В СУМЕРКАХ, ЗА РЕКОЙ повесть

1.Кузины лужки
В сумерках за рекой на болоте кричит одинокий журавль. Зовет журавушку с хлебных полей. И крик этот тревожный одинокого журавля слышен всем пасекам, расположенным вдоль соснового бора над Каном. Пасека Таптуна поднята высоко над долиной реки. Стоят зеленые и желтые ульи на высоких поддонах по краю бора в два ряда на кулижке, чистой от травы. Вольное поле из трав и полевых цветов, долгим и крутым склоном стелется прямо от ульев покато вниз до самого берега Кана. Там черемуха, ольха и лоза густо заступают подход к реке.
Стояла в советское время в этих местах колхозная пасека. Пасечник Кузьма хозяйничал. С тех лет и зовется это место «Кузины лужки». В наше время на месте омшаника глубокая траншея, заросшая кустарником и ковылем, на месте дома и сараев лысая пустошь, да сосна вековая сохранилась, под которой отдыхают пасечники в знойный полдень.
В апреле пчеловоды приезжают на своих «Нивах» в Кузины лужки. Едут на «внедорожниках» по лесным прогалинам, когда лежит еще снег в березовых лесах, а береговые луга уже оголились под жарким апрельским солнцем. Хозяева летних пасек сжигают прошлогоднюю траву, расчищают тем самым место для ульев. Огневой пал уничтожает клещей, которые расплодились и на пригородных дачах. После весеннего огневого пала, в мае склон зеленеет, оживает желтенькими одуванчиками! Пора ставить летнюю пасеку! Ульи с пчелами привозятся ночью. За сутки до 9 мая. Традиция такая: отмечать День Победы на пасеке. Несут пчелы майский мёд, желтую и коричневую обножку пыльцы с одуванчиков и вербы. Зреет лето. Поднимается в рост Иван-чай. Будто кляксы от школьных чернил, то там, то здесь пушистые фиолетовые цветы репейника. Любит репейник мохнатый шмель. Его в лугах много. Гудит пасека от восхода и до заката солнца, трудятся пчелы.
В завершение медосбора травы цветут в своей череде. Таежные медоносы для взятка пчеле добрые, донник в полях уже скошен. Розовеет махонькими капельками душица, золотится на солнце ковыль. Дни стоят чистые от облаков, бездонное голубое небо от края и до края дышит покоем и счастьем. Хвойная прохлада бора и эфирные запахи полевых цветов, становятся хмельными и зримыми, и черпай этот воздушный мёд горстями, и пей его, как волшебную, родниковую воду.
На запад от Кузиных лужков пустошь углубляется и пропадает в логу. На склонах лога, то там, то здесь доживают свой век, неохватные становищем, раскидистые кронами, старые березы, густые травы в рост человека делают урочище не проходимым. Северная сторона пасеки отрезана глубоким лесным распадком, по которому пробита дорога до Кана.
Таптун пристроил к спальному кунгу летнюю кухню. Пристройка обтянута москитной сеткой, потолки накрыты целлофановой пленкой, поставлена армейская кровать с ватным матрасом, который прикрыт для красоты светло-ореховым покрывалом.
В центре летней кухни стол, пара железных тяжелых стульев. В тени соснового бора прохладно в летней кухне. Таптун у мангала варит борщ на свиных ребрышках, которые купил утром в городе. На День Победы 9 мая жарим обычно шашлыки, лето минуло, конец медосбора, сегодня решили сварить борщ. Березовые сухие полешки в мангале горят весело, облизывая языкастым желтым пламенем чугунный казан с мясом, вода вот-вот забулькает. Дым от огня в мангале тянется редкой куделью, растворяясь над пасекой в голубеющую прозрачную дымку. Таптун складывает в казан нарезанную картошку, свеклу, мелко крошит на доске морковь, в банке квашеная домашняя капуста.
Я сижу под столетней сосной на пивном ящике, наблюдаю за жизнью на пасеке. Наслаждаюсь таежными гривами за Каном, любуюсь холмистыми таежными отрогами Восточных Саян. Река Кан является природной границей с лесостепью. Порубежье.
У вагончика пасечника «Адмирала» стучит немецкий оранжевый движок, работает на бензине, выдает электричество для медогонки с электроприводом. Адмирал качает мёд. Зовем мы Адмиралом Володю Лебедева. Морская душа у крестьянского сына из села Бражное. В советское время служил Володя Лебедев на подводной лодке «слухачом». Над его жилым вагончиком Андреевский флаг водружается на 9 мая в День победы. Таптун механик-авиатор. С Адмиралом призывался в Советскую армию в одно время. У Таптуна над вагончиком 9 мая флаг военно-воздушных сил. А между вагончиками и точками с ульями, где-то посередке Кузиных лужков, привязан к елке шестиметровый сухой сосновый шест, на конце которого в поднебесье гордо реет Красное знамя Победы.
Одиноким хутором, ныне стоять за городом не принято рядом с медоносными полями. Многолетняя дружба объединяет мужиков в артели, ставят пасеки рядом. Болганюк и Володя Лебедев из села Бражное, как и сам Таптун. Из года в год стоят вместе. Старик Мавлютов прибился к ним из деревеньки Анцырь, что за Канском на правобережье. Давным-давно работал Мавлютов начальником «Газозаправочной станции». Таптун в советские годы был директором «Агроэнерго» Канского района; бывшие директора предприятий, добрые знакомцы четверть века. Поэтому старик Мавлютов не случайно прибился к бражинским пасечникам.
Мавлютов для своих семидесяти годов бегучий дед, говорливый. Одет он в спортивный костюм золотистого цвета, на босых ногах просторные резиновые боты. Острижен Мавлютов коротко, лицом черен от загара, и внешностью смахивает на грека; ни минуты не сидит: то полешки колет, то стол прибирает на летней кухне, чай с душицей готовит. Пока Таптун управляется с борщом у мангала, на столе в летней кухне закуска появилась: свежие огурцы, копченое сало. Рыбу и сало коптит старик Мавлютов здесь, на пасеке, он и коптилку соорудил в низине между вагончиком и сосновым бором. Костры ныне не разводят на пасеках, сушь стоит два месяца, таёжные пожары, рожденные сухими грозами, для тушения не доступные из-за отдаленности, выжгли с большим уроном для животного мира тайгу в медвежьих углах в Красноярском крае.
Времена лихие миновали, только вот власть сделалась лихой. Власть стала не видимая, как ядовитый газ, от которого нет спасения. Рядом с домом, где я живу в Канске, полицейский участок, ночью постоянно замкнут и безлюден. В судах правды не ищи – нет их там. Не влияет и прокурор на общественную жизнь. Нет никакого контроля над чиновниками-казнокрадами. Воруют миллионами. Жизнь течет по старинке: «С богатым – не судись; с сильным – не борись». Город Канск и зимой и летом ночью будто вымирает, ни песен тебе в праздники, ни многолюдья на площадях. Поредел и покупатель на городских рынках; непомерно тяжелой стала жизнь в России, обеднел народ. Сибирь никогда не ходила в лаптях. Не знала вольная Сибирь «крепостного права». И в эпоху «буржуазной диктатуры» Сибирь живет непокоренной. Затаилась в грозном молчании. Пока борщ не готов на огне у Таптуна, решили закусить. Пришел Адмирал. Мавлютов расслабился и притих после чарки горилки. Смотрю печально за реку, слушаю тихий говор в застолье. Что еще человеку надо для счастья?

Душа не принимает современную жизнь. Мается душа, изнывает от безысходности и опрятной бедности. Многие годы рвется душа в Магадан, блазнится ночью проехаться в кабине "Урала" пыльной, гравийной Колымской трассой до поселка Усть-Нера на Индигирке. Где прожита молодость и зрелые годы. Ах, как желается провести короткое лето, северное жаркое лето на вольных речках, впадающих хрустальными водами в Индигирку; рыбачить на этих речках, жить в таежном зимовье, спать на бревенчатых нарах, ставить бражку - гнать вольно самогон в тайге; шугать зайцев и сохатых, которых в Якутии больше, чем таксистов в Москве. И топить в зимовье жестяную печку; сладко спать в теплой таёжной избушке; сладко вдыхать во сне запахи сухих смолистых бревен, наслаждаться отдыхом и влажной прохладой земляного пола человеческого жилья.

Борщ сварен, снят и поставлен на холодный второй мангал, который стоит рядом, накрыт решеткой и служит для сковородок, кастрюль и посуды. Обедать никто не торопится. Солнце еще высокое. Перекусили. Работа с ульями идет. Адмирал вынимает из верхних корпусов на ульях медовые рамки, для откачки зрелого меда, на освободившиеся места ставит в корпуса сушь, пустые соты, которые пчелы заполнят товарным медом. Адмирал громко кричит издалека, зовет от своих ульев старика Мавлютова.

- Александрыч! Ты матку хотел поменять. Иди, дам матку в клеточке - вышла из маточника.
Не посвященному, не понять - о чем толкует Адмирал старику Мавлютову.

У Мавлютова одна пчелиная семья с весны плохая. Матка оказалась «трутовкой»: весь посев «трутневый». Чтобы не погибла пчелиная семья без расплода пчел, Мавлютов изымал рамки с однодневным посевом из других ульев и подставлял в эту семью. Пчелы трудились, заливали молоком, запечатывали ячейки воском. Таким образом, поддерживался расплод семьи при трутневой матке. Менять «трутневку» надо было, конечно, раньше, но все как-то полноценной пчелиной матки не было для подсадки в улей. Так случается, когда пчелиная матка не оплодотворяется с трутнями при облете, могла матка и не выйти из улья на облет из-за случайного увечья, нанесенного пасечником при осмотре пчел. Трутни в улье живут недолго, нужны они для спаривания с пчелиными матками, происходит это при облете пчел весной, и когда пчелы роятся с молодой маткой. После спаривания пчелы выгоняют трутней из улья, их не кормят, поэтому вокруг улья подмор из трутней.

Мавлютов принес сеточную клеточку с пчелиной маткой в летнюю кухню, где на столе пластиковая баночка с медом, прикрытая крышкой от вороватых пчел. Пчелиной матке необходима еда в клеточке на то время, пока другая пчелиная семья не привыкнет к её запаху и пчелы начнут кормить матку в клеточке. Концом ножа старик Мавлютов, капля за каплей, наполнил медом кормушку в клеточке с маткой. После чего прошел к своим ульям, которые близко расставлены напротив его жилого вагончика. Снял с крайнего улья крышку, отвернул уголок положка из белой бязи, втиснул клеточку с маткой в промежность меду медовыми рамками. Дней через пять станет ясно – приняли пчёлы или нет матку в клеточке. Если приняли, клеточка будет обсижена плотно пчелами, кормящими матку. Можно матку выпускать, трутовку она сама убьет. Но лучше, если сам пасечник выловит трутовку, что сделать не просто. Не просто, но можно.

Отдыхаю душой на пасеке. И трех жизней не хватит наглядеться на окружающий мир. Места дивные. Далеко в низу блестит стеклом протока Рахманиха. Таптун и старик Мавлютов там рыбачат, ставят сети, шумят веслами по воде, гоняют рыбу в сетку. На уху всегда ведро рыбы наловят щук и окуней, не переводится в протоке и плотва с ладонь, ленок и хариус, бывает, залетают в сеть. И невольно вспоминается Крайний Север. Середка жизни.

В далёком теперь 1983 году сплавлялся я в августе на байдарке по Индигирке. Выше поселка Дружины, километров 80 по реке, ежегодно рыбачат якуты и эвенки бригадами. В завершение светлого времени причалил к песчаному острову, заросшему чозенией - северной ивой, стояла там поодаль от берега и шестиместная брезентовая палатка. "Казанка" далеко выволочена носом на прибрежный песок. Пару деревянных ящиков от консервов поставлены на попа у притухшего костра, дымок сизый вьется редкой куделькой из подернутых белым пеплов угольков. Одинокий старик сгорбился, сидит на ящике, сложив крупные смуглые руки на колени, одет в телогрейку и ватные штаны, на ногах резиновые боты. Северное лето прохладное. Рядом с кострищем полное ведро ухи из омуля. Не говорит на русском старик, но речь мою понимает. К ночи приплыл к старику на "Крыме" его сын Димка из Белой Горы, за рыбой приплыл. Димка попросил меня помочь старику, работая на веслах в лодке «Казанке», пока старик будет проверять сети. Звался старик Лукой Соломой. Сын его не стал ночевать, загрузил лодку мешками с омулем и ушел по ночной Индигирке вниз на Белую Гору. Утром поплыли с Лукой на моторе вверх по реке к сетям. Добывал Лука омуля для рыбозавода, чебака крупного размером с ладонь взрослого мужика, торчало в сетях много, старик его выкидывал, как сорную рыбу, попросил я чебака для себя, раз такое дело, он согласно кивнул. Сняли мы в то утро и две нельмы, каждая рыбина размером мне до плеча достает, касаясь хвостом прибрежной гальки. Жил я на острове у старика Луки неделю. Сын его приплывал за рыбой каждые сутки, стал просить меня остаться и рыбачить со стариком, шибко я деду понравился понятливостью, рыбацкой умелостью и смекалкой. Но у меня была цель дойди до бара Индигирки. Август уже стряхивал желтую хвою с северных лиственниц. Сусальной фольгой звенели на ветру уже и листья ольхи и чозении. Я спешил сплавиться на байдарке до Белой Горы. В Белой Горе речной флот Индигирского пароходства, до бара на байдарке не дойдешь – река, что «симбир-море», а на сухогрузе "Сибирский" добраться до бара Индигирки можно. Там древнее русское поселение Русское Устье. 200 чебаков я присолил, и они вялились на жердях рядом с юколой из омуля, которая жирно ершилась мясом от ножевых разрезов на дольки. Лука заготавливал юколу в большем количестве, вялилась юкола неделями на открытом ветру на жердях, которые он высоко расположил на подпорках вдоль песчаной косы острова. Жил я у Луки на острове неделю, ломал голову, как вяленого чебака сберечь у Димки Соломы в Белой Горе, до моего возвращения на обратном пути в Усть-Неру. В один из дней подсел на косу острова и Ми-8 из Усть-Неры. Геологи Верхне-Индигирской экспедиции работали и в районе Белой Горы, от них возвращались вертолетчики домой, подсели за рыбой. Бежит в летной рубашонке на холодном ветру знакомый авиа механик Володя Воробьев, в кабине - при галстуке и в наушниках - командиром Валера Зедгенизов; радостно смеется, приветливо машет рукой; отдал пилотам всего вяленого чебака. В октябре возвращался из Чокурдаха грузовыми вертолетами через Мому в Усть-Неру. Местные рыбаки в Чокурдахе подарили мне "рыбу" - так зовут уважительно нельму в низовьях северных рек. Стояли уже холода, пришлось распилить рыбу ножовкой на куски и упаковать в мешок. И была отличная строганина из нельмы и омуля на моё тридцатилетие и к новогоднему столу.
Жилой балок старика Мавлютова в десяти шагах от военного кунга Таптуна. Вагончики на колесах, в лесу они зиму не стоят. После вывозки ульев в сентябре, в начале октября Таптун тянет колесным трактором «Беларусь» в деревню вагончик. Ставит он кунг на огороде после копки картошки. В огороде стоят и улья с пчелами до первых морозов, зимуют пчелы в омшанике.
Учил пчеловодству Таптун у дяди Вани Плющикова из села Новотроицкое. Был тогда дядя Ваня в таких же годах, как ныне старик Мавлютов, но, отвоевавший с фашистами всю войну, слепой на левый глаз от ранения. Крупный в кости и грузный к старости дядя Ваня куда старше семидесяти лет тогда смотрелся. После войны дядя Ваня работал до самой пенсии в Канском Лесхозе. Кордон, где жил лесник аккурат посередке прошлого века, был расположен в Копайгороде, неподалеку от речки Аманашки. Добрый дом, омшаник для пчел, надворные постройки в связке. Удобное и прелестное жилье на Кордоне дядя Ваня Плющиков построил своими руками. В те далекие теперь уже годы дорога из Канска до деревни Тарая не была ещё отсыпана гравием. В дождливую погоду ЗИСы и «полуторки» едва выползали из долгого лога по грязи на верхние поля, копать приходилось под колесами, сыпать песок, так и прозвали шоферы это гиблое место «Копайгорок». Тракт от Канска до Тарая пробит проселком в 1812 году, осужденными за разные провинности солдатами царской армии, пленными французами после войны с Наполеоном. Тарай строился на берегу Кана военным поселением, таким он и был долгое время: с казачьими урядниками, с осужденными солдатами на поселении.
Ныне от кордона лесника в Копайгороде осталась едва заметная пустошь. Пчел дядя Ваня по-прежнему держал, и с конца апреля до первого снега жил рядом с ульями на летних пасеках. «Агроэнерго» работало со всеми сельхозпредприятиями в Канском районе. Таптун, будучи директором, знал всех руководителей. Не сидел он в кабинете, ездил с электриками монтажниками, которые делали проводку электричества в новые фермы и коровники. Не редко сгорали в хозяйствах электродвигатели на насосах, приходилось снимать эти двигатели – ставить на их место рабочие, а сгоревшие электродвигатели увозились в цеха «Агроэнерго» на «перемотку». Июльским горячим днем и свернул Таптун машину с гравийного большака на проселок, ведущий на летнюю пасеку к дяде Ване Плющикову. Дядя Ваня качал мёд, только закончил, пил чай с душицей в своем «скворечнике», так фронтовик звал укрытие от дождей.
Шибко понравилось Таптуну хозяйство дяди Вани в Копайгороде. Пасека поставлена высоко к лесному бору на краю пологого лога у западной стороны. На солнышке. Рядом с ульями на солнцепеке, околок из десятка берез, под которыми Таптун рассмотрел ольховые плетни из речной лозы. В закутках, разделенных между собой все теми же плетнями из лозы, хрюкал кабанчик, рядом тянул к человеку свой мокрый нос пегий пятнистый бычок. Еще дальше паслась на длинной веревке, стреноженная гнедая кобыла; в отдельном закутке клевали зерно куры-несушки. В тени раскидистых старых берёз стоял и трактор «Беларусь», рядом двухосная тележка - площадка для перевозки ульев. А в поле за пасекой огород с огурцами на земле, грядки с луком и чесноком, росли здесь и редиска, и укроп. Тут же и капуста уже набравшая силу, кочанов пятьдесят в рядах. Цистерна с водой четыре куба.
Под высокой ветвистой березой дядя Ваня поставил в тень жилой вагончик. В распахнутый дверной проем видны ульи. В вагончике прохладно, в жаркие полуденные часы приляжет дядя Ваня на топчан и наблюдает одним глазом за пчелами. Кипрейное поле шестнадцать гектаров до гравийного тракта, до моста над речкой Амонашкой на дне лога. За логом на буграх в совхозных полях дышит в такое время медом золотистый донник, который со дня на день должны скосить. Зрелое лето. Управляющий совхозного отделения «Степняки» всегда предупреждал дядю Ваню, когда начнут косить донник. Чтобы пчелы не погибли в мотовиле комбайна во время косьбы донника. Еще вечером в темноте дядя Ваня закрывает «летки» ульев. Наблюдает за комбайнами на доннике, утром держит пчел взаперти, пока комбайны косят. Ждет, когда комбайны уйдут с поля. Опасность миновала, пасечник открывает летки ульев. И становится темно от гудящих пчел, выпущенных из запертых ульев.
-А ты купи у меня пару колодок с семьями, однажды предложил дядя Ваня Таптуну.
- Будешь приезжать на выходные ко мне на пасеку, научу работать с пчелами, разведешь пасеку, - убедил он Таптуна.
Таптун давно подумывал о дальнейшей жизни при «капитализме». Совхозы «капитализм» упразднил. Работать стало не с кем. Купил Таптун у дяди Вани десять ульев с крепкими пчелосемьями. И повелась у Таптуна пасека. На свой усадьбе в селе Бражное Таптун построил омшаник. Предприятие «Агроэнерго» не закрывал в Канске до последнего вздоха. За пчелами смотрел дядя Ваня, на выходные дни приезжал Таптун. Зимой дядя Ваня жил в благоустроенной квартире в Канске в районе гидролизного завода. Старуха его умерла. Решил он переселиться в село Бражное, ближе к Таптуну. Купили дом дяде Ване на краю села у реки. Стояла эта рубленая из бревен изба обособленно от улицы. Красивый сибирский дом на высоком фундаменте, с четырех скатной шиферной крышей. Выбор пал на эту усадьбу из-за крепких надворных построек для домашнего скота: есть катух овечкам и козам, зимний свинарник, хлев для кобылы с жеребенком.
Козла Гену купил дядя Ваня в октябре на пару с козой Зойкой. Белые как снег мастью, не старые для развода козлят. Коза была дойная. Молоко дядя Ваня любил, но корову держать сил нет, стар стал. Коза, решил он, самая подходящая для молока скотина. Поехали они с Таптуном в Канск на «блошиный» рынок, где в выходные дни торгуют живностью крестьяне из окрестных деревень. Козел Гена сразу привлек внимание Таптуна: хозяин прикурил сигарету и сунул козлу в зубы. Козел привычно зажал сигаретный фильтр передними, крупными и желтыми, как зерна кукурузы, зубами и стал попыхивать дымом от сигареты, как заядлый курильщик.
-А вон и коза, - заметил дядя Ваня привязанную к заднему бамперу «УАЗика» и беленькую козу Зойку. Не думали они покупать козла Гену, но хозяин уперся, и козу Зойку без козла не отдавал, семья, мол. Не стали разлучать козу Зойку с козлом Геной. Купили.
Коза Зойка оказалась с норовом, позволяла вымя выдоить только дяде Ване. Доить на коленях козу дядя Ваня уже не мог. Построил из сосновых досок «станок», куда заводил козу Зойку, и было удобно доставать козье вымя во время дойки. На усадьбе дядя Ваня дал волю козлу Гене, вольно обходила огород к зароду с сеном и коза Зойка. Днем вольно гулял и бычок на огороде, кобыла вольно ходила по ограде и огороду, куда на зиму затянули трактором зарод сена на поваленной березе. Одним курицам воли не было, откармливал до ноябрьских праздников, и отрубал курам головы. Всю зиму ел куриные супы. Кобылу дядя Ваня тоже держал для развода жеребят на мясо, бычок– на откорме, тоже на мясо. Продавал мёд, жил старик без нужды, имея пенсию фронтовика. Помогал дочери в Абакан, брату и племянникам. Но роднее всех все, же стал ему Валерий Семёнович Таптун.
В сумерках, за рекой, подал голос журавль. Кричал он надрывно, отчаянно звал свою подругу, и от этого крика журавлиного, становилось тревожно на душе, и возникало желание подняться на крыло, и лететь на зов братом его журавлиным.
-Это к дождю, - определил Таптун.
Ливень случится на рассвете. А пока держалось парное тепло, тихий, пригашенный свет вечерней зори тонул в кронах высоченных сосен над пасекой и жилыми вагончиками.
- Ужин готов, - напомнил старик Мавлютов.
Таптун стал наливать черпаком из казана борщ в алюминиевые чашки, я относить эти чашки с борщом на стол в летнюю кухню. Мавлютов ушел к себе в вагончик, вернулся он с неполной бутылкой самогона, настоянного на прополисе. Таптун налил в своем вагончике литровую кружку медовухи. Пасечник Таптун, мой давний и любимый друг, знает, что крепкий самогон на прополисе я не пью, на пасеке только медовуху. В этот приезд я привез и подарил Таптуну гармонь «Хромку» Шуйского Горпромкомбината. Дома у меня собрались, в добрый час, три гармошки. Одну решил подарить другу. Пасека Таптуна без гармошки – это не пасека. И он это знал, и мы тянулись на пасеку к Таптуну отогреть душу русскими песнями под гармонь.
В сумерках, откричал уже и журавль, когда в бору услышился звук мотора. На пасеках держат собак редко на привязи. Сука Муха жила при пасеке уже четыре года. Белая шерстью без помарки, умная сука не залаяла на «Ниву», идущую к пасеке по лесной дороге между сосен.
- Кто-то из своих, раз Муха не лает. – Сделал вывод Таптун. Мы уже выпили и закусили борщом и копченым салом. Поднялись от стола, и вышли встречать позднего гостя.
«Ниву» Валеры Короля ни с какой другой не перепутаешь. Удлиненная рама, с двумя дверцами, новая машина темно-синего цвета, в районе чуть ли не единственная такая. Народ покупает дорогие иномарки, годные лишь для асфальта. Король служит егерем в Тафаларском заказнике. Перевалочная база заказника в селе Ашкаул. Там и «Бураны», и катера, склады с имуществом. Круглый год Король с сыном Димкой хозяйничают на этой базе. Заказник в верховьях Агула в Саянах охраняется егерями из Иркутской области. Хозяйственной перевалочной базой Тафаларского заказника в Ашкауле заведует Димка Король. Парню 28 лет, после Пединститута успел поработать в школе учителем истории. Помогал отцу на базе, в конце концов, ушел из школы и устроился простым егерем в заказник. Теперь Дима Король начальник отцу. Учится в Иркутском сельхозинституте на факультете охотоведов. Короля мы не ждали в такое время, знали, вчера он еще был в верховьях Агула, на озере Медвежьем. Король благодарен Таптуну по гроб жизни. За помощь в лихие девяностые, когда Таптун взял Короля на работу в «Агроэнерго» токарем. Там и появилась возможность клепать из моторных лодок водометы. Король механик – самоучка. Между собой мы зовем Короля Кулибиным.
Муха кинулась лапами на грудь Короля. Обняли по очереди друга и мы. В Канске у Короля два гаражных теплых бокса, это его мастерские. Король поставил там немецкий самогонный аппарат, и выгоняет из браги по своему рецепту отменной очистки самогон. Много народу нынче занимается самогоноварением. Вынудила к этому даже не дороговизна водки, а ее «паленость», частые отравления людей от «паленки», а на пасеке без медовухи и «прополисной» самогонки никто не живет. Король снабжал друзей. Мне он всегда говорит при встрече.
-Не теряйся, Николаич, ты нам нужен.
Король принес к столу агульского темного хариуса, бутылку самогона на прополисе. Любит Король гармонь. Но пока до гармошки не дозрели, захлебываясь от восторга, Король рассказал, как он управлял частным гидросамолетом, когда его вывозил с озера Медвежьего его друг, пилот «Боинга», у которого целая коллекция самолетов на частном аэродроме под Красноярском. Весь день и вечер, до приезда Короля, рядом по соседству стучал немецкий движок. Адмирал до позднего часа качал мед медогонкой с электроприводом, в специальном для этого вагончике. У Адмирала большая пасека. И каждый раз, бывая на больших пасеках, на ум приходит каторжный труд старателей на золотодобыче. Заработает старатель пятьсот тысяч за промывочный сезон, дорога на материк с Колымы обходится туда и обратно в сотню тысяч. На пасеке - числом за пятьдесят колодок, занимаясь любимым делом, рядом с семьей, пасечник получает меду на миллион рублей. Мед всегда востребован. Адмирал прекратил качать мед, собрался ехать домой в Бражное на кузовном «жигуленке». Не отъехал, пришел поздороваться с Королем, увел его к себе в вагончик. Вернулся Король с трехлитровой банкой мёда, поставил банку в «Ниву».
Помянули добрым словом дядю Ваню, доктора Владимира Николаевича Парфенова, который долгие годы держал у дяди Вани свои пару ульев, бывал на пасеке. Построил Таптун и баню с парилкой на пасеке у дяди Вани. И при яркой луне, сидели мужики возле бани, распаренные, на бревнышке, рядом с кипрейным полем. Пели под гармонь сильные мужики песни, расслаблялись медовухой. Прошло двадцать лет, годы и время смяли и дядю Ваню, и Парфенова. Земля им пухом, выпили молча.
Курящего козла Гену я не видел. Не так часто мы общались с Таптуном последние десять лет. Дядя Ваня, больной диабетом, лишился обеих ног. Дом в селе Бражное пришлось продать вместе с хозяйством. Дядя Ваня вернулся в городскую однокомнатную квартиру в районе гидролизного завода. Таптун купил для него кресло-каталку, помогал выживать, как мог, но дядя Ваня начал пить. Пенсия у фронтовика была высокая, пьющая соседка носила ему водку, сама с ним пила. Умер от водки. Доктор Парфенов к семидесяти пяти годам умом стал простоват. Пил доктор всю жизнь много и постоянно. Встречая иногда Парфенова в городе, я всегда давал ему сто рублей, он и выбегал на площадь Коростелева в поисках денег на похмелку. Но двадцать лет назад, когда не верилось, что гибнет СССР, мы были сильными, у каждого по сорок пять лет жизни за плечами. И какой жизни! Замечательной. Таптун имел два высших образования. Меня в 38 лет приняли в Союз писателей СССР еще студентом третьего курса в Литературном институте. В те годы я жил и работал в Якутии на Индигирке. Парфенов был известным терапевтом, которого уважали люди. Талантливый механик-самоучка Валера Король прибился в те годы в нашу компанию. И года не прошло, сделал по своим чертежам первый водомет с «уазовским» двигателем. И мы, кого смерть не забрала, храним дружбу четверть века.
-Семеныч! Расскажи про курящего козла, - смеется Валера Король. Козла этого он видел, давал ему и покурить.
-Не поверишь, Николаевич, - повернулся ко мне Таптун.
-Козел настолько обнаглел, что стал наводить свои порядки на усадьбе у дяди Вани. То бычка отожмет к забору, угрожая рогами, то кобылу в огород загонит. На Зойкин «станок» запрыгнет, шею дугой выгнет, рога выставит, глаза кровью наливаются. А борода у козла Гены, как у старика Хатабыча была. Умора. К тому времени уже и пара козлят от козла Гены у козы Зойки на дворе росли. Баловали козла Гену. Пока дядя Ваня не видит, давали ему сигарету курить, - смеется Таптун.
-Однажды моего «жигуленка» копытами помял. Загнал я машину на двор, закрываю ворота. А козел Гена – прыг на передний капот! Я и воротину бросил, кинулся его сгонять. Согнал, закрыл ворота. Ходит следом, не отстает. Опять запрыгнул на передний капот. А зла уже нет на козла. Смеюсь. Козел рогатой башкой машет вверх- вниз. Прикурил сигарету, сунул козлу Гене между зубов. Представляешь, картина: белый козел с сигаретой в зубах дымит на капоте фиолетовой «копейки»?!
Мы все дружно ржём. Представили.
-И ведь курил козел, как заправский мужик. Одного дядю Ваню козел Гена и боялся.
В те далекие годы Таптун постоянно ездил на «копейке» Жигулях фиолетовой окраски, которая числилась за предприятием «Агроэнерго». В грязь Таптун заводил для поездки на пасеку свою личную белую «Ниву».
Таптун сочно рассказывал о курящем козле. Однажды дядя Ваня поменял гнедую кобылу на молодого белого жеребца. Не объезженный еще жеребец двухлеток. Дядя Ваня планировал сдать жеребца на Канский Мясокомбинат. Бартером на колбасу. Да и время такое было, что зарплату людям выдавали «унитазами» , эмалированной посудой, и иной «производственной продукцией». Жеребец признал дядю Ваню. Но изумился наглости козла Гены, который стал наступать, угрожая острыми рогами вспороть брюхо жеребцу. Жеребец хватил козла Гену зубами за загривок, да как мотнет его в броске к забору, что козел Гена весь гонор потерял, вскочил и прыжками в огород к зароду сена. Бычок уже подрос, видел расправу над козлом Геной, тоже норов проявил – пошёл грудью на козла «курящего». Тот рысью сорвался и к своей козе Зойке с козлятами. Коза Зойка своего козла деспота по-своему усмирила, боднув его слегка в бочину. Присмирел козел Гена.
-Так и проходит земная слава! - Подвел черту под рассказом Таптун. Он видел эту сцену с жеребцом и козлом Геной.
До гармошки «Хромки» руки все-таки дошли. Удивительной нежности звуки – две с половиной октавы, в умелых руках Таптуна, не позволили нам и рот открыть. Музыка звучала грустной и душевной мелодией. Рождалась эта музыка и лилась из души человека, рождалась талантом гармониста и гармонью! И не было желания нарушать этот божественный звук фронтовой «Хромки». И слышно было в сумерках за рекой, далеко за Каном в предгорьях Саян, словно эхо, разносился звук гармошки широко и вольно раскатисто возвращался по воде. На соседних пасеках перестали брехать собаки. На небо выбрался молодой рогатый месяц.
Валерий Шелегов (г.Канск)
24 февраля 2020 г.