Как основатели «ВКонтакте» не дали сожрать Пашу Дурова

Каноническая история крупнейшей российской соцсети «ВКонтакте» такова: гений Павел Дуров и его брат Николай создали медиаплатформу с огромной аудиторией и вот-вот добились бы мирового господства. Но два сооснователя соцсети, Лев Левиев и Вячеслав Мирилашвили, которые на старте дали денег, помешали — сначала пустили инвестора, и скоро свободная соцсеть получила в совладельцы холдинг Mail.Ru Алишера Усманова. А когда политическая обстановка в стране начала накаляться, они продали свои доли фонду UCP — по слухам, сделку в интересах Кремля курировал глава «Роснефти» Игорь Сечин. Ни Левиев, ни Мирилашвили долго не комментировали эту историю. Спустя почти шесть лет с момента, когда Дуров окончательно покинул «ВКонтакте», Лев Левиев поговорил с Лизой Осетинской и рассказал свою версию тех событий.

Детство Льва Левиева, встреча с будущими партнёрами — Мирилашвили и Дуровым

— Каково это — в 15 лет переехать из Волгограда в Израиль? Много стресса?

— Нет, на самом деле я очень хотел уехать — там жила бабушка, другие родственники, я часто там бывал и мечтал пожить среди иностранцев, мне это казалось жутко интересным. Родители подсказали школу, они общались с кем-то, чьи дети там учились. Это американская школа в городе Герцлия, хотелось получить международное образование. Но гражданином Израиля я стал только в 2014 году, не хотелось там в армию идти.

— В этой школе у тебя завязалось важное знакомство…

— Да, с будущим партнёром Славой Мирилашвили мы, считай, сидели за одной партой с 9-го класса.

— Оттуда ты уехал в Канаду?

— Да, в университет (Лев Левиев изучал финансы и учёт в Университете Макгилла в Монреале. — Прим. The Bell). Когда я получил письмо, что поступил, очень радовался, прыгал. Купил билет, у меня не было ни телефона, ни банковского счета, я просто взял сколько-то наличных, один полетел туда. Это был 2002 год.

— А чем занимались твои родители?

— У них был бизнес в Волгограде, какая-то недвижимость, сделки «купи/продай», какой-то бартер, ничего особенного. Когда я уезжал, в Волгограде обстановка была не очень — шла первая чеченская война, и у нас одного родственника похитили прямо в Волгограде, увезли в плен и присылали домой отрезанные пальцы. Не моему отцу, другому члену семьи, но отец тоже был в курсе.

— Его спасли?

— Да, освободили. Даже фильм по ОРТ показывали про него и ещё четырёх освобожденных заложников.

— То есть родители тебя просто эвакуировали в более безопасные страны. Тем не менее после Канады ты вернулся в Санкт-Петербург. Почему?

— Меня пригласила семья моего друга Славы [Мирилашвили] вернуться, чтобы поработать вместе с ними, в их огромном бизнесе. Слава тоже возвращался в Россию. Мне было очень интересно попробовать.

— А его отец в это время был в заключении? (Бизнесмен Михаил Мирилашвили в 2003 году был приговорен к 12 годам лишения свободы по обвинению в покушении на похищение похитителей его отца. Он вышел на свободу в 2009 году по решению ЕСПЧ. — Прим. The Bell)

— Да, в санатории. Мы начали работать, я был аналитиком в одном из бизнесов. Параллельно мы думали, что мы можем делать бизнес вместе. Я как-то всегда понимал, что я буду бизнесменом.

— Как появился Павел Дуров? Расскажи свою версию.

— Очень просто. Слава открыл газету «Деловой Петербург», там на последних страницах была секция про университеты. Он увидел фотографию Павла, который рассказывал про свой форум spbgu.ru. Слава сказал: «Я с ним учился в средней школе, он умный парень, давай его как-нибудь позовем, пообщаемся, может что-нибудь придумаем». Я думаю, что, глядя на бизнес отца, у Славы сложилось понимание, что важно иметь людей, которым ты можешь доверять, умных людей.

В какой-то момент Слава рассказал Паше про Facebook — мы ещё на втором курсе начали им пользоваться, в 2004 году, как только он появился. Мы предложили Паше сделать подобную штуку на базе его студенческого форума. Но Павел не захотел и предложил сделать с нуля.

Я отвечал за бизнес-функционирование, то есть за все, что не касается кода: заказ серверов, офисы, бухгалтерия и так далее. Первую версию он сделал месяца за два. Когда запустились, начали разыгрывать айподы среди тех, кто пригласит больше всех друзей. Паша написал какой-то серьёзный алгоритм, который определял читеров, выявлял победителей, я сидел в «Кофе хаузе» и раздавал победителям футболки и айподы.

— А деньги-то откуда были?

— Деньги давал Славин дедушка. (Михаил Габриэлович Мирилашвили, бизнесмен, вице-президент шведской компании «Лемо Эдженси», президент Всемирного конгресса грузинских евреев. — Прим. The Bell)

— Я читала две разных версии, как вы поделили доли. В версии журналиста Николая Кононова, автора книги «Код Дурова», говорилось, что у молодежи было по 20%, а у старшего Мирилашвили — 40%. Это правильно?

— Нет. У меня было чуть больше, чем 10%. У Паши 20%. Остальное у Славы, у его семьи.

— Почему ты стал исполнительным директором, а Дуров — генеральным?

— Паше это было важно.

— У него был карт-бланш на решения?

— Нет, он отвечал за всю разработку, но мы достаточно часто собирались все вместе, обсуждали, в том числе и фичи, и направления. Мы достаточно близко и плотно работали вместе.

— Просто во всей известной истории фигурирует только Паша. А что делали остальные, непонятно.

— Мы фаундеры, мы основали эту компанию. Позиционируем себя как финансовые акционеры. Мы в этом проекте были, чтобы заработать деньги.

— Эта мысль с самого начала была?

— Да, конечно. Зачем иначе создавать бизнес?

— Ради мирового господства?

— Нет, мы достаточно прагматичные люди.

— Cкорость развития компании в начале была просто фантастической: фича, ещё одна, ещё одна, это вставили, то добавили, платежи подключили. Такую динамику держать сложно, как у вас получалось?

— Были примеры. Facebook что-то делал, «Одноклассники» стали активными, когда пришeл Илья Широков. Мы достаточно хорошо анализировали поведение пользователей, какие-то тренды угадывали, у нас была статистика внутренняя. Я, Слава, Паша собирались и вместе обсуждали, что мы будем делать дальше.

— Через полгода вашего триумфального роста появился Юрий Мильнер.

— Появлялось много разных инвесторов. Даже Альберт Попков, основатель «Одноклассников», что-то предлагал. Он приходил с оценкой $3 млн, это было смешно. Мильнер пришел с оценкой $30 млн. В итоге первую часть доли мы продали ему по оценке $50 млн, и дальше все росло намного быстрее. Основные расходы — это были сервера. Надо было постоянно покупать сервера, потому что разработчиков у нас никогда не было много, а Паша работал из дома, не хотел даже офис брать долгое время.

— В какой-то момент доля Мильнера стала долей Mail.Ru. Пытаюсь себе представить, что бы было, если бы доля какого-то инвестора в Facebook стала частью Google.

— Да, это для нас тоже было сюрпризом. К нам заходил DST как инвестор. В итоге трансформировался в стратега. По договору нам нужно было их согласие на IPO, заключая его, мы понимали, что инвестор в принципе хочет заработать и не будет против биржи. А ситуация с Mail немножко изменилась — им стало не нужно IPO «ВКонтакте». Наши варианты выхода сильно сократились, когда нашим инвестором стал стратег, который мог блокировать выход на биржу или вход нового инвестора.

— Но вы с Мильнером нормально контактировали и до сих пор контактируете, несмотря на это.

— Как-то они это гладко сумели провести. Когда они консолидировались, была сделана ещё одна сделка, мы получили ещё больше кэш-аута по высокой оценке. Мы понимали, что в любом случае сохраняем контроль над компанией, — у Mail стало, кажется, 40% по высокой оценке. Это как раз было перед IPO самой Mail.Ru в 2010 году. Мы полагали, что у нас появится рычаг, если они не захотят все выкупить, то им придётся заплатить. Но это было бы в ситуации, если бы мы все вместе держались. Но немножко ситуация изменилась.

— Мне казалось, что Павел был настроен несколько иначе, что у него-то была мысль про создание глобальной истории.

— На самом деле мы могли продать все Mail.Ru, Паша был не против, мы готовили эту сделку. Но Mail решил нас разделить. Я думаю, что им было важно Пашу удержать. Наверное, они боялись, что не смогут всей этой штукой управлять, если он получит деньги и резко уйдет. Мы со Славой свои договоры с ними подписали, а договор с Пашей они составили иначе и, видимо, сделали там какие-то ошибки, потому что не знали, как с ним надо общаться.

— А ты понимал тогда, как надо с Павлом общаться?

— Конечно.

— А как?

— Надо просто понимать его точку зрения, что ему важно. Он не будет кого-то кидать, он не будет уходить, ему важно, что он создал. Он ответственный человек. Потом они нашли к нему подход, но момент был упущен, появился знаменитый фак (Дуров выложил в Твиттер фотографию, на которой он показывает средний палец, с подписью: «Официальный ответ треш-холдингу Mail.ru на его очередные потуги поглотить ВКонтакте». — Прим. The Bell).

Когда Mail сильно на Пашу разозлился, они к нам пришли и сказали: готовы ли вы продать без Павла? На что мы сказали: «Нет. Это наш партнёр, это наш друг». Мы понимали, что Mail Пашу бы сожрал. Причём там речь шла про хорошие деньги.

— $2 млрд была оценка?

— Больше. $3 млрд.

— Вы как три мушкетера! Что же пошло не так?

— Наши интересы просто разошлись в какой-то момент. Мы со Славой хотели бороться с Mail и искать другого покупателя или инвестора. Думаю, что Павла напрягла перспектива появления ещё одной стороны, перед которой нужно будет отчитываться.

— Что за история с телефонным звонком, когда на громкую связь поставили ваши переговоры с Mail.Ru и это услышал Дуров, разозлился и выкинул вас из «ВКонтакте»?

— Паша удалил наши аккаунты, да. Mail.Ru всё-таки нашел к Павлу какой-то подход. Мы начали обсуждать разные сценарии с представителями Mail.Ru — нам всё-таки нужен был ещё один инвестор, противовес, который помог бы нам противостоять холдингу, может быть, вывести «ВКонтакте» на биржу. Паше это было не нужно. Там была не громкая связь, более хитрая схема. Человек сказал: плохо слышно, я перезвоню. И, видимо, набрал Пашу и нас одновременно. Но ничего такого, что бы мы не сказали Паше напрямую, мы не говорили.

— Был момент, когда вы вообще перестали разговаривать?

— Да, конечно.

— И не могли друг до друга достучаться?

— Мы даже не пытались. Он запретил всем в компании с нами общаться, нас отрезали от информации.

— А как же исполнительным директорам работать?

— Я уволился, чтобы не воевать со своей же компанией.

— Наверное, с обеих сторон была какая-то ошибка допущена?

— Думаю, мы просто дали третьей стороне вмешаться в наши отношения. В этот момент Славин отец вышел из санатория и переехал в Израиль. Слава тоже поехал туда, чтобы быть поближе, провести время. Раньше они достаточно близко с Пашей общались и дружили, но в какой-то момент общения стало меньше. Возможно, нам надо было больше общаться, проводить время друг с другом.

— Не пытались сесть с бутылкой и обсудить, договориться?

— Паша же не пьёт. И мы тоже, только вина в шаббат можем. Конечно, мы пытались поговорить, но, мне кажется, Пашу с той стороны как-то замотивировали — на то, как дешево нас могут выкупить.

— А постфактум не обсуждали?

— Нет. Мы с ним встречались, разговаривали. У нас на самом деле хорошие отношения, мы общаемся. Он понимает, почему это случилось, какие силы на него повлияли, мы это понимаем и стараемся не поднимать эту тему. Мы довольны тем выходом, я думаю, что он тоже доволен. Потом было бы намного сложнее выходить.

— Откуда взялся Илья Щербович, президент United Capital Partners?

— Помимо него были другие претенденты.

— Малофеев?

— Малофеев приходил, да. Был фонд большой международный.

— Baring Vostok Capital Partners?

— Они тоже обращались, и по цене мы договорились, но, кажется, там Паша соскочил. Это было, когда мы ещё общались и пытались найти противовес для Mail.Ru.

— Почему выбрали Щербовича?

— Я думаю, что UCP — это достаточно большой фонд, который умеет работать с инвесторами в больших компаниях. Важно понимать, что мы были рады выйти. С одной стороны — Павел, который непредсказуемый, очень умный, талантливый парень, но непредсказуемый. С другой стороны — Mail и команда Алишера Усманова, просто акулы. И ещё Россия, какая-то политическая обстановка. И тут два гражданина с паспортами Израиля контролируют российскую социальную сеть. Мы все оценили и решили: мы будем довольны тем, что есть. Мы были слишком молодые и неопытные, чтобы лезть в эту войну.

— Были слухи, что эту сделку курировал Игорь Сечин.

— Я никогда не слышал, чтобы Сечин интересовался этой сделкой. Это вопрос к UCP.

— В какой момент вы снова начали разговаривать с Дуровым?

— Я думаю, через год после того, как мы подписали соглашение со всеми.

Инвестиции Льва Левиева. Как вложиться в фонд Юрия Мильнера

— Дальше с тобой произошла интересная трансформация. Ты был фаундером и переключился на инвестиции.

— Я стал инвестором, потому что у меня были деньги, которые мне нужно было инвестировать. Половину своего первого или второго кэш-аута, я получил $10 млн., я вложил в фонд Мильнера DST2. Потом я ещё вкладывал в DST2, DST3, DST4 и так далее. Я продолжаю вкладывать в фонды Мильнера, потому что там очень хорошие менеджеры. DST1 был закрытый фонд, там были деньги, может быть, Усманова.

— Это который в Facebook инвестировал.

— Да. DST2 тоже вкладывал в Facebook, только по более высокой оценке.

— Тебе удалось проехаться?

— Они использовали имеющуюся долю Facebook, вложили её в новый фонд по какой-то нормальной оценке, и это было достаточно привлекательно для инвесторов. Получилось, что в фонде была хорошая часть Facebook по хорошей оценке.

— Что надо сделать, чтобы тебя взяли в фонды DST?

— В DST2 я вкладывал, кажется, когда ещё был «ВКонтакте». Тогда ограничений было меньше. Сейчас очень сложно зайти. Хотя и тогда мне не удалось зайти так, как бы я хотел, мне не дали. Но с тех пор у меня есть локация, и я инвестирую.

— Я потратила сколько-то часов, изучая на Crunchbase спектр твоих инвестиций, и не до конца поняла принцип. Там есть очень разные звери. Есть приложение Calm для медитаций, есть компания по производству медицинской марихуаны Columbia Care, есть игры, есть сервисы бронирования отелей. Почему такой странный набор?

— Потому что я не фонд. Я инвестирую как family office. Разные инвестиции были сделаны в разное время. У меня нет какой-то задачи в какой-то срок зайти и выйти. У меня нет внешних инвесторов. Я могу выбирать то, что мне нравится. Calm, например, мне понравился как бизнес, понравилась цена. Я вложил год назад в одну из крупнейших в мире киберспортивных организаций, в британскую Fnatic. Мне нравится эта индустрия, мне понятно, куда она идёт. Плюс у меня была возможность, положив достаточно большой чек, попасть в совет директоров компании. И для меня это было важно.

— Нельзя как-то обойти вниманием Ostrovok.

— Сейчас мы её называем Emerging Travel.

— Да. Особенно на фоне банкротства старейшего туроператора в мире Thomas Cook, это представляется мне какой-то странной инвестицией.

— Мне очень нравится эта компания. Во-первых, люди, которые ею управляют. Серж Фаге, который её основал, очень интересный человек, очень умный, со своей спецификой. Он был в компании, когда был бурный рост. Когда компании стало сложно, понадобилось стабилизировать бизнес, ему это стало не так интересно. Мы договорились, как это передать Феликсу Шпильману, который мне очень симпатичен. Он работал в DST, когда я делал сделку «ВКонтакте», там я с ним и познакомился. Теперь он уже разбирается с этой инвестицией.

Серж умел продавать. Когда времена были хорошие в России, российский рынок был привлекательным, у них был хороший network. Серж учился в Стэнфорде и привлёк хороший пул инвесторов. (В 2011 году в компанию вложились основатель PayPal Питер Тиль, основатель Skype Никлас Зеннсторм, основатель Zynga Марк Пинкус, член совета директоров «Яндекса» Эстер Дайсон и другие. — Прим. The Bell)

После 2014 года западные инвесторы захотели выйти, причём не просто выйти, а выйти очень быстро и вообще забыть, что инвестировали в российский стартап. Они даже доплатили. Я в первый раз увидел, что фонд доплатил деньги, чтобы их просто не трогали. Ostrovok так получил пару миллионов долларов.

Компании нужны были деньги. И в этот момент мы зашли по очень хорошей оценке, это был даун раунд, всех остальных инвесторов размыло. Мы дали компании возможность выжить и развиваться.

— А куда развиваться, когда 80% рынка — Booking.com?

— Там очень хорошие технологии, очень хорошая команда и культура. Снаружи выглядит, что это просто бизнес бронирования отелей, на самом деле очень сложный бизнес, который складывается из сотни поставщиков, куда подтягивается инвентарь. Сначала казалось, что борьба с Booking в принципе возможна, если есть доступ к капиталу. И доступ к капиталу был.

Когда после 2014 года доступ к капиталу стал меньше, бороться с Booking стало намного сложнее, не было денег, чтобы постоянно их вкачивать в рекламу. Феликс сориентировался, создал В2В-направление, которое сейчас драйвит бизнес, очень хорошо растёт. Мы довольны.

— Как ты выбираешь вообще компании? Назови свои три принципа инвестирования.

— Я достаточно opportunistic, где вижу возможность, зарабатываю. Мне важна команда. Команда — это самое важное.

— В связи с этим поразительно для меня вот что: никто не хочет инвестировать в медиа. Ни в России, ни за её пределами. За редким исключением. Ты — такое исключение. У тебя есть ИД «Комитет», в который входят Vc.ru, Tjournal, DTF, ты вкладывался в Coub, в подкасты. Почему?

— «Комитет» только со стороны кажется медийным бизнесом. На самом деле внутри это уже технологическая платформа для SAS-продуктов, которую мы сейчас будем превращать во что-то другое. По сути это движок, на котором написаны TJournal, DTF и vc.ru.

— А причём здесь медийная составляющая? Зачем она?

— Она ни при чем. Просто так все начиналось. Вначале нам казалось, что важно иметь какое-то медийное издание, чтобы приобрести некое влияние. Влияния никакого нет, потому что там работают такие журналисты, что я только рот открою, меня сразу отправляют куда подальше.

— Хорошие журналисты.

— Да, хорошие. Поэтому начинаем двигаться в немедийное направление.

— Как медиабизнес, он зарабатывает?

— Он себя кормит.

— А зачем тебе подкасты?

— Подкасты — это не медиа, это контент. Я вижу, что начинается борьба между платформами. Допустим, «Яндекс.Музыка», Spotify, AppleMusic — эти площадки готовы платить за контент. Это то, что делает их уникальными. Поэтому Spotify купил американскую студию подкастов Gimlet за 200 с чем-то миллионов. У них был уникальный контент, на который люди шли.

— Ты считаешь, что сейчас наступает эра контента?

— Я думаю, она уже давно наступила.

— Почему именно подкасты?

— Не знаю, так сложилось. Я интересовался подкастами как платформой. Меня познакомили с Ликой Кремер, соосновательницей студии подкастов «Либо/Либо», она меня убедила, что платформы везде, будет трудно создать что-то новое. И рассказала про контентную часть этого бизнеса, что это можно выстраивать и зарабатывать деньги потихоньку. Мне понравилось. Там небольшие деньги, но очень хорошая команда, и мне нравится, что они делают.

— То есть ты веришь, что в ближайшее время платформы будут инвестировать в контент?

— Да. Они уже инвестируют. Facebook выделил миллиард, Apple выделил миллиард, «Яндекс» активно работает, Spotify заходит в Россию. Будет конкуренция. Когда есть конкуренция, на этом всегда можно заработать.