«Операция «Единая Россия»
06.02.2020 14:04
В «Эксмо» выходит книга «Операция «Единая Россия», написанная журналистами Forbes и «Ведомостей». Forbes публикует главу о том, как Кремль укрощал последних строптивых депутатов
Обозреватель Forbes Илья Жегулев и корреспондент газеты «Ведомости» Людмила Романова рассказывают, как небольшой временный проект под выборы превратился в корпорацию по добыче власти и опору для пресловутой «вертикали». Сейчас уже никого не удивишь послушностью единороссов. Forbes публикует главу о том, как Кремль укрощал последних строптивых. (Жегулев И., Романова Л. «Операция «Единая Россия», М.: «Эксмо», 2011, 304 стр.)
Вполне бытовую картину наблюдал один из авторов в кабинете Владислава Суркова во время закрытого брифинга. Пока хозяин встречи объяснял журналистам тонкости политического будущего России, на зеленом сукне его стола для совещаний, где при желании можно было бы сыграть в мини-гольф, появился самый обыкновенный рыжий таракан. Он ловко лавировал между блокнотами и стаканами с остро отточенными карандашами, но тут был замечен девушками, не выносящими насекомых. Поднявшийся визг стих лишь после того, как Сурков бесстрастно смахнул паразита со стола, куда-то за плинтус кремлевского паркета, в политическое небытие. Примерно так же главный архитектор партии власти мог бы, наверное, поступить с карьерой любого рядового «единоросса».
Хмурым февральским утром 2002 года в сверкающем фойе пансионата «Бор» было тесно и накурено, почти как в тамбуре утренней электрички. В школе подготовки кадров для «Единой России» шла вторая неделя учебы: ежедневно с 9 утра до 11 ночи студенты — кандидаты в руководители партячеек — слушали лекции министров и отдувались на семинарах. Но в то утро «студенческие» ряды разбавили действующие депутаты Госдумы. В годовщину отмены крепостного права к «медведям» приехал представитель их «главного помещика» — Владислав Сурков. Хороших новостей для собравшихся у него не было.
— Больному перед смертью всегда становится немного легче, — с ходу озадачил он собравшихся своей трактовкой кажущейся политической стабильности. — Нельзя же все время находиться на искусственном дыхании, под капельницей! Надо быть умными, чтобы выжить. Самое главное — активизировать мыслительный процесс.
Казалось, по залу распространяется настойчивый скрип — то ли извилин, то ли стиснутых от обиды зубов. Ведь здесь сидели люди, уже успевшие привыкнуть к мысли, что они в чем-то великие, а с ними вот так, без почтения... Дальше — больше.
— Интеллектуальная жизнь партии — на нуле, — громил Сурков собравшихся. — Хоть бы какие-нибудь интересные высказывания. Хотя бы «хотели как лучше, получилось как всегда». А ведь ничего...
«Единороссы» привыкли прерывать речи своих вождей бурными и продолжительными аплодисментами, но сейчас им было не до этого.
— Слушай, а чего он их носами по столу возит? — перешептывались на галерке студенты.
— Наверное, хочет из них людей сделать, — слышалось в ответ.
— ...Ходоки-агитаторы, — ругался Сурков.
— Не получится, — заключили «студенты».
Сурков тем временем решил взбодрить приунывшую аудиторию и сменил гнев на милость:
— Впрочем, если вы будете спать, коллеги, ничего страшного не произойдет. Мы будем рассматривать вашу партию как прицепной вагон, а кочегарить будем сами.
По большому счету, именно так и получилось. Ни Путину, ни Суркову не удалось превратить номенклатуру в партию креатива. Несмотря на амбиции отдельных партбоссов, систему ручного управления из Кремля никто не отменял ни для самой «Единой России», ни для ее фракции в Госдуме. Да и как еще управлять тремя сотнями депутатов, не объединенных ни общей идеологией, ни общими бизнес-интересами, ни даже общими врагами, искусственно собранных в одну фракцию, пожалуй, с единственной целью — обеспечить правильное голосование? К тому же далеко не все «единороссы» оказались готовы сразу поверить словам нового думского спикера Бориса Грызлова, сообщившего, что «парламент — не место для дискуссий». В 2004 году многие пытались отстаивать интересы делегировавших их в парламент компаний и самый обыкновенный здравый смысл, а карательная система еще не заработала в полную силу.
Для удобства управления огромная фракция была разбита на 4 группы, которые возглавили Владимир Пехтин, Владимир Катренко, Вячеслав Володин и Олег Морозов. Последняя была наименее организованной — сюда стекались одномандатники и «перебежчики» из других партий. Сам Морозов жаловался коллегам-депутатам, что у него собрались «диссиденты и инакомыслящие». К Морозову попали как раз большинство лоббистов и тех, кто имел свою голову на плечах. Таким в Думе было сложно.
Рабочий день начинался так: депутаты приходят за полчаса до пленарного заседания и получают «раздаточные материалы». Главная из них — таблица вопросов, вынесенных в повестке дня на голосование. В последней графе было уже заранее отмечено, как рекомендовано голосовать — «за», «против» или «воздержаться». То есть обсуждать ничего не требовалось.
«Непыльная работа. И хорошо оплачиваемая. Тем, кто голосовал правильно, полагалась ежемесячная премия», — рассказывает бывший депутат-единоросс. Кроме официальной зарплаты в 90 000 рублей, доплачивали еще около $3000 ежемесячно в конверте от «социально ответственных» предпринимателей — компаний, делегировавших своих представителей в Думу. «Неплохие деньги для человека, у которого нет своего предприятия. Но за малейшую провинность могли вычесть 50% надбавки, могли вообще денег не дать. И все было построено на таких вещах», — говорит депутат.
Депутатский состав был действительно разношерстный. Несмотря на арест Михаила Ходорковского, в Госдуму по спискам «Единой России» прошли 3 представителя ЮКОСа. Одним из них, попавшим в подгруппу «неблагонадежных» депутатов, был руководитель молодежных проектов «Открытой России» (гуманитарный фонд ЮКОСа) Анатолий Ермолин. От «Единой России» он был так же далек, как Мельбурн от Москвы, но весной 2003 года Ермолина вызвал к себе ответственный за налаживание связей с органами государственной власти в ЮКОСе Василий Шахновский и сообщил, что компания хотела бы рекомендовать его Кремлю в качестве кандидата в депутаты. «Для меня это было полной неожиданностью, но все равно приятно, — рассказывает Ермолин. — Как будто я это заслужил». Новоиспеченный кандидат в депутаты пообещал достойно представлять компанию в Думе.
Уже летом Ермолину позвонили: «Надо сходить в Кремль к Владиславу Юрьевичу». Процедуру знакомства с Сурковым не минует ни один депутат от «Единой России», даже если он лоббист и за него ручаются ответственные люди. Но собеседование в Кремле — это не проверка на прочность, а вполне формальная процедура знакомства с начальством. В назначенный час Ермолин шел по пустынным коридорам Кремля. Пусто было и в приемной у Суркова, в очереди никто не толкался. «Зашел, поговорили минут 10–15, видимо, ему нужно было получить общее впечатление. Вот, мол, вас рекомендуют, как вы сами? — Я — нормально. И практически на этом все закончилось», — рассказывает Ермолин. По его мнению, у Суркова было уже принято решение, к тому же существовали договоренности, поэтому большого интереса к будущему депутату он не проявил.
Как работает связь партии и власти? В администрации президента есть специальный департамент по работе с парламентом и партиями. Его представители не выпускают депутатов из-под своей опеки. Они знают, что готовится и обсуждается в комитетах и комиссиях, они не пропускают заседания президиума фракции, которые проходят каждый понедельник. Свой аппарат есть и у спецпредставителя президента в Госдуме. С 2004 года им был Александр Косопкин. Широкой общественности он стал известен в 2009 году, когда потерял жизнь, пытаясь подстрелить занесенных в Красную книгу архаров. Тогда же он был «правой рукой» Владислава Суркова в нижней палате парламента. Именно с ним, а не с Грызловым встречались депутаты-единороссы, как только вопросы выходили за рамки полномочий старших по их подгруппам. В Госдуме Косопкин должен был подмечать малейшие проявления беспорядка, вольнодумства и вовремя их предотвращать.
Одну из таких превентивных спецопераций ощутил на себе Ермолин. Не все «единороссы» строго выполняли рекомендации по голосованию. Вольности позволяли себе Александр Агеев из Волгограда, Лиана Пепеляева из Новосибирска, Анатолий Ермолин и еще человек 15, в том числе лоббисты других крупных компаний. Это были не бунтари, штурмующие баррикады. Просто, когда они были категорически не согласны с тем, как предлагал голосовать Кремль, они нажимали кнопку «воздержался» вместо кнопки «за».
Внутри парламента с депутатами никто не спорил и не отчитывал их, и когда летом 2004 года их вызвали в Кремль, они шли туда с ощущением гордости. «Это же почетно, вас вызывают в Кремль. Ни у кого не было и задней мысли, что сейчас нам будут вставлять по полной», — говорит Ермолин. Депутаты перешли Красную площадь, и вот уже знакомые кремлевские коридоры и переговорная Суркова. Депутаты расселись, обмениваясь шуточками. Появился Сурков. Нахмуренный, он прошел через весь кабинет на свое место, не пожав никому руки. «У нас к вам большие претензии», — начал чиновник. Затем он объяснил суть проблемы — депутаты голосуют не так, как надо. В качестве показательной жертвы для битья он выбрал самого молодого 27-летнего депутата Агеева.
— Ты кто такой, ты как кнопки жмешь? Тебе что, непонятно что ли: что написано в табличке — так и должен нажимать. Вы тут думаете, что вы депутаты Государственной Думы? — Сурков обвел взглядом присутствовавших. — Каждый из вас лично мне обязан! Я за каждого из вас просил, поручался. Будете делать то, что я вам скажу, — пересказывает Ермолин.
Депутаты притихли, вжав головы в плечи. Впервые с ними так разговаривали. Пепеляева попробовала несмело вступиться:
— Владислав Юрьевич, а если закон, за который нам предлагают проголосовать, — не профессиональный? Если не только мы как депутаты подставляемся, голосуя за этот закон, но и фракция, партия?
— Не ваше дело! — рявкнул Сурков. — Голосуйте, как вам написано. Без вас разберемся, как надо законы писать. Ваша задача — правильно на кнопки нажимать.
Для пущей убедительности Сурков припугнул: «Кто не понял, посмотрите и объясните своим руководителям, что сейчас происходит с ЮКОСом».
На этой фразе встал уже Косопкин и дружески начал увещевать:
— Мужики, неужели вы не понимаете, мы здесь все повязаны…
По словам Ермолина, операция была проведена в классическом корпоративном стиле: «Взяли одного парня помоложе. При всех грубо отодрали. С переходом на «ты», но без мата. Мол, мальчишка, не зарывайся».
Встреча прошла в июле, а в октябре Ермолин не удержался и рассказал о том, как песочат депутатов, в письме в Конституционный суд. По его словам, последней каплей стало то, как его из Кремля заставляли комментировать теракт в Беслане. Ермолин дал интервью «Эху Москвы», где обрушился с критикой на организаторов штурма школы за непрофессионализм. На следующий день ему позвонили из аппарата администрации президента, похвалили за интересное интервью и посоветовали прокомментировать еще и Первому каналу. Ермолин с удовольствием согласился, и его попросили принять факс. В бумажке черным по белому были написаны тезисы интервью. «Первое — повышать бдительность, второе — кто за переговоры с террористами, тот предатель». Ермолин удивился и перезвонил.
— Погодите. Вы меня как эксперта приглашаете или как говорящую голову? По первому вопросу могу рассказать гораздо более компетентно, чем здесь написано. По второму вопросу я не буду говорить. Потому что я категорически против. Считаю, что переговоры нужно вести всегда, хотя бы из тактических соображений.
На том конце возникла пауза.
— Мы вам перезвоним.
Через час перезвонили и попросили все-таки определиться с интервью.
— Давайте, я все скажу, но это говорить не буду.
— Анатолий Александрович, надо сказать. — Голос на том конце трубки стал жестче.
— А что это вы меня гвоздями прибиваете?
— А мы всех сейчас прибиваем, сейчас время такое.
— Я остаюсь при своем мнении.
В итоге к Ермолину приехала съемочная группа: осветитель и оператор — без корреспондента. Поставили свет и нажали запись. Ермолин приготовился к интервью:
— Ну, спрашивайте.
Оператор удивленно выглянул из-за камеры.
— Чего спрашивать-то? Вы сами должны все знать.
Ермолин плюнул и рассказал на камеру все, что считал нужным. На следующий день ему опять позвонили и начали отчитывать.
— Все-таки вы не сказали, как мы просили.
Для депутата это стало последней каплей: «Я понял, что меня сейчас будут либо ломать, либо нужно самому повести себя таким образом, чтобы ко мне больше не приходили с подобными просьбами». В итоге Конституционный суд дал ответ, что вопрос взаимоотношений депутатов с Сурковым не в его компетенции, а Генеральная прокуратура посоветовала обращаться в суд, если Ермолин считает, что ему нанесен моральный ущерб. Об истории узнали СМИ, Ермолина моментально отчислили из партии.
Последний его разговор в Кремле прошел уже с Косопкиным. Тот попытался начать разговор по-свойски:
— Анатолий, ну что ж ты, в таких структурах, в такой компании работал, не понимаешь, что это было обычное производственное совещание. Что ты из этого делаешь?
— Вы серьезно считаете, что крупная корпорация, производство и Госдума — это примерно одно и то же? А разделение властей?
— Я смотрю, у вас решение обдуманное, — откашлявшись, сразу перешел на «вы» Косопкин.
Уже на выходе он медленно подошел к Ермолину и, глядя в глаза, спросил:
— А у вас дети есть?
Ермолин вздрогнул.
— А вы не знаете?
Так в Кремле и понимали депутатов «Единой России». Они — маленькие винтики производственной машины, члены крупной корпорации, без права на личное мнение. В следующий созыв Ермолин уже не прошел, поменяв «медведей» на СПС. Зато Лиана Пепеляева в новой Думе стала одним из самых сильных лоббистов, обогнав в рейтинге лоббистов Forbes даже своего начальника Олега Морозова.
Илья Жегулев, Людмила Романова
Владислав Сурков
[…] Итак, кто такой Ермолин и почему «единоросс» стал действовать вопреки этике пропрезидентской фракции? […]
— Мы бы хотели услышать, в чем заключается сюжет вашего конфликта с администрацией президента и в чем его смысл.
— Ну, я не хотел бы расписывать его в красках…
— А вот лучше бы в красках!
— В красках я написал в письме. Могу добавить, что, во-первых, не было брани, как написала Газета.ru, за что я на нее немного обиделся. Однако для того, чтобы человека запугать, не обязательно на него кричать. Гораздо страшнее, когда говорят медленно, тихо, глядя в глаза. Хотя к данному случаю это тоже не имеет отношения. Имеет отношение то, что, когда мы сели за стол, первое, что я услышал, что мы — никакие не депутаты. Мы — никакие не народные избранники, потому что мы — списочники. И чтобы мы все поэтому делали, как нам велят. Один молодой депутат заметил: «Посмотрите на качество законов, которые вы предлагаете. Ведь это не только мы подставляемся, вся фракция подставляется». А был такой момент, когда по закону о митингах нас всех убеждали, что это желание президента, а потом президент дал сверху дубиной по башке, и все мы потом сидели и спрашивали себя: а чего мы голосовали? Но этого молодого человека, который так поставил вопрос, откровенно «опустили». Типа «Чего вы тут себе позволяете, философ от социальной политики?», «Вы кто здесь такой?» Не было мата, но было оскорбление. Люди старше и весомей потом говорили: если бы нам так сказали, мы бы встали и ушли. Но это они после драки кулаками махали.
Просто выбрали одного человека, на кого можно жестко надавить. А потом стали разговаривать со всеми остальными. Я рад, что уже многие подтвердили факт этого совещания. Некоторые коллеги пишут, что была нормальная рабочая атмосфера — ну, может быть, в армии это была бы нормальная атмосфера, а когда представителя законодательной власти приглашает чиновник исполнительной власти и дает указания, это вряд ли может считаться нормальным. Это нарушает дух Конституции. Депутаты не молчали, сомневались в юридической корректности предлагаемых администрацией законов, а им отвечали: голосуйте, как говорят, потом разберемся.
— В администрации были недовольны реакцией депутатов на предлагаемые законопроекты?
— Первые такие инциденты начались, когда еще не было серьезных законопроектов. Но уже были спорные вопросы, и люди начали воздерживаться.
— А вы можете перечислить тревожные для администрации моменты?
— Сейчас уже не помню, по какому закону, но я один раз воздержался и сразу же попал на прицел. Дело в том, что я забрал с собой карточку, чтобы нельзя было проголосовать другим. Так вот на этом совещании мне это припомнили, сказали, чтобы я карточку больше не забирал.
— Но ведь и администрацию можно понять. Ведь ни для кого не секрет, что партию — «Единую Россию» — сделали. Вложили в нее государственные средства, продвинули во власть. Следовательно, «хозяева» требуют отдачи.
— Я не возражаю. Если бы нас собрали, убедили, выслушали бы нас, выслушали бы специалистов-юристов. Ведь многие законы с точки зрения развития страны имеют очень неплохую логику. Выскажу крамольную мысль: и закон о монетизации льгот — с экономической точки зрения — почти правильный. Но в администрации не понимают простую вещь: сейчас нельзя командовать умными людьми. Это идет вразрез с принципами современного менеджмента.
— А когда вы привели пример, что позиция президента не всегда совпадает с позицией администрации, означает ли это, что администрация неадекватна президентскому курсу?
— Я не знаю кухни. Я не ставил такой задачи — внедриться, исследовать. У меня нет чемоданов с компроматом. Я побывал только в одной ситуации, о которой позволил себе публично рассказать.
— Вы выдали достаточно рискованную информацию. На какую реакцию вы рассчитываете?
— Я надеюсь, что у меня будет возможность выступить. Ведь даже чтобы меня исключить из фракции, необходимо две трети голосов.
— Нет, я имел в виду не исключение, а как раз наоборот — партия решит очиститься и вернуть демократические нормы обсуждения.
— Я не рассчитываю, что удастся переломить тенденцию. Я рассчитываю, что можно заложить предпосылки к перемене тенденции. Собственно, из-за этого я и поступил так.
— Но ведь ваша биография говорит как бы о другом. Вы же из чекистов? А существует такая мифологема, что к власти приходят чекисты, бывшие сотрудники КГБ, то есть родственная вам корпорация.
— Я думаю, к власти приходит часть бывших сотрудников КГБ, но это не значит, что все сотрудники КГБ разделяют позицию власти. В тех учебных заведениях, где я учился, был прекрасный предмет — информационно-аналитическая работа. Специалист, владеющий этим инструментом, в состоянии самостоятельно принимать решения. Я этому научился и нисколько об этом не жалею.
— А вы знаете, какая в кулуарах уже родилась версия? Бывший сотрудник КГБ вдруг становится таким принципиальным, а не вбрасывают ли его в оппозиционное поле с тем, чтобы вокруг него начали собираться единомышленники. Эдакая операция «Трест».
— Это говорит о том, что аналитической методикой и написанием сценариев владеют не только сотрудники КГБ. Мне сказать, что это не так? Так вот, это не так. Я написал в КС и генпрокурору. Реакции особенно не жду. Я думаю, КС ответит, что вопрос не входит в его компетенцию. Интересно, что скажет генпрокурор. Я же не ставлю вопрос о возбуждении дела, а только прошу дать комментарий, можно ли при каких-либо иных условиях привлекать в будущем чиновников, оказывающих на представительную власть давление, к ответственности. В чем ведь парадокс, мы проголосовали за то, чтобы разрешить министрам быть партийными. Я прогнозирую, что возникнет ситуация, когда мне ответят, что меня исполнительная власть пригласила не как представителя Думы, а как товарища по партии, причем пригласила как вышестоящая партийная инстанция. И… сделала по полной программе. Выстраивается новая политическая система. Я пишу в письме: покажите весь проект. Я не хочу за нее голосовать по кусочкам. Потому что, когда система будет создана, получится, что мы — Германия 1933 года, готовая к приходу фюрера.
P.S. 9 ноября думская фракция «Единой России» поспешно исключила депутата Ермолина из своих рядов за нарушение «депутатской этики». [...]
В администрации президента инцидент во фракции ЕР комментировать, по понятным причинам, отказались. [...]
Сергей Митрофанов
"Политический журнал", 15.11.2004
Обозреватель Forbes Илья Жегулев и корреспондент газеты «Ведомости» Людмила Романова рассказывают, как небольшой временный проект под выборы превратился в корпорацию по добыче власти и опору для пресловутой «вертикали». Сейчас уже никого не удивишь послушностью единороссов. Forbes публикует главу о том, как Кремль укрощал последних строптивых. (Жегулев И., Романова Л. «Операция «Единая Россия», М.: «Эксмо», 2011, 304 стр.)
Вполне бытовую картину наблюдал один из авторов в кабинете Владислава Суркова во время закрытого брифинга. Пока хозяин встречи объяснял журналистам тонкости политического будущего России, на зеленом сукне его стола для совещаний, где при желании можно было бы сыграть в мини-гольф, появился самый обыкновенный рыжий таракан. Он ловко лавировал между блокнотами и стаканами с остро отточенными карандашами, но тут был замечен девушками, не выносящими насекомых. Поднявшийся визг стих лишь после того, как Сурков бесстрастно смахнул паразита со стола, куда-то за плинтус кремлевского паркета, в политическое небытие. Примерно так же главный архитектор партии власти мог бы, наверное, поступить с карьерой любого рядового «единоросса».
Хмурым февральским утром 2002 года в сверкающем фойе пансионата «Бор» было тесно и накурено, почти как в тамбуре утренней электрички. В школе подготовки кадров для «Единой России» шла вторая неделя учебы: ежедневно с 9 утра до 11 ночи студенты — кандидаты в руководители партячеек — слушали лекции министров и отдувались на семинарах. Но в то утро «студенческие» ряды разбавили действующие депутаты Госдумы. В годовщину отмены крепостного права к «медведям» приехал представитель их «главного помещика» — Владислав Сурков. Хороших новостей для собравшихся у него не было.
— Больному перед смертью всегда становится немного легче, — с ходу озадачил он собравшихся своей трактовкой кажущейся политической стабильности. — Нельзя же все время находиться на искусственном дыхании, под капельницей! Надо быть умными, чтобы выжить. Самое главное — активизировать мыслительный процесс.
Казалось, по залу распространяется настойчивый скрип — то ли извилин, то ли стиснутых от обиды зубов. Ведь здесь сидели люди, уже успевшие привыкнуть к мысли, что они в чем-то великие, а с ними вот так, без почтения... Дальше — больше.
— Интеллектуальная жизнь партии — на нуле, — громил Сурков собравшихся. — Хоть бы какие-нибудь интересные высказывания. Хотя бы «хотели как лучше, получилось как всегда». А ведь ничего...
«Единороссы» привыкли прерывать речи своих вождей бурными и продолжительными аплодисментами, но сейчас им было не до этого.
— Слушай, а чего он их носами по столу возит? — перешептывались на галерке студенты.
— Наверное, хочет из них людей сделать, — слышалось в ответ.
— ...Ходоки-агитаторы, — ругался Сурков.
— Не получится, — заключили «студенты».
Сурков тем временем решил взбодрить приунывшую аудиторию и сменил гнев на милость:
— Впрочем, если вы будете спать, коллеги, ничего страшного не произойдет. Мы будем рассматривать вашу партию как прицепной вагон, а кочегарить будем сами.
По большому счету, именно так и получилось. Ни Путину, ни Суркову не удалось превратить номенклатуру в партию креатива. Несмотря на амбиции отдельных партбоссов, систему ручного управления из Кремля никто не отменял ни для самой «Единой России», ни для ее фракции в Госдуме. Да и как еще управлять тремя сотнями депутатов, не объединенных ни общей идеологией, ни общими бизнес-интересами, ни даже общими врагами, искусственно собранных в одну фракцию, пожалуй, с единственной целью — обеспечить правильное голосование? К тому же далеко не все «единороссы» оказались готовы сразу поверить словам нового думского спикера Бориса Грызлова, сообщившего, что «парламент — не место для дискуссий». В 2004 году многие пытались отстаивать интересы делегировавших их в парламент компаний и самый обыкновенный здравый смысл, а карательная система еще не заработала в полную силу.
Для удобства управления огромная фракция была разбита на 4 группы, которые возглавили Владимир Пехтин, Владимир Катренко, Вячеслав Володин и Олег Морозов. Последняя была наименее организованной — сюда стекались одномандатники и «перебежчики» из других партий. Сам Морозов жаловался коллегам-депутатам, что у него собрались «диссиденты и инакомыслящие». К Морозову попали как раз большинство лоббистов и тех, кто имел свою голову на плечах. Таким в Думе было сложно.
Рабочий день начинался так: депутаты приходят за полчаса до пленарного заседания и получают «раздаточные материалы». Главная из них — таблица вопросов, вынесенных в повестке дня на голосование. В последней графе было уже заранее отмечено, как рекомендовано голосовать — «за», «против» или «воздержаться». То есть обсуждать ничего не требовалось.
«Непыльная работа. И хорошо оплачиваемая. Тем, кто голосовал правильно, полагалась ежемесячная премия», — рассказывает бывший депутат-единоросс. Кроме официальной зарплаты в 90 000 рублей, доплачивали еще около $3000 ежемесячно в конверте от «социально ответственных» предпринимателей — компаний, делегировавших своих представителей в Думу. «Неплохие деньги для человека, у которого нет своего предприятия. Но за малейшую провинность могли вычесть 50% надбавки, могли вообще денег не дать. И все было построено на таких вещах», — говорит депутат.
Депутатский состав был действительно разношерстный. Несмотря на арест Михаила Ходорковского, в Госдуму по спискам «Единой России» прошли 3 представителя ЮКОСа. Одним из них, попавшим в подгруппу «неблагонадежных» депутатов, был руководитель молодежных проектов «Открытой России» (гуманитарный фонд ЮКОСа) Анатолий Ермолин. От «Единой России» он был так же далек, как Мельбурн от Москвы, но весной 2003 года Ермолина вызвал к себе ответственный за налаживание связей с органами государственной власти в ЮКОСе Василий Шахновский и сообщил, что компания хотела бы рекомендовать его Кремлю в качестве кандидата в депутаты. «Для меня это было полной неожиданностью, но все равно приятно, — рассказывает Ермолин. — Как будто я это заслужил». Новоиспеченный кандидат в депутаты пообещал достойно представлять компанию в Думе.
Уже летом Ермолину позвонили: «Надо сходить в Кремль к Владиславу Юрьевичу». Процедуру знакомства с Сурковым не минует ни один депутат от «Единой России», даже если он лоббист и за него ручаются ответственные люди. Но собеседование в Кремле — это не проверка на прочность, а вполне формальная процедура знакомства с начальством. В назначенный час Ермолин шел по пустынным коридорам Кремля. Пусто было и в приемной у Суркова, в очереди никто не толкался. «Зашел, поговорили минут 10–15, видимо, ему нужно было получить общее впечатление. Вот, мол, вас рекомендуют, как вы сами? — Я — нормально. И практически на этом все закончилось», — рассказывает Ермолин. По его мнению, у Суркова было уже принято решение, к тому же существовали договоренности, поэтому большого интереса к будущему депутату он не проявил.
Как работает связь партии и власти? В администрации президента есть специальный департамент по работе с парламентом и партиями. Его представители не выпускают депутатов из-под своей опеки. Они знают, что готовится и обсуждается в комитетах и комиссиях, они не пропускают заседания президиума фракции, которые проходят каждый понедельник. Свой аппарат есть и у спецпредставителя президента в Госдуме. С 2004 года им был Александр Косопкин. Широкой общественности он стал известен в 2009 году, когда потерял жизнь, пытаясь подстрелить занесенных в Красную книгу архаров. Тогда же он был «правой рукой» Владислава Суркова в нижней палате парламента. Именно с ним, а не с Грызловым встречались депутаты-единороссы, как только вопросы выходили за рамки полномочий старших по их подгруппам. В Госдуме Косопкин должен был подмечать малейшие проявления беспорядка, вольнодумства и вовремя их предотвращать.
Одну из таких превентивных спецопераций ощутил на себе Ермолин. Не все «единороссы» строго выполняли рекомендации по голосованию. Вольности позволяли себе Александр Агеев из Волгограда, Лиана Пепеляева из Новосибирска, Анатолий Ермолин и еще человек 15, в том числе лоббисты других крупных компаний. Это были не бунтари, штурмующие баррикады. Просто, когда они были категорически не согласны с тем, как предлагал голосовать Кремль, они нажимали кнопку «воздержался» вместо кнопки «за».
Внутри парламента с депутатами никто не спорил и не отчитывал их, и когда летом 2004 года их вызвали в Кремль, они шли туда с ощущением гордости. «Это же почетно, вас вызывают в Кремль. Ни у кого не было и задней мысли, что сейчас нам будут вставлять по полной», — говорит Ермолин. Депутаты перешли Красную площадь, и вот уже знакомые кремлевские коридоры и переговорная Суркова. Депутаты расселись, обмениваясь шуточками. Появился Сурков. Нахмуренный, он прошел через весь кабинет на свое место, не пожав никому руки. «У нас к вам большие претензии», — начал чиновник. Затем он объяснил суть проблемы — депутаты голосуют не так, как надо. В качестве показательной жертвы для битья он выбрал самого молодого 27-летнего депутата Агеева.
— Ты кто такой, ты как кнопки жмешь? Тебе что, непонятно что ли: что написано в табличке — так и должен нажимать. Вы тут думаете, что вы депутаты Государственной Думы? — Сурков обвел взглядом присутствовавших. — Каждый из вас лично мне обязан! Я за каждого из вас просил, поручался. Будете делать то, что я вам скажу, — пересказывает Ермолин.
Депутаты притихли, вжав головы в плечи. Впервые с ними так разговаривали. Пепеляева попробовала несмело вступиться:
— Владислав Юрьевич, а если закон, за который нам предлагают проголосовать, — не профессиональный? Если не только мы как депутаты подставляемся, голосуя за этот закон, но и фракция, партия?
— Не ваше дело! — рявкнул Сурков. — Голосуйте, как вам написано. Без вас разберемся, как надо законы писать. Ваша задача — правильно на кнопки нажимать.
Для пущей убедительности Сурков припугнул: «Кто не понял, посмотрите и объясните своим руководителям, что сейчас происходит с ЮКОСом».
На этой фразе встал уже Косопкин и дружески начал увещевать:
— Мужики, неужели вы не понимаете, мы здесь все повязаны…
По словам Ермолина, операция была проведена в классическом корпоративном стиле: «Взяли одного парня помоложе. При всех грубо отодрали. С переходом на «ты», но без мата. Мол, мальчишка, не зарывайся».
Встреча прошла в июле, а в октябре Ермолин не удержался и рассказал о том, как песочат депутатов, в письме в Конституционный суд. По его словам, последней каплей стало то, как его из Кремля заставляли комментировать теракт в Беслане. Ермолин дал интервью «Эху Москвы», где обрушился с критикой на организаторов штурма школы за непрофессионализм. На следующий день ему позвонили из аппарата администрации президента, похвалили за интересное интервью и посоветовали прокомментировать еще и Первому каналу. Ермолин с удовольствием согласился, и его попросили принять факс. В бумажке черным по белому были написаны тезисы интервью. «Первое — повышать бдительность, второе — кто за переговоры с террористами, тот предатель». Ермолин удивился и перезвонил.
— Погодите. Вы меня как эксперта приглашаете или как говорящую голову? По первому вопросу могу рассказать гораздо более компетентно, чем здесь написано. По второму вопросу я не буду говорить. Потому что я категорически против. Считаю, что переговоры нужно вести всегда, хотя бы из тактических соображений.
На том конце возникла пауза.
— Мы вам перезвоним.
Через час перезвонили и попросили все-таки определиться с интервью.
— Давайте, я все скажу, но это говорить не буду.
— Анатолий Александрович, надо сказать. — Голос на том конце трубки стал жестче.
— А что это вы меня гвоздями прибиваете?
— А мы всех сейчас прибиваем, сейчас время такое.
— Я остаюсь при своем мнении.
В итоге к Ермолину приехала съемочная группа: осветитель и оператор — без корреспондента. Поставили свет и нажали запись. Ермолин приготовился к интервью:
— Ну, спрашивайте.
Оператор удивленно выглянул из-за камеры.
— Чего спрашивать-то? Вы сами должны все знать.
Ермолин плюнул и рассказал на камеру все, что считал нужным. На следующий день ему опять позвонили и начали отчитывать.
— Все-таки вы не сказали, как мы просили.
Для депутата это стало последней каплей: «Я понял, что меня сейчас будут либо ломать, либо нужно самому повести себя таким образом, чтобы ко мне больше не приходили с подобными просьбами». В итоге Конституционный суд дал ответ, что вопрос взаимоотношений депутатов с Сурковым не в его компетенции, а Генеральная прокуратура посоветовала обращаться в суд, если Ермолин считает, что ему нанесен моральный ущерб. Об истории узнали СМИ, Ермолина моментально отчислили из партии.
Последний его разговор в Кремле прошел уже с Косопкиным. Тот попытался начать разговор по-свойски:
— Анатолий, ну что ж ты, в таких структурах, в такой компании работал, не понимаешь, что это было обычное производственное совещание. Что ты из этого делаешь?
— Вы серьезно считаете, что крупная корпорация, производство и Госдума — это примерно одно и то же? А разделение властей?
— Я смотрю, у вас решение обдуманное, — откашлявшись, сразу перешел на «вы» Косопкин.
Уже на выходе он медленно подошел к Ермолину и, глядя в глаза, спросил:
— А у вас дети есть?
Ермолин вздрогнул.
— А вы не знаете?
Так в Кремле и понимали депутатов «Единой России». Они — маленькие винтики производственной машины, члены крупной корпорации, без права на личное мнение. В следующий созыв Ермолин уже не прошел, поменяв «медведей» на СПС. Зато Лиана Пепеляева в новой Думе стала одним из самых сильных лоббистов, обогнав в рейтинге лоббистов Forbes даже своего начальника Олега Морозова.
Илья Жегулев, Людмила Романова
****
"Страшнее, когда говорят медленно, тихо, глядя в глаза"
Бывший чекист Ермолин: как исполнительная власть вербовала законодательную (2004 г.)
"Страшнее, когда говорят медленно, тихо, глядя в глаза"
Бывший чекист Ермолин: как исполнительная власть вербовала законодательную (2004 г.)
Владислав Сурков
[…] Итак, кто такой Ермолин и почему «единоросс» стал действовать вопреки этике пропрезидентской фракции? […]
— Мы бы хотели услышать, в чем заключается сюжет вашего конфликта с администрацией президента и в чем его смысл.
— Ну, я не хотел бы расписывать его в красках…
— А вот лучше бы в красках!
— В красках я написал в письме. Могу добавить, что, во-первых, не было брани, как написала Газета.ru, за что я на нее немного обиделся. Однако для того, чтобы человека запугать, не обязательно на него кричать. Гораздо страшнее, когда говорят медленно, тихо, глядя в глаза. Хотя к данному случаю это тоже не имеет отношения. Имеет отношение то, что, когда мы сели за стол, первое, что я услышал, что мы — никакие не депутаты. Мы — никакие не народные избранники, потому что мы — списочники. И чтобы мы все поэтому делали, как нам велят. Один молодой депутат заметил: «Посмотрите на качество законов, которые вы предлагаете. Ведь это не только мы подставляемся, вся фракция подставляется». А был такой момент, когда по закону о митингах нас всех убеждали, что это желание президента, а потом президент дал сверху дубиной по башке, и все мы потом сидели и спрашивали себя: а чего мы голосовали? Но этого молодого человека, который так поставил вопрос, откровенно «опустили». Типа «Чего вы тут себе позволяете, философ от социальной политики?», «Вы кто здесь такой?» Не было мата, но было оскорбление. Люди старше и весомей потом говорили: если бы нам так сказали, мы бы встали и ушли. Но это они после драки кулаками махали.
Просто выбрали одного человека, на кого можно жестко надавить. А потом стали разговаривать со всеми остальными. Я рад, что уже многие подтвердили факт этого совещания. Некоторые коллеги пишут, что была нормальная рабочая атмосфера — ну, может быть, в армии это была бы нормальная атмосфера, а когда представителя законодательной власти приглашает чиновник исполнительной власти и дает указания, это вряд ли может считаться нормальным. Это нарушает дух Конституции. Депутаты не молчали, сомневались в юридической корректности предлагаемых администрацией законов, а им отвечали: голосуйте, как говорят, потом разберемся.
— В администрации были недовольны реакцией депутатов на предлагаемые законопроекты?
— Первые такие инциденты начались, когда еще не было серьезных законопроектов. Но уже были спорные вопросы, и люди начали воздерживаться.
— А вы можете перечислить тревожные для администрации моменты?
— Сейчас уже не помню, по какому закону, но я один раз воздержался и сразу же попал на прицел. Дело в том, что я забрал с собой карточку, чтобы нельзя было проголосовать другим. Так вот на этом совещании мне это припомнили, сказали, чтобы я карточку больше не забирал.
— Но ведь и администрацию можно понять. Ведь ни для кого не секрет, что партию — «Единую Россию» — сделали. Вложили в нее государственные средства, продвинули во власть. Следовательно, «хозяева» требуют отдачи.
— Я не возражаю. Если бы нас собрали, убедили, выслушали бы нас, выслушали бы специалистов-юристов. Ведь многие законы с точки зрения развития страны имеют очень неплохую логику. Выскажу крамольную мысль: и закон о монетизации льгот — с экономической точки зрения — почти правильный. Но в администрации не понимают простую вещь: сейчас нельзя командовать умными людьми. Это идет вразрез с принципами современного менеджмента.
— А когда вы привели пример, что позиция президента не всегда совпадает с позицией администрации, означает ли это, что администрация неадекватна президентскому курсу?
— Я не знаю кухни. Я не ставил такой задачи — внедриться, исследовать. У меня нет чемоданов с компроматом. Я побывал только в одной ситуации, о которой позволил себе публично рассказать.
— Вы выдали достаточно рискованную информацию. На какую реакцию вы рассчитываете?
— Я надеюсь, что у меня будет возможность выступить. Ведь даже чтобы меня исключить из фракции, необходимо две трети голосов.
— Нет, я имел в виду не исключение, а как раз наоборот — партия решит очиститься и вернуть демократические нормы обсуждения.
— Я не рассчитываю, что удастся переломить тенденцию. Я рассчитываю, что можно заложить предпосылки к перемене тенденции. Собственно, из-за этого я и поступил так.
— Но ведь ваша биография говорит как бы о другом. Вы же из чекистов? А существует такая мифологема, что к власти приходят чекисты, бывшие сотрудники КГБ, то есть родственная вам корпорация.
— Я думаю, к власти приходит часть бывших сотрудников КГБ, но это не значит, что все сотрудники КГБ разделяют позицию власти. В тех учебных заведениях, где я учился, был прекрасный предмет — информационно-аналитическая работа. Специалист, владеющий этим инструментом, в состоянии самостоятельно принимать решения. Я этому научился и нисколько об этом не жалею.
— А вы знаете, какая в кулуарах уже родилась версия? Бывший сотрудник КГБ вдруг становится таким принципиальным, а не вбрасывают ли его в оппозиционное поле с тем, чтобы вокруг него начали собираться единомышленники. Эдакая операция «Трест».
— Это говорит о том, что аналитической методикой и написанием сценариев владеют не только сотрудники КГБ. Мне сказать, что это не так? Так вот, это не так. Я написал в КС и генпрокурору. Реакции особенно не жду. Я думаю, КС ответит, что вопрос не входит в его компетенцию. Интересно, что скажет генпрокурор. Я же не ставлю вопрос о возбуждении дела, а только прошу дать комментарий, можно ли при каких-либо иных условиях привлекать в будущем чиновников, оказывающих на представительную власть давление, к ответственности. В чем ведь парадокс, мы проголосовали за то, чтобы разрешить министрам быть партийными. Я прогнозирую, что возникнет ситуация, когда мне ответят, что меня исполнительная власть пригласила не как представителя Думы, а как товарища по партии, причем пригласила как вышестоящая партийная инстанция. И… сделала по полной программе. Выстраивается новая политическая система. Я пишу в письме: покажите весь проект. Я не хочу за нее голосовать по кусочкам. Потому что, когда система будет создана, получится, что мы — Германия 1933 года, готовая к приходу фюрера.
P.S. 9 ноября думская фракция «Единой России» поспешно исключила депутата Ермолина из своих рядов за нарушение «депутатской этики». [...]
В администрации президента инцидент во фракции ЕР комментировать, по понятным причинам, отказались. [...]
Сергей Митрофанов
"Политический журнал", 15.11.2004
