всякого сожаления.

Лужков — символ Москвы, ее главный миф (рукотворный и заботливо пестуемый), единственный актор ее внешней и внутренней политики, ее главный и единственный культурный герой, то есть человек, в одиночку, вопреки воле олимпийского Кремля и стихии народных масс, творящий современную историю Москвы так, как он хочет, и с теми, кого он выбирает.

Творческая интеллигенция Москвы, осмелившаяся поднимать руку или хотя бы голос на Советскую власть, на президентов России, как прежнего, так и нынешнего, отдалась Юрию Лужкову полностью, безраздельно и с экстазом. Вкус мэра определяет теперь облик московских улиц и площадей, небоскребов и автобусных остановок, даже полет птиц в московском небе, не говоря уже о московской погоде.

Можно уверенно сказать, что ни один политик России не сумел до сих пор, и вряд ли сумеет в ближайшие десятилетия, настолько вознестись над подотчетной ему территорией, настолько слившись с ней. Друзья и недруги Лужкова приходят в одинаковый трепет от одной только мысли: а кто же сможет после Лужкова и взамен него царствовать и властвовать в грандиозном городе, сам облик которого за последние 15 лет сформирован лично и навеки Юрием Михайловичем Лужковым?

Накануне семидесятилетия Юрий Лужков удостоен, помимо всех предшествующих и будущих наград, почетного звания "Фитнес-инструктор N1" и персонального очерка в увесистом справочнике "Лучшие организаторы мира" — наряду с Владимиром Мономахом, Джорджем Вашингтоном, Аденауэром и Голдой Мейер. Авторы энциклопедии объясняют присутствие столичного мэра в этом контексте тем, что, развернув в Москве беспрецедентных масштабов строительство, Юрий Михайлович придал великому городу новое историческое измерение. И спорить с ними трудно. Конечно, сегодня сложно предположить, как будут выглядеть строительные начинания нашего градоначальника сквозь толщу веков, но совершенно безусловно, что для современника, непосредственного наблюдателя и невольного участника событий, все происходящее в московском строительном комплексе кажется не менее значительным, чем поход на генуэзцев или Англо-бурская война. В результате усилий Юрия Лужкова Москва решительно преобразилась. Теперь она не похожа ни на уютный город, где "стаи галок на крестах", ни на цветаевский "нерукотворный град", ни на оплот державной гордости, в который ее превратила харизматическая сталинская архитектура. Москва теперь, собственно, ни на что не похожа. Поскольку обрела непоправимую и неповторимую индивидуальность. В том смысле, что являет собой теперь на редкость стройный и пунктуально реализованный индивидуальный проект. Предшествовавшие Лужкову реформаторы московского пространства были стеснены разными условностями, мучились разными посторонними соображениями, боролись с навязчивыми сомнениями. Даже решительные сталинские соколы почему-то вдруг, сметая все и вся, останавливались перед каким-нибудь пустяковым препятствием вроде Соборной площади Кремля. Юрию Лужкову сомнения, в общем, чужды. И не потому, что он совсем безжалостен или непоколебимо брутален. Скорее потому, что к делу он подходит не как чиновник или организатор, но как художник. Его инструмент — не аппаратные интриги, не политические технологии, а всепобеждающая творческая воля. Москва на глазах изумленных жителей превратилась в пространство, подчиненное жесткому художественному замыслу. Его эстетические ориентиры прочно вошли в жизнь, и — нравятся они или нет — игнорировать их никак невозможно. Наивно думать, что такой оглушительный успех может объясняться бескрылыми монетаристскими категориями. Дай другому человеку также много денег, так у него ничего не получится. Здесь нужна такая целенаправленная творческая энергия, которая редко встречается среди смертных.

Юрий Арпишкин

Виталий Перестройка