Последний из могикан - Юрий Андропов

К ноябрю, когда он стал Генеральным секретарем после смерти Леонида Брежнева, родилась легенда об Андропове. О нем рассказывали, что он элегантно одевается, тихо говорит, живёт скромно, обожает коньяк, понимает английский, играет в теннис, любит джаз и не чужд либеральным идеям, включая поддержку экономических реформ и противодействие вторжению в Афганистан. Никто бы не удивился, если бы о нём написали, что он может ходить по канату, играя на скрипке лучше, чем Хейфец.

Когда я посетил Москву вскоре после его восхождения к власти, у меня возникло желание попытаться составить образ Андропова. Мне повезло не столкнуться с трудностями, которые обычны для журналистских расследований в СССР и моё желание практически осуществилось. Москва напомнила мне о Кембридже в Массачусетсе, сразу после избрания Джона Кеннеди. Многие из тех, кто играл ключевую роль в создании позитивного образа Андропова, принадлежат к «новому классу» интеллектуалов, ученых и журналистов, хорошо известных западным людям. Впервые с самым плодовитым создателем Андроповианы я столкнулся на небольшом завтраке, который американский посол Артур Хартман дал в Спасо-Хаусе.

Почетным гостем был Рой Медведев, седовласый, румяный мужчина лет пятидесяти, с лазурно-голубыми глазами и мягкими чертами лицами, которыми она напоминает Бориса Пастернака в последние годы. По советским меркам Медведев живет в необычном состоянии — неподходящий и странный. У него нет постоянной работы. Он описывает себя как «независимого марксиста» и «евро-коммуниста». Он издаёт на Западе книги, которые пишет в сотрудничестве со своим братом-близнецом Жоресом — он биолог и живёт в Великобритании. В одной из книг он в резких тонах критикует Сталина. В другой слабо хвалит Хрущева. Третья книга — коллекция самиздата, произведений, тайно изданных в Советском Союзе. В середине семидесятых у него были проблемы и он перемещался по Москве скрытно, иногда носил парик для маскировки. Где-то в этот период он стал активным сторонником Андропова. Теперь он пользуется его защитой. «Если бы у него не было покровителя, — заметил один американский эксперт в России, — он был бы уже в сумасшедшем доме».

На завтраке посла Рой Медведев в течение пары часов безостановочно говорил о внутренней политике, которая привела Андропова из кресла главы КГБ к посту Генерального секретаря за несколько месяцев. Пару дней спустя, чтобы проверить эту историю, я вместе с Дуско Додером из «Вашингтон пост» отправился к Медведеву в его квартиру. Он живет на пятом этаже здания без лифта в отдалённой северной части города — московского эквивалента Бронкса. В доме было отключено электричество, но у него на столе была свеча, и он дал мне фонарик, чтобы я мог делать пометки. Во время разговора он, в основном, говорил то же, что и на завтраке у посла, но с большим количеством подробностей. Хотя его рассказ не обязательно правдив, и, возможно, даже был придуман в КГБ, он увлекателен и всеобъемлющ. В нём много правдивых эпизодов и он не является неправдоподобным по своей сути. Таким образом, следующая хроника карьеры

Генеральный секретарь родился в 1914 году в маленьком городке на Кавказе. Мать его отца была еврейкой, и этот факт был использован против него в борьбе за лидерство в партии. Его отец был служащим на железной дороге и происходил из семьи с несколько более высоким социальным статусом, чем у Брежнева, Хрущева или Сталина, хотя и не с таким высоким как у Ленина. Первая политическая деятельность Андропова была в комсомольской организации в Поволжье. Когда он был подростком, он переехал в Петрозаводск, в Карелию, неподалеку от финской границы. Когда ему было двадцать шесть лет, Андропов был первым секретарем областной комсомольской организации. В тридцать три года он был вторым секретарем Партии Карело-Финской Республики и был протеже Отто Куусинена, финского коммуниста, который стал главой республики после непродолжительной работы в качестве главы марионеточного коммунистического правительства Финляндии во время Зимней войны 1939–40 гг. Куусинен привез Андропова в Москву в 1951 году в качестве инспектора в секретариате партии.

Большие неприятности настигли Андропова два года спустя, сразу после смерти Сталина. Георгий Маленков, сменивший Сталина на посту премьер-министра и партийного секретаря, сражался с Хрущевым за контроль над партийной организацией. Чтобы укрепить свои позиции, Маленков хотел сместить Первого секретаря партии в Литовской Республике. Андропов должен был написать отчёт об этом человеке, и Маленков дал ему понять, что он хотел отчёт, в котором было бы описано большое количество недостатков. Вместо этого Андропов описал литовского секретаря честно и открыто, в позитивных выражениях. В качестве наказания Маленков сослал Андропова в Будапешт. Так он оказался послом в 1956 году, когда вспыхнуло Венгерское восстание.

Медведев не подтвердил информации о роли Андропова в Венгерском восстании, о которой сообщали многие беженцы. Он не подтвердил слухов о том, что Андропов обманул многих венгров, которые якобы обращались к нему за помощью, а затем были переданы оккупационным русским войскам. Медведев отметил, что, будучи послом, Андропов привлек внимание и завоевал восхищение у различных советских лидеров, включая самого Хрущева и Михаила Суслова, идеолога партии и опытного члена ЦК. В 1957 году Андропова вернули в Москву для работы под руководством Суслова в качестве главы отдела ЦК по связям с коммунистическими партиями в странах-сателлитах. Пять лет спустя Хрущев сделал его полноправным членом ЦК. «Он всем обязан Хрущеву», — заявил Медведев.

Тайная полиция всегда была проблемой для советского руководства, особенно во времена смены власти, когда иерархия становилась нечёткой. Хрущев и другие члены Политбюро договорились о том, чтобы Лаврентий Берия предстал перед судом и был расстрелян. Управление внутренними делами было разделено между КГБ и МВД. Брежнев после смещения Хрущева в 1964 году смог победить в аппаратной схватке главу КГБ Александра Шепелина. В 1967 году по рекомендации Суслова Брежнев передал руководство организацией Андропову.

«Он был умным человеком, которому доверяли все в руководстве», — сказал Медведев.

Руководя КГБ, Андропов начал активно бороться против инакомыслия и диссидентства; по словам Медведева, борьба была эффективной и относительно умеренной. Четверть миллиона советских граждан, многие из которых были евреями, (но далеко не все), были или вынуждены эмигрировать, или просто смогли уехать. Некоторым диссидентам давали много возможностей уехать или приостановить деятельность, прежде чем они были арестованы и судимы. В некоторых случаях Андропов лично вмешивался, чтобы облегчить им условия. Один случай, приведенный Медведевым, мне удалось проверить. Речь идёт о литературоведе Михаиле Бахтине.

Бахтин заработал свою репутацию благодаря книге о Достоевском, которую он опубликовал в 1929 году. Тогда же он был выслан в Казахстан на шесть лет, видимо, из-за своих религиозных убеждений. Затем, видимо не желая увеличивать риск дальнейших проблем, он поселился в городе Саранске, в Мордовской Республике, примерно в пятистах милях к юго-востоку от Москвы. Бахтин спокойно работал там до выхода на пенсию в 1961 году. Два года спустя, на излёте “оттепели”, его работа о Достоевском была переиздана. В 1965 году Бахтин опубликовал исследование о Рабле, которое обратило на себя внимание, и потому, что в нём цитировались фразы француза о сексе, и потому, что Бахтин восхвалял литературу о сексе как вызов деспотизму.

В 1969 году Бахтин вернулся в Москву. Ему было нелегко. Он страдал от остеомиелита и с большим трудом добивался получения достойной медицинской помощи. Студенты Литинститута и МГУ пытались ему помочь. Один из них, Владимир Турбин, учился с дочерью Андропова Ирмой в МГУ. Она рассказала о Бахтине отцу. Андропов организовал для Бахтина и его жены доступ к “Кремлёвской” больнице. Они лечились в палате, предназначенной для гостей из третьего мира с 1969 по 1970 год. Затем они покинули клинику, получив квартиру в Москве. В 1975 году Бахтин умер.

По словам Медведева, Андропов всё время интересовался ключевыми проблемами страны и пристально следил за высшим руководством. Его путь к вершине начался в декабре 1981 года. В этот момент Брежнев был уже очень болен. Умирающий лидер хотел чтобы его преемником стал его давний соратник, который более двух десятилетий фактически был его личным помощником, Константином Черненко. Брежнев даже говорил об отставке при условии, что пост генсека займет Черненко.

Но большинство других членов Политбюро считали Черненко просто лакеем Брежнева. Чтобы остановить его, они решили поддержать другого соратника Брежнева, Андрея Кириленко, руководителю партийных кадров. Андропов на тот момент сильно отстал в гонке за лидерство. Его опережали не только Брежнев, Кириленко, Суслов и Черненко, но и младший премьер-министр Николай Тихонов, глава Москвы Виктор Гришин, и глава комиссии по партийному контролю Арвид Пельше.

«Ему нужно было переместиться с восьмого места на первое», — сказал Медведев об Андропове. «Он разыграл эту партию как в шахматах».

Первым шагом Андропова было решение ослабить Брежнева и тем самым уменьшить поддержку Черненко. С этой целью КГБ сообщил Суслову о ряде скандалов с контрабандой денег и алмазов, в которых участвовала дочь Брежнева Галина и цирковой артист Борис Цыган, который, как говорили, был её любовником. В этом деле участвовал генерал Семен Цвигун, который был человеком № 2 в КГБ. и пытался арестовать Бориса. Узнав об этом, Суслов упрекнул Цвигуна. Цвигун запаниковал и покончил с собой 19 января. Соболезнования генералу не были подписаны Брежневым, а необычно скромные похороны привлекли внимание ко всей истории. Сам Суслов умер 25 января 1982 года. Брежнев и Черненко были «в смятении», как выразился Медведев, и Андропов увидел свой шанс получить работу Суслова в ЦК.

Его следующим шагом было заключение альянса с военными через посредничество министра обороны Дмитрия Устинова и начальника штаба маршала Николая Огаркова. По словам Медведева, военные всегда играли закулисную роль в борьбе за лидерство. Хрущев смог добиться окончательной победы над Маленковым, призвав на свою сторону героя Второй мировой войны маршала Георгия Жукова. Брежнев облегчил путь к свержению Хрущева, заручившись поддержкой маршала Малиновского, который сменил Жукова на посту министра обороны. Брежнев отбил угрозу со стороны Шелепина, показав своим визитом в Белоруссию, где проходили армейские учения, что у него есть поддержка маршала Андрея Гречко.

Хотя армия и тайная полиция являются традиционными врагами, Андропов начал привлекать внимание военных. Он, вместе с министром обороны Устиновым и министром иностранных дел Андреем Громыко создали в качестве руководителей действующих органов безопасности небольшую группу, отделенную от других членов Политбюро. У него также были связи с маршалом Огарковым, ещё со времен совместной службы на карельском фронте во время Второй мировой войны. Кроме того, у военных были поводы быть недовольными режимом Брежнева. Им не нравился акцент на политику разрядку и сокращение вооружений. Они хотели, чтобы в стране была эффективная экономика, которая могла бы дать дополнительные средства для модернизации оборудования, а не только на строительство ракет. Они волновались из-за того, что у советской молодёжи не было боевого духа.

Андропов, хотя он никогда и открыто не сражался с Брежневым, отказался от тотальной поддержки политики разрядки, которую высказывал Черненко. Где-то в феврале или марте, говорит Медведев, Андропов и Устинов достигли соглашения. Одним из плодов этого соглашения было то, что 22 апреля Андропов выступил с речью в день рождения Ленина. В этой речи Андропов косвенно подчеркнул большую важность государства и его лидеров, таких как он и Устинов, по сравнению с простыми партийными бюрократами, такими как Черненко. В конце сессии прозвучал государственный гимн СССР, а не, как это было принято, партийный.

Майский пленум ЦК обострил борьбу до предела. Основным вопросом был выбор преемника Суслова в Секретариате ЦК. Устинов выдвинул кандидатуру Андропова, Громыко поддержал его, также сделали и ленинградский начальник Григорий Романов, лидер украинской компартии Владимир Щербицкий, глава московского горкома партии Гришин и Арвид Пельше. Против были Брежнев и Черненко, но они смогли получить поддержку только премьера Тихонова, секретаря по сельскому хозяйству Михаила Горбачёва и лидера казахской компартии Динмухамеда Кунаева. Андропов таким образом перешел из КГБ в Секретариат ЦК. Он вернулся в центральное ​​руководство страны.

Летом 1982 года Андропов оставался за кадром, расчищая пути и цементируя альянсы. Его появление в качестве открытого претендента на высшую должность сделало роль Кириленко в качестве кандидата, который остановил бы Черненко, ненужной. Кириленко был болен — не только физически, но и политически. Конкретной причиной схода Кириленко с дистанции, по словам Медведева, стало распространение в Москве слухов о том, что зять Кириленко пытался сбежать на Запад и был задержан и возвращен в Москву. По слухам, Кириленко пытался покончить с собой и, что еще хуже, потерпел неудачу.

На майском пленуме партии на пост руководителя КГБ был выбран Виталий Федорчук, вся карьера которого до того проходила в КГБ Украины. Этот выбор, очевидно, закрепил альянс между Андроповым и украинским лидером Щербицким, который был покровителем Федорчука. Но в процессе выборов, другому кандидату — Гейдару Алиеву, бывшему сотруднику КГБ, ставшему, благодаря успешной кампании против коррупции, партийным секретарём в Азербайджане, — было отказано в высоком посте в КГБ. Летом Андропов установил тесные отношения с Алиевым, возможно, по внутренней линии КГБ и через подчёркивание того, что он также является большим противником коррупции.

Несмотря на эти успехи, восхождение Андропова ещё осенью оставалось под вопросом. Черненко занял старую должность Суслова, а также принял на себя роль Кириленко в качестве руководителя партийных кадров. Он председательствовал на заседаниях Политбюро во время отсутствия Брежнева. Более того, он и Брежнев начали контратаку. Одним из её элементов была попытка заручиться поддержкой военных. Это проявилось на необычной встрече военачальников в Кремле 27 октября. Брежнев выступил с речью, в которой сказал, что он уделяет пристальное личное внимание военным нуждам. Он сказал, что, не будет пренебрегать нуждами армии и увеличит ресурсы, идущие на оборону. В то же время он отдал дань особого уважения Устинову.

Вторым элементом контратаки была попытка сближения с Китаем. Суслов, как партийный идеолог, утверждал, что возвращение Пекина в ряды союзников СССР усилит независимых коммунистов в Восточной Европе. Его кончина расчистила путь для нового подхода. Брежнев, выступая в Ташкенте в марте 1982 года, отметил, что идет новый этап переговоров и что Китай теперь считается «социалистической страной». В своем выступлении 27 октября перед военными он еще раз подтвердил это. Два дня спустя, выступая в Тифлисе, Черненко даже превзошёл своего начальника. Среди прочего он сказал (и здесь у меня есть исходный текст): «Мы искренне хотим нормализовать отношения с великим китайским соседом и убеждены, что и Китай, и Советский Союз, а также дело мира во всем мире выиграют от этого».

Появление в Тифлисе было лишь одним из ряда шагов, которые Черненко предпринял, чтобы оттолкнуть Андропова. Он опубликовал книгу, которая широко обсуждался. Он появился на почетном месте рядом с Брежневым на заседании 27 октября и на сессии Верховного Совета 5 ноября. На этом заседании с основной речью выступил не Андропов, а колеблющийся член Политбюро Гришин. В своей речи Гришин, казалось, говорил о сближении к Брежневу и Черненко. Более того, сам Брежнев явился на сессию, и 7 ноября он принял двухчасовой парад на Красной площади. Он выглядел болезненно, но явно был достаточно здоров, чтобы функционировать. По Москве ходили слухи, что он может уйти в отставку в шестидесятую годовщину образования Союза Советских Социалистических Республик 21 декабря 1982 года, но, опять же, только при условии, что его преемником станет Черненко. Именно в этих условиях, когда вопрос о судьбе руководства был еще не решен, Брежнев умер. 7 ноября, когда Брежнев принимал парад, был морозный день, и он простудился. В тот же вечер он уехал на дачу под Москву и больше оттуда не вернулся.

Официальная версия гласит, что он умер в 8.30 утра утром 10 ноября. Медведев рассказал об этом в беседе с послом Хартманом за ланчем. Но позже он мне рассказал, что Брежнев умер раньше — возможно, вечером 9 ноября. Доктора на даче несколько часов пытались его спасти. Затем его отвезли в клинику поблизости и зафиксировали смерть.

В любом случае, в течение 10 ноября у Андропова было достаточно времени, чтобы собрать своё большинство. По-видимому, он решил все вопросы на сравнительно небольшом заседании Политбюро около полудня. В тот вечер была созвана большая встреча — на неё позвали 50 человек, включая десять членов Политбюро, различных военачальников и других ключевых чиновников. Щербицкий, украинский союзник Андропова, был назначен временным председателем заседания. Устинов предложил кандидатуру Андропова в качестве генерального секретаря. Громыко поддержал и заседание продолжилось. Было решено, что Черненко официально выдвинет кандидатуру Андропова на заседании ЦК партии, назначенном на 12 ноября.

Утром 11 ноября было объявлено о смерти Брежнева. Чрезвычайные процедуры безопасности держали посетителей вдали от Кремля большую часть дня. По словам Медведева, несколько провинциальных официальных лиц партии, которые враждебно относились к Андропову из-за того, что боялись возможной чистки коррупционеров пытались организовать большинство для Черненко. Но Черненко отказался выдвигаться. Он выдвинул кандидатуру Андропова, который был должным образом избран Генеральным секретарем.

Говоря о будущем, Медведев отметил, что Андропов вселяет надежду. Медведев думает, что новый лидер обеспокоен отношениями с Западом и будет работать над контролем над вооружениями. Он сказал, что Андропов выступает за ослабление напряженности в отношениях с Китаем и будет продолжать примирительную политику, начатую Брежневым, хотя он выразил сомнение в том, что войска из Афганистана будут выведены в ближайшее время. Что касается внутренних дел, Медведев предсказал сильный акцент на борьбу с коррупцией и повышение экономической эффективности. Но он чувствует, что Андропов будет утверждать свою власть медленно.

Он сказал, что Андропов будет править от имени ЦК, пока его собственная власть не будет закреплена. Не будет никакого идолопоклонства последних лет Брежнева — не будет потока наград Андропову, не будет портретов на стенах. «Вместо культа личности, — сказал Медведев, — будет культ скромности».

К размышлениям о портретах я вернулся вновь, когда отправился в гости к другому ответственному за имидж Андропова человеку — Георгию Арбатову, директору Института США и Канады. У Арбатова на столе стояла фотография Брежнева с дарственной надписью. Я сказал, что не видел её во время предыдущих посещений. «Брежнев прислал её мне некоторое время назад», — пояснил Арбатов. «Я держал её дома, потому что надпись была настолько лестной, что я подумал, что посторонним это может показаться хвастовством. С тех пор, как Брежнев умер, это очень важно. Поэтому я принёс фото в кабинет».

«Это высший знак уверенности в себе», — заявил американский дипломат, когда я рассказал ему про историю с фотографией. Это также признак особого типа человека со своей историей. Арбатов — пухлый мужчина пятидесяти девяти лет, с большим носом, бледной кожей и выразительными голубыми глазами. Он сардонически рассуждает на английском и немецком, а также русском языках о большинстве предметов, охватывающих политику и государственное управление. Как директор института — органа Академии наук, занимающего прекрасное старое здание в центре Москвы с несколькими сотнями сотрудников, — он является членом Верховного Совета; он частый путешественник в США и Европу; он общественный деятель, который часто появляется на телевидении в России и на Западе. Считалось, что он был близок с Брежневым.

Арбатов сказал мне, что он и Брежнев были вместе 26 октября, когда Брежнев работал над речью, которую он должен был произнести на пленуме ЦК, который первоначально должен был состояться 15 ноября. Какой бы ни была его связь с Брежневым, Арбатов гораздо ближе к Андропову, чем к Брежневу. Они работали вместе после 1957 года, когда Андропов руководил отделением Центрального комитета, ответственного за отношения с правящими иностранными коммунистическими партиями. Сын Андропова, Игорь, до прихода в МИД, работал в Институте США и до сих пор поддерживает с ним связи. В течение всего лета 1982 года на переговорах с представителями западных стран Арбатов регулярно описывал Черненко, как человека «немногим лучшего, чем крестьянина» и фигуру, «немыслимую в качестве лидера Советского Союза». Американский ученый, который видел Арбатова в сентябре, говорит, что тот был «абсолютно уверен», что Андропов сменит Брежнева.

В нашей беседе Арбатов признал, что действительно кампания по продвижению Андропова в глазах Запада имела место. Не спрашивая меня, он заявил, что некоторые люди считают, что сам Андропов приложил руку к кампании. «Это неправда», — сказал он. «Продвижение Андропова происходило стихийно. Это была не его работа. Это была работа добровольных помощников. Главной причиной было то, что он кардинально изменил КГБ — по сравнению с тем, чем он был. При нем репутация ведомства улучшилась, теперь он не представляется многим органом устрашения. Его репутация лучше, чем у ЦРУ или ФБР. Тем не менее, это не благотворительная организация». Говоря об Андропове как о человек, Арбатов был прямым, но не болтливым. Он сказал: «Я всегда считал его деловым человеком. Он практичный и концентрируется на конкретных вопросах. Нельзя сказать, что он получил хорошее образование в хорошем университете. Но его интересовала теория. Он читал книги Ленина и Плеханова. Он изучал английский. Я не думаю, что он говорит по-английски, но он может читать. Я не знаю, правда, насколько он хорошо может читать сейчас Возможно, что-то осталось”.

Затем Арбатов сказал то, что я услышу в последующих разговорах об Андропове еще не раз, и этот тезис показался мне важным. Он сказал: «Поле Андропова — это политика. У него врожденный талант к политике». Я спросил об экономической политике, сославшись на сообщения на Западе о том, что Андропову нравятся реформы, которые хорошо зарекомендовали себя в Венгрии. Арбатов сказал: «Андропов не экономист и не претендует на это. Он заинтересован в улучшении вещей, но для него реформа не означает то, что она означает для Америки — децентрализацию. Напротив, она включает в себя некоторую централизацию и некоторую децентрализацию». Нам нужна централизация во многих областях. Например, в области энергетики нам необходимо эффективнее использовать нефть, газ, уголь, атомную энергию и природоохранные ресурсы. Улучшение сельского хозяйства означает лучшее управление транспортом и хранением, а также сохранение и распределение продовольствия».

Затем Арбатов подтвердил сообщение о том, что за транспорт будет отвечать новая звезда советской политики Гейдар Алиев, который был назначен на должность первого вице-премьера на пленуме ЦК 22 ноября. Он сказал, что Алиев проявил большие способности в хозяйственном отношении после перехода с должности главы республиканского КГБ на пост Первого секретаря партии в Азербайджане. Он поднял Азербайджан со дна рейтинга экономических показателей на душу населения на самый верх».

Внешняя политика была следующей темой, и там Арбатов изложил общую точку зрения на то, что, по его мнению, можно ждать от Андропова. Он начал с изменения политики в отношении Китая.

«Мы полагали, что глупо видеть в Китае проблему, которую нельзя решить. Мы поняли, что в конечном итоге китайцы поймут, что не в их интересах быть враждебными по отношению к Советскому Союзу. У них большие проблемы с развитием. Они не могут решить их без нас. Поэтому, когда они пересмотрели свою политику, мы стали готовы. Возможно, что есть некоторая инерция в отношениях с Китаем. Отчасти это может быть связано с нашим желанием о сокращении вооружений вместе с США. И мы не можем играть с Китаем против США, чтобы не заставлять американцев разыгрывать карту Китая против нас. Но наше основное желание заключается в том, что мы хотим улучшить международную безопасность. Мы не можем этого сделать без Китая, мы не можем брать на себя ответственность. Это может быть нехорошо для нас. Это может быть неприятно для вас. Но это так».

Страны Третьего мира, где режим Брежнева, казалось, добивался большого успеха, были описаны Арбатовым без особого интереса. «Мы не брали на себя обязательства в Африке», — сказал он. «Их делала Куба. И мы сейчас не собираемся углубляться в Африку». Отвечая на вопрос о Ближнем Востоке, Арбатов признал, что «там мы делали ошибки. Теперь пришло ваше время совершать ошибки. Мы видим, что к нам обращаются многие страны — Саудовская Аравия, Иордания, Кувейт». Затем он сказал: «Вторжение в Ливан было трагическим событием. Но оно сделало возможными некоторые другие вещи”.

По словам Арбатова, Европа и Соединенные Штаты, напротив, “крайне важны”. Он вспомнил о проекте НАТО по установке ракет Першинг II в Западной Европе, который стал ответом на провал переговоров о сокращении советского ядерного оружия — в основном ракет СС-20, нацеленных на Западную Европу. Он сказал, что Россия хотела договориться о соглашении по контролю над вооружениями. «Мы хотим нормальных отношений. Мы больше не хотим войны». Он добавил: «Но администрация Рейгана абсолютно враждебна. Они имеют дело с нами только из-за давления со стороны своих союзников или экономики. Они являются антикоммунистами-троглодитами. Поэтому я должен сказать, что мы приближаемся к тому времени, когда мы не можем позволить себе роскошь переговоров. Если вы развернете Першинги, нам придется передать контроль над ракетами компьютерам. Нам придется перевести наши ракеты в состояние запуска при первой угрозе».

Я сказал, что его слова отдают паникерством и что на самом деле соглашение о контроле над вооружениями между Москвой и Вашингтоном будет заключено. Я предположил, что его разговоры о грядущих опасностях были разменной тактикой, направленной на то, чтобы напугать европейцев, чтобы Советский Союз мог заключить более выгодную сделку с Соединенными Штатами — сделку, предусматривающую меньшее сокращение советских ракет.

Арбатов не стал спорить. Вместо этого он предположил, что в Европе американцы испытывали СССР на прочность. Он сказал: «Мы преодолели острый кризис в Польше. Мы успешно справились с проблемой транзита власти. Вы, американцы, расстроены, потому что, вы считали, что мы будем слабыми, а мы справились».

Через несколько дней после моей встречи с Арбатовым, двое его заместителей пригласили меня на обед. Один был специалистом по экономическим вопросам, другой — специалистом по военным и внешнеполитическим вопросам. На условиях анонимности, они рассказали подробности, которые усилили сказанное Арбатовым. Экономист сказал, что сейчас весь мир испытывает экономические трудности и что в Советском Союзе их было не меньше, чем в Соединенных Штатах и ​​Западной Европе. По его мнению общей проблемой является эффективно управление крупными экономиками, и что западное представление о том, что реформа означает децентрализацию и экономические стимулы, неверно в своей основе.

В Советском Союзе самой большой проблемой является отсутствие дисциплины. Управленцы и многие партийные работники коррумпированы. Рабочие склонны к прогулам и алкоголизму. Молодые заинтересованы только в приобретении вещей. Он сказал, что в партии всегда были и есть “реформаторы”, требовавшие прямого экономического стимулирования и децентрализации. Но он сомневался в том, что они смогут многого добиться. Чтобы улучшить систему, необходим кнут, а не пряник. «Если у вас и есть что-то, что нам нужно заимствовать, — сказал он о Западе, — это возможность увольнять людей».

Чтобы объяснить свою мысль, он рассказал популярный в Москве анекдот о шести чудесах Советского Союза. Он звучит так: «Никто не безработный, но никто и не работает. Никто не работает, но всем платят. Всем платят, но покупать нечего. Нечего покупать, но всем хватает всего, что нужно. Всем хватает нужного, но все жалуются. Все жалуются, но когда приходит время голосовать, все голосуют ”за”».

Я спросил о возможности того, что при Андропове Советский Союз может следовать венгерской модели. Я сказал, что, что бы ни было верно в отношении мировых условий, все знают, что среди коммунистических государств Венгрия продемонстрировала сравнительно высокие экономические показатели. Конечно, причиной была децентрализация и автономия экономических акторов. Экономист вздохнул, а затем, с видом родителя, обращающегося к особенно глупому ребёнку, сказал, что хочет рассказать мне историю о жизни в царские дни.

Был молодой человек, очень умный, талантливый и многообещающий, который вырос в городе далеко от Москвы. Самым большим событием в городе был ежегодный благотворительный бал. Когда молодый человек достиг совершеннолетия, его пригласили на бал и он купил розу для бутоньерки. Цветочница взяла с него пятнадцать рублей. Когда он прикалывал розу, появился его дед, который тоже купил розу. Женщина попросила с того гораздо более низкую цену — всего сорок копеек. Внук возмутился. Женщина ответила: «Вы молоды и у вас нет ответственности, поэтому вы можете позволить себе заплатить пятнадцать рублей за розу. У вашего деда много обязанностей, поэтому мы берем с него только сорок копеек». Так же и с отношениями между Венгрией и СССР, пояснил экономист, между Венгрией и Россией. Венгры могут позволить себе роскошь — заботиться только о себе. Но Советский Союз — огромная страной с населением двести семьдесят миллионов человек. Это также оплот всего социалистического лагеря, опора, от которой зависят все остальные. «Мы не можем позволить себе роскошь реформ», — сказал он.

Эксперт по внешней политике заверил меня, что состояние отношений между США и Россией “не мрачное”. Он сказал, что Андропов остро заинтересован в вопросе сокращения вооружений и будет делать серьезные предложения. Единственный вопрос состоял в том, согласится ли президент Рейган и его окружение. Я указал, что многие люди в Америке хотят сокращения, и это чувство ограничения особенно сильно в Германии и Франции. Я сказал, что если русские “сделаю щедрое предложение: «Европейцы и общественное мнение заставят администрацию Рейгана принять его. Он ответил, что «щедрое предложение» Андропову будет не так легко объяснить это военным, — сказал он. — Нельзя усложнять им жизнь больше, чем должно. Иначе можно потерять поддержку.

“Мы не собираемся увязнуть в Польше и Афганистане и оторваться от остального мира на сотни лет. Мы хотим сближения с Китаем. Мы хотим вернуть Югославию и Румынию. Вскоре вы увидите много вещей, происходящих в Восточной Европе”.

Александр Бовин, политический комментатор Известий, и, возможно, самый влиятельный журналист в России, был ещё одним членом фан-клуба Андропова, которого я встретил в Москве. Как и Арбатов, он работал с Андроповым в ЦК. Он остается крайне близким к нему — «советником и политиком, а также журналистом», — отметил один европейский дипломат. Раньше я не встречал Бовина, но познакомился с бывшим корреспондентом Известий в Москве — Мэлором (аббревиатура от «Маркса-Энгельса-Ленина-Октябрьской революции») Стуруа — достаточно хорошо, и он договорился о встрече в редакции. Бовин сразу же показался мне ожившим Бальзаком. Бовин — большой, толстый мужчина с огромной головой. Его выпирающий живот обрамлён подтяжками. Он чрезвычайно подвижен.

Задолго до смены официальной советской линии он был известен как сторонник советско-китайского сближения, поэтому я начал с этой темы. Он сказал, что в течение многих лет китайцы давали понять, что они хотят улучшить отношения, но Москва очень медленно понимала намек. Большое изменение, сказал Бовин, началось после речи Брежнева в Ташкенте в марте прошлого года, когда он назвал Китай “страной социализма”. Никто не говорил подобного в Москве много лет. Теперь открыт путь для постепенного улучшения, но оно не произойдёт быстро. «За прошедшие годы мы накопили много подозрений и претензий», — сказал Бовин.

«Китайцы любят играть в игры. Китай — великая держава. Он не может зависеть от Советского Союза. Нам потребуется около десяти лет, чтобы установить хорошие отношения. Развитие будет идти очень медленно, и будет непросто».

Я переключил тему на Восточную Европу, но потребовались усилия, чтобы привлечь Бовина к этой теме. Я сказал, что большинство американцев признают, что Советский Союз — великая держава с огромной армией и самым современным ядерным оружием — государством, полностью равным Соединенным Штатам. Мы всегда верили, что, если не будет безопасности для Советского Союза, не может быть безопасности для всего мира. В этом был смысл Ялтинских соглашений. Чего мы не можем понять, так это того, почему советская безопасность зависит от того, чтобы в каждом второсортном городе от Балтики до Черного моря располагался секретарь компартии. «Разрушится ли Россия, — спросил я, — если бы лидером Гданьска или Братиславы был социал-демократ?»

«Это не вопрос нашей физической безопасности», — ответил Бовин. «Это вопрос отношений между великой державой и меньшими государствами, которые являются социалистическими государствами. На карту поставлена ​​не только безопасность, но и идеология. Например, если Лех Валенса станет лидером Польши, Польша выйдет из Варшавского договора. Это не было бы угрозой для нашей физической безопасности, но это было бы ужасной потерей престижа. Это было бы похоже на то, что случилось с вами в Иране. Когда Соединенные Штаты были выброшены из Ирана, Соединенные Штаты потеряли престиж”.

Я спросил его об отношениях между Россией и Соединенными Штатами, и он косвенно объяснил, почему так много русских, с которыми я сталкивался, так постоянно и в такой личной манере ругаются на президента Рейгана. «Сейчас почти нет шансов на серьезные, глубокие соглашения», — сказал Бовин. «Я не верю в Рейгана. Он играет в политический театр. Когда его только избрали, некоторые из наших американистов думали, что он повторит путь Никсона — сначала будет занимать жесткие позиции, а затем пойдёт на компромисс. Конечно, они были разочарованы… Когда это предсказание оказалось ложным. Лично я никогда не думал так, потому что я не верю, что история идет задом наперед. Я не думаю, что вы можете сыграть Алису в Стране Чудес в реальной жизни».

Я сказал, что если бы Рейган был просто политическим актёром, он мог бы сыграть любую роль: Генерала Кастера или Сидящего Быка. Речь шла лишь о том, чтобы Россия организовала политическое давление, с целью договориться о контроле над вооружениями. Я сказал, что проблема была в том, что русские были настолько полны решимости воевать за крошечные преимущества, что они упускали возможности.

Я сказал, что они так долго тянули предложения по контролю над вооружениями, что в Западной Германии социал-демократ Гельмут Шмидт уступил место христианскому демократу Гельмуту Колю. «Шмидт был гораздо более склонен к компромиссу в отношении контроля над вооружениями, чем Коль», — сказал я. “Вы потеряли его, двигаясь так медленно.” Как и другие россияне, которые впервые с глубоким пессимизмом говорили об американо-советских отношениях, Бовин быстро перевернулся.

Он сказал: «Между Шмидтом и Колем нет такой большой разницы. Они оба немецкие националисты. Они оба проводят лучшую политику в отношении Западной Германии. А интерес Западной Германии в том, чтобы иметь плохие отношения с Советским Союзом. Они хотят объединения. Но вот тут Соединенные Штаты и Советский Союз имеют общую позицию. Ни ты, ни я не проживем достаточно долго, чтобы увидеть объединение Германии. Советский Союз не хочет этого, как и Соединенные Штаты».

Я спросил Бовина о новом советском лидере.«Андропов — умный человек», — сказал он. «Он хорошо информирован и имеет широкие общие знания. Ему нравится смотреть на проблемы в их самом широком контексте. Ошибочно думать, что, раз он был в Венгрии, то он смотритпроблемы Восточной Европы или России глазами Венгрии. Он видит Венгрию в контексте Восточной Европы и в контексте социалистического содружества. Он знает о Китае больше, чем Брежнев и Черненко. Я спросил о его личных качествах. Бовин сказал, что Андропов живет скромно. Он видел английскую грамматику на столе Андропова, но не знает, говорит ли он по-английски». Он интеллектуал, добавил Бовин.

Я спросил, что он имеет в виду под «интеллектуалом». Бовин сказал, что есть такие интеллектуалы, как Генри Киссинджер и такие как Роберт Макнамара. «Андропов похож на Киссинджера», — продолжил Бовин К моему удивлению, он не верит в компьютерные распечатки и все графики и цифры, которые ему вручают бюрократы. Он смотрит шире”.

Затем он повторил мысль Арбатова. Он сказал:« Андропов — настоящий политик. Политика — это его работа, а также его хобби. У него прекрасный политический ум. Он любит политику”.

Полное понимание причин, по которым мои собеседники ставили акцент на политической стороне Андропова пришло ко мне только после того, как стал спрашивать о нему деятелей культуры. Истории о том, как он поддерживал художников и писателей были обычным делом, но мои первые попытки определить его позицию в отношении советской культуры не дали определённых результатов. Значительная часть советского литературного мира эмигрировала в брежневские годы; а Андрей Вознесенский, поэт, которого я знал на протяжении многих лет, был в отъезде в Париже. Поэтому я обратился к Белле Ахмадулиной и ее мужу, художнику и дизайнеру Борису Мессереру.

Ахмадулина, помимо того, что она прекрасный поэт, всегда участвует в каком-то проекте, который позволяет ей поддерживать связь со многими людьми. Пару лет назад она добивалась переноса могилы Казимира Малевича из деревни под Ленинградом на кладбище в Москве, достойное великого художника. Этого ей добиться не удалось. Теперь Ахмадулина пытается спасти дом Бориса Пастернака, в писательском посёлке Переделкино, под Москвой, требуя признать его национальным музеем. Она сказала, что есть неплохие шансы на полную реабилитацию Пастернака и даже на публикацию в СССР его шедевра “Доктор Живаго”. Недавно был опубликован сборник его избранной прозы.

Но когда я спросил ее об положении дел при Андропове, она была осторожна. «Пока рано говорить», — сказала она. «Мы надеемся. Но мы надеемся только потому, что раньше было очень плохо».

Я отвел пару в японский ресторан в гостинице “Международная”. На выходе, мы встретили группу их друзей, празднующих чей-то день рождения. Мы все пошли на другой ужин — своеобразную дискотеку в отеле. Там я столкнулся со сценаристом, который работал на телевидении. Он сказал, что немного знает о семье Андроповых, потому что зять Андропова, Михаил Филиппов, был актером. Он сказал, что Филиппов хороший актёр, но самое интересное было то, что Филиппов не использовал семейную связь для продвижения своей карьеры. «Есть один человек, который может многое рассказать обо всем этом, — сказал сценарист. — режиссёр Юрий Любимов”.

Любимов, директор Театра на Таганке, возможно, самая известный театральный деятель в Советском Союзе. Я встречался с ним много лет назад, когда он ставил пьесу по стихотворению Вознесенского «Антимиры». Договориться о новой встрече оказалось несложно. Вместе с двумя друзьями, Владимиром Шамбергом и его женой Кларой Бойко, я провел день в подмосковной деревне, в доме двух других моих друзей Сергея и Тани Капица. Владимир Шамберг — экономист и американист Он задал обычный вопрос о том, что мешает президенту Рейгану договориться о сокращении вооружений. Я дал обычный ответ о том, что если бы русские сделали такое предложение, которое было бы привлекательным для американцев и европейцев, президент наверняка согласился бы.

Советская экономика, по словам Шамберга, находится вовсе не в таком плохом состоянии как кажется многим иностранцам. Он привел в пример БАМ, где строителям и их семьям платят очень высокие зарплаты. «Семья может заработать тысячу рублей в месяц», — сказал он. «В конце года семья может купить автомобиль. Они работают очень усердно. Вы увидите, что мы скоро будем добывать там нефть, уголь и другие источники энергии, которые. Появится ещё один источник средств для советской экономики в целом”.

Сергей Капица — физик, ведущий популярную научную программу на советском телевидении. Он сказал мне, что в раньше в программе принимали участие американские и российские экономисты и ему хотелось бы это повторить. Он отметил, что экономические трудности носят глобальный характер и значительно замедлили рост как в Соединенных Штатах, так и в России, и сказал, что размышлял о том, не связано ли это каким-то образом связано с теорией циклов Кондратьева. «Вероятно, нет», — сказал он. «Я думаю, что все дело в том, что люди чувствуют себя слишком оптимистично. Они повышают заработную плату и принимают высокие социальные обязательства — обещания, которые не могут быть выполнены. А потом их бьет по лицу реальность. Видимо это и происходит во всем мире».

У Капицы есть теннисный корт, на котором я когда-то играл. Возможно поэтому я спросил их за ланчем об истории, которую я впервые прочитал в немецком журнале Der Spiegel; там рассказывалось о том, что Андропов играет в теннис. Все закричали. Мне сказали, что у Андропова серьезное сердечное заболевание. Он также страдает от диабета и у него проблемы со зрением.

После обеда мы пошли навестить отца Капицы, Петра, известного физика, который прославился в тридцатые годы благодаря работе с лауреатом Нобелевской преми сэром Эрнестом Резерфордом в Кембридже. Петру Капице 88 лет, и он очень слаб. Я сказал ему, что американские ученые обеспокоены из-за преследований российского физика Андрея Сахарова. Правозащитная деятельность принесла ему Нобелевскую премию мира и привела к высылке из Москвы в город Горький. Я сказал, что у американцев сложилось впечатление, что за последние несколько месяцев усилилось преследование Сахарова со стороны государства. Я добавил, что, если бы советское руководство хотело предпринять что-то для налаживания отношений с Соединенными Штатами, оно бы могло освободить Сахарова.

Старший Капица кивнул. Отвечая на вопрос, он вспомнил, что он лично просил Андропова, когда тот был еще главой КГБ, чтобы помочь режиссеру Любимову поставить какие-то его наиболее спорны постановки. Затем, вспомнив о своей работе с высокопоставленными советскими чиновниками, старший Капица рассказал об инциденте, который много говорит о том, что терпят в советском обществе, а что — нет.

В конце 1950-х годов Капица работал над важным правительственным проектом и у него в кабинете была прямая телефонная связь с домом советского премьера и соратника Хрущева Николая Булганина. Как-то раз рано утром уборщица взяла трубку и попросила связать ее с Булганиным. Премьера разбудили. Уборщица пожаловалась, что ей очень трудно найти пристойное жилье. В тот же день ей выдали квартиру. А на следующий день линия связи между кабинетом Капицы и домом Булганина была перерезана.

В конце моего визита к Петру Капице, было решено, что молодой Капица организует мне встречу с Любимовым. Я встретился с Любимовым в его кабинете в Театре на Таганке как раз перед началом спектакля, новой версии «Преступления и наказания». Любимов — смуглокожий мужчина с седыми волосами и дружелюбным, привлекательным лицом. Он был занят репетицией и с неохотой оставил ее, но он сосредоточился, когда я упомянул Петра Капицу.

Он сказал мне, что Капица представил его Андропову и что он сам впоследствии несколько раз разговаривал с Андроповым и получал неоценимую и прямую помощь со спорными постановками. Во время одной из таких встреч, по словам Любимова, Андропов рассказал ему историю о своем сыне Игоре и его дочери Ирине. Когда они были подростками, они мечтали стать актерами. Андропов и его жена спорили с ними, заявив, что им сначала нужно получить образование, и предупредил, что, если они этого не сделают, их жизнь может быть разрушена. Предупреждения не имели никакого эффекта. Дети чувствовали, что им просто нужно быть в театре. Они отправились на Таганку, мечтая о том, чтобы их приняли в качестве учеников. Любимов отказал им, и дети продолжили обучение в университете. «Андропов сказал мне: «Я многим вам обязан», — сказал Любимов. «Странно то, что я не знал, что они дети Андропова».

Спектакль «Преступление и наказание», который я посмотрел, объяснил мне кое-что о причинах того, что стал возможен альянс между Андроповым и Любимовым (а также рядом других интеллектуалов). В последние годы в России получила распространение определенная интерпретация Достоевского; Раскольников в этой версии фигурирует как жертва царского режима с его коррупцией и классовой структурой. Он вынужден убивать старую женщину из-за давления, которое обрушивается на него и его семью, особенно его сестру и его друзей. Таким образом, убийство становится оправданным актом восстания — действительно предтечей большевистской революции. Эта интерпретация настолько распространена, что русские студенты пишут диссертации, в которых встают на сторону Раскольникова и считают, что старуха процентщица заслужила смерть.

Критика такого подхода служит отправной точкой для «Преступления и наказания» Любимова. В постановке Любимова зрители, входя в театр, проходят мимо школьной парты. Театральные программы сложены на ней а внутри каждой программы, написанной незрелой рукой, есть копия студенческого эссе, которое оправдывает Раскольникова и обвиняет дух времени. В первой сцене пьесы убийство уже произошло, и студенты выходят на сцену и узнают, что Раскольникова собираются судить. Затем начинается знакомое действие с известными персонажами — несколько потенциальных философов, произносящих возмутительную чепуху, молодой денди, который покупает блудницу и делает намёки сестре Раскольникова. Сам Раскольников, предстает порочным персонажем с манией величия. Он не помогает сестре. Он издевается над своими друзьями и богохульствует. Он думает о себе как о Наполеоне. Детектив-следователь, который выслеживает Раскольникова, является самым сочувствующим персонажем в версии истории Любимова. Он привлекателен во взглядах, явно умен и чувствует ответственность за свое призвание. Когда Раскольников наконец признается, детектив излагает мораль пьесы. Он говорит: «После всего, что сказано и сделано, зло нельзя назвать добром».

Такой призыв к Андропову вряд ли нуждается в дополнительном проговаривании. В конце концов, он уже был в положении следователя. Общество, с которым он должен справиться, страдает от коррупций и вседозволенности. Поэтому он и многие заметные советские интеллектуалы заинтересованы в ужесточении самодисциплины.

Тем не менее, хотя общий интерес к более жестким правилам создал связь между советской интеллигенцией и советской властью, есть между ними и напряженность. Честность и сознательность перед лицом власти — тема, которая почти всегда в центре внимания Любимова. В качестве примера можно привести его постановку пушкинского «Бориса Годунова». Основное послание подается очень прямо, без отвлекающих сложных музыкальных и сценических атрибутов великой оперы. Более того, Любимов стремится сделать суть пьесы более явной. Хор все время находится на сцене, и он постоянно комментирует происходящее, а также поет. Любимов заставляет хор идти в ногу с социалистическим реализмом. Вместо того, чтобы все члены хора выглядели как крестьяне или рабочие, они отчетливо индивидуальны. Хотя среди них есть какое-то количество рабочих и крестьян, но есть также и балетный танцор, дворянин, несколько аристократов и несколько молодых людей, одетых в джинсы. Все ведущие персонажи, в том числе Борис и монах, который становится Лже-Дмитрием и в конце концов сменяет Бориса как царя, выходят из хора. Большое внимание уделяется первоначальному вступлению Бориса на трон через убийство законного наследника престола, истинного Дмитрия.

Драматическим событием является монолог в первом из двух актов, в котором Борис заявляет, что все его усилия, направленные на то, чтобы дать своему народу «славу и удовлетворение», были разрушены этим убийство. «Одно пятно», — сетует он «Затем несчастье!»

В конце спектакля, когда Борис уже свергнут, один из персонажей исчезает за сценой и появляется в зале. Оттуда он задает хору, который явно изображает русский народ, склонившийся перед деспотизмом, ужасный вопрос, которым заканчивается пьеса: «Почему вы молчите?»

Постановки в других московских театрах, исследуют этику власти способами, гораздо более прямо связанными с современностью. Ярким примером является постановка “Так победим!” в Московском Художественном театре, в центре сюжета которой — политическое завещание Ленина и борьба за его политическое, которая началась незадолго до его смерти. Пьеса была изначально планировалась автором Михаилом Шатровым и режиссером Олегом Ефремовым к постановке к XXVI съезду партии в феврале 1981 года. Институт марксизма-ленинизма по приказу Суслова задержал постановку на год. Постановку разрешил по всей видимости Черненко, незадолго до смерти Суслов. Брежнев возглавлял группу представителей Политбюро, которые отправились на спектакль в марте 1982 года, и есть те, кто считают что он и Черненко использовали пьесу, чтобы предостеречь противников Брежнева в борьбе за наследство.

Я смотрел пьесу с Сергеем Капицей и Владимиром Шамбергом 19 декабря. В зале было много делегатов, приехавших со всей России на совместное заседание Центрального комитета и Верховного Совета, созванное 21 и 22 декабря в ознаменование шестидесятой годовщины основания СССР.

Действие пьесы происходит в кабинете Ленина в Кремле 18 октября 1923 года, когда Ленин приехал из загородной резиденции в Горках, чтобы забрать свое завещание которую он ранее продиктовал своему секретарю. Пока он читает этот документ, его посещают воспоминания о прошлом. Риторический акцент пьесы полностью заключается в раскрытии Ленина как демократического лидера, который полон решимости сохранить партию открытой. Он читает свое знаменитое предупреждение против Сталина: «Сталин сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Кроме того, в разные моменты пьесы Ленин делает следующие комментарии:

Большевистская партия должна избегать упадка, который настигает политические партии. Мы первые, кто идет по этому пути (социализма), и ошибки неизбежны. Однако мы должны быть в состоянии признать свои ошибки.

Есть три вещи, которыми я больше всего дорожу — мир, хлеб и свобода — и не может быть свободы без первых двух.

Аудитория во главе с приглашенными делегатами неоднократно разражалась аплодисментами, когда Ленин отстаивал право членов партии контролировать партию и высказывать свое мнение. Шамберг и Капица, хотя они так умны как и все люди, с которыми я тут встречался, были явно тронуты. Энтузиазм был заразителен, и я тоже обнаружил, что болею за Ленина. Но меня не отпускали другие мысли и опасения. Я заметил резкое расхождение. между демократической риторикой и ходом пьесы. Основными драматическими сюжетами пьесы были два события, известные на Западе, но не в Советском Союзе, как первые примеры того, как диктатура пролетариата, сокрушает пролетариат. Спектакль начинается с того, что Лениным призывает делегатов съезда партии помочь Красной Армии разгромить моряков, устроивших мятеж в Кронштадте. В финале пьесы Ленин выигрывает голосование за предложение исключить из партии лидеров профсоюзного движения, которые хотели получить больший голос для рабочих в делах партии.

Разрушение союза с рабочими неизбежно напомнило мне о проблемах, с которыми столкнулась Солидарность в Польше, но это было не единственное текущее событие, о котором напоминало прошлое. Фактически, каждый вопрос, который сейчас обсуждается в Советском Союзе, был поднят в этой пьесе.

Так, при обсуждении НЭПа в 1921 году Ленин поднял вопрос о том, будут ли люди работать при социализме без материальных стимулов. Затем, в одном из флешбеков, Ленин вспоминает о Генуэзской конференции 1922 года, на которую были приглашены представители большевиков, где был поднят вопрос о мирном сосуществовании с Западом. Неоднократно обсуждается утверждение о великоросском шовинизме в и требованиях об автономии со стороны этнических меньшинств, проживающих внутри страны.

Постоянство всех этих нерешенных проблем позволило мне сформулировать вопрос — в осмысленности которого я еще сильнее убедился спустя пару дней, когда Андропов выступил с речью в шестидесятую годовщину основания СССР, избегая каких-либо серьезных упоминаний о советской истории. Дело в том, что советской политической истории не так уж и много. В течение шестидесяти лет после 1789 года Франция пережила Директорию, Наполеона, различные монархии и республику. В прошедшие шестьдесят лет Россия, несмотря на все взлеты и падения, знала только один режим — режим партии.

В конце пьесы, я был озадачен. Я не понимал, как русские примирили героическую роль, отведенную Ленину, с тем что он использовал риторику демократии для продвижения явно недемократических действий. Поэтому я спросил своего друга Шамберга, почему он считает изображение Ленина в пьесе таким привлекательным. В ответ он сказал о давно умершем вожде, именно то, что Арбатов и Бовин сказали мне об Андропове:

«Ленин в пьесе, как и в жизни, не пытался решать реальные проблемы бюрократически — он не мог просто создать комитет или объявить программу. Он также не свалился в простую риторику левых — он не просто провозглашал революционные лозунги о добродетели рабочих и зле капиталистов. Он политически решал все проблемы. Он был, прежде всего, политиком”.