Нескучная пропаганда исламистов

Согласно предварительным данным следствия, взрывное устройство в метро Петербурга привел в действие террорист-смертник — 23-летний уроженец Средней Азии. Источники «Коммерсанта» сообщают, что подозреваемый имел отношение к «Исламскому государству»* [*запрещенной в РФ террористической организации]. Хотя в военном плане дела ИГ* в последнее время не слишком хороши, его агитация по-прежнему позволяет вербовать все новых сторонников. Голливудские образы в агитроликах, вербовка в «Одноклассниках», Twitter-бомбы, биты в духе dirty rap и отсылки к античному театру во время показательных казней — пиар-инструментарий самой жестокой террористической группировки необыкновенно широк. Об успехах медиаджихада ИГ* The Insider поговорил с Салманом Севером, пресс-секретарем Ассоциации русскоговорящих мухаджиров (переселенцев) в Турции. Некогда Салман Север носил имя Максим Байдак, работал театральным продюсером и поддерживал ультраправых. А затем принял ислам и возглавил «Национальную организацию русских мусульман» и «Джамаат русских мусульман Петрограда», благодаря которым множество националистов тоже приняли ислам. В Турцию ему пришлось эмигрировать из-за уголовного дела за статью о приморских партизанах. Сам Салман террористов из ИГ не поддерживает, но успел здорово изучить их методы ведения агитации.


В большом количестве пропагандистских видео исламских организаций активисты презентуют себя как люди, готовые терпеть. «Нас опять бомбят, кафиры поставили над нами жесткий режим» — вот стандартные темы подобных роликов. Такая виктимность близка и понятна многим. Например, стиль партии «Хизб ут-Тахрир»* — это всегда немножко пострадать. Их риторика — как все плохо, нас опять унижают. Именно поэтому практически вся исламская правозащита — это хизбовская тема. Они любители автоколонн, выступлений на конференциях, мирных многотысячных митингов, где все машут флагами и рассуждают о скором халифате. Такая скучная пропаганда не соответствует тому, что надеются услышать от ислама брутальные парни, привыкшие побеждать.

Или взять ветеранов из «Аль-Каиды»*: размеренно говорящий на арабском диктор и ничего не значащие угрозы в адрес ужасных кафиров. Это было скучно и не создавало должной концентрации внимания со стороны потребителя информации. Я уже не говорю про «Талибан»*, который слабо вел агитацию. Найти кассеты с их проповедями — это был настоящий квест, ведь талибы практически не занимались никакой внешней рекламой.

И вдруг, к моему сожалению, появляются люди, которые говорят: «Мы понимаем культурный контекст эпохи. Понимаем, но взламываем изнутри, и ты можешь присоединиться». Я говорю сейчас об «Исламском государстве». Я столкнулся с их пропагандистскими материалами еще до провозглашения халифата в 2014 году — тогда еще не было собственных фишек. Но они решили взаимодействовать с миром через позицию силы и поэтому заявили всем: «Да, мы окружены масонами, но врага нужно сокрушить, чтобы добраться до благословленных земель».


Если сопоставить пропаганду ИГ с работой «Аль-Каиды», «Талибана», «Джемаа Исламии» или «Имарата Кавказа»*, то у всех концентрация брутального насилия схожа. Однако несколько моментов отличает медиаработу ИГ от других. Эти ребята с самого начала сделали ставку на западную аудиторию, работая с ее метакультурой и представлениями о супергероях и суперзлодеях. Для обеспечения медийного успеха ИГ вербовало технических специалистов с Запада. Они не просто наблюдали с детства продукцию Голливуда, а были сотрудниками Фабрики грез. Их технический гений позволил перенести понимания закона и выстраивания картинки в Сирию, чтобы воссоздать Голливуд на новых территориях.

Теоретики «Исламского государства» воспринимают текст Корана как книгу ужаса для неверных. Богословы поворачивает закон словно дышло. Они вытягивают все наиболее жесткие моменты и обличают в упаковку хоррора. Нельзя сказать, что ИГ противоречит Корану — просто доводят все до предела, о чем заявляют множество богословов. Игиловцы исхитряются и изощряются, чтобы не повторять однотипные сцены убиения.

Когда «Аль-Каида» в 2014 году запретила в качестве пропаганды использовать умерщвление людей, ИГ тот час же заняло эту нишу. Оно сыграло на желании жесткости и отмщения унижений, которые, словно спрессованные ожидания, теплятся среди определенного контингента мусульман. При этом мне не доводилось знать простачков, кто признался, что его зацепили красивым спецэффектом. В лучшем случае скажут: «Какое качественное видео, как кафиров крушат». Все-таки о глубинных мотивах не принято говорить.

ИГ выцеживает из Корана подходящие фразы и облекает их в принятые на Западе культурные коды. Например, в ролике видим, как сжигают живьем иорданского пилота. Человек с факелом опускает струйку бензина, ведущего к пилоту, и понятно, что он работает на камеру. Он не бубнит что-то в темном углу, где нет поставленного света. Напротив — на палача эффектно наезжает камера, монтажные спайки придают динамизм сюжету. Благодаря таким фишкам нарастает напряжение. Это звучит как реклама, но к несчастью на такую агитку люди ведутся из-за красивой картинки.

В игиловских фильмах действует логика to be continued — все это продолжение сериального сознания общества спектакля. ИГ отсылает зрителя к понятному ему состоянию перед включенным телевизором в ожидании следующей серии, где будет еще что-то более интересное. Не уверен, что в таких видео есть многое от ислама, но в плане пиара остальные исламисты не могут никак очухаться. Хотя у «Ахрар аш-Шам»* появилось качественное видео с тренировок солдат, но оно блекнет на фоне продукции халифата.


В случае с ИГ дилемма «количество или качество» отступила на задний план. У них огромная армия информационной поддержки — в лучшие времена в день удавалось выдавать сотни комментариев на всевозможных языках. Крестьянин в Кашмире и потомок мигрантов в Брюсселе получают одну и ту же информацию на понятном ему языке. Офицеры информационного джихада регистрируются в самых популярных среди мусульман социальных сетях и охотно дают советы.

Благодаря количеству аудиовизуальной продукции, журналов и подкастов, человек, погрузившись в игиловский продукт, может, увы, уйти в альтернативную реальность потребления информации об окружающем его мире. Предоставив регулярную потоковую информацию в любых доступных формах восприятия, ИГ смогло состязаться с западными медиа.


Зритель оказывается полностью вовлечен, ведь в роликах ИГ ислам это не просто идеология, а цельный образ жизни, который воплощен между Раккой и Мосулом — и это не может не напрягать. Никогда прежде группировки не могли так рассказывать о гражданских успехах, а тем более упаковать эти рассказы в симпатичную форму. В своих видео ИГ не просто рапортует об успехах на фронте, но отвечает на вопросы теологии, культуры, гражданского общества. Без малого сто лет спустя после падения Османов появляется новый халифат.

На фоне декларации о халифате лозунги за Сирию без Асада и исламскую демократию просто меркнут. Получается, что все воют за все что угодно, но не за исламское государство всеобщего благоденствия.

Фильмы о мирной жизни в ИГ очень привлекательны для мусульман, учитывая, что в Коране есть императив на установление исламской государственности. Правда, сейчас из-за наступления на ИГ со всех сторон снова видео о мирном быте снова стало редкостью.


Мне доводилось знать ветеранов джихада — они прошли «Аль-Каиду», Боснию, Чечню, Афганистан. По их словам, формат исчерпан, все превратилось в чегеварщину, наступило разочарование в исламских проектах. Я видел, как сочувствующих умеренным джихадистам людей начинало разрывать, потому что их сирийские фракции оказались недостаточно последовательными и не хотели глобального халифата. Чеченцам, прошедшим две войны, нет прикола воевать за Сирию без диктатуры президента Башара Асада. Куда симпатичнее им идея наконец-то провозглашенного халифата. И это первая группа аудитории, к которой обратилось ИГ. Пропаганда ИГ для них — это не просто салафитская реклама, а прагматичная борьба за установление конкретного проекта и его экспансию.

Знакомы мне и исламисты, которые внимательно следили, как развиваются альтернативные исламские проекты. Они видели, как провалилась попытка Арабской весны, как турецкие исламисты в галстуках только обещают возрождение Османской империи, как военные свергли «Братьев-мусульман».* Люди делали ставки на умеренные проекты, но поняли, что они не могут состояться, так как real politics говорит с позиции силы. Этот момент для моих знакомых превратился в острое желание присоединиться к ИГ, ведь они рекламируют себя как новый стерильный проект без чуждых элементов демократии. Люди, не будучи маниакальными по своему складу, становятся как минимум пассивными симпатизантами ИГ, видя эрозию прочих проектов. И это еще один вид зрителей медиаимперии ИГ, что не может меня не расстраивать.

Другая аудитория ИГ — это такфиристы, которые обвиняют весь мир в неверии, в том числе мусульман. Если прежде они выпиливали мусульман из религии на форумах, то теперь стали их убивать, вдохновившись фильмографией «Исламского государства». И с такими людьми лучше не встречаться вживую.

Я знаком поименно с эмиссарами ИГ в Турции, которые организуют логистику русскоязычных добровольцев, и знаю, что ИГ поставило на поток работу с постсоветским исламским контингентом. Нередко это узбекские мигранты, уставшие быть рабами на чужбине, уставшие жить без перспектив на родине, где торжествуют спецслужбы, где коррупция выдавливает работать на стройки. Это наблюдения мои и тех знакомых, кто сталкивался с ними в депортационых тюрьмах в Турции и Сирии. Человека нельзя бесконечно унижать — в этом случае ему захочется реванша, и через ролики он узнает о мусульманском братстве. К сожалению, в его жестко деформированном виде.

*Организации признаны Верховным судом РФ экстремистскими/террористическими, а их деятельность на территории России запрещена.

Дмитрий Окрест


О том, что древняя Пальмира снова захвачена, одними из первых сообщали не сирийские и не западные СМИ. Главным поставщиком новостей о еще недавно освобожденном от террористов городе стало информационное агентство Amaq News, принадлежащее «Исламскому государству». Эта вылазка для террористов была важна не только с военной, но и с пропагандистской точки зрения. В мае в Пальмире, отбитой правительственными войсками, торжественный концерт давали музыканты Мариинки, а теперь в ней снова оказались те, кто взрывал стены древнего города. Еще раньше, пока к иракскому Мосулу, сердцу ИГ, стягивались коалиционные войска, по сайтам исламисто­в распространялась аудиозапись: «Эта битва и великий джихад, который сейчас ведет «Исламское государство», только укреп­ляют нашу твердую веру в промысел божий и уверенность в том, что все это лишь прелюдия к победе», — веща­л по-арабски мужской голос. Этот голос предположительно принадлежал лидеру ИГ Абу Бакру аль-Багдади. Он не выступал с речами больше года, но когда речь зашла о ключевой битве, в которой может решиться судьба ИГ, пропаганда оказалась важнейшим инструментом. ИГ стало не просто первой террористической группировкой, основавшей собственное квазигосударство, халифат. Его сторонники, осознав важность меди­а, первыми превратили исламистскую организацию в полноценную медиаимперию, использующую все доступные ­площадки и ­форматы. Эта империя построена на зверствах и потакании самым темным сторонам потенциальной аудитории. Хотя это феномен, теперь изучаемый философами и исламоведами, контент, который производит ИГ* и о котором идет речь в этой статье, нормальных людей может только отталкивать и ужасать. Но оттого не перестает быть феноменом.

Когда в 2014 году в Бразилии футбольные фанаты, желая узнать результаты матча, открывали в Twitter хэштег #WorldCup, то видели отрубленные головы иракских полицейских с комментарием сторонников ИГ*: «А это наш мяч... из кожы». (Орфография оригинала сохранена). Другой пример твиттер-активности исламистов — их топовый аккаунт ISILCats (уже заблокирован): на фото бойцы улыбались и позировали с котами-мяуджах­е­дами. Вместе с фотографиями котиков они ретвитили картинки с кишками врагов и счастливыми лицами вдов шахидов. Ирония не чужда террористам, как пример — иллюстрированный путеводитель Hijrah to the Islamic State. В духе путеводителя «Афиши» авторы поясняют, чтó взять из дома перед поездкой в Ракку и куда зайти в Турции накануне перехода границы с Сирией.

Троллинг в Twitter, аккаунты в «Одноклассниках», цитаты из Лени Рифеншталь и даже гангста-рэп — сторонники­ ИГ* первыми среди исламских экстремистов стали говорить с миром на единственном понятном большинству языке — языке поп-культуры.

«Арабская молодежь буквально живет в сети — Facebook, Twitter и YouTube чрезвычайно востребованы. Поэтому многие ближневосточные политики уже отказались в их пользу от персональных сайтов. Часто власти обязывают имамов утверждать пятничные проповеди, поэтому те не могут оперативно отвечать всем вопрошающим. Так видеохостинги заполонили проповеди из подпольных мечетей», — рассказывает руководитель Центра арабских и исламских исследований Института востоковедения РАН Василий Кузнецов. Специализация Кузнецова — политическ­ий ислам и его идеологическая трансформация. Востоковеда самого неоднократно пытались завербовать во время полевых исследований.

По-настоящему известным халифат стал в 2014 году. Медиацентр ИГ* «Аль-Хаят» позволил зрителям следить за моджахедами в режиме онлайн. До авианалета США 30 августа 2015 года им руководил сириец Абу Мухаммад аль-Аднани, глава пресс-службы ИГ*. У него вполне рутинная по ближневосточным меркам биография: воевал с американцами, отсидел, за его голову назначали награду в $5 млн.

По данным Центра по борьбе с терро­ризмом Военной академии в Вест-Пойнте, к моменту гибели аль-Аднани количество выпущенных медиацентром ИГ* роликов опустилось с 700 до 200 в месяц. Освободившуюся должность занял иракец Ваиль Адиль Хасан Салман аль-Файяд, получивший прозвище Абу Мохаммед аль-Фуркан (за руководство al-Furqān Media Foundation). Эта организация начала промоушен халифата еще в 2006-м, ­выпуская DVD, печатая листовки и плакаты. Но тогда пропаганда ИГ* была далека от нынешних масштабов.

В книге «Исламское государство. Армия террора» джихадисты, отвечая на вопросы авторов, постоянно повторяли, что учли ошибки предшественников и потому так мощно противопоставили свою пропаганду иностранным медиа: «Не слушайте, что говорят о нас, слушайте, что говорим мы». Профессор Василий Кузнецов выделяет не­сколько наиболее популярных видео­жанров ИГ*, дополняющих друг друга: проповеди религиозных авторитетов, бодрые и полные оптимизма зарисовки с войны и приветы соратникам.

«Видеоприветы соратникам на родине, угрозы сионистам и вашингтонским «крестоносцам» — давний жанр. Он по-прежнему возбуждает значительную часть арабской публики, но ИГ* первым смогло в нужной пропорции смикшировать религиозный пафос и стрелялки под религиозные напевы», — утверждает востоковед.

Наказы распространяются в том числе через закодированное приложение для обмена аудиосообщениями Zello. Когда начались блокировки в Facebook и Twitter, для коммуникации с новообращенными пропагандисты ИГ стали использовать онлайн-сервис Ask.fm, через который московские подростки обычно спрашивают друг у друга про всякие пошлости. Затем ИГ перешло в «Одноклассники» и «ВКонтакте», в которых на официальных страницах муниципалитетов халифата педантично сообщается об успехах: вот казнены враги Аллаха, вот молодежь радуется Рамадану, вот выдавили шиитов, вот открыли киоск с мороженым. Когда российские соцсети стали блокировать эти аккаунты, исламисты перебрались в Telegram.


До распространения интернета террористы вербовали соратников вживую, подлавливая их после пятничн­ых молитв в мечетях. Первый джихадистски­й сайт под названием «Исламский медиацентр» появился в 1991 году, и лишь спустя пять лет исламисты завели еще один. Страничку Azzam.com назвали в честь Абдуллы Аззама, наставника бен Ладена. Сайт открыл студент лондонского ко­лледжа Бабар Ахмад, решивший увековечить погибших моджахедов Боснии, Чечни и Афганистана. Власти заблокировали портал в 2001 году — после атаки на башни-близнецы в Нью-Йорке. Бабар не растерялся и основал одноименное издательство. Свое существование оно прекратило в 2013 году, когда Бабара Ахмада из Великобритании экстрадировали в США, где осудили за поддержку терроризма.

На смену Azzam.com пришел проект «Аль-Каиды»* As-Sahāb. Дебютной работой стала съемка подрыва американского миноносца в Йемене. «В отличие от ИГ*, усилия бен Ладена не были направлены на тотальное насилие. Если сравнивать террористическую деятельность с кинопроизводством, то «Аль-Каида»* снимала редкие блокбастеры. ИГ* же перешло к массовым сериалам», — рассказывает исследователь Кузнецов.

«Исламское государство», в отличие от предшественников, использует всю мощь современных медиа. «Ребята из северокавказских лесов гордо рапортовали, что готовы держать оборону против ядерного зверя, но у них был лишь сайт «Кавказ-центр», который стилистически застрял в 1990‑х. Приходилось буквально неделям­и дожидаться сводок об успешных операциях. «Аль-Каида» — это простые трудяги джихада, перед которыми ставили­ камеру, и они вели долгие разговоры на арабском языке. Позади диктора сидели хмурые мужчины: поглажи­вали бороды, сурово смотрели в камеру. Никакого динамизма!» — вспоминает пресс-секретарь Ассоциации русскоговорящих мухаджиров (переселенцев) в Турции Салман Север. [...]

В декабре 2014 года директор ФБР Джеймс Коми заявил, что террористы ИГ* вещают на 23 языках. Крестьянин в Кашмире и потомок мигрантов в Брюсселе оперативно получают на понятных им языках одну и ту же информацию от Amaq News Agency, того самого, которое опережало официальные СМИ с новостями о Пальмире. Предоставив аудитории регулярный поток информации в любых доступных формах, халифат в самом деле смог ­состязаться с западными медиа.


«Во имя Аллаха, благословение пророку Его. Мое сообщение братьям по халифату: советую всем вам бояться Бога», — говорит бородатый юноша в кожанке и черном берете а-ля Че ­Гевара. Камикадзе садится в набитый взрывчаткой броневик, просит передать привет матери. Соратники подбегают проститься и следом едут на задание. Трогательная сцена прощания и следующая за ней стычка с курдскими ополченцами в марте 2015 года под Мосулом должны были стать частью очередного агитационного ролика. Но что-то пошло не так. Камера на шлеме игиловского автоматчика зафиксировала не очередной красочный бой в духе «Матрицы», а ­прифронтовую неразбериху и бесславную ­гибель оператора.

Как и в фильмах «Мой личный штат Айдахо» и «Человек дождя», герои джихадистского роуд-муви все время находятся в пути и испытывают себя. Выбранный ИГ* жанр стал классическим примером того, как поп-культура легко объединяется с религиозным фундаментализмом. Усилия агитаторов не проходят даром: их ролики понятны широкой аудитории и по-прежнему набирают сотни тысяч просмотров, даже несмотря на блокировки.

ИГ* нельзя назвать первопроходцами war porno, в котором снятый в HD шутер очаровывает развалившегося на диване зрителя, вынужденного подавлять свою агрессию. Первыми GoPro-камеру прицепили к шлемам американцы во время иракской кампании — прежде всего они хотели задокументировать собственную удаль. Обывателям понравилось, и в итоге такие трансляции с полей боевой славы американского оружия стали восприниматься как продолжение спилберговского «Спасти рядового Райана». Почти по той же схеме популярность обрел четырехсерийный агитационный фильм ИГ* «Звон мечей». Его боевики обнародовали за две недели до наступ­ления на Мосул. На протяжении часа террористы то с помпой врываются на базы противника, то метко подрывают машины, то убивают одетых в оранжевые робы европейцев, то расстреливают вероотступников, поправляя выбившиеся из-под арафатки кудри. Самые «удачные» моменты показывают в рапиде. Вот квадрокоптер взмывает ввысь, демонстрируя панораму боя, потом операторская восьмерка, монтажная вставка и затемнение. Усилия режиссеров из ИГ* видны. Например, казнь солдат сирийской армии в 2014 году снимал десяток ­операторов.

И пропаганда работает. Именно из-за «Звона мечей», заявил телеканалу «Аль-Джазира» экс-советник по обороне Ирака Муваффак аль-Рубаи, 30 тысяч солдат в июне 2014 года без боя оставили мегаполис, побросав оружие. Штурм города сопровождался инфобуре­й в Twitter: 40 тысяч твитов под хэштегами #AllEyesOnISIS и #Iraqwar рапортовали об успехах халифатчиков. Они называют это твиттер-бомбами.


«Жуткие сцены казней и разрушений и есть именно то, что ИГ* использует для привлечения сторонников», — заявил­а в интервью NBC директор SITE Intelligence Group Рита Кац, которая занимается аналитикой в сфере экстремизма. [...]

«В большинстве случаев в ИГ* идут искатели приключений, у которых дома не было ни гроша. Они начитались сообщений в соцсетях и почувствовали себя джихадистами. Это 19-летние ­болваны, ищущие, чем бы заняться в жизни, поэтому вернуться назад их не заставить даже силой», — рассказывал авторам книги «Исламское государство. Армия террора» экс-сотрудник Управления по борьбе с терроризмом. Майкл Вайс и Хасан Хасан опубликовали свой труд в 2015 году, и он мгновенно стал бестселлером, так как Запад никак не мог отойти от кризиса с мигрантами.

«ИГ* развернуло активную и агрессивную пропагандистскую кампанию в духе современной поп-культуры для вербовки иностранных боевиков», — говорят уже в российской Генпро­куратуре.

Руководитель Центра арабских и исламских исследований Кузнецов в­ыделяет три категории симпа­тизанто­в ИГ*: нищая молодежь, студенты и девушки, решившиеся стать невестами ­джихадистов.

В исследовании «Инженеры джихада» Диего Гамбетты и Стеффена Хертога говорится, что в террористы идут в первую очередь те, кто учится на инженеров, затем с большим отрывом — студенты, изучающие исламские науки, за ними — медики и программисты, меньше всего гуманитариев и юристов. Сами джихадисты подтверждают, что для совершен­ия терактов гораздо эффективнее использовать технаря с профессиональными навыками, а следовательно, именно на этих факультетах нужно сосредоточить агитацию.

«Молодежь — это вообще непаханое поле. Для многих стало важным, что ИГ* ставит себя с позиций силы. [...]


В пригородах арабских городов нет институтов социализации: мало школ и клубов, традиционные религиозные сообщества из-за сотрудничества с властями потеряли уважение, отмечает Василий Кузнецов.

Потенциальная клиентура джихадистов окружена повседневным насилием, все отношения регулируются как отношения между бандами, а значит, чтобы запомниться, нужно удивлять, считает востоковед. «Силы Запада и халифата неравны, вот и приходится разговаривать с позиции подчеркнутой жестокости. Для исламской молодежи, выросшей среди комиксов и боевиков, это понятная логика. «Исламское государство»* для них — это то, ради чего можно положить свою голову. Здесь много крови и приключений, а победитель получает награду на небесах», — утверждает Север. [...]

Через полтора месяца после того, как ИГ* взяло Мосул, прогремел короткометражный ролик, после которого о группировке узнали уже все. Зрители увидели на экране похищенного в 2012 году американского журналиста Джеймса Райта Фоли в оранжевой робе. Появление журналиста предваряет речь президента Обамы и кадры бомбардировки Сирии. Затем одетый во все черное Мохаммед Эмвази, он же Джихади Джон, предостерегает США от дальнейшего вмешательства и начинает перерезать горло корреспонденту. В лучших традициях shockumentary экран внезапно темнеет: мы видим отделенную от туловища голову Фоли и следующую жертву. Всего вышло три минутных выпуска — кажды­й раз в начале показывали, что было в прошлых сериях, и демонстрировали нового пленника, напоминая, что продолжение следует. Массовая­ казнь на развалинах антично­й Пальмиры­ имела такой же проработанны­й сюжет и логику располож­ения акте­ро­в, в чем усмотрели­ отсылку к древне­греческ­ому театру.

Режиссеры ставят зрителя в положение вуайериста, который подглядывает за настоящей жизнью, подтверждаемой на экране через реальную смерть, отмечает французский режиссер Жан-Луи Комолли в своей книге «ДАИШ. Кино и смерть». «Образы ИГ* можно смотреть с точки зрения извращенного наслаждения, и они это знают. Своими роликами ИГ* вызывает у зрителя желание, в котором он себе не признается, — подгляде­ть сцену настоящей смерти. Даже нацисты прятали свои массовые убийства и не использовали их в качестве инструмента для пропаганды войны. ИГ* же не стесняется этого и стремится показать, что они готовы убивать и хотят делать это публично», — говорит Комолли. Медиа­центр «Аль-Хаят» старается найти самые болезненные и жуткие сценарии для каждого из следующих видео. Есть интрига, и зритель в нетерпении, ведь никто не знает, что его ждет в следующем кадре: утопят в фонтане? Затащат под гусеницы танка? Посадят в пушку и выстрелят? Размозжат голову из дробовика? Заставят сидеть на минах? ­Сожгут в клетке?

«Мы знаем, что будет кровавое шоу, но хотим узнать, что нам приготовили на этот раз. Это продолжение сериального сознания, присущего обществу спектакля. Это не «Санта-Барбара» с предсказуемым сюжетом, а X-Files, где каждая серия — законченный сюжет», — рассуждает Салман Север из организации мухаджиров, работавший продюсером и в театре.

Увиденное так шокировало западных зрителей, что подоспевшие конспирологи назвали казнь Фоли фальсификацией и объяснили происходящее происками Госдепа. В качестве своей правоты они кидали в обсуждения ролики, в которых показан съемочной процесс обезглавливания в неизвестном павильоне. Любители заговоров требовали показать, как Джихади Джон долго и нудно разрубает позвонки, но такую экзекуцию можно наблюдать только в случае казни местных. Впрочем, правила киноиндустрии уже понимают не только игиловцы — так, в 2015 году ваххабиты из «Армии ислама»* опубликовали ответку: одетые в оранжевые комбинезоны конкуренты по джихаду казнят халифатчиков в черной форме.

В июне 2015 года во время авианалета был убит 33-летний Ахмад Абусамра. По сообщениям Daily Mail, именно он координировал обезглавливание двух британцев и трех американцев. Родившийся в 1981 году в Париже Абусамра вырос в элитном районе Бостона, где с отличием окончил Северо-Восточный университет и устроился работать в телекоммуникационную компанию, то есть был тем самым технарем, на которых в вербовке ориентируется ИГ*. Его отец — эндокринолог в Массачусетском общем госпитале и бывший вице-президент Общества мусульман Америки в Бостоне, но самому Ахмаду хотелось больше кутежа. В 2004 году он отправился в Ирак, в 2009-м был арестован за попытку купить автомат, затем знакомится с братьями Царнаевыми, организаторами подрыва марафона, и попадает в список most wanted.

Отчасти популярностью и эффективностью своей медиастратегии ИГ* обязано традиционным западным медиа. Свойственная им склонность к сенсациям создала приукрашенный образ группировки, что придало ей зловещую привлекательность в глазах молодежи, считают авторы книги «Исламское государство. Армия террора». Аудитория увидела таких же, как они, людей, решившихся отказаться от комфортной жизни ради джихада. С 17 сентября по 17 октября 2014 года англоязычную аббревиатуру журналисты повторили свыше четырех миллионов раз.


Продукцию ИГ* все чаще сравнивают с продаваемым в dark web снаффом. Снафф — это реальные ролики, в которых показывают изнасилование или убийство. Мрачный жанр повлиял на стилистику фильмов «Девушка с татуировкой дракона» и «Дипломная работа». «Раньше видеозаписи пыток, убийств и террористических актов тяготели скорее к документальности, они записывались без какого-либо представления о стилистических доминантах итогового видеопродукта. Использовав многочисленные приемы, большей частью заимствованные у Голливуда, исламисты нового поколения вывели жанр террористических видео на новый уровень», — объясняют антропологи Сергей Зотов и Александра Мороз в философском журнале «Синий диван».

Новый киноязык джихадистов они изучали, закрывшись в квартире на несколько часов и неотрывно п­росматривая кровавые видео. Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачняка на мониторе, антропологи ели пломбир. На улице жарило летнее солнце, а они как под микроскопом изучали ролики, найденные в dark web. «Абсолютно очевидно, что все происходящее реально и жертвы убиты, но я смотрел эти ролики как материал для исследования, поэтому ни радости от просмотра, ни апатии, ни отвращения — это был вынужденно безэмоциональный просмотр», — делится с GQ своими ­наблюдениями Зотов.

Автор исследования заметил, что ориентализм виден в каждо­м кадре — экшен происходит исключительно среди барханов и мечетей, то есть на территории, которая на Западе ассоциируется с Востоком. ИГ* копирует не только старые клише, но воспроизводит культурные коды современности.

«В источниках исламского права нет установки, что врага нужно казнить изощренным образом, нет акцента на по­казательных формах жестокости. ИГ* исхитряется, чтобы не повторять однотипные сцены убиения. Вот в Иране геев уже которое десятилетие стабильно вздергивают на строительном кране, а в игиловской калейдоскопичности форм умерщвления людей нет духа Корана», — рассказывает ­Салман Север.


«Брат мой, просыпайся скорее», «Мы будем двигаться вперед к совершенству», «Когда начинается война, мы бежим на нее» — говорят сами за себя названия треков лейбла Ajnād Foundation, который с 2013 года в халифате ответственен за идеологически верный саунд. Нашиды — это мужские песнопения без сопровождения музыкальных инструментов, так как их использование не допускается религией. Тем не менее в соцсетях полно треков, смонтированных под танцевальную музыку типа трэпа или дабстепа.

Молодежное подражание назвали jihadi cool. В нулевые образ джихадиста стал популярнее, чем гангстера из черного района. На селфи западных тинейджеров появились хиджабы, в России отголоском стало увлечение чеченским бардом Тимуром Муцураевым и паблик «Скинхеды & моджахеды», в котором пользователи лайками определяли, чье фото «няшнее» — национали­ста или исламиста.

Подборки игиловских гимнов на арабском, английском, французском, немецком, русском и турецком языках, несмотря на регулярные зачистки, по-прежнему есть на YouTube, «ВКонтакте» и SoundCloud. Песни продюсировал ныне покойный гангста-рэпер Денис Кусперт по прозвищу Дезо Догг, а лирику сочиняет сирийская поэтесса Ахлям ан-Наср. В 2011 году она прославилас­ь призывами свергнуть сирийск­ого президента Асада. Девушку официально признали певицей джихада, ведь для арабов владение словом — это добродетель и почетное искусство.

Несмотря на афроамериканские корни, музыкальной подмогой выступает и рэп. Если ввести в поиск jihadi rap videos, то в десятках видео в духе МТV-клипов поездку на Ближний Восток рекламируют как веселое сафари. На баттлах в арабском мире читают и за ливанскую «Хезболлу», и за египетских «Братьев-мусульман»*: эмси обличают тиранов, прославляют Пророка и призывают к борьбе. Если джихадистские рэперы могут призвать к праведному ­образу жизни лишь на YouTube, то в том же Тунисе могут спокойно клубиться салафитские рэперы, ратующие за возвращение к корням мирными ­средствами.


Фильмография ИГ* не ограничивается боевиками. Например, в ленте «Щебет моджахедов» мирные жители рассказывают, как они довольны провозглашением халифата. Никогда прежде группировки не могли рассказать о гражданских успехах, а тем более упаковать их в симпатичную форму. Британского журналиста Джона Кэнтли, в отличие от его товарища Фоли, решили не убивать — он стал ведущим программы «Одолжите ваши уши». В первых выпусках он вслед за суфлером клеймил империализм. Затем, гуляя по Мосулу и другим оккупированным городам, расспрашивал жителей, как им классно живется при шариате. Возможно, это проявление стокгольм­ского синдрома — сестра заложника заявила, что он верит многому из того, о чем говорит. А может, Кэнтли правда в это поверил.

* Организация, запрещенная в РФ.

Дмитрий Окрест

Источник: gq.ru, 27.01.2017


Террористическая организация ИГИЛ взяла на вооружение средства воздействия из компьютерных игр и западных сериалов, чтобы вербовать бойцов через интернет. «Они исключительно умело используют пропаганду и другие способы воздействия, знакомые и привычные для молодежи», — говорят представители службы безопасности норвежской полиции.

В 2016 году уже не осталось сомнений в том, кто представляет собой самую большую угрозу нашему образу жизни.

С тех пор, как ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в РФ — прим. ред.) всерьез зашевелилась в Сирии в 2013 году, образ врага стал предельно очевиден. Самая большая угроза — это ИГИЛ. Барак Обама, самый могущественный человек в мире, заявил недавно о своих опасениях, что ИГИЛ может использовать ядерное оружие.

Они бескомпромиссны, безжалостны и фанатичны. Они убивают своих врагов чудовищными способами и называют это священной войной.

Несмотря на то, что ИГИЛ — организация отвратительная, она вербует в свои ряды молодежь со всего мира.

«ИГИЛ исключительно умело использует пропаганду и другие способы воздействия. Они используют язык, который молодежи абсолютно знаком, который до нее доходит», — говорит директор аналитического отдела Службы безопасности норвежской полиции (PST) Юн Фитье Хоффманн (Jon Fitje Hoffmann).

Но как им это удается? Норвежский режиссер Стефан Фальдбаккен (Stefan Faldbakken), номинировавшийся в свое время на премию «Оскар», внимательно следит за новостями о террористической организации.

«Меня это очень интересует. То, как они используют всю нашу поп-культуру против нас и говорят при этом „уничтожайте западную культуру". Они тотально переворачивают все с ног на голову. Я считаю, что в художественном отношении это очень любопытно».

Террористические организации используют пропаганду как средство воздействия так долго, что никто не сможет вспомнить, когда это началось. Но ИГИЛ отличается от других террористических организаций, говорит Фальдбаккен.

Различие — в том, что ИГИЛ предстает как крутая организация.

«В Интернете все дело в правдоподобии. Если ты сделал нечто и занимательное, и интересное, это хорошо. Если это выглядит продуманным, как будто это было создано в какой-то медиа-группе или что-то в этом роде, то это не сработает. Первая альтернатива всегда будет лучше. И ИГИЛ неоднократно показывала, что владеет этим в совершенстве».

Его поддерживает PST, которая указывает на огромную разницу между ИГИЛ и, например, «Аль-Каидой».

«Сравните это с обычной пропагандой „Аль-Каиды", — когда бородатый мужик сидит и в течение часа говорит на арабском, — такое не цепляет».


Режиссер Фальдбаккен сидит в офисе NRK в Мариенлюст (Marienlyst) и показывает некоторые из пропагандистских видео, которые он отловил.

Одно из них — видеоинструкция о том, как детей учат становиться солдатами ИГИЛ. Детей обучают Корану, а в следующем кадре их отправляют на учебное задание. Все задания заканчиваются одинаково: казнью врага.

То, что ИГИЛ, обучая детей, превращает их в солдат, — никакая не новость. Фальдбаккена интересует то, как сделано видео.

«Это просто здорово, просто-напросто здорово», — восклицает он, пока мы смотрим видео на мониторе его компьютера.

Слышать это, возможно, немного странно, поскольку речь идет о видео, в котором детям поручают убивать других людей, но Фальдбаккен имеет в виду производство видео. Кадры — безукоризненные, монтаж — живой и полон действия. Киноязык похож на тот, который можно увидеть в серии экшн-сериала «24».

«Я бы разделил фильмы на две категории. С одной стороны, фильмы с чистейшей воды похвальбой, в них показывается, как ИГИЛ крушит своих противников. В них вы видите, как враги сами роют себе могилу, как их казнят. Враги говорят, что не понимают, что с ними произошло, что ИГИЛ имеет мощное войско и так далее. Это чистая тактика запугивания, основная мысль которой: Бог на нашей стороне».

«Другая категория — это в гораздо большей степени чисто пропагандистские фильмы. Они похожи на фильмы о путешествиях, которые должны продемонстрировать, до чего же все в Исламском государстве здорово».

— То есть, «приезжайте к нам в халифат»?

— Да, именно.


Но медиа-дом «Исламского государства» выпускает не только видео. Потому что видео — не самый лучший способ достучаться до молодежи, считает Юн Като Лорентцен (Jon Cato Lorentzen), создающий компьютерные игры.

«Они используют игры, потому что это арена, где можно встретить молодых. Если вы всерьез занимаетесь маркетингом и хотите достучаться до какой-то целевой группы, вы пытаетесь быть там, где они. Это мантра рекламной отрасли», — говорит Лорентцен.

Создатель игр говорит, что ИГИЛ весьма поднаторела в использовании игр, эстетики игры и игровых средств воздействия в своей пропаганде. Один из примеров — чешская «стрелялка». В данном случае сведущие члены ИГИЛ вошли в игру и изменили ее части — теперь можно играть от лица воина ИГИЛ.

«Есть множество игр на военные темы, которые ИГИЛ может изменить. Эти игры частично открыты, то есть ты можешь монтировать, режиссировать и придумывать историю на основе той идеи, которую ты хочешь распространить.

Например, ты заходишь в игру и находишь сам файл, где есть американский флаг. И можно добавить другой флаг — например, черно-белый флаг ИГИЛ.

— А с точки зрения программирования это несложно?

— Это стало так просто, что практически кто угодно может это сделать. Достаточно просто посмотреть несколько роликов на Youtube и немного погуглить. Любой средний продвинутый подросток вполне с этим справится.

— Но, если это так просто, почему же это делает только ИГИЛ?

— В ИГИЛ многие выросли на Западе. Так что немало членов организации хорошо знакомы с программным обеспечением, играми и фильмами, и эти знания у них всегда с собой. Возможно, что в других террористических организациях нет такого количества людей из самых разных стран, как в ИГИЛ. Потому что, если в организации — только местные, возможности ее ограничены.

Когда вышли первые игры из серии Medal of Honor, в игре, рассчитанной на нескольких игроков, можно было играть за Талибан. Но в окончательной версии эту опцию пришлось устранить, потому что в соцсетях стали появляться ролики, на которых талибы убивали американских солдат. И тогда Талибан заменили на фиктивную террористическую организацию.

Это был выбор американской компании компьютерных игр Electronic Arts, одной из крупнейших в мире. Они, да и многие другие, понимают, что игра — превосходная арена для занятий пропагандой.

Да они и сами это сделали.

«У вас есть бесплатная игра, которая называется „Армия Америки" (Americas Army). Это онлайн-игра, которая создана исключительно для того, чтобы вербовать молодых людей в американскую армию. Рекламная такая игра. Так что в использовании игр в маркетинге нет ничего необычного», — говорит Лорентцен.

«Если уж совсем глубоко копать, то речь идет о маркетинге. ИГИЛ — организация, которая хочет привлечь к себе молодежь, которая ищет смысл жизни. И они работают на рынке, исходя из этого».

Медиапродукция ИГИЛ прежде всего рассчитана на социальные медиа. Тут ИГИЛ всех своих врагов посылает прямиком в нокаут.

Режиссер Фальдбаккен внимательно следит за аккаунтами ИГИЛ в соцсетях. Он просто потрясен тем, что им удается делать.

«ИГИЛ в соцсетях чувствует себя, как рыба в воде. Они их знают от и до. Они никогда не зацикливаются на чем-то одном, они — не отдел маркетинга в какой-то компании, которой вдруг понадобился Twitter.

Волна социальных медиа, которая накатила на Норвегию после того, как популярность Facebook стала снижаться, изменила тактику маркетинга предприятий и фирм. Поскольку язык в интернете меняется с чудовищной быстротой, предприятия пытаются соответствовать этим изменениям. Они должны знать, что они будут выкладывать в сеть, они должны знать, как они будут это презентовать, и они должны знать интернет-язык. И все, кто с этим сталкивался профессионально, знают, что подделать это очень трудно.

Ты либо это умеешь, либо нет. А ИГИЛ умеет.

— Там полно людей, которые выросли на телеиграх, Twitter, Facebook и Youtube. На всей этой интернет-культуре. Они прекрасно знают, как надо отвечать, и как надо делать мемы. Я думаю, что они даже об этом не задумываются, просто они такие.

— А как вы думаете, в ИГИЛ есть собственный отдел социальных медиа?

— Они знают, что это клево. Они знают, что это просто замечательно выпускать своих солдат в социальные медиа. И они могут выкладывать фотографии и ролики прямо оттуда, где что-то происходит. И они знают, что то, что они размещают, не будет считаться какой-то скандальной ошибкой, поскольку они борются на одной и той же стороне.

PST говорит, что они тоже обращали внимание на то, на что указывает Фальдбаккен. А он знает, в свою очередь, что пропаганда — одно из лучших видов оружия ИГИЛ в борьбе с Западом.

— Насколько важна пропаганда для ИГИЛ?

— Я думаю, очень важно то, что у них есть, к чему призвать молодежь. Чтобы молодежь стала проявлять любопытство и подумала, что это круто. Это может быть первой встречей с их пропагандой. Мы видим, что это сочетается с другими видами воздействия, поэтому надо учитывать все виды воздействия на молодежь, — говорит аналитик Хоффманн.

Он знает многочисленные примеры, когда ИГИЛ заимствовало популярную культуру Запада и переворачивало ее с ног на голову для того, чтобы лучше донести свою основную мысль.

«ИГИЛ занимается пропагандой на очень многих языках, вместе с тем она использует язык, который молодежь понимает. Например,YOLO (You Only Live Once) превращается в YODO (You Only Die Once). Так что, иными словами, они очень способные люди, и в плане драматургии, и в плане техники».


• Исламистская мятежная группировка в Ираке и Сирии, борющаяся за создание суннитского государства (халифата).

• Своими корнями уходит в группировки мятежников-суннитов, возникшие в Ираке после начала вторжения под руководством США в 2003 году.

• В 2006 году несколько группировок объединились и создали «Исламское государство Ирака» (ИГИ).

• Когда первоначальный лидер был убит в 2010 году, новым лидером был провозглашен Абу Бакр аль-Багдади.

• Через год группа распространила свою деятельность на Сирию, а в 2013 году изменила название на «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ).

• Летом 2014 года ИГИЛ провозгласила всемирный халифат под названием Исламское государство (ИГ) и после этого взяла под свой контроль большие территории в Северном Ираке и Сирии.

• В Ираке ИГИЛ обеспечила себе доступ к нефтяным месторождениям и большому количеству вооружений правительственных войск.

• Военизированные группы исламистов по всему миру присягнули на верность ИГИЛ, которая сегодня утверждает, что основала свои «провинции» в 14 странах, в том числе Ливии.

• Коалиция под руководством США начала в сентябре 2014 года воздушную войну против предполагаемых объектов ИГИЛ в Сирии и Ираке, Россия направила боевые самолеты в Сирию осенью 2015 года.

Даниэль Эриксен

Источник: NRK, 14.06.2016