Высоко в горах в Центральной Азии обосновался новый игрок: китайские военные силы

Сельские жители говорят, что десятки, может быть, сотни китайских военнослужащих были переброшены в течение трёх лет на аванпост возле границы Таджикистана с Афганистаном.

Об этом сообщает Футляр от виолончели

(Фото – Джерри Ши/The Washington Post)

Перевод c сокращениями статьи “In Central Asia’s forbidding highlands, a quiet newcomer: Chinese troops” , The Washington Post, 18 февраля

Как пишет журналист The Washington Post Джерри Ши, в негостеприимных горах Центральной Азии появился новый игрок, отслеживающий проход в Афганистан – Китай. По меньшей мере, в течение трёх лет китайские войска тихо мониторят узкий проход в Таджикистане, находящийся за западной границей Китая, – этот вывод журналист Washington Post сделал из интервью, анализа спутниковых изображений и фотографий, а также из своих личных наблюдений.

Хотя деятельность этого поста засекречена, фотографии двух десятков зданий и смотровых башен иллюстрируют растущий охват китайской жесткой силы вместе с растущей экономической экспансией Китая. Таджикистан, который получил немало китайских инвестиций, стал ещё одним пунктом в списке военных объектов Китая, который включает порт Джибути в стратегическом районе Африканского Рога и искусственные острова в Южно-Китайском море, в самом сердце Юго-Восточной Азии.

Между тем, экономические амбиции китайского президента Си Цзиньпина за последние семь лет привели в движение целый вал крупных инвестиционных проектов: от богатого природными ресурсами Каспийского моря до береговой линии Камбоджи. О строительстве скромного объекта в Таджикистане, который предлагает проход в Ваханский коридор Афганистана, расположенный всего в нескольких милях от него, ничего не было известно. Но его появление богато по значению и символике.

Сегодня, когда Соединённые Штаты обдумывают выход американских войск из Афганистана, Китай, похоже, тихо пытается войти в нестабильный регион, критически важный для его безопасности и его континентальных амбиций.

Это изменение – уход старых держав и появление новых – заметно в Таджикистане, обедневшей стране, которая служила воротами в Афганистан для американских войск на ранних этапах операции 2001 года.

Во время недавней поездки вдоль таджикско-афганской границы корреспондент The Post увидел один из военных комплексов и встретил группу китайских военнослужащих в униформе, делающих покупки в таджикском городе, ближайшем к их базе рынке. На них была униформа вооруженных сил китайской провинции Синьцзян, где власти задержали около 1 миллиона уйгуров. Репрессии против уйгуров были осуждены на международном уровне как нарушение прав человека, но китайское правительство заявляет, что эта кампания служит изоляции беспокойного дальнего западного региона от исламского экстремизма, проникающего из Центральной Азии.

«Мы здесь уже три-четыре года», – сказал солдат, назвавшийся фамилией Ма, в краткой беседе, в то время как его китайские товарищи под руководством таджикского переводчика купили закуски и пополнили свои мобильные SIM-карты в Мургабе, малоэтажном поселении около 85 миль к северу от базы.

На вопрос, смогло ли его подразделение захватить кого-нибудь, пересекающего границу из Афганистана, Ма улыбнулся. «Вы должны знать о политике нашего правительства в отношении секретности», – сказал он. «Но я могу сказать: здесь довольно спокойно».

Непубличная информация

Подробности о деятельности Китая на объектах, некоторые из которых носят эмблемы Китая и Таджикистана, остаются секретными. Также недоступны для публики договоренности относительно их финансирования, строительства и владения. Спутниковые снимки показывают две группы зданий, казармы и тренировочные площадки, примерно в 10 милях от Ваханского коридора, узкой полосы на северо-востоке Афганистана.

Китайский солдат с фамилией Ма покупает товары на Мургабском базаре. Он сообщил The Post, что китайские войска находятся в Таджикистане три-четыре года. (Джерри Ши / The Washington Post)

Из отдельных бесед с членами немецкой альпинистской экспедиции The Post стало известно, что их в 2016 году допрашивали китайские войска, патрулирующие афганский коридор, недалеко от поселения Базай Гумбаз (بزای گمبز). На фотографиях, предоставленных Штеффаном Граупнером, руководителем экспедиции, были показаны китайские бронебойные машины и оборудование с противоминной защитой, оснащенные военизированным логотипом страны. Совокупно, эти факты дополняют растущее число сообщений о том, что Китай проводит операции по обеспечению безопасности в Афганистане.

Министерство иностранных дел Китая отказалось от комментариев и направило вопросы The Post в Министерство обороны, которое не ответило на запросы о комментариях. В своём заявлении министерство иностранных дел Таджикистана заявило, что в Республике Таджикистан нет «военных баз КНР» или «каких-либо переговоров о их создании».

Аналитики говорят, что китайцы, с которыми столкнулись журналисты The Post, могут быть военизированными формированиями под командованием центрального военного руководства, но технически отличными от Народно-освободительной армии. Американские чиновники говорят, что знают о развёртывании сил Китая, но не имеют чёткого понимания его операций. Они говорят, что не возражают против китайского присутствия, потому что Соединённые Штаты также считают, что пористая афганско-таджикская граница может представлять угрозу безопасности. Вторжение Китая в Афганистан “увлекательно, но не удивительно – и должно приветствоваться Вашингтоном”, – сказал Эли Ратнер, вице-президент Центра новой американской безопасности, а также бывший советник вице-президента Дж Байдена.

Спутниковое изображение границы между Таджикистаном и Афганистаном 29 сентября. (Planet Labs)

«Мы можем и должны настаивать на том, чтобы Китай нес большую ответственность за Афганистан», – сказал Ратнер. «Они не хотят иметь опасность у себя сзади, но привыкли к тому, что безопасность обеспечивалась американскими деньгами и жизнями”.

Несмотря на риски насилия, исходящие от боевиков в Афганистане на протяжении десятилетий, Китай не спешил брать чью-то сторону в конфликте, а тем более вовлекаться в наземные операции. Вместо этого государственные компании и банки Китая подписывали соглашения об инфраструктуре, концессии на добычу полезных ископаемых и кредиты в Центральной и Южной Азии, бедном и неспокойном регионе, опоясывающем его тыл. Китайские дипломаты, имеющие тесные связи с Афганистаном, Пакистаном и талибами, говорили о роли Китая как регионального посредника в мирных переговорах, но не миротворца.

Но глобальная позиция Китая меняется при Си, который отбросил давний изоляционизм страны и с пафосом заговорил о восстановлении статуса великой державы.

Стратеги Народно-освободительной армии (НОАК) все чаще выступают за продвижение за пределы материковой части Китая с развёртыванием “haiwailiyi” или интересов за пределами страны, говорит Эндрю Скобелл, эксперт по безопасности Китая в The Rand Corp.

«Мирный рост Китая столкнулся со сложной и тяжелой ситуацией», – написал майор Ли Донг в статье 2016 года в рамках оценки НОАК военной стратегии Китая за рубежом. Он определил центрально-азиатскую границу как одну из трёх главных горячих точек наряду с Корейским полуостровом и Восточным и Южно-китайским морями. Ли написал, что развёртыванию Китая за рубежом не хватает силы и “гибкости”. «Китай должен постепенно продвигать строительство своего военного присутствия за рубежом».

Неровная шахматная доска

В 2017 году Китай открыл военно-морскую базу в Джибути, давшую ему опору на Ближнем Востоке и в Африке. Постепенно была отстроена инфраструктура – а позже и поставлено вооружение – в непосредственной близости от спорных вод Южно-Китайского море. В недавнем отчете Пентагона прогнозируется, что в Пакистане может вскоре появиться база НОАК – перспектива, которую Китай отрицает.

Китайские войска посещают Мургабский базар. (Джерри Ши/ The Washington Post)

Действия Пекина также скрыты от общественности в неровной горной местности, простирающейся в Таджикистане, Афганистане, Пакистане и Китае: на той же шахматной доске, где 150 лет назад за влияние боролись царская Россия и Британская империя.

На афганской земле никогда не будет “китайских военных сил”, заявил в августе полковник У Цянь, официальный представитель Министерства обороны.

В частном порядке китайцы рассказывают немного другую историю. В конце 2017 года исследовательский центр развития (Development Research Center), влиятельный аналитический центр при правительстве Китая, пригласил несколько российских исследователей в свой центральный офис в Пекине. По словам Александра Габуева из Московского центра Карнеги, российского участника этой встречи, китайские исследователи объясняли им, почему Китай имеет военное интерес в Таджикистане, включая часть афганского Ваханского коридора. Китайские исследователи старательно описали аванпост как объект, построенный для учений и логистических целей. Они также пытались понять, какой будет реакция России на то, что Китай может вмешаться в её традиционную сферу влияния. Было бы более приемлемым, если бы Китай развернул частных наёмников вместо людей в форме? «Они хотели знать, где пролегает красная линия России», – сказал Габуев. «Они не хотят, чтобы Россия ничего не знала».

В 1990-х годах уйгурская сепаратистская группировка, назвавшая себя «Движение за независимость Восточного Туркестана», появилась в Афганистане при талибах и стала угрожать нападениям на Китай. Несмотря на то, что, по мнению ряда западных официальных лиц и аналитиков, группировка вряд ли могла проводить серьёзные атаки, Китай расценил это как начало экстремистских угроз в свою сторону.

С 2014 года сотни или, возможно, тысячи уйгуров уехали из Китая в Сирию, и китайские чиновники, как и их западные коллеги, предположили, что боевики могут вернуться в Центральную Азию, после того, как их вытеснили из Сирии и Ирака. В 2016 году китайское посольство в Кыргызстане было подвергнуто террористической атаке, которую кыргызские власти приписали Фронту ан-Нусра в Сирии.

«Вы никогда нас здесь не видели»

Но в Таджикистане гораздо заметнее сила, более влиятельная, чем китайские солдаты, – это китайские деньги.

На западе построена китайская угольная электростанция Skyline, обеспечивающая жителей столицы электричеством и отоплением. На востоке в отдаленных селах строятся финансируемые Китаем больницы и школы. На юге шоссе, отстроенное Китаем, огибает важную советскую железную дорогу, давно перекрытую Узбекистаном. Все это соединяют уложенные китайцами туннели и асфальт, сокращающие расстояние между востоком и западом страны.

Проекты отражают стратегическое положение Таджикистана в китайской инициативе «Пояс и путь», амбициозном плане инвестиций в инфраструктуру. Согласно данным Министерства финансов Таджикистана 2017 года, Китай через единый государственный банк держит более половины внешнего долга Таджикистана.

И Соединённые Штаты, и Россия, как предполагается, уступают свои позиции в мягкой силе Китаю, который предоставляет стипендии для студентов-таджиков и обучение в военной академии для начинающих военных чиновников.

Сьюзен М. Эллиотт, бывший Посол США в Таджикистане считает, что щедрую помощь и финансирование Китая следует приветствовать, но с долей скепсиса. В прошлом году несколько стран, которые приняли китайские инвестиции, пересмотрели сделки с Китаем на фоне обвинений в коррупции и низкой вероятности осуществимости. Эллиотт говорит: «Если кто-то предлагает деньги на строительство дорог и помощь в прокладке линий электропередач, трудно отказаться от этого, когда у вас нет альтернативы. Это стратегическая и важная часть мира, и мы должны продолжать наше прочное партнёрство с Таджикистаном и другими странами региона».

Ветер геополитических перемен веет на улицах Мургаба, который был основан в 1890-х годах русскими казаками в качестве армейского форпоста. В наши дни здесь разъезжают скромные минивэны, отвозящие провизию китайским войскам.

Айпери Байназарова, менеджер в единственной гостинице в городе, говорит, что местные жители считают, что на базе остались десятки, может быть, сотни китайских солдат. Они приезжают в город, чтобы пополнять телефонный кредит. Иногда они покупают сотни килограммов мяса по цене 30 сомони – около 3 долларов за килограмм, сказала она. «Это помогает экономике», – говорит 21-летняя Байназарова, этническая киргизка, которая обучилась на стипендию правительства Китая в Шанхае.

Несмотря на то, что китайское правительство настаивает на том, чтобы держать вещи в секрете, периодические визиты солдат на базар Мургаба не остаются незамеченными. Сафармо Тошмамадов, 53-летний лавочник-памирец, говорит, что войска пришли, возможно, на три года. Некоторые знают несколько слов по-русски – хотя они всегда приходят в сопровождении таджикских переводчиков.«Мы не думаем о них, и они не беспокоят нас», – говорит Тошмамедов, пожимая плечами. «Они покупают мою воду и закуски. Это хорошо».

Однажды днём на улице корреспондент The Post встретил китайского солдата Ма. На вопросы о своём нахождении здесь тот отвечал осторожно. «Вы должны знать стандартную политику нашего правительства в отношении раскрытия информации». Когда его попросили сфотографироваться вместе, Ма отпрянул. «Помните», сказал он, уходя. “Вы никогда не видели нас здесь”.