Антон Вайно как недооцененный актив

Ответ на вопрос, кто принимает стратегически важные политические и экономические решения в России, кажется очевидным, но не все очевидное вероятно. Старые версии — члены «кооператива „Озеро“», узкий круг контролирующих репрессивную машину «силовиков» и примкнувший к ним Сечин, или везде и всюду только лично Путин — выглядят все менее убедительно. Кооператив «Озеро» распался на множество враждующих между собой «индивидуальных предприятий», из которых какие-то сами уже близки к банкротству. Силовиков стало так много, а их действия так перпендикулярны друг другу, что стрелка политического спидометра всё время держится «околоноля». Что касается Путина, то слухи о его вездесущности кажутся мне несколько преувеличенными.

Людям, поверхностно знакомым с тем, как устроена система, кажется, что в России все происходит по воле Путина. Действительность, однако, каждый день опровергает эти представления. Путин создал систему, которая на самом деле достаточно давно неплохо обходится без него. Его самоизоляция, дистанцирование от внутренних проблем, на которую в последние годы многие обращали внимание, приобрела в условиях коронавирусной пандемии гротескный характер политического шоу «за стеклом». Он давно уже не король-солнце русской политической вселенной, а её чёрная дыра, поглощающая энергию окружающего пространства и заставляющая время течь вспять.

Такой исход, впрочем, можно было предвидеть. Путин пытается быть Сталиным, и многие видят в нём нового Сталина, но он не Сталин. Сталин был политическим животным, власть была его страстью и его богом. Он шел к ней упорно по трупам в прямом и переносном смысле слова всю жизнь и повенчался с ней навеки. Он был скучным аскетом в быту, не чувствовавшим вкуса жизни, если она не была приправлена острым соусом власти. Конечно, психологические характеристики — вещь весьма субъективная, относительная и подвижная, но одно можно сказать достаточно определенно: Путин ценит жизнь больше, чем власть. Он — не политическое животное, отнюдь.

Путин сибарит, на которого власть упала с неба золотым дождем. Он видел в ней всю жизнь не самоцель, а только инструмент решения каких-то иных задач — например, средство разбогатеть. Сама по себе власть не возбуждает его так, как возбуждают его те блага, доступ к которым она даёт. В этом его коренное отличие от Сталина, которое имеет множество практических политических последствий. Путин прирос к власти, но её рутина его утомляет. Он может и хотел бы стать Сталиным, но не готов к этому. Ему интересен результат, но не сам процесс. Это может показаться парадоксальным, но в каком-то смысле Путин ближе к Горбачеву и Николаю II, чем к Сталину или Ивану Грозному. Он, если так можно выразиться, фальшивый тиран, что вовсе не облегчает жизнь окружающим. Ельцин, кстати, был больше похож на политическое животное.

Россией более двадцати лет правит человек, одновременно утомлённый властью и боящийся выпустить её из своих рук, потому что в его представлении она — ключ ко всему, что он ценит, предтеча и условие богатства и счастья, не говоря уже о безопасности. Путин — это классическая собака на политическом сене: править Россией для него неприятное бремя, но он не жалеет времени и сил, чтобы не допустить к управлению других. Эта неразрешимая дилемма придает эпохе Путина отчетливо выраженный невротический оттенок и задает базовые параметры современной российской политики. Путин с каждым новым днём своего пребывания у власти увеличивает объём политического вакуума в системе: он изъял себя самого из повседневного управления, но при этом тщательно следит за тем, чтобы его рычаги не перехватил кто-то другой. Однако политическая природа, как и природа вообще, не терпит пустоты. Поэтому справедливо возникает вопрос — если не Путин, то кто?

Любопытная архивная история, вытащенная недавно на свет божий Леонидом Максименковым, открывает неожиданный ракурс для поисков ответа на этот вопрос. Ещё не старый, но уже уставший Брежнев в самом начале 70-х ломает сталинскую парадигму и резко сокращает поток направляемых ему для прочтения и, соответственно, для принятия решений секретных бумаг, перекладывая бремя их обработки на плечи нескольких своих помощников. Тогда это привело к резкому изменению баланса сил в руководстве страны, подняв роль референтуры генсека на недосягаемую высоту и уровняв её в своей практической значимости с Политбюро. Логично было бы предположить, что и в наше время в аналогичной ситуации должны возникать схожие последствия. Чем больше устает вождь, тем выше должна быть «работоспособность» аппарата власти.

Далеко в прошлом остались былинные времена, когда Русью «демократично» правил новоявленный «князь Владимир» со своей питерской дружиной. Не успел он как следует утвердиться в Кремле, как стали заметны проявления синдрома раннего политического старения, одним из главных симптомов которого является стекание власти вниз по вертикали. В результате последняя стала плавно сосредоточиваться в руках симулякра Путина, скромно именуемого администрацией президента России. Чем более безразличным становился Путин, тем более деятельной становилась его администрация, на глазах приобретавшая до боли знакомые очертания ЦК КПСС — всё-таки место на Старой площади проклятое.

Центральной фигурой, организующей сегодня работу этого симулякра, является Антон Вайно — по моему мнению, один из самых недооцененных активов современной российской политики. Его имя, несмотря на то, что у него в руках сосредоточена сегодня необъятная власть, остается в глухой политической тени, заслоняемое не только фигурами других бывших и нынешних вождей, но даже фигурой собственного заместителя, который часто воспринимается публикой как настоящий руководитель президентской администрации. Но дело, конечно, не в личности Вайно, а в изменении общей конфигурации власти.

Вайно, дистиллированный и наследственный аппаратчик, виртуоз номенклатурной игры, долгое время, по всей видимости, мало кем из бывших «политических тяжеловесов» воспринимался всерьёз, что только способствовало его стремительной карьере. Но «тяжеловесы» не учли, однако, что именно «техническая позиция» политического модератора, занимаемая Вайно, в период упадка, когда патриарх уходит в осень, становится ключевой. На закате Империи, как бы она не называлась, на смену «диктатуры вождей» неизбежно приходит «диктатура референтуры». Вайно — это символ нового времени, воплощение новой политической парадигмы режима.

Один малозначительный эпизод тонко иллюстрирует, чем новая парадигма отличается от старой, когда в героях ходили сплошь силовики да олигархи. Некоторое время назад в прессу были слиты аудиозаписи разговора между тогдашним главой Серпуховского района Александром Шестуном (ныне сидельцем и страдальцем) и тогда ещё мало известным широкой публике выходцем из легендарной «шестерки» (подразделения службы собственной безопасности ФСБ, вовлеченной чуть ли не во все резонансные аресты последних лет) Иваном Ткачевым — самым, пожалуй, сегодня медийно раскрученным российским силовиком. Аудиозаписи демонстрировали, как ловко Ткачев «ломал» Шестуна, предлагая тому уйти по-хорошему и стращая всеми муками ада (и ведь правду говорил). И что теперь? Имя Ткачева гремит по всей России и им пугают детей провинциальных чиновников, а вот то, что сам разговор происходил вовсе не на Лубянке, а на Старой площади, в скромном кабинете начальника управления внутренней политики АП РФ, куда, собственно, Ткачев и прибыл, чтобы надавить на Шестуна, как-то затерлось. Так кто тут главный и страшный: Ткачев, который пугал, или Андрей Ярин, который позвал Ткачева к себе в кабинет попугать?

В чем сила Вайно, Ярина и других малозаметных чиновников со Старой площади? В том, что по мере ослабления интереса Путина к повседневной политической рутине именно бюрократический аппарат становится его главным «прокси» — доверительным политическим управляющим. АП в этой системе как диспетчер в таксопарке — должность неброская, но все хотят дружить. При этом полностью заменить Путина политически аппарат, конечно, не может. Симулякр, даже самый мощный, лишь имитирует полёт, но не летит.

Проблема в том, что аппарат не столько принимает решения за лидера, сколько позволяет лидеру как можно дольше уклоняться от принятия решений.

Все это не способствует ни прозрачности, ни эффективности системы. Роль Путина в ней сегодня существенно иная, чем прежде. Он не столько занимается ручным управлением, сколько создает некоторое политическое (в том числе смысловое, стилистическое и так далее) поле, внутри которого происходит постоянное броуновское движение многочисленных аппаратных групп. В центре этого броуновского движения стоит «новый ЦК» во главе со своим малоприметным секретарем. Под его руководством страна на новом уровне возвращается в 90-е, которые, однако, все больше становятся похожи на близкие ему по духу 70-е. Только место олигархических кланов снова заняли номенклатурные кланы. Россия «шестого срока» — это всадник без головы, где направление движения выбирает сама лошадь, но при этом единственной осмысленной миссией этой лошади остается транспортировка намертво привязанного к нему тела.