Как устроена российская система компенсаций материального вреда

Остаться на всю жизнь без руки стоит 70 тысяч рублей, без ноги — 80 тысяч, а потерять близкого — 150 тысяч. По крайней мере, так оценивают человеческие страдания российские суды. Юристы давно бьют тревогу: никакой логики, никаких правил, кроме одного негласного — беречь казну и слишком много не присуждать. Как устроена система компенсаций и что предлагают сделать специалисты, чтобы жизнь в нашей стране стоила все же дороже «айфона», выяснял «Огонек».

В ноябре 2015 года Дмитрий Демидов шел в детский садик к дочке на утренник. По дороге заглянул в магазин и там что-то не поделил с капитаном полиции Андреем Артемьевым. Полицейский, как потом выяснит суд, был пьян и вообще страдал алкоголизмом, о чем начальство знало. Он притащил Демидова к себе в отделение полиции и там, как установил суд, случайно застрелил. Капитан получил небольшой срок — год и девять месяцев общего режима и уже вышел на свободу. А мать убитого пенсионерка Наталья Зверева до сих пор пытается отсудить у государства компенсацию морального вреда для себя и внучки, у которой Демидов был единственным кормильцем.

Просила 4 млн, но Замоскворецкий суд снизил сумму до 150 тысяч рублей (почти в 27 раз), потому что такой размер компенсации «отвечает характеру нравственных страданий, обстоятельствам дела, требованиям разумности и справедливости». Потом Мосгорсуд оставил решение в силе. Дело для российских судов обычное: жизнь человека здесь могут оценить и гораздо ниже. Необычна реакция Верховного суда, до которого дошла-таки мать убитого. Под занавес 2019 года коллегия по гражданским делам отменила решение и вернула дело на рассмотрение в Мосгорсуд. Формулировка примечательна: «Суд первой инстанции не привел мотивы и не обосновал, почему он пришел к выводу о том, что сумма 150 000 рублей является достаточной компенсацией причиненных ей (Зверевой.— https://rospres.site) ответчиком нравственных страданий».

Юридическое сообщество замерло в напряженном ожидании. Многие считали, что теперь-то Зверевой выплатят все в полном объеме, но нет: 17 января Мосгорсуд оценил жизнь Дмитрия Демидова… в 500 тысяч рублей. И это еще неплохо.

— Уверена, таких жалоб на низкие размеры компенсаций до Верховного суда доходит много, но вмешиваются высокие инстанции крайне редко. И эти редкие вмешательства ситуацию пока глобально не изменили,— разводит руками Ирина Фаст, председатель комиссии Ассоциации юристов России по определению размеров компенсации морального вреда.

Очевидный вред

Чтобы не запутаться, надо отметить, что в России есть три разных вида компенсации, на которые могут рассчитывать родственники погибшего или человек, потерявший здоровье. Юридически они квалифицируются как возмещение материального вреда, морального вреда и компенсация сверх возмещения вреда. Иногда, если дело резонансное, к ним еще прибавляются выплаты из федерального или регионального бюджета (для этого каждый раз принимают отдельное постановление правительства; чтобы получить эти бюджетные деньги, судиться не нужно). Как это работает? По-разному. Иногда и вовсе не работает.

Самая простая история касается компенсаций сверх возмещения вреда: их размеры и ситуации четко прописаны в законе и зависят от того, где человек погиб или пострадал. Так, в 2013 году в Градостроительном кодексе появилась норма, обязывающая собственника компенсировать ущерб от конструктивных нарушений зданий или их неправильной эксплуатации, если это нанесло вред людям. Такса четкая: 3 млн рублей родственникам погибшего, 1 млн пострадавшему. Аналогичная норма действует на стройках и направлена на защиту строителей. Правда, «автоматом» это не всегда действует — ради вполне однозначно прописанных сумм часто приходится судиться.

Как правило, исход позитивный, но так происходит отнюдь не во всех случаях. Вот пример: известная трагедия лета 2015 года — в Омске обрушились казармы, 24 солдата-срочника погибли, 21 попал в больницу.

— Один из пострадавших Рустам Набиев потерял обе ноги и обратился к нам. Но в первых двух инстанциях мы проиграли,— рассказывает Ирина Фаст, как адвокат она специализируется по делам о компенсациях.— Суд счел, что, поскольку Министерство обороны выплатило Набиеву более 2 млн рублей (он получил страховку как военнослужащий), то таким образом право на компенсацию им уже реализовано. Поэтому в получении 1 млн сверх компенсации вреда от министерства как собственника здания ему отказали. Понять такое решение невозможно, ведь все прописано в законе. В общем, судимся дальше — впереди рассмотрение уже в другой инстанции.

Но в таких или похожих ситуациях понятно, что к чему: нормы прописаны и действуют. А вот что такое моральный вред в российской судебной системе — загадка. Вообще-то он призван деньгами компенсировать самого разного рода нравственные страдания. Список огромный. В нем и моральные травмы от необратимой утраты (увечья, гибели родственника), и страдания физические (например, от побоев или пыток), и унижения, связанные с незаконным лишением свободы (уголовным преследованием, незаконным увольнением), и даже переживания, вызванные нарушением авторских прав.

— Типизировать или составить детальный перечень невозможно, но общее безусловно есть: речь идет о том, что применение института компенсации может хотя бы частично восполнить баланс утраченного и возможного. Конечно, человеку, потерявшему ногу, никакая сумма эту потерю не вернет. Но, если компенсация присуждена на достойном уровне, он может получить хорошее образование или, скажем, купить более удобную квартиру. То есть баланс будет частично восстановлен,— объясняет директор юридического института «М-Логос» Артем Карапетов.— Это вовсе не современные новации, еще Аристотель ввел понятие корректирующей справедливости, а через Фому Аквинского оно вошло в европейское право. Право должно восстановить нарушенный баланс. Другое дело, что при возникновении материальных потерь размер возмещения, обеспечивающий корректирующую справедливость, определить достаточно легко — сколько убыло, столько и должно быть возмещено. Вопрос в том, как определить, достаточна ли компенсация в ситуациях, когда речь идет о моральных страданиях. В России это решает судья — считается, что он это делает, сообразуясь с «требованиями разумности и справедливости».

Кто так считает — не понятно. Как формируются «требования разумности» — не ясно. А на деле часто случается, как с убитым в отделении полиции Демидовым.

От 5 тысяч до 15 миллионов

— Моральный вред в наших судах истцу очень часто приходится доказывать и обосновывать, в какую конкретно сумму ему это отлилось. Приносить, например, справки из больницы, что была бессонница, что к психологу обращался, то есть все сводится к материальному вреду, к тому, сколько человек потратил,— констатирует профессор факультета права НИУ ВШЭ бывший федеральный судья Сергей Пашин.— Дело в том, что у нас не воспитали отношение к жизни и здоровью человека как к величайшей ценности. На Западе есть представление о так называемой гедонистической ценности жизни, грубо говоря, на какую сумму человек мог бы получить удовольствий, если бы он был жив и здоров. А у нас в основном ориентация на заработок, сколько бы он мог заработать, если бы был здоров. Это две совершенно разные логики.

Эксперты отмечают важную деталь: для России это пока еще неведомая сфера — в советском праве никакого морального вреда вообще не было («Считалось, что невозможно оценить боль и страдания материально и вообще для советского человека деньги не главное»,— поясняет Артем Карапетов), и только в начале 1990-х, когда считать деньги в нашей стране снова стало прилично, понятие морального вреда в гражданском законодательстве появилось. И в этом плане российское законодательство пришло в соответствие с общепринятыми в европейском праве подходами, которые допускают возмещение морального вреда как минимум, когда речь идет о посягательствах на жизнь, здоровье и иные личные права граждан. С той поры прошло уже почти 30 лет, но дискуссия об определении достойного уровня компенсации продолжается.

— В некоторых случаях материальные убытки могут попросту отсутствовать, а жизнь человека при этом сломана навсегда. Возмещение морального вреда позволяет хотя бы в некоторой степени компенсировать страдания,— говорит Артем Карапетов.

«В некоторой степени» — это как измерить? Отсутствие четких критериев и методик расчета — ключевая проблема. По статистике судебного департамента Верховного суда РФ, компенсация морального вреда за 2018 год составляла в среднем 82 тысячи рублей (тут в одну кучу свалены и легкие повреждения, и тяжелые), в первой половине 2019-го — 84 тысячи.

За летальные случаи (по статистике Ассоциации юристов) в РФ платят в среднем 100 тысяч, за инвалидизацию — 110–120 тысяч. Немудрено, что в юридической среде стало расхожим выражение «жизнь по цене айфона».

Кроме того, в России привилась и особая практика при рассмотрении вопросов о выплатах за моральный вред, смысл которой укладывается в нехитрый постулат «беречь казну». Ирина Фаст в качестве подтверждения этого приводит множество примеров и поясняет: «Если ответчик — государство или структура с госучастием, большие компенсации обычно не взыскивают».

— Существует общая установка: не разорять казну, экономить на людях,— признается бывший судья Сергей Пашин.— Люди у нас нищие, и считается, что им присуждают более или менее сносные деньги.

Самая крупная сумма компенсации морального вреда в новейшей российской истории была присуждена в 2015-м: Санкт-Петербургский университет заплатил 15 млн Ирине Разиной, чей ребенок родился инвалидом и через два года умер из-за врачебной ошибки при приеме родов.

— Мы верили, что это минимальная сумма, которая отражает степень моральных страданий,— объясняет защищавшая пострадавших в суде Татьяна Микони, адвокат «S&K Вертикаль».— Надеялись, что это дело будет иметь превентивную функцию и изменит ситуацию в будущем. Но та петербургская судебная победа так и осталась единичной, никакого роста компенсаций за гибель детей от медицинских ошибок после этого так и не произошло.

— Есть сложившаяся колея, выйти из которой судьи не рискуют. Ведь показатель эффективности их работы — коэффициент отмены решений в вышестоящих инстанциях. И логика простая: если другие судьи назначали за такое увечье компенсацию 200 тысяч и никто эти решения не отменил, то зачем я буду назначать 10 млн? Проще поступить как все,— считает Артем Карапетов.

— В вопросе, какие компенсации присуждать, тон задает областной или краевой суд,— подтверждает Сергей Пашин.— Поэтому в разных регионах дела обстоят по-разному. Одно дело Сибирь — там платят поменьше. Другое дело Краснодар — там побольше.

Свои традиции подсчета компенсаций складываются даже в конкретных учреждениях.

— Когда мы выбираем, куда обращаться по подсудности, то смотрим на практику в данном суде,— признается Ирина Фаст.— Объемы компенсации в аналогичных случаях могут различаться в разных судах и в пять, и в 10 раз.

— В 2018 году суды общей юрисдикции присуждали за аналогичные правонарушения компенсацию вреда от 50 тысяч до 600 тысяч рублей. То есть в похожих ситуациях размер компенсации различался в 12 раз! — констатирует член Совета Федерации Ирина Рукавишникова.

Она не просто сенатор, но еще и доктор юридических наук. Прошлым летом на площадке верхней палаты парламента Ирина Рукавишникова собрала практикующих юристов, правоведов, представителей Верховного суда, чтобы обсудить абсурдную ситуацию с моральным вредом и придумать какую-то общую методику по его расчету. Комиссия экспертов пытается ее разработать и собирается представить затем в Совет Федерации на круглом столе в конце марта. Если все «срастется», сенаторы и юристы направят выработанные рекомендации в Верховный суд.

— Невозможно сформировать математические алгоритмы расчета или определить твердые тарифы. Их введение противоречило бы принципу независимости судей при принятии судебных решений. Но, однозначно, должны быть установлены какие-то ориентиры,— убеждена Ирина Рукавишникова.

Мера страданий

Первую методику расчета морального вреда разработал еще в 1994 году российский профессор-правовед Александр Эрделевский. За основу он взял 720 минимальных размеров заработной платы, как сумму, которую средний гражданин зарабатывает за 10 лет. И, применяя к этой цифре разные коэффициенты, составил целую таблицу разных видов морального вреда. Например, незаконное увольнение в таблице соответствует 72 МРОТ, а осуждение невиновного — 288 МРОТ. Все это надо умножить на коэффициенты, соответствующие степеням вины причинителя и потерпевшего, особенностям потерпевшего и т.п., а на выходе получить сумму.

В российской юриспруденции разработка, правда, не прижилась. Зато украинский Минюст методику Эрделевского принял и применял — с 2010 по 2016 год. Ее сильно критиковали за произвольность некоторых критериев и за то, например, что она устанавливает верхнюю границу компенсации, хотя закон никаких верхних границ не предполагает. Но отменили не из-за этих во многом технических претензий, а по политическим мотивам — когда российско-украинские отношения окончательно испортились.

«Мою таблицу до сих пор продолжают использовать крымские суды»,— рассказывает сам Александр Эрделевский. И указывает на занятную конкретику в свежих новостях из Крыма. Вот Евпаторийская горбольница выплатила родителям 2 млн рублей из-за смерти дочери, вот больница в Симферополе должна заплатить 3,3 млн за то, что сделала трехлетнюю девочку инвалидом. Совсем не тот порядок сумм, что в Москве или Нижнем Новгороде.

Однако, хотя разработка Эрделевского «на ходу», решено все-таки обобщить идеи разных правоведов (в том числе зарубежных) и создать новую методику, которая устроит всех и ни у кого не вызовет сомнений.

— Тут самый главный вопрос, откуда взять исходную сумму. Моральный вред — такая область, в которой не существует рынка, нет объективных критериев оценки. Потерпевший не может обосновать суду, насколько он субъективно ценит свой глаз или за какую сумму он готов прожить с одной почкой,— рассуждает Артем Карапетов.— Кроме того, надо понимать, что ответчики зачастую тоже небогатые люди. Основная масса компенсаций морального вреда в России связана с ДТП. Если человека, сбившего пешехода, присудить к выплате потерпевшему 30–40 млн рублей, он этого никогда не выплатит. А поскольку у нас в стране даже процедура личного банкротства не освобождает от обязательств по компенсации морального вреда, он будет в долгах до конца своих дней.

В общем, надо соблюсти какой-никакой баланс. На какой основе он может сложиться?

— Мы провели социологические опросы среди российских юристов и простых граждан, посчитали среднюю для многих европейских стран компенсацию за самые тяжкие виды вреда здоровья (обычно здесь фигурирует тетраплегия — полный и пожизненный паралич рук и ног) с поправкой на паритет покупательной способности и в итоге посчитали, что для сценария тераплегии разумный базовый размер компенсации составляет 4,5 млн,— излагает суть метода Ирина Фаст.— Эту сумму мы берем за основу и добавляем поправочные коэффициенты. Один связан со степенью вины: человек мог быть не виноват в причинении вреда (например, сбить пешехода ночью вне пешеходного перехода), мог проявить неосторожность, преступную неосторожность или иметь злой умысел. Другой коэффициент связан с личными особенностями пострадавшего. Скажем, сломанный нос для боксера и для фотомодели должен иметь разную цену.

Если ответчик — организация или государство, то сумма увеличивается. Это важно, потому что вторая функция выплаты морального вреда — превентивная.

— Незначительные суммы компенсаций не работают на предупреждение причинения морального вреда,— объясняет сенатор Ирина Рукавишникова.— Всем известна зарубежная практика удовлетворения многомиллионных исков, связанных с возмещением вреда крупными мебельными производителями, компаниями общепита. Этот институт должен мотивировать бизнес не только стремиться улучшать потребительские качества своего товара, работы, услуги, но и заботиться об их безопасности. Речь сейчас идет о формировании ориентиров в денежном выражении, в том числе с учетом того, чтобы и самому нарушителю, и всему обществу, бизнесу в том числе, «неповадно было» нарушать.

Не обернется ли такая практика «потребительским экстремизмом» и попытками недобросовестного обогащения? Эксперты признают: такая вероятность существует, но на то и суд, чтобы вникнуть во все детали дела.

— Возьмем самую известную историю, про женщину в США, которая пролила на себя горячий кофе в «Макдоналдсе» и отсудила несколько сотен тысяч долларов (кейс Стеллы Либек). Там все не так просто, как любят говорить,— рассказывает Артем Карапетов.— Кофе действительно был очень горячим, и пожилая женщина пролила его в область промежности и получила такой ожог, что ей потребовалось серьезное лечение и пересадка кожи. Более того, было доказано, что в «Макдоналдсе» знали об этой проблеме, знали, что кофе из кофемашин выходит слишком горячим. В компанию регулярно поступали жалобы из-за ожогов. Но там провели совещание и решили, что им проще возмещать вред редким пострадавшим, чем менять десятки тысяч кофемашин по всему миру. Вот их и решили наказать крупной компенсацией.

В России, впрочем, даже самые громкие происшествия не приводят к показательно большим компенсациям морального вреда. А по сравнению с компенсациями, принятыми в Европе и США,— деньги мизерные.

Как отмечает Артем Карапетов, в таких странах, как Германия, Франция, Италия, Великобритания для сценария тетраплегии компенсация морального вреда составляет от нескольких сотен тысяч до 1 млн евро. Для сравнения в России типичная компенсация морального вреда для сценария тетраплегии обычно не более 10 тысяч евро — даже с поправкой на покупательную способность разрыв колоссальный. Размеры российских компенсаций много ниже того, что присуждают и в таких странах, как Польша, ЮАР, Израиль…

— Это бизнес, у него такая логика: если стоит выбор заплатить 500 тысяч за смерть человека или потратить 100 млн на модернизацию системы пожаротушения, он выберет более дешевое решение,— считает Ирина Фаст, которая знает, о чем говорит, ведь именно она ведет дела родственников погибших в другом страшном пожаре — в «Зимней вишне».

Вскоре после этой трагедии судья Конституционного суда РФ Гадис Гаджиев написал колонку, где призвал повысить ответственность для собственников торгово-развлекательных центров. «Они должны выплачивать компенсацию за смерть ребенка в размере 50 млн рублей. Только в этом случае, зная про такое имущественное возмещение, бизнесмены вспомнят о своей конституционной ответственности»,— отметил юрист.

— На эту сумму пострадавшие и ориентировались, когда подавали иски о компенсации морального вреда,— объясняет «Огоньку» Дмитрий Малинин, кемеровский адвокат, оказывающий бесплатную юридическую помощь пострадавшим в «Зимней вишне».— Гаджиев называл сумму, которая должна стать заградительным барьером для нарушителей пожарной безопасности. Ведь смысл компенсаций — предотвратить такие трагедии в будущем. Мы идем с заявлением о взыскании ущерба к работодателям осужденных по делу. Среди них будут ОАО «Кемеровский кондитерский комбинат» и казна Российской Федерации, так как на скамье подсудимых — пожарные.

В действительности, правда, адвокаты не очень-то верят в присуждение больших сумм даже по такому громкому делу. «Зачастую судья принимает во внимание, что люди уже получили другие компенсации, и снижает сумму морального ущерба»,— констатируют эксперты, но призывают все же дождаться результата: вопрос о моральном вреде по «Зимней вишне» будет решаться не раньше лета, до этого судьи должны вынести приговор по уголовному делу.

А пока в судах решение по компенсации не принято, юристы призвали на помощь социологов, чтобы оценить общественные ожидания: какое решение люди сочли бы справедливым в кейсах о моральном вреде? Был проведен телефонный опрос (участвовали 600 респондентов из 70 городов РФ в рамках исследования Ассоциации юристов России совместно с Финансовым университетом при правительстве РФ), в котором предлагалось оценить семь разных случаев и назвать справедливую компенсацию. В среднем получилось 8,77 млн рублей (в случае утраты жизни). Похожий опрос провел и Артем Карапетов на юридическом сайте Zakon.ru (участвовали 1200 юристов). Там были другие модельные ситуации, но величина «справедливой компенсации» в случае тяжкого вреда здоровью оказалась близкой — от 3 до 10 млн. По опросам получается: существующий порядок и уровень присуждаемых судом выплат не устраивают ни граждан, ни юристов.

Примечательно, что 96 процентов профессионалов на сайте Zakon.ru уверены, что присуждаемые в российских судах компенсации морального вреда следовало бы повысить (76 процентов выступают за радикальное повышение, 24 процента — за существенное). И только 4 процента опрошенных считают, что все в порядке. Быть может, это как раз работники российских судов?