Виктор Батурин: «У меня нет финансовых претензий к Елене Батуриной»
20.04.2021 09:35Прошлое наше с вами интервью закончилось эпически, как сейчас помню, вы выбрасывали наши сумки из своей квартиры.
Ну, это неправда.
Да ладно, неправда, выбрасывали-выбрасывали.
Сумки не выбрасывал, это неправда.
И нас, и сумки. И кричали вслед: «Профурсетки!». Я на всю жизнь даже слово это запомнила.
Опять вы путаете. Это слово я сказал вашей напарнице, и в единственном числе. Это легко проверить.
Ну ладно, до драки, слава богу, не дошло, сумки оказались целы, но видите, в этот раз мы решили встретиться на нашей территории, чтобы вы не могли нас выпихнуть из квартиры. Но я поэтому попрошу, чтобы у нас не зависимо ни от чего была не суперэмоциональная дискуссия, а мы держали себя как-то в рамках эфира. Да?
Я не против.
Хорошо. Скажите, пожалуйста, Виктор Николаевич, это правда, что вы банкрот?
Правда только то, что этот факт устанавливается. И правда в том, что будет обязательно решение суда, которое установит, чего у меня больше — активов или обязательств. В любом случае, будет решение, которое меня устроит, потому что оно подведет какую-то черту, после чего я могу как-то спокойно планировать будущее. Потому что жить между небом и землей очень сложно.
Подождите, вы же как-то всё время черту подводить сами не хотите. Всё время судитесь с сестрой, как я понимаю, это происходит годами и годами. Почему так? Требуете деньги, 25% у вашей сестры, хотя вроде все она уже заплатила, мировую подписали вы. Почему вы продолжаете требовать эти 25%?
Что значит требовать? Я потребовал свои 25% в 2011 году, имея на руках документы, подписанные моей сестрой, и считая, что на основании этих документов я имею право потребовать 25% и какие-то другие обязательства, которые были там записаны. В результате этого требования мне выдали семь лет, из которых я отсидел четыре. И сейчас я уже ничего не требую, сейчас ситуация противоположная. Сейчас люди, которые считают, например, что у меня перед ними есть обязательства, хотят выяснить, готов ли я их оплачивать. Суд выясняет, есть ли эти обязательства, в каком количестве, и какие у меня есть активы для их оплаты.
Елена Николаевна Батурина уверена, что вы эти деньги у неё требуете всё-таки.
Ну, это же её личное мнение, что она требует. Я ни устно, ни письменно, после моего выхода из тюрьмы, никогда ничего у неё не требовал. Другое дело, что, к сожалению, эти документы, знаете как, рукописи не горят, документы тоже остаются, и они постоянно всплывают.
Всплывают что, сами по себе? Из вашего сейфа всплывают?
Ну почему, они же предъявлялись, и в судебных заседаниях во многих, и в моем уголовном деле.
Поясните, что вы имеете в виду «всплывают»? Кто-то их использует без вашего ведома?
Суд назначил арбитражного управляющего, который, естественно, ознакомился с документами, и увидел этот документ. Естественно, меня в суде спросили, существует ли такой документ в оригинале. Естественно, я сказал, что такой документ существует, я его неоднократно предъявлял, и, если вы потребуете, я его предъявлю снова. На что мне было сказано, а вот Елена Николаевна говорит, что она его никогда не подписывала.
Елена Николаевна уверена, что это подделка, да.
Я говорю, но это же легко проверить, я же его готов предъявить. Я суду предъявил, суд сделал экспертизу, оказалось, экспертиза подтвердила, что он подлинный, так же, как и её подпись. Почему-то ей это не нравится, но это её позиция, и она спорит с арбитражным управляющим, который просит любой другой документ, который бы опровергнул этот документ. Раз он поддельный, значит, существует какой-то подлинный документ, который все поставит на свои места. Но другого документа, к сожалению, до сих пор нет. И более того, тот документ, который предъявлялся, как альтернативный, и там вроде бы как стоит и печать нотариуса, он оказался странным.
Слушайте, вам не кажется, что вся эта история, это какая-то трагическая ваша судьба вырисовывается во всех этих документах? Вот смотрите, вы в принципе были известны в Москве как брат Батуриной. Батурина при Лужкове была серьёзным бизнесменом, большие активы, «Интеко» и так далее. Вы, естественно, как её брат, всем этим пользовались. Пользовались по-разному, потому что тоже были какие-то скандалы, с вами связанные, и так далее. Но сейчас, когда уже Батуриной нету, Лужкова тоже, они живут себе спокойно в австрийских Альпах, получается, что в такой сложный для них период, когда уже «Интеко» она продала, и вообще активов не осталось, вы продолжаете судиться за вот эти деньги, и продолжаете что-то ещё постараться из этой ситуации забрать.
Ксения, давайте мы сразу скажем, я ни с кем не сужусь. Более того, я не могу судиться за деньги, пока не закончится суд по банкротству, согласно законодательству, потому что я не имею права подавать имущественные иски, их может за меня подавать только арбитражный управляющий. Я могу подавать иски о защите чести и достоинства, ещё что-то, никаких имущественных…
Но это же схема, понятно же, что это просто схема, как это все делается.
Подождите, что значит схема? Придумали банкротство физического лица, придумал его не я.
Понимаю.
Его в законодательство внесли в 2015 году, трудно было как-то предположить, что я спрогнозировал эту схему за десять лет до появления этой статьи в законе. Согласитесь, это нонсенс. Скандал этот начался с 2006 года, когда впервые была письменно предъявлена просьба оплатить мне мои акции, и с того времени это движется, до 2011 года, после чего, когда мне дали семь лет, я успокоился, и больше никогда не требовал денег за эти акции. И не собираюсь, кстати, их требовать, и даже если мне их не оплатят, но закончится суд, признают меня банкротом, или я оплачу эти обязательства, активов хватит, меня устроит любой результат. Лишь бы он был.
Но вам бы хотелось, чтобы он какой был?
Вы знаете, если честно, мне все равно, потому что и тот, и другой результат, он подводит какую-то черту и позволяет планировать дальнейшую жизнь. Ну как, получу я полмиллиарда долларов или не получу, вам все равно?
В принципе да. То есть вам не нужны деньги, что ли, или что?
Если мне их заплатят, я от них не откажусь. Но если примут решение…
Слушайте, Виктор Николаевич, вы вообще не похожи на человека, который не любит деньги, которому не нужны деньги, вот честно.
Ксения Анатольевна, что значит любит-не любит?
Как вам может быть все равно, какое решение примет суд? Либо вы будете банкротом, будете признаны официально банкротом, что сильно затруднит вообще любые ваши в дальнейшем бизнес-операции и запретит их на определенное время, либо…
Да я и не собираюсь больше заниматься бизнесом. Зачем?
Либо вам дадут полмиллиарда. Как бы разница очень большая между этими двумя решениями.
Ксения Анатольевна, то, что мне дадут полмиллиарда, это, в общем-то, неплохо, я могу сказать.
Вы просто в это не очень верите.
Если мне их дадут, я от них не откажусь. Но вот у меня была активная фаза борьбы за эти полмиллиарда, когда я был уверен своей правоте, в тех документах, которые подписаны, и так далее. И результатом этого было то, что в суде, например, на этом документе, моем, суд отказался проводить экспертизу. А в приговоре вообще было написано, что Елена Николаевна сказала, что она никогда не подписывала этот документ, и у суда нет оснований не доверять показаниям Елены Николаевны. Поэтому к предъявленному мной документу суд относится критически, а вот даже без этого документа достаточно доказательств, что были какие-то поддельные векселя и так далее.
Это все очень хорошо, кроме того, что речь идёт о вашей родной сестре. Не кажется ли вам в принципе вся эта ситуация крайне грязной? Ведь всем очевидно, что ваша сестра имела свои связи и влияние благодаря тому, что была первой леди Москвы, женой мэра города? Вы просто её брат, вот вам повезло, что так вот сперматозоиды как-то сложились, и вы стали её единокровным братом. Вот, собственно, это главное ваше достижение в жизни, с точки зрения бизнеса. И вы, вместо того, чтобы радоваться хотя бы этому и наслаждаться той жизнью, которая у вас есть, и тем имуществом, которое у вас есть, вы ещё судились со своей родной сестрой, которая вам это все обеспечила.
Подождите, насчет того, кто кому чего обеспечил, это вопрос отдельный и дискуссионный.
Какой дискуссионный? Это вы ей все это обеспечили?
Когда было зарегистрировано «Интеко», мы не думали, что это «Интеко» будет миллиардной, и Лужков тогда ещё даже мэром не был.
Конечно, если бы Лужков не был бы мэром, компания «Интеко» построила бы три ларька где-нибудь в Ватутинках, и на этом, собственно, ваш бизнес бы и загнулся.
Наверное. И тогда стоимость моих 25% акций была бы от трёх ларьков.
Ну вот. Так не кажется ли вам, что вы получили огромные деньги, вы получили по мировой 20 миллионов кэшем, неужели вам этого недостаточно было? Куча недвижимости, куча компаний.
Я по мировой не получил никаких 20 миллионов кэшем. Я 20 миллионов кэшем получил за 1% акций «Интеко», которые она у меня выкупила. Для информации.
Хорошо, вам кажется, что это мало? Вы уже получили большие деньги, вы получили огромные объекты недвижимости, огромные бизнесы. Не кажется ли вам, что за это уже можно быть благодарным собственной сестре и её ресурсам, и не судиться ещё за какие-то 25%, даже если такой документ был?
Ксения Анатольевна, вот мы опять говорим… Я не сужусь за эти активы.
Но вы судились, до этого судились.
В 2011 году я подал иск про свои 25%.
Зачем? Я об этом и говорю, зачем?
Когда в конце 2005 года меня ушли из фирмы, понятно, что там существовали какие-то внутренние конфликты, была причина, почему это случилось. Но раз так случилось, я там был не согласен с чем-то, я встал, мне сказали, что ты здесь больше не работаешь, и я ушел. Ничего, кстати, не подписывая, заранее не готовя для себя какие-то отступные, хотя у меня полномочий было достаточно для того, чтобы себе какой-то, как говорят, «золотой парашют» приготовить. Все, что у меня было, с тем и ушел. После этого, не по моей, кстати, инициативе, по инициативе Елены, был написан какой-то алгоритм так называемого «раздела бизнеса». Он долго не выполнялся, потом начались первые суды, потом, как вы говорите, мировое соглашение, которое меня полностью устроило, и я сидел, ждал.
К сожалению, оно тоже по каким-то причинам не выполняется. К этому соглашению было написано приложение на 24 листах, где было подробно расписано, опять же не по моей инициативе, это приложение готовил не я, подробно расписано, какие именно действия в отношении меня, в том числе бизнес-действия, будут проведены. В том числе, там есть пункт о 25% акций «Интеко», подписанный. Я успокоился, и сидел, стал ждать. Когда дошло до того, что фирму просто продают, я эти документы предъявил в суд и сказал, ну как же так, продают, у меня же там 25%.
Виктор Николаевич, вопрос-то у меня был не в этом. Про документы я понимаю, про документы мы можем долго говорить. Но у нас бизнес в России, как вы сами наверняка знаете, делается по определенным понятиям. Мы можем считать, что это плохо или хорошо, но это так. Вот это факт. И в тюрьму вас посадили по понятиям, и получили вы часть преференций бизнеса «Интеко» тоже по понятиям. Многое в стране происходит так. Вот мой вопрос об этом. Считаете ли вы, что по таким, человеческим, понятиям, это вообще возможно, после всего, что вы получили от своей сестры, тогда в 2011 году судить её на эти дополнительные деньги?
Ксения Анатольевна, если говорить, как вы говорите, откровенно, если бы действительно, при нашем, скажем так, «разводе», я бы действительно получил какую-то сумму, которая была бы со знаком «плюс», наверное, да, с любой этической точки зрения, наверное, я бы не стал это делать. Но когда ты, в общем-то, не по своей инициативе, оттуда ушедший, а просто будучи не согласен с тем, что предлагали, ты получаешь вместо «плюса» «минус». Ну, извините меня, согласитесь, то, что моя сестра была первой леди, это не значит, чтобы я получил огромные долги вместо какого-то «плюса» при уходе с фирмы. А передать активы…
Слушайте, если уж мы начали с вами откровенно говорить про дела давно минувших дней, а как вы думаете, сколько вообще сейчас у Елены Николаевны Батуриной осталось денег сейчас? Вот как вы считаете?
Она же сейчас много с кем судится, вот недавно в Лондоне проиграла суд одному моему знакомому. Ещё кого-то судит, у неё много судебных тяжб.
Да, кстати, объективно нужно признать, что 2005 год, когда на определенном этапе мы продали активы, на пике сделали, компания стала стоить где-то три миллиарда. Это был лучший год, после было только хуже. Я не знаю, она декларирует, что у неё миллиард долларов.
Вы в это верите, вот так честно? Или всё-таки у неё меньше?
У неё есть деньги, я не знаю, мне кажется, любая половина от миллиарда у неё есть, это совершенно реальные суммы. Может быть, и миллиард, не могу сказать точно. Там есть деньги, и я думаю, достаточно.
А вам не кажется, если бы вы с ней просто по-хорошему договорились, и как-то по-хорошему расстались, учитывая ваши родственные отношения, вы единственный брат родной, она бы и так с вами поделилась?
Ксения Анатольевна, я и расстался по-хорошему. Я встал, знаете, как хороший муж при разводе, взял чемодан и ушел. Я же ничего не готовил, ничего не подписывал, ничего не подделывал.
А в чемодане лежало активов на 70 миллионов долларов?
Она сказала, не волнуйся, все будет хорошо, и начала мне передавать активы. Гостиница «Ленинград» в Сочи, 25 миллионов долга ВТБ. «Интеко-Сочи», 25 миллионов кредита в ВТБ. Да, кстати, во всех этих активах 50% были мои, то есть она мне отдавала только 50%. Я их принимаю, прекрасно понимаю, что, конечно, закроют, раз уж она договорилась, глупо отдавать активы, за которые надо платить долги. А оказывается, нет. То есть я, приняв этот актив, принял на себя обязательства по этим долгам, которые вынужден был выплачивать.
То есть когда вы получали, вы думали, что кредиты эти закроются сами собой?
Да не думал, именно так и подразумевалось, и так и написано в договоре.
Она это сказала?
Это написано, понимаете. И я был удивлен…
Ну как, это же честно, и прибыль пополам, и долги пополам, получается.
Даже если вашей версии следовать, всё-таки пополам, да? А не все. Я-то получил все долги, а даже не пополам. Вот смотрите, самое интересное, даже если бы она мне ничего не дала, когда я ушел, меня бы это устроило. У меня там были какие-то сбережения, с дивидендов, у меня были какие-то деньги, которые я, кстати, потом выплачивал на выплату этих долгов, потом лихорадочно продавал эти активы, чтобы хотя бы выйти в ноль.
Вот смотрите, с вами ушло 70 миллионов. Даже если с учетом всех долгов и так далее, хорошо, ну осталось у вас 20. Что, этого мало, что ли?
Что значит мало? Мало-не мало, я говорю о том, что случилось. Вот если бы вообще бы ничего не было…
Вот смотрите, какое вы имеете отношение к этим деньгам, к этим оставшимся 20 миллионам, после уплаты всех долгов и кредитов, если вы просто брат Батуриной? Просто повезло, что именно вашу фирму, так как она уже существовала, взяли и подняли до небес. Ну все, дали вам 70 с долгами, вы расплатились, 20 в итоге у вас все равно осталось. Ну что, это мало, что ли, иди и радуйся, шикарная сделка.
Хорошая. Ещё раз говорю, если бы мне ничего при разделе бизнеса не досталось, а просто бы сказали, все, тебе и так хватит, меня бы это устроило, у меня достаточно было.
Но вам же досталось в итоге 20 миллионов?
Нет, мне не досталось 20 миллионов, мне достались активы, с которыми я до сих пор…
Хорошо, активы после всех сделок, 20 у вас были.
Я вам рассказал про два актива, которые мне передали. Например, она мне передала строящийся дом в Сочи, который признали под снос и который мне принёс убытков на миллиард рублей, потому что я должен был выплачивать дольщикам и по всем остальным делам, хотя я никакого отношения ни к проекту, ни к началу строительства, ни к получению разрешения не имел, мне уже передали его в четвертом этаже, так, на всякий случай. И таких активов достаточно много. В Белгородской области, в другой…
Хорошо, Виктор Николаевич, сколько сейчас, как вы оцениваете своё состояние, сколько у вас сейчас денег, и кому вы должны на сегодняшний момент?
Это, конечно, установит суд. Пока что суд принял долгов ко мне на небольшую сумму, меньше миллиона долларов. То есть на эту сумму тех активов, которые у меня остались, в виде недвижимости, их достаточно.
У вас есть этот миллион?
Другое дело, что претендуют на другие долги, просто их пока суд не принимает, потому что они не предоставляют каких-то убедительных документов, что это является долгом, хотя у них есть и судебные решения, и проценты, и так далее. И, конечно, существует вероятность, что эти долги примут.
Вы не говорите, как Остап Бендер, долги-не долги, вы можете конкретно сказать, вы-то знаете, кому вы должны, кому вы не должны. Вот вы на какую сумму должны людям и сколько у вас на сегодняшний момент состояние ваше?
Ксения Анатольевна, в том смысле, что я взял деньги и не отдал кому-то, у меня таких долгов нет. Суд признал долги налоговой инспекции, которые за четыре года, когда я сидел, насчитали налогов на недвижимость, которая была арестована и продавалась судебными приставами, и вот эти налоги мне, хотя имущество продано, мне их вчинили, так как они его долго продавали, скажем так. Вот эти налоги есть. Есть заявления об оплате долга по договорам поручительства, то есть деньги были украдены до меня, но я подписывал поручительства, и по этим договорам поручительства они тоже предъявляют мне претензии. Такие есть долги.
То есть вы в этом смысле чисты, никому не должны, векселя были не поддельные, за которые вас…
Вы опять путаете де-юре и де-факто. Де-факто я деньги, которые не отдал, не брал. Де-юре налоги насчитаны, поручительства.
То есть дом на Арбате два раза вы не продавали?
Какой дом на Арбате?
Ну три года условно вы получили, по делу о доме на Арбате, который вы продали два раза.
Понимаете, если вы почитаете дело, два раза дом я не продавал. Так, на всякий случай. Там была коллизия, что первая сделка, по которой я получил аванс, я её не стал регистрировать, потому что не получил вторую часть. И заключил договор с другим человеком, то есть регистрация, факт продажи — это регистрация, то есть никаких регистраций ни по первой, ни по второй сделке, не было. Был спор.
Вы получили за это срок условный. Там ещё не было никакой Батуриной.
Получил, потому что так решил суд. Но вы прочитайте приговор, там нет ущерба. То есть я получил три года условно без ущерба, то есть все деньги были отданы.
Потому что вы возвратили человеку деньги, и он отозвал заявление.
Нет, он ничего не отзывал, никаких заявлений. Я ему заплатил деньги, а заявление все равно было, потому что человек посчитал, что эту квартиру, это помещение ему все равно нужно было отдать.
Ну, векселя, я так понимаю, тоже были не поддельные, из-за которых вы…
По векселям история… Я не знаю, можно ли признать поддельным вексель, если я никогда не отказывался от своей подписи на этих векселях. Всё-таки я всегда считал, что поддельные вексели это что-то в них подделано.
Но они нигде не зарегистрированы.
Вексельное право не подразумевает никаких регистраций для векселей, вексель — это долговая расписка. То есть вот мы с вами сидим в ресторане, вы мне дали деньги, я вам на салфетке написал «вексель», такой-то должен, отдал вам, это документ, если уж говорить по закону.
Вы пришли с документом, на котором было написано полмиллиарда вы мне должны. Суд признает это фальшивкой и даёт семь лет.
Неправда, суд дословно, в приговоре написано «подложный вексель».
Подложный. Понимаете, моя позиция была простая. Я же пришел с этим векселем, на котором никогда не отказывался от своей подписи, от печати «Интеко», которая там стояла, что я его выписывал. И принёс документ, с подписью Елены Николаевны, где написано, что она обязуется оплатить этот вексель. И я считал, что этих двух документов достаточно, чтобы предъявить свои права на этот вексель. Суд сказал, что вексель подложный, а документ, где стоит подпись Елены Николаевны, она никогда не подписывала, а экспертизу я проводить не буду, потому что полностью доверяю словам Елены Николаевны, что она его не подписывала. Вот семь лет.
Вы прямо повсюду невиновны.
Дело в том, Ксения Анатольевна, я же не признал вину, что значит, невиновен. Я вину не признал на суде, суд признал меня виновным, но я свою вину не признал, и в настоящий момент тоже не признаю.
Вот я и говорю, что вы не виновны, вы вот как-то везде не виновны. Но при этом, если так глобально задуматься, Виктор Николаевич, вот вы, по сути дела, прожили очень странную, и с точки зрения какого-то делопроизводства, очень пустую жизнь. То есть вы двадцать последних лет судитесь. Судитесь с сестрой, судитесь с Рудковской, судитесь ещё с кем-то. Вот вам не кажется, что это странная ваша жизнь такая? Это же ваша жизнь, и она не вечная, и всю вашу жизнь вы судитесь, угрожаете по поводу детей, оскорбляете Рудковскую, судитесь с сестрой.
Ксения Анатольевна, с Рудковской судился не я, а она со мной. Мы уже этот вопрос просто обсуждали. Я никогда на Рудковскую не подавал иска, кроме иска о расторжении брака, потому что брак был расторгнут по моей инициативе.
Но гадости говорили, и всячески…
Рудковская судилась со мной, потому что её не устроил брачный контракт, и она захотела половину имущества. Да, это был суд. Что я должен был делать, если был такой иск? Я вынужден был защищаться.
Детей потом как-то не отдавали, какие-то у вас там…
Что значит не отдавали? А почему я должен отдавать? Давайте, вы своего ребёнка возьмёте и отдадите. Что значит «не отдавали», это мои дети, почему я из должен кому-то отдавать?
Что значит ваши, это ваши общие дети, это не ваши.
Пожалуйста, а кто мешал, она подписала соглашение, по которому дети проживали со мной. Какие проблемы? Потом просто постоянно менялась ситуация, её не устраивало соглашение, брачный контракт и так далее, всякие провокации с перелезанием, с другими, с прессой, ещё с какими-то вещами.
Но вот это же ваша жизнь, я вот про это и спрашиваю. Посмотрите, столько разных эпизодов, тут с сестрой вы судитесь, сестра плохая, неправа, тут с Яной Рудковской, тут с детьми вся эта ситуация. Вот почему вы так живёте? Двадцать лет вашей жизни это происходит.
Подождите, что значит я так живу? Я живу так, как жизнь эта складывается. Да, у меня была жена Рудковская, да, случилось так, что она со мной несколько лет судилась.
Но это вы, а не она, говорили о том, что она шалава, что она участвовала в аморальных сексуальных оргиях, что она вела себя неадекватно. Это ваши прямые цитаты, никто не заставлял вас так говорить о женщине, с которой вы прожили вместе какое-то время. И как-то это не по-мужски, в принципе, так говорить.
Насчет вот этой цитаты, я не готов вам сказать, что я это говорил, это раз.
Это ваша прямая цитата, пожалуйста, во время предпоследнего бракоразводного процесса. «Развод состоится, потому что я не хочу жить с женщиной, которая ушла из дома, не ночует дома, проводит жизнь в аморальных сексуальных оргиях, уезжает с разными мужчинами за границу, ведёт себя неадекватно. Я не пью и не курю, но все знакомые нашей семьи утверждают, что она употребляет наркотики, ведёт ночной образ жизни. Я не против, но я не хочу жить с такой женщиной. При моем богатстве и положении зачем мне нужна международная шалава-жена, как Яна Рудковская».
Ну, и что?
Ну что это? Виктор Николаевич, это как-то не по-мужски, жену бывшую называть шалавой, говорить про оргии. Ну что это?
Ксения Анатольевна, у любого человека есть какой-то порог для чувствительности, после которого он начинает говорить какие-то вещи, потому что он уже не может молчать. То есть вы же не знаете подоплеку всей этой ситуации, вы же не знаете, что, например, было до той фразы, которую я произнес.
Что же там такого страшного было, что вы свою бывшую жену назвали шалавой?
Да не хочу я об этом говорить. Эта фраза, раз вы её цитируете, значит, я её произносил, значит, эту фразу я произнес потому, что у меня на тот момент назрела необходимость эту фразу сказать. То есть какая-то капля переполнила какой-то сосуд, и я это сказал.
Вы жалеете об этом сейчас?
Ксения Анатольевна, понимаете, если думать только о том, о чём ты должен жалеть, ну тогда нужно или повеситься, или застрелиться.
Почему, это важно, в жизни считать что-то ошибками, а что-то нет. Вот вы считаете эти слова свои ошибкой?
Ксения Анатольевна, вы говорите о факте того, что я это сказал, а я же знаю, что было до этого. Год жизни, о котором я никому не говорил, ничего не делал, но все это на себе испытывал. Я сейчас не помню, что было побудительным мотивом этих вещей. Наверное, что-то было такое, что заставило меня об этом сказать. Да, наверное, можно было этого не говорить, но я смею вас уверить, я это говорил не для того, чтобы просто взять и облить Яну грязью, нет.
А для чего?
Ну, накипело, и я сказал.
Понимаете, так ведь можно оправдать вообще все, что угодно. Вот накипело, и я ударил, накипело, и я убил.
В том, что я ударил хоть одну женщину в своей жизни, пока что не было ни одного случая.
Я вас сейчас в этом не обвиняю, я говорю о том, что этим в принципе легко объяснить… Как сказать, мы все переживаем какие-то сложные года в нашей жизни, может быть, Яна действительно делала много для вас плохих вещей…
Конечно, хочется быть святым, конечно, хочется быть идеальным. Конечно, хочется, но, к сожалению, мы не идеальные, одни в большей степени, другие в меньшей. Я вот, с ваших слов, наверное, в большей степени, ну вот такая жизнь. Я уже как-то говорил, что, наверное, если бы мне сказали, согласен я был бы прожить свою жизнь заново, наверное, я бы её оставил такой, какая она и есть.
Почему?
Потому что меня устраивает в ней то, что я всё-таки иду куда-то по восходящей, а не по нисходящей, то есть я что-то осмысливаю, что-то для себя решаю, что-то для себя понимаю, от чего-то отказываюсь. То есть я, вот хотя у меня седьмой десяток, но я ещё учусь этой жизни.
Ну вот что, какой главный урок на сегодняшний момент для себя вы вывели?
Какой главный урок? Во-первых, по вопросу денег, огромных денег и больших денег. Наверное, всё-таки без этого можно обойтись. Да, естественно, деньги нужны и в нормальном количестве, чтобы они были и так далее, но наверное, потратить всю жизнь на то, чтобы стать миллиардером, наверное, это всё-таки не главное. И слава богу, что у меня жизнь так сложилась всё время, что, в общем, я никогда не бедствовал финансово, и в советское время я хорошо зарабатывал, и после жизнь так сложилась, что у меня деньги были. И надеюсь, что после окончания суда я тоже буду вести какой-то нормальный образ жизни, который будет меня устраивать. Вот это, наверное, главное.
Дальше вопрос, вот как вы правильно сказали, постоянного доказывания, что ты не виноват, постоянные апелляции, что там кто-то несправедливо что-то с тобой сделал, обманул, обокрал и так далее. Наверное, это тоже все бессмысленно, понимаете. Знаете, как Монте-Кристо потратил всю жизнь, чтобы отомстить своим обидчикам. Я как-то задумался, а вот я стал бы так жить, наверное, нет. Наверное, всё-таки потратить всю жизнь, как Монте-Кристо, на месть, это тоже неправильно. Наверное, можно попробовать, дать это сделать, а потом остановиться.
Кто ваши главные обидчики?
Вот сейчас, я и раньше говорил и сейчас повторю, у меня нет никаких материальных претензий к Лене. К сожалению, эта ситуация опять всплыла. К сожалению, она сейчас всплыла на новом уровне, потому что в связи с тем, что она опять пишет на меня какие-то заявления, связанные с тем, чтобы мне дали какой-то срок, я был вынужден провести независимую экспертизу, потому что здесь, к сожалению, мне полноценную экспертизу суды не принимают. Кстати, суд же сделал экспертизу, первую. И все. Когда подали ходатайство, а давайте мы полную сделаем, и тот документ, и этот, листик просветим каждый — суд отказал. Кстати, и они тоже отказались, представители Елены Николаевны, делать экспертизу этих документов. Поэтому я был вынужден обратиться к известным адвокатам, чтобы сделать эти экспертизы.
А вам не горько? Вот у вас же мама, я так понимаю, которую вы тоже не видите, сестру не видите.
Почему, мы с мамой общаемся практически ежедневно.
А как так может быть, она же живёт, как я понимаю…
Ну, она ко мне приезжает. И по телефону мы общаемся с ней ежедневно.
А живёт она где?
Она живёт у Лены.
То есть она живёт у Елены Николаевны, с которой вы не общаетесь, правильно?
Ну удобнее ей жить у Елены Николаевны, удобнее. Ей всё-таки 89 год, и, конечно, там есть наблюдение постоянное, и врачи, и все остальное.
Конечно, ей жить удобнее у Лены, это даже не…
Я не это имею в виду. Я имею в виду, как вот в этой ситуации… Она приезжает к вам? Вы встречаетесь?
Мама мудрый человек, она все понимает.
Когда вы видели маму в последний раз.
Мы с ней общаемся по телефону каждый день.
Виделись вы когда в последний раз?
Она приезжала четыре месяца назад. В принципе, если я попрошу её приехать, она приедет и завтра, просто я…
И вы же наверняка… Понятно. Вы же наверняка с ней ситуацию эту обсуждали?
Она все знает про эту ситуацию.
И что? И что она думает на эту тему?
Я не хочу просто об этом говорить, не хочу об этом говорить. Но смею вас уверить, у нас с мамой прекрасные отношения. Я не хочу просто этого говорить.
Ну а как, неужели она бы не могла повлиять на свою дочь? Ну как, вы же семья.
Во-первых, я её об этом не просил никогда. И зная мою маму, она никогда этого делать не будет.
То есть она не считает, что вы были виновны?
Давайте я не буду отвечать на этот вопрос. Не потому, что я…
А в тюрьме она вас навещала?
Мы с ней по телефону разговаривали.
У вас не были разрешены свидания?
Ксения Анатольевна, если бы вы видели, в каких условиях в тюрьме проводят свидания, то… Я всё время категорически запрещал, чтобы ко мне кто-то приезжал, потому что человека, который жил так, как жили мы раньше, это может шокировать.
Но она хотела приехать? То есть вы её отговорили просто от этого?
Я всем, в том числе и маме, и другим, запрещал приезжать ко мне на свидания.
Вы понимаете, что это абсолютно какая-то древнегреческая трагедия: вы члены одной семьи — вы, ваша сестра — и вот ситуация, в которой вы садитесь в тюрьму из-за суда с сестрой, при этом общаетесь с матерью, которая тоже живёт с сестрой — ну это все какой-то прямо…
Ксения Анатольевна, вы задаете вопрос, на который я не знаю ответа. Я могу сказать, что я до конца не верил, что моя сестра как-то причастна к моей посадке. Просто, к сожалению, последние события, когда по второму разу пишутся заявления с такой же аргументацией и опять со ссылкой, что этот документ… Ну, я не знаю, он подписан мною и Еленой Николаевной, ну это невозможно отрицать, даже внешне, не то что там с экспертизой. А экспертиза это могла установить элементарно. Почему она этого не делает, я тоже не знаю.
Вот почему-то заграницей, когда я отдал это на экспертизу… Заметьте, там эксперт, это судебный эксперт, то есть его показания принимаются в любом суде без дополнительных доказательств, то есть это достаточно ответственный человек, у него вообще сомнений нет о том, чья это подпись. Более того, на втором документе, который они предъявляют как истинный, у этого эксперта тоже сомнений нет, что там не моя подпись. Более того, там не моя подпись заверена нотариусом, как моя. Как это возможно?
Вы бы хотели с Еленой Батуриной восстановить отношения семейные?
Знаете, Ксения Анатольевна, я к ней не испытываю никаких враждебных чувств, могу сказать.
А какие испытываете?
Не знаю, наверное, это какие-то нейтральные вещи, связанные с тем, что она всё-таки моя сестра, и это данность, которую нельзя отменить. Более того, у меня реально к ней нет никаких финансовых претензий, вот о каких вы говорили. Просто вот это проклятие этих акций, оно все равно всплывает. И если раньше это всплывало по моей инициативе, то сейчас это всплывает только потому, что это раньше озвучивалось, и эти документы реально предъявлялись.
Вы не жалеете о том, что вы тогда начали эту тяжбу?
Вы знаете, если вы посмотрите, я же не начинал тяжбу, это же, смотрите, 2010-2011 год. Дело в том, что в 2010 году Лена сделала заявление, что я что-то украл у неё.
Ну она же не просто так это сделала.
Нет, ну если просто так, значит, надо было, наверное, сказать, что украл.
Подождите, она же не просто так это сделала, она же не то что вот у вас было все хорошо, и она сделала такое заявление. Вы на тот момент уже не общались.
Какая разница?
Ну как?
Обвинение в том, что я что-то украл, оно подразумевает объяснение, понимаете? Потому что это серьёзное обвинение.
Вы же уже на тот момент состояли в конфликте.
Ну какая разница? Она же меня обвинила в воровстве.
Ну конфликт был из-за того, что вы начали от неё требовать, из-за этого же был конфликт.
Я требовал только то, что было подписано по её инициативе. А она меня обвинила в мифическом воровстве на какие-то сотни миллионов долларов. И я должен признать, что я человек вспыльчивый в определенных ситуациях, я например, в определенных ситуациях могу долго сохранять спокойствие, но вот есть какие-то вещи, которые меня всегда возбуждают. И вот то заявление, оно было для меня, если честно, очень неприятным. После чего я и подал в суд, а до этого я ни в какой суд никуда не подавал, между прочим, если вы посмотрите. Да, я подал в суд и по поводу этих акций, получил за это семь лет.
Вы жалеете о том, что сейчас вы эмоционально приняли такое решение?
Тогда?
Да.
Я не знаю, могу честно сказать, я не знаю. Я думаю, если бы сейчас восстановить ту ситуацию, что я после её заявления, что я ещё её и обворовал, после того, что она со мной сделала, я бы, наверное, опять что-нибудь сделал. Может, не в суд подал, может, сказал, как про Рудковскую, ну что-нибудь обязательно сделал. Ну не знаю, характер тоже не переделаешь.
Понятно. Слушайте, а куда ушли деньги, которые достались вам от рухнувшей империи Лужкова-Батуриной, скажем так?
Понимаете, у меня, когда я ушел, были кое-какие сбережения, дивиденды, всё-таки за 15 лет, конечно, у меня что-то было. И часть денег, я был вынужден заплатить по обязательствам тех активов, которые мне передали, в частности по кредитам ВТБ. Потом, когда начался развод с Рудковской, мне пришлось лихорадочно продавать активы, и не всегда по рыночной цене, там тоже общем-то были потери определенные. Потом начался процесс вот с этим домом, который хотели снести. Кстати, его сейчас построили, пока я сидел в тюрьме, этот дом, то есть не снесли, он стоит, красавец, и люди хорошо заработали на нём. И мне нужно было срочно как-то закрывать, чтобы не попасть ещё под обязательства перед дольщиками, которые были зарегистрированы в ФРС.
Вы понимаете, да, если бы меня ещё обвинили, что я кинул дольщиков… Поэтому лихорадочно надо было переуступать актив, подписывать какие-то соглашения с новым собственником и так далее. И вот сейчас, как вы говорите, основной долг, который обсуждается в банкротстве, это как раз долг вот этого нового собственника, с которым я состоял в товарищеских отношениях, и который, пока я сидел, по тому обязательству, которое я ему подписал, если дом будет снесен, вот он его предъявляет, хочет предъявить как долг, хотя дом не снесен, а построен. То есть понятно, что раз он построен, то и обязательства этого нет.
Вот у экс-мэра Москвы была своя версия по поводу этих активов. Юрий Михайлович сказал, цитирую следующее: «В. Батурин имеющиеся у него финансовые ресурсы потратил на организацию дорогостоящих военных баталий, имитирующих события войны 1812 года, особенно тех, где войска Наполеона побеждают русских», Интерфакс, 2011 год. Вот как-то можете прокомментировать это?
Я в принципе могу дать отчет по тем средствам, которые я затратил на военно-историческую реконструкцию. Кстати, о военно-исторической реконструкции. Да, действительно я стоял у истоков военно-исторического общества и был его первым секретарем совета. Первое общество было зарегистрировано в Министерстве юстиции в 2004 или 2005 году, и да, действительно нам удалось создать такие традиции, которые сейчас работают и уже оплачиваются государством: Ледовое побоище, если вы помните, Невский пятачок, Малоярославец, Березина и так далее. Да, это удалось, и сделали. Смею вас уверить, что реконструкция огромная, то есть с тысячами участников — это сотни тысяч долларов, то есть это даже не миллионы.
А почему это вам так нравилось? Вы можете объяснить, почему это вам так нравилось?
Мне было интересно создать вот эту традицию военно-историческую. Ведь клубы были самодеятельные. Мне было интересно их объединить, чтобы это стало какой-то частью нашей культуры.
Подождите, что там происходит? То есть вы строите войска друг напротив друга, одеваете в форму…
Нет, дело не в этом. Смотрите, Ксения Анатольевна, дело в том, что реконструкция позволяет тебе, если это не лубочная картинка и не попса, окунуться в то время, то есть понять, какие эмоции чувствовал человек на поле боя в то время, идя на смерть, совершая подвиги и так далее. Я вам скажу, откуда вообще у меня пришла идея такая. Смотрите, православная церковь, литургия, это же ведь реконструкция жизни Христа. То есть люди, чтобы сохранить традицию, что они видели живого Христа, что он действительно жил, совершал какие-то поступки, придумали вот эту литургию и Евангелие. И мы, когда заходим в церковь в течение года, у нас с вами годовой круг богослужения — это практически реконструкция земной жизни Христа и его крестной смерти.
Ну а почему Наполеон-то, побеждающий русских? Почему именно этот сюжет?
Ледовое побоище, Невский пятачок — это не совсем Наполеон, это так, на всякий случай.
Просто Юрий Михайлович говорит именно о том, что события войны 1812 года.
Ну если вы мне скажете, что русские под Бородино победили…
Нет, а почему именно эти события вас так завораживают.
Какие?
Бородино, 1812 год.
Нет, подождите это же наша история.
Подождите, у нас много в истории событий. Битва под Сталинградом, Курская битва.
Подождите, время Наполеона — это время наивысшего величия России. В результате победы над Наполеоном мы стали первой державой в Европе, и много десятилетий доминировали, определяли свою политику, то есть это наш золотой век.
Почему вам хотелось именно Бородино реконструировать?
Нет, Бородино это была до меня традиция, я только её поддерживал. То, что делал я — это Фридланд, Малоярославец, Березина, это если брать наполеоновские войны, это да. А потом, вот вы говорите, поражение-не поражение. Да, так сложилось в истории, что, как говорил сам Кутузов, что он не выиграл ни одного сражения у Наполеона, начиная с Аустерлица, но выиграл войну. Это не я виноват в том, что так сложилась война с Наполеоном, что конкретное сражение мы Бонапарту в основном проигрывали, ну во всяком случае в нашей кампании, на территории России. Ну а в результате он убежал отсюда и потерял всю армию. Да, это исторический факт. И извините меня, если Березина — это наше поражение, наверное, да. Бородино, да, действительно после Бородино мы сдали Москву, но извините меня, в этом виноват не Батурин, заметьте.
В этом вас, слава богу, и не обвиняют. Вот приведу просто ещё одну цитату бывшего мэра.
Нет, почему, там было заседание в Госдуме, помню, в 2004 году, где меня вообще чуть ли не обвинили в том, что Батурин сдал Наполеону Москву. На что я сказал, что её сдал Кутузов, в честь чего этот проспект, по которому отступала наша армия, назвали Кутузовским.
Ещё одна цитата экс-мэра Москвы. «Прискорбно, что этот нездоровый, на мой взгляд, в психическом плане, человек был активно использован властью и СМИ в кампании по травле экс-мэра и его жены», — сказал Юрий Лужков. Во что вы можете сказать по этому поводу?
Ну, пусть это на его совести останется. Понимаете, потом, все определения очень расплывчатые. Я не знаю, что он имеет в виду. Что касается психического здоровья, то я ежегодно прохожу диспансеризацию, и психически я, в общем-то, здоров, справка у меня есть. Если это нужно, я могу её предъявить. Что касается, зачем он об этом говорил? Я не знаю. И распространяться… Я, конечно, знаю какие-то подробности, но я просто распространяться на эту тему не очень…
Ну почему, скажите, какие подробности.
Ну не хочу я. Зачем? Юрий Михайлович достаточно много был мэром Москвы, зачем ворошить прошлое. Зачем он это сказал? Я не знаю. Вот вы говорите, зачем я сказал про Рудковскую такие слова? Наверное, у него тоже что-то было такое, что подвигло его на эти слова. Я помню, я один раз назвал его подкаблучником, например, или ещё что-то. Наверное, у него тоже капля какая-то переполнилась.
А вы его считаете подкаблучником? Слушайте, расскажите, в какой ситуации вы его назвали подкаблучником? Как это было?
Ну я не помню сейчас дословно.
Ну что, сидели за столом, ужинали, и тут вы говорите: «Юрий Михайлович, а вы-то…».
Не помню. Нет, там что-то было уже как-то… Это было связано с какими-то СМИ, они мне задали какой-то вопрос, там зашел вопрос, и я что-то на нерве сказал эту фразу. Там что-то было связано с деньгами, Лужков, у кого деньги, насколько я помню. Я говорю: «У кого деньги? Конечно, у Лены, у кого ещё могут быть деньги».
Понятно. Слушайте, в одном из интервью тоже вы сказали о том, что в тюрьме за вас хлопотали воры в законе. По каналу НТВ вы давали такое интервью и так сказали.
Ну, за меня не хлопотали никакие воры в законе. Я на канале НТВ сказал, что, когда я приехал отбывать наказание, мне был звонок, где несколько воров в законе спросили, как у меня дела, и нужна ли какая-то помощь. Вот это было. А то, что они за меня хлопотали, вот этого я не говорил, и этого никогда не было. Более того, я никаких дел с ними никогда не имел, и то, что я просто сидел в Бутырке на так называемом воровском продоле, и там действительно сидели воры в законе, а я там всё-таки сидел два года, и их прошло какое-то количество, как вы понимаете, — это вот единственная моя какая-то связь с ними.
Слушайте, мне кажется, сейчас у нас в эфире есть уникальная возможность исправить какие-то вещи, потому что, в общем, вы христианин, вы православный человек, знаете силу прощения христианского, что всех надо прощать, и друзей, и врагов. Вот я вам предлагаю невероятную вещь. Давайте прямо сейчас из эфира наберем Елену Батурину, и по-христиански с ней поговорим, попросим прощения…
Нет, понимаете, в чем дело, я уже говорил о том, что я давно Лену простил, и никаких к ней претензий, ничего не имею.
И вы попросите прощения и её простите. Ну как? Это же по-христиански. Вы, я знаю, человек православный, верующий. Правильно? Вы должны знать, что просить прощения даже у врагов — это большая милость. Давайте позвоним и попросим прощения.
Ксения Анатольевна, дело в том, что у меня на сегодня с Еленой Николаевной с моей стороны никаких конфликтов нет. То есть я у неё ничего не прошу.
Ну а что с её стороны, это же не так важно. Это вот и в Библии написано, неважно, как они, важно, как мы.
На сегодня на меня написано три заявления в правоохранительные органы, где меня обвиняют о всех смертных грехах.
Ну это же на её совести. А вы вот позвоните и попросите по-христиански прощения за все.
О чём? О чём прощения?
За все. Ну как, знаете, есть даже Прощеное воскресение. Люди просто звонят без повода и всегда говорят: «Прости меня».
Нет, Ксения Анатольевна, наверное, я всё-таки ещё не дошел до такой степени обожения, чтобы так поступать. Наверное, может быть, чисто теоретически, я даже, может быть, схиму какую-то приму, и меня, может, даже до степени просвященности, в смысле Фаворского света, который, может быть, я увижу за счёт своего поведения, но пока вот, наверное, всё-таки я только на пути к этому.
И потом, у меня нет цели помириться, простить с ней, ну так сложилось, уже прошло много времени. Вот эта ситуация уже она настолько перезрела, что она просто должна получить какое-то окончание, то есть она должна дойти до какого-то логического конца. Условно говоря, второй раз меня должны посадить, чтобы я там успокоился, и больше никогда не пытался доказать, что меня обманули, или же всё-таки мне скажут, знаете, Виктор Николаевич, да, действительно, вы были правы, подписи все нормальные, и у вас было право там чего-то требовать, просто не надо было этого требовать, и все бы было хорошо. Меня тоже такой ответ устроит.
Виктор Николаевич, а вы осознаете, что вы со всеми этими вашими судами, шальными деньгами, родством с Батуриной, этими разборками и так далее, что все это — это уже все прошлое, что вы часть прошлого?
Прошлое, конечно, полностью согласен.
Что вы, по сути дела, это уже не будущее России, и даже уже не настоящее России, а вы прошлое России, вот конкретно вы.
То, что моя жизнь больше в прошлом, чем в настоящем и будущем, здесь с вами трудно спорить.
Не с точки лет я имею в виду, а именно с точки зрения ощущения жизни, вот этих вот шальных денег, каких-то гулянок, судов, лужковской архитектуры, схем корпораций «Интеко», строительство корпораций «Интеко» — вот все это вместе, все это далёкое прошлое. Сейчас другие дома, другие улицы, другие люди владеют бизнесами, и как бы вот все по-другому.
Да, у них будет какая-то другая история. И я думаю, другие скандалы, к которым обязательно приведет владение деньгами и бизнесами.
Вот что вы чувствуете по этому поводу?
И да, у меня была своя история, и я прожил достаточно интересную жизнь, смею вас уверить.
Нет, я сейчас не об этом спрашиваю. Скандалы безусловно будут, и в общем, как раньше «пилили», так и сейчас «пилят», но сейчас делают это как-то тихо. Пришли тихие чекисты, которые не устраивают вот этого разгуяева в стиле Тельмана Исмаилова, куда приезжает Лужков погулять в Mardan Palace, а делают это тихо.
Согласитесь, мои военно-исторические реконструкции всё-таки, кроме, как вы говорите, признаков гуляний, несли на себе какой-то и позитив.
Правильно?
Ну, для кого-то наверняка, не знаю, но просто вот сейчас поменялось время. Вы это чувствуете? Сейчас другие люди имеют деньги, по-другому их тратят, скромно себя ведут, не скандалят, не выступают с вот такими оскорбительными заявлениями, не судятся таким образом.
Вы знаете, я вам могу сказать, что то время, которое было раньше, и девяностые, и начало двухтысячных, всё-таки, на мой взгляд, они были позитивнее нынешнего времени в том, что всё-таки было ожидание. То есть всё-таки был какой-то романтизм, даже у олигархов, даже у тех, кто владел деньгами, все равно присутствовала вот эта нотка патриотизма, отчизны, желание её куда-то вывести на рыночные рельсы и так далее. Сейчас вот этого романтизма нет, а чистый прагматизм и рационализм, и космополитизм.
Это плохо?
Это то, чего всё-таки не было в девяностых и двухтысячных. Всё-таки тогда мы всё-таки ощущали себя русскими, советскими, как угодно называйте. Сейчас все у нас говорят на нескольких языках и и без акцента.
