Нефтяные аварии случаются каждые полчаса: исследование реальных масштабов загрязнений природы

Каждый год в России происходят тысячи разливов нефтепродуктов. Но СМИ сообщают менее чем об 1 % из этих случаев Редакция узнала, по чьей вине нефть течет мимо трубопроводов и как это сказывается на природе и нашем здоровье. Только за последние полгода в России случились сразу две громкие экологические катастрофы. В мае под Норильском произошел крупнейший из известных разливов нефтепродуктов в российской Арктике. В окружающую среду вылилось более 20 тысяч тонн дизельного топлива.

Оценен ущерб природе в 150 миллиардов рублей. В конце сентября серферы с Камчатки пожаловались на загрязнение воды в районе Халактырского пляжа.

Опубликовали видео , чтобы показать огромное тёмное пятно в Тихом океане, и отдельное видео с пляжа, усыпанного трупами морских обитателей. Учёные рассказали , что в месте загрязнения погибли практически все живые организмы.

В первых пробах морской, речной воды и биоматериалов эксперты обнаружили компоненты нефтяных фракций, жирные кислоты, эфиры и другие соединения. Редакция изучила все доступные данные о нефтеразливах в России за последние годы и поговорили с экспертами. Масштабные аварии случаются в стране ежегодно, они наносят непоправимый ущерб природе и здоровью людей. Но об этих авариях не знают и не говорят.

Тысячи нефтеразливов в год

По данным Министерства энергетики, в 2019 году на предприятиях топливно-энергетического комплекса произошло более 17 тысяч аварий с разливами нефти. Из них 10,5 тысячи случаев на нефтепроводах. Это значит, что нефтяные аварии случаются в России каждые полчаса. По сведениям МЧС и Минприроды , как минимум 55 тысяч гектаров земель в стране загрязнено нефтепродуктами. Нефтяное пятно такого размера могло бы покрыть пол-Москвы (в пределах МКАД, то есть без учета присоединенных к ней территорий). И это только официальные данные: эксперты утверждают, что на самом деле утечек в десятки раз больше. Официальная статистика ведётся очень плохо, и компании скрывают разливы от госорганов. Даже внутри одного ведомства сведения о загрязнениях сильно разнятся. (Если хотите прочитать подробнее о том, что происходит со сбором данных по нефтеразливам в России, кликните на кнопку «Фактчек» вверху страницы). По оценкам эксперта Greenpeace Ивана Блокова, каждый год в России в окружающую среду разливается несколько миллионов тонн нефти.

Почему разливается нефть

По данным Минэнерго, 90 % аварий, связанных с разливами нефти от порывов нефтепроводов, происходит из-за коррозии труб. Компании до сих пор эксплуатируют многие промысловые нефтепроводы, которые достались им с советских времен. Как отмечает Генеральная прокуратура, их износ достигает 70 %. Если ничего не менять, износ с каждым годом будет расти вместе с количеством нефтеразливов. Об этом же говорят эксперты Greenpeace: у российских нефтедобывающих компаний нет мотивации вовремя менять устаревшие промысловые трубы, им дешевле выплачивать компенсации за ущерб. Хотя проблему устаревших нефтепроводов можно было бы решить менее чем за пять лет, если бы нефтяные компании тратили на их замену 15–20 % от своей чистой прибыли, которая суммарно составила 1,5 триллиона рублей в 2019 году. Компании не тратят деньги на охрану окружающей среды, и в итоге доходность российских нефтедобывающих предприятий значительно выше, чем у зарубежных конкурентов. При этом в России на каждый миллион тонн добытой нефти приходится в несколько раз больше разливов, чем в других странах. Если в России в 2018 году на каждый добытый миллион тонн нефти случалось 20 аварий, то, например, у американской компании ExxonMobil — 3, у британо-нидерландской Royal Dutch Shell — 2 аварии. То есть если учитывать масштабы производства, аварии на российских предприятиях случаются гораздо чаще, чем на иностранных. Но проблемы экологии заботят российские нефтяные компании все меньше. Их затраты на улучшение технологий и инфраструктуры для охраны окружающей среды в 2019 году снизились на 16 % по сравнению с 2018-м.

Кто разливает нефть

Более 40 % российской нефти добывается в Ханты-Мансийском автономном округе. Это единственный регион, в котором природоохранное ведомство открыто ведёт реестр земель и водных объектов, загрязненных нефтепродуктами. На начало 2020 года в нём указано уже 14 тысяч загрязненных участков общей площадью около 3 тысяч гектаров. Из них 800 гектаров за год «рекультивировано», то есть формально восстановлено так, чтобы их приняли природоохранные органы. Большую часть площади, которая осталась не рекультивированной к началу 2020-го, загрязнили «дочки» компании «Роснефть» — «Юганскнефтегаз» и «Самотлорнефтегаз».

При этом и рекультивация далеко не всегда означает полное восстановление земель. По словам эксперта Ивана Блокова, иногда нефть просто засыпают песком и называют это рекультивацией. По данным Greenpeace, абсолютные лидеры по количеству разливов нефти в России — «Роснефть» и «Лукойл», вместе они добывают больше 50 % российской нефти. В 2018 году на их нефтепроводах случилось 4 253 и 1 508 разливов соответственно. Но более объективным показателем можно считать количество разливов на миллион тонн добытой нефти. Тогда с большим отрывом «лидирует» компания «Русснефть». На один миллион тонн добытой нефти у неё приходится больше сорока разливов. На втором месте — «Башнефть», у неё почти 30 разливов на миллион тонн добытой нефти, на третьем — «Татнефть» с 22 разливами. На момент публикации «Роснефть», «Лукойл», «Татнефть», «Сургутнефтегаз» и «Русснефть» не ответили на вопросы редакции о том, почему компании не инвестируют больше денег в замену трубопроводов и какими меры принимают сейчас, чтобы разливов становилось меньше.

Рыба пахнет нефтью: чем опасны разливы

В 1994 году под Усинском в республике Коми произошел крупнейший в мире разлив нефти на суше. Тогда подземный трубопровод из-за изношенности порвался в нескольких местах, и до 200 тысяч тонн нефти разлилось на площади около 750 гектаров — эта территория, равная 30 Московским Кремлям. Директор по программам российского отделения Greenpeace Иван Блок ов был на месте аварии в 1994 году и в 2015-м. По его словам, спустя 21 год территория загрязнения лишь немного поросла травой. В некоторых местах нефть продолжала выступать на поверхность, и каких-либо признаков возрождения леса не было видно. И это несмотря на то, что на ликвидацию последствий было потрачено больше 100 миллионов долларов и в ней участвовали международные компании. По словам председателя «Комитета спасения Печоры» Ивана Иванова, Институт биологии Коми 10 лет наблюдал за последствиями катастрофы, в том числе за мутациями организмов. У домашнего скота, который начал болеть и погибать, во внутренних органах была обнаружена нефть. Учёные находили рыб с отклонениями в развитии: у щук была укорочена верхняя челюсть и при жизни разрушался хвостовой плавник. Потом финансирование прекратили, и исследования остановились. Но даже 10 лет изучения было достаточно, чтобы оценить пагубное влияние нефтяных разливов на здоровье людей. «Мы изучали последствия разлива под Усинском в 1994 году. В селе Колва река и луга были загрязнены нефтепродуктами. Мы обследовали детей младшего возраста. У многих были признаки гастрита и другие нарушения. И это, конечно, последствия многолетнего — поскольку Усинская катастрофа явно была не первой — использования воды с содержанием нефтепродуктов, — рассказал на конференции Российского экологического общества в июле 2020-го Борис Ревич, заведующий лабораторией прогнозирования качества окружающей среды и здоровья населения Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. — После разлива нефти образуется фенол, и люди вынуждены, по-видимому, пить воду с повышенным содержанием фенола. Другая проблема — употребление местных продуктов питания, также загрязненных нефтью. На примере того же села Колва — это невозможность употребления рыбы, от которой пахнет нефтью. А для коренных народов Севера рыба — один из основных источников питания. И эта проблема явно недооценена. Нужно понимать, что когда мы говорим об экологических рисках, за ними очень часто следуют риски для здоровья людей и особенно для очень уязвимой группы — коренных народов Севера». Как рассказала член «Комитета спасения Печоры» Екатерина Дьячкова изданию «7x7», многих ликвидаторов Усинской катастрофы уже нет в живых: «Мы собираем информацию про всех, кто работал на ликвидации аварии. Их почти уже и не осталось в живых, хотя это люди не в возрасте. Многие умерли очень рано и все в основном от онкологических заболеваний». По словам Дьячковой, с тех пор мало что изменилось в отношении нефтеразливов: В первую очередь нефтяные разливы наносят невосполнимый ущерб природе. По словам председателя «Комитета спасения Печоры» Ивана Иванова, когда нефтепродукты заливают почву и водоемы, погибают рыбы и ракообразные, а также птицы, которые попадают в нефть, и животные, которые питаются загрязненной травой и пьют отравленную воду. Деградируют деревья и трава. И даже при огромных ресурсах невозможно собрать всю нефть, отмечает эксперт. В ликвидации катастрофы в Мексиканском заливе был задействован весь мир, но удалось собрать, по разным оценкам, от 4 до 7 % нефти. Остальное осталось в окружающей среде. В России же компании и так проводят рекультивацию для галочки, чтобы участок просто приняли надзорные органы. После катастрофы под Норильском представители коренных народов Ямала говорили о том, что их пастбища и водоемы, где они традиционно добывают еду, загрязнены нефтепродуктами. Но нефтепродукты разливаются не только на Севере. В России сотни тысяч нефтепроводов, и многие из них пересекают реки, озера и моря. По данным Росгидромета , превышения предельно допустимых концентраций (ПДК) нефтепродуктов фиксируются не только в регионах добычи, но и в реках центральной части России и на юге — в Волге, Доне, реке Москве и других. Например, летом 2019-го в районе Волгоградского водохранилища ПДК нефтепродуктов оказалась превышена в 30 раз. По сравнению с предыдущим 2018 годом количество случаев загрязнения поверхностных вод нефтепродуктами выросло более чем в два раза.

«Дешевые» аварии выгоднее профилактики

Сейчас по закону «Об охране окружающей среды», если предприятие ликвидирует загрязнение, размер компенсации снижается на сумму, которую компания потратила на устранение последствий. Предполагается, что такая система должна мотивировать компании активно заниматься устранением последствий аварии. Но на практике это не работает. Недавняя авария под Норильском — хороший тому пример. Там разлилось больше 20 тысяч тонн дизельного топлива. Виновник аварии — компания НТЭК, дочка «Норникеля», принадлежащего миллиардеру Владимиру Потанину.

Росприроднадзор оценил ущерб от аварии в 148 миллиардов рублей. Но «Норникель» считает сумму завышенной, оценка компании — 21,4 миллиарда. Финальный размер ущерба определит суд. При этом, согласно действующему законодательству, компания будет выплачивать не всю сумму ущерба: из неё вычтут расходы предприятия на ликвидацию аварии. В октябре НТЭК направила в Росприроднадзор чеки, подтверждающие понесенные затраты почти на три миллиарда рублей, и обещала дослать документы, подтверждающие и другие траты. Среди трат компании: три спиннинга, шесть блесен, набор кружек для пива. Как эти покупки могли помочь в ликвидации аварии, наверное, знает только НТЭК. Как говорит директор по программам российского отделения Greenpeace Иван Блоков, этот кейс при всей своей абсурдности хорошо доказывает тезис о том, что затраты на ликвидацию последствий аварии никак не соотносятся с реальными успехами. Поэтому сумма компенсации не должна зависеть от затрат на ликвидацию. Если предприятие не может привести природу к тому состоянию, в котором она была до аварии, оно должно платить компенсацию. И её размер должен зависеть от масштаба «остаточного загрязнения». Так это работает в других странах. Например, в США после разлива на танкере Exxon Valdez, когда в воду вылилось 4 миллиона литров сырой нефти, приняли закон о нефтяном загрязнении. Он сильно ужесточил штрафы для нефтяных компаний. Если случается разлив, предприятия платят и за его ликвидацию, и за восстановление окружающей среды, а ещё выплачивают компенсацию ущерба людям и бизнесу, которых затронуло загрязнение. Ещё один пример — компания British Petroleum, которая уже заплатила около 65 миллиардов долларов за аварию в Мексиканском заливе. Тогда после взрыва на платформе Deepwater Horizon в море вылилось 650 тысяч тонн нефти, погибли до 100 тысяч птиц и тысячи других животных. Выплаты получили больше 200 тысяч истцов, включая местных жителей, пострадавших от вещества Corexit: его распыляли над заливом для растворения нефтяных пятен и оно вызвало болезни дыхательных путей. Пока что российским компаниям удается избегать не только справедливых штрафов, но и возможных уголовных дел. По данным Судебного департамента, в 2019 году за загрязнение воды (статья 250 УК) были осуждены два человека, один из них — за загрязнение, которое повлекло причинение вреда здоровью человека или массовую гибель животных. За загрязнение атмосферы (статья 251 УК) был осужден один человек, за порчу земли (статья 254 УК) — двое. По словам Ивана Блокова, в России серьёзные экологические нарушения часто не воспринимаются как преступления. Тратиться на охрану природы не хочет и государство. С каждым годом уменьшаются затраты на природоохранные ведомства. По словам экспертов, работники этих служб получают минимальные зарплаты и у них нет мотивации конфликтовать с нефтяными компаниями. Да и самих сотрудников очень мало: около двух тысяч территориальных инспекторов, двух тысяч федеральных. Для сравнения, штат Агентства по охране окружающей среды США — 12,5 тысяч человек.

Гласность — это то, чего у нас нет

Несмотря на то, что число нефтяных разливов даже по официальным данным достигает 17 тысяч в год, говорят об этом мало.

Редакции насчитали около 40 сообщений о нефтеразливах в 2019 году. Примерно столько же нашел «Всемирный фонд дикой природы» (WWF). Это меньше процента от официального числа загрязнений.

Председатель «Комитета спасения Печоры» Иван Иванов уверен, что гласность и открытость способны помочь в борьбе с разливами:


За последние полгода, когда СМИ заговорили об экологических проблемах, в России произошел прорыв в экологическом сознании, считает эколог и старший научный сотрудник географического факультета МГУ Татьяна Пузанова: