СЕРИЯ ТРИСТА ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТАЯ. Как игристый Али-Хан с Санта-Клаусом общался

Зона особого режима “Жемчужная” с размахом отметила Новый год и Рождество. Теперь осталось с честью выйти из похмельного синдрома и прожить остаток 2018-го так, чтобы не было мучительно больно... Начальник колонии Али-Хан по кличке “Антон Хоттабыч” в первый рабочий день нового года сидит в своём кабинете и предаётся мечтаниям.

Об этом сообщает Руспрес

- Вот если бы царь-батюшка был дедом Морозом, - пробормотал Али-Хан, глядя на портрет Паутина, - то я попросил бы у него не бутылку “Абхаз­ского игристого”, и даже не кило чурчхелы... Я попросил бы у него поскорее забрать меня из этой провинциальной дыры в Златоглавую. Типа действительным тайным советником самодержца. Моё разностороннее образование молодого технократа позволяет...

- Это место занято! - просунул голову в кабинет бывший хозяин ЖеПе Цукан. - Я туда и без образования пролез!

- Дверь закрой! - крикнул “Антон Хоттабыч”, швырнув в Цукана пустую бутылку, которая со звоном разбилась о косяк.

- Сам дурак! - плюнул на пол Цукан и скрылся в коридоре.

- А я вот у Деда Мороза попросил бы Пулитцеров­скую премию по литературе, - сменил Цукана основной депутан Главного Барака Крап-Поткин. - Считаю, что заслужил. Моя книга полтора килограмма весит.

- Эту премию только пиндосам присуждают, - поморщился начальник колонии. - У тебя что, грин-карта имеется?

Крап-Поткин в ужасе уронил свой фолиант.

- А я мечтаю о простом человеческом счастье, - оттеснил Крап-Поткина смотрящий главного Барака Ярый Щук. - Желаю, чтобы у меня скромный домик на Лазурном Берегу не отобрали. Что ещё надо, чтобы спокойно встретить старость?

- А мне всякие светлые идеалы покоя не дают, - икнула под ухом Ярого главная депутанша ЖеПе Мариан Оргия. - В моей тревожной юности был полный комсомольский романтизм. Я тогда литр могла выкушать. Без закуси! И ни в одном глазу... А сейчас что? Уже после 0,7 головокружение образуется. А всё потому, что романтизма нынче нет...

Начальник колонии встал, подошёл к дверям и решительно закрыл их. Оставшись в кабинете один, Али-Хан включил телепортатор. К Деду Морозу с экрана обратился ответственный за агитпроп в ЖеПе Коля Долгач по кличке “Зомби-ящик”.

- В детстве я хотел быть пожарным, - доверительно смотрел в глаза зрителей Коля. - И космонавтом. Хотелось какой-то работы, государственно-полезной, что ли... А стал лицом телепортационного зомбирования! Что у меня плохое лицо что ли?!

Али-Хан внимательно посмотрел на самодовольно лоснящуюся физиономию Долгача, после чего начальника колонии всего передёрнуло. Потом “Антон Хоттабыч” подошёл к зеркалу и снова дёрнулся в конвульсиях.

- Я смотрю на мир упрощённо, - продолжал хвастаться “Зомби-ящик”. - Чёрно-бело. К чему заморачиваться? Не люблю полутона - это удел рефлексирующих интеллигентов. А я - пролетарий телепортатора, чернорабочий информационного фронта, боец с германизацией. Герой, одним словом. И мастер пиара. Я из любого говна конфетку сделаю...

На экране появилась круглая физиономия любимого помощника начальника колонии Шандарах-Жуткова по кличке “Пухлый Саша”. Шандарах-Жутков изобразил на лице глубокую и загадочную задумчивость.

- Какой кошмар, - вздохнул “Антон Хоттабыч” и выключил телепортатор. - Когда уже Дед Мороз заберёт меня в Златоглавую? Надоело всё!

- Лишь бы не было войны! - снова просунул голову в дверь Ярый Щук. - Так моя бабка говорила, прости Господи!

- И революции нам не надо, - снова икнула из глубины коридора Мариан Оргия. - Это я вам как воспитанница революционного резерва компартии ответственно заявляю!

- 17-й год, слава Богу, прошёл без революций, - перекрестился Ярый Щук.

- А я слышал, - напрягся Али-Хан, - что на этой земле революция не в семнадцатом, а в восемнадцатом году была.

- Опять германизацией занимаетесь! - погрозил пальцем из неожиданно включившегося телепортатора Коля Долгач. - В 1918 году немецкого кайзера турнули! А у нас - царь.

- Так в марте мы царя-батюшку или кайзера Паутина выбирать будем? - не понял Крап-Поткин.

- Если кайзера, то тогда надо было не к Деду Морозу, а к Санта-Клаусу обращаться! - схватился за голову начальник колонии.

На улице послышался шум. Али-Хан выглянул в окно. По мостовой маршировала рота Санта-Клаусов. Впереди шагал командир, держащий красное знамя с надписью “Proletarier aller Lа..nder, vereinigt euch!” Отряд дружно распевал:

Друм, линкс, цвай, драй!

Друм, линкс, цвай, драй!

Встань в ряды, товарищ, к нам!

Ведь рабочий ты и сам!

Али-Хан вздрогнул, отпрянул от окна, перекрестился на портрет царя-батюшки Паутина и трижды, как его учил Ярый Щук, сказал: “Свят, свят, свят”...